Глава 24
Съев три миндальных пирожных, Женька взглянула на четвертое и почувствовала глубинное отвращение. Наверное, теперь она долго не сможет их есть. Ну, что ж. «Неплохо бы теперь позвонить консультанту и договориться о возвращении денег за ужин и СПА», — лениво подумала Женька.
Гм. А куда она может ему позвонить? Порывшись в собственном мобильнике, Женя поняла, что никуда. Он звонил ей несколько раз, но она забыла сохранить его номер в телефоне. Визитку свою он ей вроде бы оставлял, но где она, та визитка? Женя перерыла сумку. Визитки не было. Все, что она знала об Андрее, это название фирмы, в которой он работал, оно отчего-то запало ей в память. Может, потому что звучало по-иностранному солидно. Что-то про эксклюзивные финансовые консультации.
Женя открыла комп и набрала название компании, перед ней тут же развернулась официальная страница, разумеется, с телефонами для связи. Вот и чудненько. Завтра же с утра она позвонит ему на работу и обо всем договорится, туда же и курьера с деньгами пришлет.
Женька устало зевнула. Делать было нечего, голова не варила, а потому, нырнув под одеяло, сегодня в спешке она даже кровать не убрала, Женька выключила свет и в тот же миг уснула сладким, безмятежным сном. Забыв даже Платону позвонить и Ви-ике Кайда-ано-овой. Уже уплывая в царство Морфея, запоздало вспомнила Женька, но просыпаться не стала. Ну их всех.
— Добрый день, девушка, соедините меня с Ведерниковым, — солидным деловым голосом попросила Женька сотрудницу консалтинговой компании.
— Одну минуту, — мелодичным голосом пообещала девица.
Женька ждала. Музыкальная тема пошла на третий круг, Женька скучала.
«Занят, наверное. Утро все-таки», — размышляла она, уже готовясь отключиться, когда в трубке вместо музыки вновь появилась девица.
— Извините, пожалуйста, вы не могли бы повторить фамилию, имя, отчество сотрудника? — ласково попросила она.
Женька повторила.
— Прошу меня извинить, но такого сотрудника в нашей компании нет. Возможно, вы ошиблись фамилией. Какую должность он занимает?
— Да нет. С фамилией я не ошиблась. А должность? Кажется, он занимается инвестициями в ценные бумаги или что-то в этом роде, — испытывая острую неловкость, промямлила Женя.
— В таком случае я ничем не могу вам помочь, таких сотрудников у нас нет и даже с похожей фамилией, но со специалистом, занимающимся данными инвестициями, я могу вас соединить, его зовут Моргулис Ян Константинович, — проявила чудеса предупредительности девица.
— Нет, нет. Спасибо, — растерянно проговорила Женька. — А это компания «Люксфинансконсалт»?
— Совершенно верно, — подтвердила девица.
— Он должен работать у вас финансовым консультантом. Может, он недавно уволился? — искала логичное объяснение странной ситуации Женька.
— Нет. Я навела справки. Сотрудник с такой фамилией у нас никогда не работал.
— Спасибо, — все так же растерянно поблагодарила Женька. — Вероятно, я ошиблась.
«Может, я и правда ошиблась? Может, название компании звучит просто похоже?» И она защелкала клавишами ноутбука. Ни в одной консалтинговой компании города человек с подобным именем и фамилией не работал.
Женька задумалась. Уже после звонка в третью по счету консалтинговую компанию она ощутила некий тревожный холодок в животе. Он не консультант. Зачем он соврал, визитку всучил, которая, кстати, пропала? Придать себе значимости? Но по нему и так видно, успешен, не беден. Профессия не престижная? Да нет, глупость какая-то.
Задавая себе все эти пустые вопросы, Женька уже понимала, что ее тревожит. Ведь вчера по дороге из Тайкова она несколько раз во всех подробностях прокручивала вечер, проведенный с консультантом. Точнее, с Ведерниковым. А впрочем, может, и фамилию он выдумал. Врать так с размахом. Документы-то она у него не проверяла. Дура доверчивая!
Опять она не о том, встряхнулась Женя. Тревога ее растет от того, что весь вечер мнимый консультант очень ловко и профессионально выпытывал у нее информацию о ходе расследования! Вот что! Ни о чем другом он с ней и не говорил. А она вдруг напридумывала себе, что консультант имеет на нее какие-то виды, жеманилась, как глупая девчонка, в простынку куталась, а сама болтала, болтала, болтала.
