Глава 22
Вырвавшись из тисков битком набитого сердитыми, плохо пахнущими, озлобленными согражданами автобуса, Полина придирчиво осмотрела свою синюю норковую шубу, предмет особой гордости, и, зло поджав губы, потопала к дому. Скверное настроение было обычным ее спутником. Жизнь у Полины отчего-то не складывалась, все ее усилия подцепить пусть старого, даже дряхлого и некрасивого, но богатого мужа неизменно оказывались тщетны, вот и сегодня ее, кажется, в очередной раз беспардонно бросили после двух недель страстного романа.
— Сволочь толстомордая, — бубнила себе под нос Полина, пытаясь одолеть очередную соляную лужу у входа в арку. — А ведь обещал, сволочь, что в следующем месяце мы с ним в Турцию поедем в отпуск. Машину обещал к лету подарить, сволочь! Говорил, что такой задницы, как у меня, никогда в жизни не видел, скотина. А теперь звонки сбрасывает! Сволочь! — Полина вспомнила минуты, проведенные в объятиях толстомордого, обрюзгшего кавалера, наполненные мечтами о Турции, автомобиле и загсе, и скрипнула зубами. Продолжить свой раздраженный монолог она не успела, поскольку кто-то грубо и неожиданно схватил ее за шиворот. — Ой! Ты что, офигел? Воротник оторвешь, козел! — заорала Полина во всю силу молодых, здоровых легких.
— Заткнись, коза! — прошипел ей на ухо пахнущий чесноком и перегаром детина и потащил в стоящую возле арки машину. Машина была иномаркой, Полина цепким глазом успела зафиксировать короткое «Форд» на черном, заляпанном грязью багажнике.
«Изнасиловать, что ли, хотят?» — соображала она, всячески упираясь и растопыривая локти, чтобы помешать здоровяку запихать себя в машину. Если будет больше двух, совру, что СПИДом болею, решила Полина, влетая головой вперед в салон машины. Здоровяк залез следом, пропихнув ее вперед головой кверху задницей. Автомобиль сразу тронулся, а к ней обернулся с переднего сиденья какой-то дядька, то, что дядька, она по голосу угадала, старый был голос, глухой, а лиц она ничьих разглядеть не могла, потому что тонировка в машине была почти угольно-черной.
— Чего от тебя журналистка хотела? — прошипел дядька, пока Полина возилась на заднем сиденье, пытаясь принять нормальную позу.
— Чего? — переспросила хамовато Полина, пытаясь проверить, цела ли шуба, и в ответ получила чувствительный удар под ребра.
— Ты мне, курва, не «чевокай», — тихо прошипел дядька с переднего сиденья. — Или ты вываливаешь, о чем с журналисткой балакала, или твой труп рыбешки в ближайшей речушке обглодают. Поняла?
Угроза на Полину подействовала, она испуганно закивала. Кажется, насиловать не будут. А чего тогда им надо?
— Ну, — подстегнул ее тем временем дядька.
— Я скажу, я все скажу, — плаксивым, жалобным голосом провыла Полина. — Только я не поняла, чего вы хотите.
— О чем с журналисткой трепалась, сволочь тупая? — повторил ей вопрос сидевший рядом бугай.
— Да с какой журналисткой-то? — подбавила слезливости в голос Полина, искренне не понимавшая, чего от нее надо.
— С той, что с тобой в автобусе ехала, — членораздельно прошипел спереди дядька.
— Так она лаборантка, на работу приезжала к нам устраиваться, — перестала плакать Полина, тут же успокаиваясь. Видимо, им эта девка нужна, с облегчением решила Полина и разгладила складки на шубе.
— Лаборантка, говоришь? — усмехнулся отчего-то дядька.
— Ну да, — пожала плечом Полина не без некоторого кокетства.
— И чего она от тебя хотела?
— Спрашивала, много ли мужиков у нас работает, можно кого-нибудь подцепить, как платят, и вообще, — шмыгнув носом, пояснила Полина, шаря по карманам в поисках платка.
