Берлин, 1922 год
Таким же образом с таким же результатом прошел третий день, четвертый – и наконец те пять дней, которые Анатолий Башилов имел законное право провести в приюте на Фрёбельштрассе, подошли к концу.
Проведя шестой день в таких же бесплодных поисках работы, последним вечером Анатолий, едва волоча ноги, брел в сторону приюта, размышляя, удастся ли ему уговорить начальство позволить ему подписать еще одну «Подписку об уведомлении» и снова получить место на железной койке и миску похлебки или ему придется устроиться на ночь в каком-нибудь темном уличном закоулке. Вдруг рядом раздался визг тормозов. Анатолий шарахнулся в сторону, испугавшись, что снова задумался на переходе – в последнее время с ним такое случалось настолько часто, что он и сам не смог бы ответить на вопрос: а не нарочно ли он это делает? Не ищет ли смерти, которая решила бы все его проблемы?
Чего греха таить, приходила ему иной раз такая мысль… но тогда он вспоминал стенд с фотографиями неопознанных трупов, на котором он два года назад увидел фотографию Анны. Уж очень страшны были эти снимки, и Анатолий откладывал столь радикальное и бессмысленное решение своей судьбы на потом.
Итак, он шарахнулся от резко затормозившего автомобиля, как вдруг дверца его распахнулась и из нее резво выкатился лысый толстяк в желтом костюме и желтых ботинках – весь настолько весенний и цветущий, что Анатолию показалось, будто вокруг внезапно разнесся запах акации, которую он видел один-единственный раз в жизни – в Крыму, в Ялте, в 19-м году, когда стоял под цветущим деревом и ждал, что его сейчас расстреляют. И было так невыносимо странно умирать под этим прекрасным, благоухающим деревом, что Анатолий с каким-то даже недоумением смотрел на тех людей, которые собирались его убить.
С тех пор этот аромат его и пугал, и радовал – все же тогда он остался жив!
– Анатоль! – заорал в эту минуту толстяк. – Мой Анатоль! Неужели это ты?!
– Клаус? – ошеломленно пролепетал тот, слишком растерянный и измученный, чтобы гордо отвернуться и уйти.
Мелькнула мысль – может быть, удастся разжиться у Клауса хотя бы небольшими деньгами и поесть наконец досыта?
Между тем Клаус бросился ему на грудь, едва не сбив с ног, и затрясся в рыданиях.
– Черт проклятый! – всхлипывал он. – Я тебя ненавидел! Я тебя видеть не хотел! Я тебя ни разу не навестил в тюрьме! Я уверял себя, что ты для меня умер! Но сейчас увидел тебя – и все во мне перевернулось. Чуть сердце не выскочило. Вот послушай!
Он схватил Анатолия за руку и прижал ее к своей груди.
– Я счастлив видеть тебя, гад ты этакий! – причитал он, лучась улыбкой и в то же время чуть ли не рыдая. – Ты изменился… ты очень изменился! Похудел, повзрослел, но стал даже интереснее, чем раньше. И способен волновать меня по-прежнему… – сообщил он лукаво и как-то странно дернул руку Анатолия вниз, словно намеревался заставить его проверить степень своего волнения так же, как только что заставил проверить степень своего сердцебиения.
Анатолий отпрянул.
– Ты злишься? – изумился Клаус. – А ведь это я должен злиться. Ты искалечил моего мальчика. Ты… но я прощаю тебе это. Ты ревновал, это понятно! И я его все равно скоро выгнал.
– Клаус! – раздался вдруг сердитый голос из автомобиля, а потом резкий клаксон. – Мы опаздываем!
– Иду! – крикнул Клаус, досадливо обернувшись. – Ах, дьявольщина! У меня встреча… неотложная, очень важная встреча! Но я не хочу тебя терять. Мы должны снова увидеться и поговорить. У меня есть для тебя работа, – он говорил так быстро, что брызгал слюной. – Я открываю мюзик-холл с мужской, чисто мужской труппой. И зрители будут мужчины! Понимаешь? – Он хитро подмигнул. – Мне нужны администраторы для отбора и проверки мальчиков-статистов. Я бы поставил тебя во главе этих администраторов. Можно будет хорошо заработать! Сейчас я как раз еду на встречу с человеком, который готов крупно вложиться в этот проект. Он из наших… ты понимаешь? – Клаус многозначительно подмигнул. – Он хочет, чтобы все было красиво, очень красиво… чтобы у меня работали только красавцы, а я ведь не видел человека красивее тебя, Анатолий! Давай забудем наши прошлые неурядицы. Давай помиримся и поможем друг другу.
Клаксон зазвучал снова, и Клаус, что-то сунув в руку Анатолию, бросился к автомобилю, крича:
– Жду тебя завтра в любое время! Сегодня я допоздна задержусь, вернусь только к утру, а завтра приходи… лучше после обеда, чтобы я мог выспаться. Я сменил квартиру, вот адрес! Приходи, любовь моя! Приходи!
Проводив взглядом черный лакированный зад автомобиля, Анатолий посмотрел, что сунул ему в руку Клаус. Это была визитная карточка – всего лишь визитная карточка!
Денег Клаус не оставил. Ни марки.