Господи, что же она ему наговорила? И Женька, нервно обхватив себя руками, вскочила со стула и зашагала по комнате. От волнения у нее тут же зачесались руки, уши и нос. Ужасная особенность организма. Особенно нос. Если начинал чесаться кончик носа, то мучительно зудел часами, и ничего с ним было не поделать.
Так, так, так. Ну, о смерти Кайданова и Девятова они и сами знают, поскольку сами же их, наверное, и грохнули, о существовании Клавдии Матвеевны и Митрича она позорно проговорилась. Надо немедленно их предупредить!
Женька схватилась за телефон и набрала номер железобетонной вдовы, та спокойно выслушала Женькины сбивчивые объяснения. Бросила напоследок: «Дуры вы все девки», — и отключилась. Перезванивать ей Женька побоялась. Эх, такого свидетеля потеряла! Клавдия Матвеевна с ней теперь дел иметь не захочет.
Потом она вспомнила свой рассказ о поездке на производство, но тут уж она, к счастью, никаких имен не называла. Уже хорошо. Дальше. Вот оно, самое главное! Документы! Она была готова все ему выложить, но, к счастью, его похотливые взгляды стали слишком назойливыми, и она сбежала из парной, потом был поцелуй. Женька аж покраснела от стыда за собственное глупое поведение, а уж в ресторане они почти не разговаривали.
Самого страшного не случилось, хотя ее заслуги в этом и нет. Вздохнула с облегчением Женька. Что ж ей теперь делать? Она снова плюхнулась на стул и задумалась. Надо к Суровцеву идти, пусть пробьет этого гада. Кто он такой? В конце концов, Женька запомнила номер его машины, может, это поможет? Надо же выяснить, что он за тип, для пущего спокойствия, ведь он о ней все знает, даже дома у нее был.
«Ой, я же Труппу хотела позвонить», — спохватилась Женька по пути к шкафу. Но Трупп опять не отвечал, а секретарша никаких объяснений Женьке давать не собиралась. Ладно, фиг с ним. Все равно Женька собиралась съездить завтра на работу, и так о ней там подозрительно долго никто не вспоминал.
Она быстренько оделась и помчалась в родное отделение.
— Не сейчас, — торопливо натягивая на себя куртку, покачал головой майор. — У меня срочный вызов. Парень пришел из школы, а отец с пробитой головой посреди квартиры лежит. Сама понимаешь.
— Петр Леонидович, но у меня ЧП! Тут такое! Может, я тоже скоро с пробитой головой посреди комнату лежать буду! — эгоистично, закрывая телом дверь майорского кабинета, заявила Женька.
— Ну, что у тебя? — застывая посреди кабинета, скептически спросил Суровцев.
— У меня оборотень! — драматично заявила Женька, надеясь заинтриговать майора. Но эффект получился прямо противоположный.
— Это не ко мне, а к твоему Лаврентию, — решительно направляясь на выход, равнодушно ответил майор.
— Да не сказочный, а настоящий, — поспешила исправиться Женька. — Он консультантом представился, визитку дал, всю информацию у меня выудил, а потом оказалось, что никаких консультантов с такой фамилией там нет. А он и дома у меня был, и вообще.
— Та-ак, — вздохнул майор, садясь на краешек своего стола. — А я предупреждал.
— Петр Леонидович, проверьте, кто он такой, — жалобно попросила Женька. — А я вам голубцов настоящих приготовлю.
— Ты мне еще буженину должна и помидоры фаршированные, — совершенно неблагородно припомнил майор.
— Вот прямо сейчас и побегу готовить! — заверила его Женька.
— Вот и беги, — одобрил майор. — Запрись на все засовы и никому, кроме меня, не открывай, если что, звони. Освобожусь, все выясню и сам к тебе зайду, — распорядился Суровцев. — Бумажку с данными у меня на столе оставь, — и вышел из кабинета.
Женька так и сделала, как обещала. Закупила тут же на рынке продукты, сержант Курочкин ее проводил до дома с авоськами, так просто, по собственной инициативе, и журналистка Потапова принялась стряпать обед для майора Суровцева.