— Про препарат и лабораторию чего спрашивала? — нетерпеливо спросил дядька, оглянувшись на водителя и кивнув ему.
— Да спросила, чем мы там занимаемся, я ей сказала, что фигней какой-то. Что покойный завлаб старый препарат на доработку вернул.
— И что ты ей про препарат сказала?
— Сказала, что от гипертонии, она спросила, как называется, а я и сама не помню, — сморкаясь, ответила совершенно успокоившаяся Полина.
Но успокоилась она видно зря, потому что по знаку старшего здоровенный детина вдруг схватил ее за грудки так, что ей сразу же стало не хватать воздуха.
— Ты за лохов нас не держи, что журналистке наплела? Почему она тебя выбрала? Ты с ней раньше встречалась? Она бабки тебе обещала, чтобы ты ей инфу слила?
— Да какая журналистка-то? Ой, мамочки, задушишь! — барахталась в своей шубе Полина. — Я ее только в автобусе и увидела, а раньше и знать не знала! Да на кой она мне!
— Последний раз спрашиваю, что она от тебя хотела? — прошипел хрипло дядька, и Полина вдруг с испугом заметила, что машина уже не едет, а стоит.
— Да вот чем хошь поклянусь, что первый раз в жизни ее видела, да и ничего она такого не спрашивала. Я ей даже название препарата не сказала! Да я вообще ничего не знаю!
— Врет, — процедил сквозь зубы детина, не ослабляя хватки. — Я проверял, она раньше с Девятовым спала.
— Да он со всеми спал! — снова захныкала Полина. — Он вообще ко всем клеился! А я не знаю ничего, и ей ничего не говорила, ни про баб беременных, ни про уродцев их, ни о шизиках из эксперементалки, — выла Полина, изо всех сил давя на жалость, усиленно обливаясь слезами, а потому не заметила, как изменилось лица ее похитителей.
— Значит, о шизиках не сказала? — ласково спросил хриплый дядька.
— А зачем? Ей же не это было интересно? И вообще, она сразу у метро свалила, даже дослушивать не стала, — все еще не замечая промаха, отчитывалась Полина.
— А сама о них откуда узнала? — так же ласково и спокойно прохрипел с переднего сиденья старший.
— Так я с Девятовым однажды в клинику ездила, за компанию, он потом обещал домой подбросить, и затем у закрытого корпуса ждала. А он злой пришел, и всю дорогу ругался, и домой меня не повез, а у метро выкинул. Я не все поняла из того, что он говорил, только что шизанутые те, как таблеток наших наедятся, так совсем с катушек съезжают, — торопливо рассказывала Полина, стараясь разглядеть сквозь непроницаемые стекла, куда ее завезли и далеко ли теперь до дома топать. — Им потом хоть кувалдой по башке, хоть в горящую машину залезть, все по барабану.
— Так. А «лаборантке», значит, говорить об этом не стала? — вкрадчиво уточнил дядька.
— Так она и не спрашивала, — максимально убедительно проговорила Полина, кивая дядьке всем корпусом.
Дядька ей ничего не ответил, просто молча отвернулся, а сидевший рядом здоровяк открыл дверь и потянул ее за рукав на улицу.
— Вылезай давай, — коротко велел он, вытаскивая Полину под мокрый секущий снег.
Она тут же недовольно скривилась, поскользнулась на раскисшей пожухлой траве газона, но выругаться не успела. Почувствовала на шее узкий, режущий кожу шнур. Задергалась, захрипела и наконец обмякла. Весь мир для нее мгновенно свернулся в крохотную черную точку и исчез.
Они действительно оказались словно на собственном маленьком тропическом островке. Пол был устлан настоящим песком, теплым и нежным, деревянные лежаки, маленький бассейн с морской водой, экзотического вида массажистки и тихий шелест волн вместо музыки.
Женя ощущала глубокое, безмятежное блаженство. Словно не было долгого, промозглого ноябрьского дня, с мокрыми ногами, толчеей общественного транспорта, с поиском свидетелей. Да и убийств никаких на свете тоже не существовало. А существовали только тепло, нежность ласковых, сильных рук, разминающих ей спину, ароматы тропического сада, шелест океанских волн и покой. Женька счастливо вздохнула. Она даже забыла о лежащем на соседнем топчане финансовом консультанте, настолько ей было чудесно в этом СПА-раю.
