Берлин, 1922 год
В приют на Фрёбельштрассе Анатолия не пустили. И его, и еще нескольких таких же, как он, не нашедших жилья в пятидневный срок и вернувшихся с надеждой.
Старший инспектор – рослый блондин, с виду холодный и неприступный викинг, но добряк в душе, который все понимал, потому что повидал слишком много, предупредил:
– Завтра приходите, а сегодня держитесь отсюда подальше. Нас предупредили – вечером нагрянет полиция с проверкой, и всех, у кого кончился срок, могут загрести в тюрьму, причем вышлют из Берлина. Что-то начали вашего брата зажимать там, наверху, крепко! – Он многозначительно воздел палец. – Эти молодые болваны, которые две недели назад устроили тут бунт, протестуя против наших порядков – может быть, слышали? – ждут суда, но у полиции до проверки только сейчас руки дошли. Те парни наговорили, будто здесь ночуют все кому не лень за взятку инспектору.
Он сердито насупился.
– В общем, приходите лучше завтра. Думаю, сможем вас поселить. А сейчас уходите, не маячьте тут, а то неизвестно, во сколько точно полиция приедет.
И он скрылся за воротами приюта.
– Вот те на, – растерянно сказал рыжий тощий мужчина. – Придется на вокзале ночевать.
Анатолий стиснул в кармане остроугольный, колючий прямоугольничек визитной карточки Клауса. Эта встреча… эта судьбоносная встреча! Повезло! Вот где он заночует… Хотя нет. Клаус просил прийти завтра. Можно, конечно, притащиться туда сегодня и сидеть под дверью, подобно побитому псу, но это же какой стыд! Тогда Клаус сможет из него веревки вить. Надо еще хорошенько подумать, соглашаться на его предложение или нет? Что это за мюзик-холл, для которого надо отбирать мальчиков? И какую проверку им придется устраивать Анатолию? Зная пристрастия Клауса, можно многое предположить…
Ладно, все это потом, сейчас надо решить вопрос с ночлегом.
Вдруг Анатолий заметил, что его товарищи по несчастью куда-то бодро ринулись гурьбой.
– Вы куда? – крикнул он. – Что надумали?
– В баню, – ответили ему.
– В баню? – изумился Анатолий. – В какую еще баню?
– Пошли, по пути расскажем! – позвал рыжий, и Анатолий бросился их догонять.
Пока шли на Фридрихштрассе, где Анатолий несколько дней назад напрасно потерял время в кафе «Фридрихсхоф», ему торопливо, на разные голоса рассказывали, что здесь недавно вновь открылась некогда знаменитая парная в Адмиралспаласт – Адмиральском дворце.
Еще в 70-е годы прошлого столетия здесь пробурили артезианский источник минеральной воды, и вскоре была построена Адмиральская садовая купальня.
Накануне Мировой войны купальню снесли и на ее месте успели выстроить Ледовый дворец, который назвали Адмиралспаласт. Он стал одним из самых популярных мест городских развлечений. И как-то так вышло, что ледовая арена отошла на второй план, а гораздо больше приманивала публику череда купален – бани на манер римских, кегельбан, кафе, ресторан, ночные клубы… Богато обставленные номера купален были открыты днём и ночью.
После Ноябрьской революции купальню закрыли, однако недавно открыли вновь, только теперь изысканная парная в Адмиралспаласт превратилась в ночлежку. Отнюдь не благотворительную, конечно, но и не разорительную. За ночь просили двадцать марок. Но за эти деньги, изощрялись остряки, можно и дочиста поспать, и крепко помыться.
Когда Анатолий и его спутники добрались до Адмиральского дворца, сюда уже подтянулись от железнодорожной станции «Фридрихштрассе», находившейся поблизости, приезжие с чемоданами. Измученные тщетными хождениями по отелям, которые запрашивали несусветные деньги за ночь в каком-нибудь клоповнике, странники облегченно вздыхали на пороге бани, поспешно раздевались и устремлялись в парилку. Единственным одетым оставался банщик – остальные, забыв обо всем, с наслаждением разоблачались, чтобы напариться докрасна, а потом поболтаться в прохладной воде бассейна.
Анатолию показалось, что он заново родился на свет, когда, выбравшись наконец из бассейна, он направился в общую спальню, запахнувшись в толстый, теплый купальный халат (прокат входил в стоимость билета).
Теперь ему не было жалко потраченных двадцати марок!
В огромной спальне как попало стояло множество маленьких, низких кушеток. Посетители устраивались на них и пытались уснуть.
Но уснуть было трудно, потому что, по неведомым причинам, после парилки пробуждался поистине зверский аппетит. А есть было нечего!
Ладно бы если все лежали тихо, на свой лад приглушая бурчание голодных желудков. Но несколько человек, прибывших с вокзала, открыли свои саквояжи и принялись, хрустя промасленной бумагой, разворачивать снедь, которую взяли с собой в дорогу, а потом, понятное дело, есть ее – причем неторопливо, причавкивая и причмокивая, со сводящим с ума наслаждением.
Спутники Анатолия, ставшие неузнаваемыми в голом виде, затихли, расползшись по дальним углам огромного зала, в котором пятнадцать-шестнадцать ночных посетителей совершенно затерялись. В конце концов и он решил сменить лежак, чтобы оказаться подальше от жующих, и, поднявшись, потащился было от них, да столкнулся с мужчиной, которому, видно, пришла в голову та же мысль.
– Извините, – буркнул незнакомец по-русски, и Анатолий бросил на него любопытный взгляд: давно он не встречал соотечественников! Все постепенно ассимилировались – Берлин за эти два года перестал звучать на каждом углу русской речью.
– Пардон, – тотчас поправился этот человек, и Анатолий усмехнулся:
– Я понимаю по-русски.
Но этот голос он вроде бы слышал уже когда-то… Да и незнакомец посмотрел на него внимательней – и взгляд его словно бы прилип к Анатолию, у того возникло странное, почти болезненное ощущение, что этот взгляд как бы вывернул его наизнанку, мигом оценив не только его настоящее состояние, но и выведав прошлое, а также непостижимым образом увидев его будущее. Вот ведь как бывает – даже имя его, даже фамилия оказались известны этому странному человеку, потому что он вдруг тихо, изумленно воскликнул:
– Башилов?! Толька Башилов? Это ты?!
Анатолий вгляделся в смуглое, с резкими чертами лицо и узнал его.
– Фадеев? Григорий? – не веря глазам, изумленно проронил он и не заорал от радости только потому, что Фадеев сделал мгновенный жест, призывающий к тишине.