Телевизор работал, Женька молола мясо на голубцы, по телику шла одна дребедень. Пощелкав по каналам, она решила остановиться на «Культуре», ни слезливых мелодрам, ни криминала тут не показывали, и это уже радовало.
Женька закончила с фаршем и принялась шпиговать свиной окорок чесноком. По телевизору шла передача, посвященная современной японской поэзии. В студии сидели седая внушительная тетка с резкими весомыми чертами лица, какой-то профессор лингвист и ведущий программы, интеллигентный искусствовед с убаюкивающим голосом и мягкими манерами.
Тема показалась Женьке интересной, и она краем глаза следила за беседой в студии, уж по крайней мере внимательно ее слушала. Свиной окорок был готов к запеканию, духовка уже нагрелась, и Женька загрузила в нее мясо, чтобы полностью сосредоточиться на голубцах.
— Современная японская поэзия, — рассказывала суровая профессорша, — отличается таким же демократизмом, как и в древности. И это тоже можно считать традицией, ибо уже в первой поэтической антологии, которая появилась в Японии в восьмом веке, «Манъесю» были собраны сочинения самых разных людей: императоров, чиновников, придворных, рыбаков, пограничных стражей, воинов.
— Римма Вениаминовна, — обратился к ней ведущий, и Женька отметила про себя, что это имя очень подходит тетке.
Римма. Имя звучало резко, решительно, и такой же выглядела его обладательница. Женька промокнула капустные листья и взглянула на экран, там как раз шла строка: «Римма Вениаминовна Гибо, профессор, сотрудник Петербургского института восточных рукописей РАН…»
Женька стояла перед экраном, по-прежнему держа в руках капустные листья, и перечитывала коротенькую строчку. «Римма Вениаминовна Гибо, профессор…»
Потом она бросила листья, схватила кухонное полотенце и помчалась звонить Вике.
— Телефон Риммы Вениаминовны? Ну, разумеется, — удивленно спросила Вика. — Но мне кажется, будет удобнее, если я сама предварительно позвоню ей и предупрежу ее, — робко предложила вдова. — Римма Вениаминовна — человек сложный, она может негативно отреагировать, если я возьму и просто так дам кому-то номер ее телефона. Она очень строга в вопросах этикета. Да и вообще строга, — как-то пугливо заметила Вика.
— Хорошо, — согласилась Женя. — Только звоните прямо сейчас.
Пожалуй, так будет лучше. Женин звонок не вызовет у профессорши настороженности, и она не пошлет журналистку куда подальше. Потому что, если Женька права и Кайданов оставил документы у нее, а Женя, взглянув на Гибо, была практически в этом уверена, такой решительной и суровой тетке можно доверить что хочешь, очень важно убедить ее в том, что Женьке тоже доверять можно. Даже несмотря на прокол с консультантом. Уж второй-то раз она такой промах не допустит. И от слежки сегодня придется уходить особенно тщательно. Женька отправилась к шкафу выбирать подходящий образ.
— Я ее предупредила, она согласилась с вами побеседовать, — позвонила ей минут через пятнадцать Вика. — Только… — Кайданова слегка замялась. — Римма Вениаминовна — человек особый, иногда она бывает резковата и даже груба, но это просто характер такой, вы не обижайтесь на нее, она очень добрый, чуткий, порядочный человек.
— Вика, не стоит волноваться о таких пустяках, — усмехнувшись, успокоила ее Женя, не отличавшаяся в силу врожденного характера или благоприобретенной профессиональной привычки особой щепетильностью и чувствительностью.
Во всем, что касалось работы, она руководствовалась поговорками типа: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь», «Они нас в дверь, а мы в окно», «Не надо стесняться того, чего не надо стесняться» и «Наглость города берет». Но все это успешно работало только в профессиональной сфере, в личной жизни Женька была мнительна, скромна, неуверенна в себе. Вот такой парадокс.
Римма Вениаминовна вопреки Викиным предупреждениям была хоть и суха, но вежлива и легко согласилась на встречу, предложив встретиться у нее на службе в институте.
— Позвоните мне с проходной, я вас встречу, у нас строгий пропускной режим, — велела она Жене. — И поторопитесь, мой рабочий день закачивается в восемнадцать ноль-ноль.