Возможно, она и не вспомнила бы о нем до конца процедуры, если он сам о себе не напомнил.
— Ну, Женечка, как вам наше маленькое путешествие в тропический рай? — промурлыкал он у самого уха тягучим, глубоким, как рокот прибоя, голосом.
Не ответить было нельзя. Во-первых, невежливо, во-вторых, неудобно. Вдруг обидится? А Женьке отчего-то не хотелось, чтобы он обижался. А потому она повернула к нему свое сонное, бессмысленно счастливое лицо и размякшим голосом, едва ворочая языком, пробормотала:
— Чудесно.
— Надеюсь, вы уже забыли о сегодняшних странствиях по сырому, холодному городу? — продолжил он светскую беседу.
«Забыла, пока ты не напомнил», — выныривая из блаженной безмятежности, недовольно подумала Женя. Но вслух лишь неопределенно промычала, что должно было означать: «Отстань, не видишь, я в трансе».
Консультант намека не понял, а потому продолжил беседу, видимо, считая своим долгом развлечение ангажированной дамы. А может, хотел таким образом подготовить почву для перехода их пока еще безобидных отношений на новый уровень близости. Обстановка располагала, а массаж был небесконечен. По его окончании сотрудницы салона должны будут покинуть их… Они останутся одни в отдельном кабинете с бассейном, парной и мягкими топчанами?
Женя тревожно заерзала.
— Я так и не понял, что вас привело в такое непрезентабельное и удаленное от цивилизации место, как проспект Просвещения? — бубнил консультант, пока Женька соображала, как будет теперь выкручиваться из двусмысленной ситуации.
Никакого сближения и никаких переходов на новый уровень она не планировала. А планировала… Господи, да ничего она не планировала! Дома она сидеть планировала! Женька чувствовала приближение паники, ну, не изнасилует же он ее? И чего он там бубнит про проспект? Ах да, что она делала на проспекте Просвещения? Это тема безобидная, ее стоит поддержать. Недавнего безмятежного покоя в Женькиной душе и след простыл.
— Да так, ничего особенного. Ездила на одно фармакологическое предприятие, — ответила она, стараясь скрыть накатившую нервозность.
— Интервью брали? — без намека на опасную интимность спросил консультант.
— Да нет. Надо было кое с кем из сотрудников встретиться, — пожала плечом Женька, сожалея об испорченном удовольствии. И что ему не молчится, так все было чудесно. Хотя, с другой стороны, лучше беседа на производственные темы, чем ленивая нега и бессмысленная расслабленность. Так он ее хоть врасплох не застанет.
— Это связано с подготовкой вашей новой передачи? — спросил консультант, благодарно кивая массажистке, заботливо накрывшей его махровой простыней прежде, чем покинуть их.
Женьку тоже заботливо прикрыли, и «таитянки» неслышно удалились.
— Да, это в связи с будущей программой, — торопливо ответила Женька, стараясь отвлечь консультанта от опасных намерений и от волнения окончательно теряясь. В голове, как назло, не находилось ни одной стоящей мысли, которую можно было бы озвучить, кроме глупого вопроса: «А вы ко мне приставать не будете?»
Журналистка явно нервничала и бросала на Андрея пугливые взгляды, а ее суетливые попытки подоткнуть под себя натянутую по самые уши простыню сомнений в сути опасений не оставляли. Андрей едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Взрослая женщина вела себя с наивностью семнадцатилетнего ребенка. Все же Потапова его ужасно забавляла. В ней странным образом сочетались детские напористость, непосредственность и… наивность с профессиональной хваткой, аналитическим мышлением и проницательностью. Но все ее «взрослые» качества касались в основном работы, а все, что относилось к частной жизни, вызывало у Андрея умиление и улыбку. Но в данный момент ее нервозность играла ему на руку. Опасаясь его сексуальных домогательств, она автоматически становилась более уязвимой и разговорчивой и теряла бдительность. Чем он и собирался бессовестно воспользоваться.
— А чему посвящена ваша передача? — спросил он ласковым, глубоким голосом, протягивая руку, чтобы помочь ей поправить соскользнувшую с плеча простынь.
Ее зрачки тут же расширились, и она поспешила объяснить ему, что передача будет посвящена опасным лекарственным препаратам и их недобросовестным производителям.
Значит, до сути проблемы она докопалась. Интересно, что ей сообщили патологоанатом и соседка Девятова по даче?
— И как продвигается расследование? Это вы на недобросовестное фармакологическое предприятие сегодня ездили? Разговаривали с сотрудниками? — поднимаясь с топчана и скидывая простынь, спросил тем же многозначительным, не имеющим ничего общего с производством лекарственных препаратов тоном Андрей.
О том, что фигура у него отличная, Андрей прекрасно знал. Он всю жизнь занимался спортом, когда-то серьезно, на результат, сейчас для себя и по производственной необходимости. На пляже молодые девицы всегда задерживали на нем свой взгляд, как минимум заинтересованный, как максимум восхищенный. Но Андрея доступные девицы с пляжа давно уже не интересовали.
Поиграв перед Женей мышцами плечевого пояса, он устремил на нее небезобидный, вопросительный взгляд и тут же получил новую порцию интересующей его информации. Было даже забавно.
Женька смотрела на своего кавалера испуганным взглядом. Зачем он встал, чего ему не лежится спокойно? И взгляды эти. И зачем она только поперлась в это СПА? Придется теперь выкручиваться как-то, держать дистанцию и вообще. Не любила Женька таких двусмысленных, щекотливых ситуаций, а потому старалась их не создавать. И как ее угораздило на этот раз вляпаться? Досадовала она на себя, глупо кутаясь в простыню и соображая, что ответить консультанту, чтобы как можно дольше удерживать разговор в безопасной зоне.
— Да, мне нужно разыскать компетентного сотрудника, который согласился бы поделиться со мной закрытой информацией, — проговорила Женя, раздумывая, как бы поскорее свернуть этот вечер.
— А что не так с продукцией этого предприятия? — спросил консультант, снова устраиваясь на топчане в непринужденной позе, которая напомнила Жене «послеполуденный отдых фавна», а точнее, сцену из одноименного балета Дебюсси.
— Я еще точно не знаю подробностей, но из-за этой продукции погибли два человека. Именно их смерть послужила началом моего расследования, — пояснила Женя, стараясь не смотреть на консультанта, а, изображая прежнюю безмятежность, разглядывать мозаичное панно на стене, живописующее красоты тропического острова.
— Женечка, по-моему, мы начали остывать. Не перебраться ли нам в парную? Погреемся еще немножко, потом искупнемся, отдохнем, и можно будет подумать об ужине. Ведь вы, наверное, ужасно голодны? — промурлыкал консультант, снова поднимаясь с топчана.
И что ему не лежится, снова встревожилась Женька. Впрочем, что он там про ужин заговорил? Она тут же почувствовала ужасающий голод, у нее даже в животе стало как-то тоскливо. Да, пожалуй, отличная мысль еще разок посетить парную, там они уже были, ничего страшного с ней не случилось, а потом искупнуться — и на ужин. И Женя бодро поднялась с топчана и мгновенно оказалась нос к носу со стоящим перед ней обнаженным, загорелым, мускулистым, похожим на древнего фавна консультантом и тут же почувствовала исходящую от него волну мужской энергии. Плюхаться обратно на топчан было поздно, простыня от ее энергичного подъема съехала на пол, прикрыться было нечем. И Женька, глупо краснея и понимая весь идиотизм и несолидность собственного поведения, стояла и таращилась на загорелые кубики у него на животе и разворот широких мускулистых плеч с небольшим, но заметным шрамом на левом плече. Шрам ее отчего-то особенно заворожил.
— Ну что, в парную? — словно не заметив ее неприличного ступора, консультант протянул Женьке руку.