На этот раз Женя решила загримироваться основательнее и из соседнего подъезда выбралась под ноябрьский мокрый дождь сухонькая сгорбленная старушонка в разношенных ботах, старенькой шубейке, замотанная в платок.
Старушка, кряхтя и охая, доковыляла до метро и нырнула в проходную арку с надписью «Нотариальная контора», спустя некоторое время из нотариальной конторы вышла дамочка неопределенного возраста с белесыми ресницами и блеклым усталым лицом, в тоненьком осеннем пальтишке и, зябко поводя плечами, поспешила к метро.
В метро Женька сделала три пересадки, доехала до Невского, и там, зайдя в «Пассаж», смыла в туалете белесый грим, сняла уродскую круглую шляпу без полей, намотала на шею модный шарф, сделала привычный макияж и, преображенная, вышла на улицу. Времени у нее было еще навалом, но погода была такая отвратительная, а институт располагался на Дворцовой набережной, куда, как известно, либо пешком, либо на такси. Женька выбрала второе.
Римма Вениаминовна не встретила ее на проходной, но строгий охранник, бдительно проверив Женины документы и занеся их в журнал, вызвал по телефону для нее провожатого, престарелого юнца с бородой, в пиджаке с протертыми рукавами и затравленным выражением глаз.
— Николай Юрьевич. Старший лаборант секции Дальнего Востока, — представился он, жалко улыбаясь, и лично проводил Женьку до кабинета Гибо.
Достигнув нужной двери, старший лаборант вытянулся в струнку, аккуратно постучал в высокие двустворчатые резные двери некогда великокняжеских апартаментов и, услышав сухое «войдите», просунул в дверь голову и почтительно доложил:
— К вам пришли.
— Пусть войдет, — велели из-за двери, и лаборант запустил Женьку в кабинет.
— Добрый день, — входя в кабинет, вежливо, но достойно поздоровалась Женька, она недолюбливала таких вот доморощенных тиранов. Вроде и начальство небольшое, а все перед ними трепещут, потому что они так принципиальны и безупречны, что на их фоне простой смертный среднестатистический гражданин начинает себе казаться неполноценным и несостоятельным. Коллеги начинают подозревать, что незаслуженно занимают свои должности, домашние осознают собственную бездарность и никчемность, короче, у дальнего и ближнего окружения подобной личности развивается масса комплексов, главный из которых — комплекс неполноценности.
Женя всегда считала своим долгом бороться с тиранией в любом ее проявлении, а потому, делая шаг в кабинет, была уже готова держать оборону и не терять чувство собственного достоинства.
«Уж мне-то прогибаться перед какой-то профессоршей нет никакого резону», — напомнила себе Женька, оглядывая кабинет и отыскивая взглядом его хозяйку.
— Здравствуйте, — услышала она голос откуда-то из-за спины. — Евгения Викторовна?
Женька обернулась, у нее за спиной перед распахнутым книжным шкафом сидела в инвалидном кресле хозяйка кабинета, именно из-за распахнутой дверцы Женька ее и не заметила.
— Проходите, — махнула в сторону старинного, вероятно, сохранившегося еще со времен первых обитателей дворца огромного письменного стола, заваленного бумагами, Римма Вениаминовна.
Женька с интересом огляделась. Кабинет был частью какого-то зала, вероятно, его четвертинкой. Потолки в кабинете были высоченные, как в Эрмитаже, и украшены богатой лепниной. Стены по периметру уставлены шкафами, частично антикварными, частично современными. Торцом к окну стоял рабочий стол, возле него несколько стульев, тоже заваленных бумагами.
Римма Вениаминовна подъехала к одному из них и, сняв лежавшие на нем папки, освободила для гостьи, а сама закатилась за рабочий стол.
— Итак, я вас слушаю, — взглянула она на Женю вполне дружелюбным взглядом.
В жизни Римма Вениаминовна смотрелась мягче и приятнее, чем на голубом экране, и на тирана или деспота явно не тянула, хотя характер и сила воли сразу же читались на ее правильном, с крупными четкими чертами лице.
— Я пришла к вам по поводу смерти Олега Кайданова, — прокашлявшись, объяснила Женя, еще не решив, как перейти к главному вопросу.