Она вложила в его большую, горячую ладонь свою узенькую, похожую на птичью лапку ладошку, очень надеясь, что не споткнется и не грохнется по пути в парную от охвативших ее волнения, растерянности и испуга.
«Ну, просто законченная идиотка», — ругала себя Женька, пытаясь избавиться от неловкости и смущения.
Андрей с высоты собственного роста наблюдал, как худенькая, маленькая, похожая на подростка Потапова семенит по песочку в парную, и вспоминал ее красное от смущения лицо, дрожащую маленькую руку, его искренне удивило наличие маникюра, он уж был готов увидеть обгрызенные по-детски ногти. Журналистка его очень веселила.
Придав лицу выражение законченного донжуана, он двинулся вслед за Потаповой.
— Женечка, как же вам не страшно убийства расследовать? И как вам начальство позволяет? Ведь это очень опасно, — намеренно садясь к ней вплотную и касаясь ее бедром, спросил Андрей.
— Начальству важен только результат в виде готовой передачи, — проговорила Женька, стараясь незаметно отодвинуться от консультанта. — А для меня главное — помочь людям.
— И кому вы помогаете сейчас? — будто случайно задел ее рукой Андрей.
— Ко мне обратилась вдова одного ученого. Ее муж погиб в автокатастрофе. Полиция сочла это случайным наездом и закрыла дело. Виновного так и не нашли. А ей накануне его гибели позвонили неизвестные и сказали, что завтра ее муж погибнет и даже назвали время, — энергичным, торопливым, ненормально высоким голосом рассказывала Женька, стремясь отвлечь консультанта от опасных мыслей и собственной едва прикрытой купальником груди, на которую он то и дело таращился. Купальник она выбрала неправильно. Надо было надевать простенький, без пуш-апа.
— Женечка, но вы же говорили о двух трупах. Откуда же взялся второй? И как они связаны с фармакологией? — В этом ее наивном смущении есть некое очарование, размышлял Андрей, рассматривая Потапову, пока она, серьезно хмуря брови, рассказывала ему о смерти Кайданова и Девятова. Ведь у нее были раньше мужчины, он знает это совершенно определенно. Несколько лет она жила с актером, потом у нее был роман с неким бизнесменом Логуновым, затем с адвокатом Скрябиным, кажется, у них дело даже двигалось к свадьбе, пока все вдруг не развалилось в одночасье, когда Потапова раскрутила на телевидении дело, в котором были замешаны родственники Скрябина. Припоминал он сведения, собранные для него о журналистке.
Андрей с интересом взглянул на Потапову. Девица предпочла карьеру личному счастью. Вряд ли ее можно упрекнуть в простодушной наивности, скорее в жесткости и расчете. Но образ «акулы пера» или законченной карьеристки не стыковался со сложившимся у него собственным мнением о журналистке. Может, это проявление такого атавизма, как принципиальность? Потеря возлюбленного была менее болезненна, чем сделка с совестью? Или возлюбленный не был так уж ей дорог? А возможно, вся эта робость, смущение и прочие атрибуты девичьей наивности лишь маска, за которой скрывается обычное женское коварство? Это был редкий случай, когда Андрей не мог быстро и точно проанализировать объект собственного профессионального, да, впрочем, и личного интереса, до мельчайших психологических нюансов и порывов души. И теперь был некоторым образом даже заинтригован.
Или перед ним редкий экземпляр чистоты и порядочности, или талантливая, искушенная актриса. Что тоже по-своему интересно. А кстати, ведь когда-то Потапова мечтала о подмостках театра и несколько раз поступала в театральный, правда, с одинаковым неуспехом. Что ж, вопрос в том, кто кого переиграет. Андрей Потапову или Потапова Андрея. Пока что ему удается легко ею манипулировать. Это следствие ее доверчивого простодушия или предмет его интересов не так важен для нее, чтобы она тщательно оберегала эти секреты?