— Вика мне это уже объяснила. Так что именно вам от меня надо? Я не принадлежу к близким друзьям Олега, к тому же мы давно не виделись, — откинувшись на спинку инвалидного кресла, спросила хозяйка кабинета. У нее были широкие плечи и мощный корпус. Вероятно, когда она была здорова, то была похожа либо на «девушку с веслом», либо на греческую кариатиду. Руки у нее тоже были крупные, с длинными пальцами, ухоженными, но лишенными колец и перстней. И вообще суровость была основной чертой ее облика. Честная седина на голове, лишенное косметики лицо, открытый взгляд и бездна достоинства. Никакой жалости в связи с инвалидностью Римма Вениаминовна не вызывала. Рядом с этой фундаментальной, как советская наука, дамой Женька казалась себе маленькой, легкомысленной канарейкой.
«С таким человеком финтить бесполезно», — решила Женя и перешла непосредственно к делу:
— Меня интересуют документы, которые Олег оставил у вас на хранение незадолго до смерти. — Она смотрела прямо в глаза собеседнице, хотя это было и непросто, слишком уж властным и пронизывающим был взгляд Риммы Вениаминовны.
— Документы? С чего вы взяли, что Олег оставлял у меня какие-то документы? — спросила она, не меняя ни выражения лица, ни позы.
— Из всех знакомых и друзей на месте Олега с такой просьбой я обратилась бы именно к вам. Думаю, и он поступил так же. Ему нужно было спрятать подлинники документов, поскольку они были единственными вескими доказательствами преступной деятельности фармакологической компании. Оставить их у себя он не мог. Спрятать где-то? Ненадежно. Довериться кому попало он не мог. По разным причинам: семьи, дети, особенности характера. Вы идеальная кандидатура. Значит, они у вас, — коротко обрисовала свой взгляд на предмет Женя, а потом добавила после короткой паузы: — Я собираюсь использовать эти документы по назначению, обнародовав информацию о результатах клинических исследований препарата, а заодно вынудить правоохранительные органы заняться повторным расследованием обстоятельств смерти Олега и его ученика, Алексея Девятова. Он тоже был убит.
— Знаете, — склонив набок голову и задумчиво глядя на Женю, проговорила Римма Вениаминовна. — Сама я никогда не смотрела ваших передач, но их смотрели люди, чьему мнению я склонна доверять. — Она замолчала, словно не закончив мысли, и продолжала задумчиво рассматривать Женю.
Женька держалась из последних сил, стараясь не ерзать, не отводить взгляда и не терять лица, а сохранять аналогичное спокойствие. Это ей давалось нелегко.
Наконец Римма Вениаминовна вновь ожила.
— Олег действительно обращался ко мне незадолго до смерти, — проговорила она уже другим, более мягким, доверительным голосом. — Он был очень взволнован и, как я поняла позже, напуган. Олег просил встретиться, естественно, я согласилась. Он приехал поздно, около часа ночи. Это уже само по себе было удивительно, — вздохнула Римма Вениаминовна. — Олег был слишком хорошо воспитан, чтобы позволять себе столь поздние визиты. Хотя для меня они ничуть не хуже любых других. Я люблю работать по ночам, — пояснила она. — Ночью отрешаешься от суеты, и мысли становятся как-то яснее.
Она немного помолчала, потом продолжила:
— Мы знакомы с Олегом сто лет. Он был самым талантливым учеником отца за многие годы. К тому же у них с отцом было много общего в характерах, общение переросло в дружбу. И хотя мы с Олегом такими уж близкими друзьями не были, но между нами существовало взаимное уважение и доверие. А это уже немало, — заметила она, взглядывая на Женю. — Когда отец умер, Олег пытался меня опекать, но я не выношу благотворительности. Поэтому отношения наши остыли и почти прервались. И вдруг этот звонок и просьба. Я сразу поняла, что у него что-то случилось. Хотя такого, конечно, не предполагала.
— Что же он вам рассказал? — не вытерпела Женя, встревая в рассказ.
Римма Вениаминовна коротко улыбнулась ее нетерпению.