— Но как вы намерены доказать, что смерть Девятова не была случайной. И почему вы сами в этом так уверены? — Андрей развернулся к ней всем корпусом и посмотрел на журналистку пронизывающим взглядом, который говорил о его интересе именно к ней, а не к предмету беседы.
Потапова в очередной раз поймалась на удочку.
— У меня есть показания свидетелей, — прилежно принялась докладывать разрумянившаяся барышня. — К тому же я собираюсь добиться эксгумации тела Девятова.
«Ну, что он так пялится?» — бросала на консультанта косые взгляды Женька, и вообще, не пора ли нам в бассейн? Ерзала она на месте, автоматически продолжая рассказывать о Клавдии Матвеевне и Митриче. Хорошо, хоть его эти байки пока занимают, а то вдруг перестанут? Трудно будет предугадать, сможет она противиться ТАКОМУ мужчине или нет. Получится кошмар и ужас. С Платоном у них еще ничего такого не было, «да они даже не целовались ни разу», с изумлением сообразила Женька. А тут с посторонним, едва знакомым консультантом… Женьке стало отчаянно жарко, и парная была совершенно ни при чем. В голове у нее против воли закружились такие картины, что кожа у нее тут же покрылась мурашками, а рассказ о документах, к которому она готовилась перейти, застрял в горле на полуслове.
— Что-то я уже устала тут сидеть, — с наигранной бодростью, нервно вскочила с места Женя. — Пойдемте в бассейн, да и есть, если честно, очень хочется. Не помню, когда я в последний раз сегодня ела.
Андрей с трудом сдержал гримасу разочарования. Она так бойко и хорошо рассказывала ему о своих действиях и версиях, и вдруг такой срыв. Неужели он передавил на нее? Андрей чувствовал, что осталась еще самая малость, возможно, самые важные сведения, которые ей удалось наковырять, и он мог бы с чистой совестью оставить журналистку в покое. Но делать было нечего, и он поплелся в бассейн.
Женьке так не терпелось избавиться от неуместных, постыдных чувств и мыслей, что она почти с разбегу плюхнулась в воду и, нырнув, отплыла к другому бортику.
«Жаль, что бассейн такой крохотный», — горевала она, уткнувшись лбом в кафельную стенку и всплывая на поверхность, никуда тут не денешься. Консультант тоже нырнул и теперь плыл к ней, она оттолкнулась от бортика, собираясь проплыть бассейн в обратном направлении, но из-за нервов не обратила внимания на выныривающего Андрея. В итоге они буквально столкнулись телами, неожиданно прижавшись друг к другу. Женька и без того не успела еще взять себя в руки, а тут еще…
Андрей вынырнул на поверхность и собирался отряхнуть от воды лицо, когда почувствовал, как в него с налета врезалась журналистка, прижалась к нему всем своим еще не остывшим, упругим, будоражащим своей наготой телом. Андрей, удивленный и еще не пришедший в себя от такой неожиданности, интуитивно схватил ее в объятия, чтобы не утонула. Глаза Потаповой оказались совсем близко. Огромные, темные, испуганные и словно залитые изнутри огнем невыплеснутых чувств. Андрей не понял, что это были за чувства, да, честно говоря, ему было абсолютно наплевать на это. Он просто почувствовал ее тело, ее маленькие горячие ладошки на своих плечах и то, что они сейчас уйдут под воду, если не расцепятся. А потом он, ничего не соображая и ни о чем особенно не думая, прижал ее к себе еще крепче и поцеловал. Долгим, полным наслаждения поцелуем.
«Как долго я так не целовалась!» — подумала Женька, в сладостном блаженстве выныривая на поверхность. А может, она вообще никогда так не целовалась? Зачем они вынырнули? Она открыла затуманенные очи и тут же наткнулась взглядом на консультанта. Его лицо, находящееся так близко, отчего-то вдруг заставило ее мгновенно «протрезветь». Она встряхнулась, словно кошка после дождя, и выскользнула из его рук. Он выпустил ее мгновенно. Кто из них был виноват в случившемся и как вести себя дальше, Женька не знала.
Андрей настороженно смотрел на девушку:
«Эх, зря я так расслабился. И что теперь с ней делать?» Реакция Потаповой была непредсказуема, а значит, потенциально опасна. Непредсказуемости Андрей не любил. Обратить все в шутку? Придать оттенок иронии случившемуся? Оставить вопрос открытым? Или, наоборот, довести ситуацию до логического конца? Он изучающе, пристально смотрел на Женьку. Мысль о доведении ситуации до логического конца отозвалась энтузиазмом во всем его организме. Пришлось несколько секунд потратить на обретение эмоционального и прочего равновесия.
Пока он размышлял в полной растерянности, на лице журналистки появилось некое загадочное выражение. Глаза ее не то чтобы сузились, но как-то стали длиннее, а ресницы пушистее. А губы изогнулись в лукавой, чуть насмешливой улыбке.
«Ирония», — решил Андрей, выдыхая.
— А вы, оказывается, очень опасный тип, Андрей Александрович. Вскружили девушке голову, едва не утопили.
От подростковой неловкости и угловатости в Потаповой и следа не осталось. Андрею вдруг вспомнился их вчерашний ужин. «Господи! Ну, как я мог предположить детскую наивность в этой девице? Осел, натуральный осел».
Он был так поглощен собственной беспроигрышной стратегией, что принял за чистую монету обычные женские хитрости. Интересно, а сам-то он не сболтнул ничего лишнего, вдруг искренне и вполне серьезно испугался Андрей, уже ни в чем не уверенный. Нет. К счастью, он в основном молчал. Тогда почему она была так разговорчива? Хотела задурить ему голову и охмурить? Поймать его в ловушку казалось ей более заманчиво и желанно, чем сохранить служебные секреты, если, конечно, она ими пожертвовала, а не навешала ему лапшу на уши? Что ж, почти получилось. Правда, непонятно, зачем он ей? Для серьезных отношений у нее есть тюфяк Бобылев из совета директоров. Увалень, которого он видел с ней в ресторане в день знакомства. Да, увалень, но вполне обеспеченный и удобный в обращении. А его, Андрея, хотели использовать для нужд более приземленных?
Андрей жестковато усмехнулся. «Ну, не зря же ты поигрывал показушно своей мускулатурой, вот тебя и решили использовать по назначению». От последней мысли ему стало особенно гадко. Андрей терпеть не мог, когда его использовали. Данная ситуация была отвратительна еще и тем, что он сам практически ее смоделировал, но упустил главное. Момент, когда из кукловода превратился в марионетку.
«Идиот. Законченный, самонадеянный идиот. И ведь не убежишь из проклятого СПА, обиженно надувшись, придется доигрывать партию до конца, вести журналистку на ужин», — зло подумал Андрей, сохраняя приличествующую ситуации мину и подыскивая достойный остроумный ответ.
Женька, прижавшись к стене бассейна, растерянно смотрела на консультанта, не зная, какого продолжения ожидать. Сердце ее все еще гулко колотилось, а на губах не растаяла память о поцелуе. Поцелуй был волшебным. Если быть откровенной и не врать себе самой, она бы с удовольствием его продолжила. Консультант ей нравился. Он был умным, во всяком случае, ей так показалось. Внешне привлекательным и имел сногсшибательную спортивную фигуру.
Единственное, что ее огорчало, точнее, не единственное и даже не огорчало, а останавливало от продолжения романтического вечера, это наличие Платона в ее жизни и сомнения в ответной симпатии консультанта. Последнее было странным. Он проявлял к ней очевидный интерес, ухаживал за ней, был внимателен, галантен и вообще всячески демонстрировал ей свой интерес. Откуда такие глупые сомнения? Размышления помогли Женьке окончательно прийти в себя, и она более-менее здраво взглянула на своего кавалера.