— Он пришел усталый, осунувшийся, нервный. Я впервые видела его таким. Долго говорил о всякой ерунде, пока я не потеряла терпения. Потом объяснил, что попал в трудную, почти безвыходную ситуацию. — Она с сожалением вздохнула. — Он не знал, к кому обратиться, и по старой памяти пришел ко мне. Точнее, в память об отце. Он был прав, в такой ситуации отец обязательно поддержал бы его, помог, и я постаралась сделать то же. Олег объяснил, что препарат, над которым он работал некоторое время назад, оказался опасным, даже крайне опасным для здоровья пациентов. Осложнения, вызываемые препаратом, плохо изучены, но уже сейчас ясно, что они губительны для той категории пациентов, которым предназначались, для беременных и кормящих женщин. Он долго объяснял мне о воздействии препарата на плод. Но, увы, я не специалист и не все поняла в его рассказе, а переспрашивать не хотелось, он был слишком возбужден. К тому же подробности для меня не имели большого значения. Но это оказалось еще не все. Препарат оказывал какое-то специфическое воздействие на психику. Об этом аспекте он вообще не захотел говорить, сказал, что все это требует серьезных проверок и тестов, но уже сейчас ясно, что угроза для общества может быть огромна.
— А компания проводить дополнительные тесты не желает? — подсказала Женька.
— В том-то и дело, — подперев подбородок рукой, проговорила Римма Вениаминовна. — Насколько я поняла из путаного, сумбурного объяснения Олега, а ему заметьте, такая манера выражаться была совершенно несвойственна, компания не то чтобы не хотела дорабатывать препарат, но вроде бы даже намеренно собиралась использовать его в данном виде. Или же разделить на два отдельных препарата, устранив в одном из вариантов часть недоработок. Признаться, я толком ничего не поняла. Единственное, что мне стало совершенно ясно, за Олегом следили, ему угрожали и он всерьез опасался за свою жизнь.
— И тогда он передал вам бумаги? — снова встряла Женька.
— Нет, — покачала головой Римма Вениаминовна. — Он рассказал, что смог достать официальные результаты исследований, когда позиция руководства компании стала ему ясна, он был готов вынести обсуждение этой проблемы на другой уровень, обратиться в вышестоящие инстанции, которые занимаются лицензированием и запуском в производство новых препаратов. В Комитет по здравоохранению и, кажется даже в министерство. Но суть заключалась в том, что он сразу же нарвался на людей, прочно завязанных на руководство компании. У Олега создалось впечатление, что их люди буквально повсюду. Он растерялся, никому не доверял, а тут в компании стало известно о пропаже документов, и Олегу начали угрожать. Он опасался за семью и не знал, что ему делать. Он никому не верил.
— И тогда?
— Тогда я предложила ему оставить документы у меня. — Римма Вениаминовна невесело улыбнулась. — В этом дворце, — она повела рукой вокруг себя, — есть масса занимательных уголков и тайников, о которых известно немногим, а возможно, и никому из нынешних его обитателей. Например, старинный сейф, спрятанный в одном из шкафов в моем кабинете. Я обнаружила его случайно. Засунула в шкаф статью. Один листок выпал из папки и застрял в щели шкафа, я пыталась его вытащить, нажала на одну панель, и вуаля! Сейф. — Римма Вениаминовна озорно подмигнула. — Счастье, что во дворце никогда не проводилась полномасштабная реставрация, — заметила она, воздевая глаза к небу. — Конечно, он был заперт, но ключи лежали тут же в тайнике. А на подбор кода, там имелся еще и код, у меня ушло лет шесть, — похвасталась она так, словно речь шла о паре часов. Но, вероятно, для нее это была игра наподобие разгадывания шарады, а не вопрос жизни и смерти. — Теперь это самый надежный тайник, какой я знаю, — поделилась Римма Вениаминовна. — К тому же долгие годы о нем никто и не знал, кроме меня. Потом узнал Олег, теперь — вы.
— Значит, я была права, он оставил документы вам? — оживилась Женька, понимая, что победа близка.
— Совершенно верно, — с улыбкой кивнула Римма Вениаминовна.
— Вы отдадите их мне? — чуть не выпрыгивая из кресла, спросила Женька.
— Думаю, будет надежнее и безопаснее для вас, если я передам вам копии, а уж подлинники мы с вами передадим следственным органам после программы. А до тех пор пусть никто не знает, где они хранятся, — произнесла рассудительно Римма Вениаминовна.
Женька скисла. Но в принципе профессорша была права. Это надежнее, и правильнее, и безопаснее.
— Вот и хорошо, — одобрила Римма Вениаминовна, доставая из ящика стола толстую папку. — Это копии документов.