Ведерников стоял на прежнем месте и озадаченно на нее таращился. Словно не зная, на что решиться, то ли тащить ее на топчан, то ли вежливо извиниться. «Влюбленные мужчины себя так не ведут», — с горечью констатировала Женька. В душе ее разлилось беспричинное, бездонное разочарование. И почти детская, пронзительная обида. Словно пообещав чудесный подарок, ее в последний момент обманули, подарив набор шариковых ручек. Женька сглотнула обиду. Напомнила себе, кто она есть, и, надев маску этакой искушенной «пожирательницы мужчин», иронично заметила:
— А вы, оказывается, очень опасный тип, Андрей Александрович. Вскружили девушке голову, едва не утопили.
Больше всего на свете в этот момент Женьке хотелось вылезти из бассейна и отбыть восвояси и никогда больше не встречаться с этим человеком. Она ему явно неинтересна как женщина. Причем настолько, что он даже побрезговал легкой возможностью уложить ее в койку, настолько легкой, что она сама туда едва не залезла. «Вот бы он вляпался!» — зло усмехнулась про себя Женя. Впрочем, достаточно и того, что она ему на шею кинулась. Дура!
Но уйти прямо сейчас было невозможно, впереди предстоял еще ужин, на который она, можно сказать, сама напросилась, и Женька, чтобы скрыть обиду и унижение, снова нырнула в бассейн и, выбравшись из него, демонстративно покачивая бедрами а-ля Софи Лорен, отправилась в душ, чувствуя себя Вавилонской блудницей.
Ужин не удался. Они с Потаповой сидели в небольшом уютном ресторане, слушали живую музыку, ели вкусную еду и не испытывали от этого ни малейшего удовольствия. Даже разговаривать им было не о чем. Андрея не покидало ощущение фиаско. Хотя история с поцелуем, господи, из-за чего весь сыр-бор? Из-за поцелуя! И хотя история с поцелуем рассосалась сама собой, но какое-то послевкусие осталось. Он не мог понять, что обо всем случившимся думает Потапова, как теперь себя с ней вести? Она разочарована, обижена, устала? Он перестал ей быть интересен?
Ответа у Андрея не было, а ему отчего-то очень хотелось его получить, эта девица задела его самолюбие, поколебала уверенность в себе и так и осталась для него тайной за семью печатями. И вообще, этот вопрос его в данный момент тревожил больше, чем прочие, гораздо более важные вопросы, которых, надо отметить, у Андрея на данный отрезок времени было немало. И времени на их решение оставалось в обрез. Так для чего же он торчит в ресторане, бесплодно тратя драгоценное время, которое можно использовать гораздо продуктивнее. Чтобы дожать Потапову и выудить остатки информации? Да, честно говоря, проживет он и без этой информации. Настроение у Андрея было испорчено, ощущал он сейчас лишь усталость, разочарование то ли собой, то ли результатом вечера, глухое раздражение и желание поскорее завершить этот дурацкий ужин. Впрочем, что-то его все же удерживало от бегства под благовидным предлогом, который вовсе не сложно было организовать.
Женька сидела за столом над тарелкой с едой и с трудом заставляла себя делать глотательные движения. Недавнего голода словно и не бывало, были только тоска, отвращение, чем оно конкретно вызвано, Женя уверена не была, горькая обида и почти нестерпимое желание убраться поскорее с этой Голгофы.
Разговор с консультантом не клеился. Они молча сидели за столом, глядя, как сычи, друг на друга, и ни один из них отчего-то не проявлял инициативы первым закончить тягостный вечер. С одной стороны, Женьке очень хотелось, чтобы Андрей поднялся из-за стола и, сославшись на внезапно появившееся неотложное дело, отбыл срочным порядком. С другой стороны, она страшно этого боялась. Ведь тогда стало бы совершенно, безнадежно очевидно, насколько она ему скучна, неинтересна и отвратительна.
«А так, можно подумать, это не очевидно?» — сердито одернула она себя. И вообще, что ей за дело до этого типа? Жила она без него до сих пор и дальше проживет! И вообще, у нее есть проблемы посерьезнее. Платон, например. И вообще, она за него замуж собралась, а они даже не спали с ним ни разу и не целовались! Мысль о поцелуях тут же оживила в памяти недавние переживания, и Женька почувствовала, как вспыхнули ее щеки и как тревожно затрепетало в груди. Справившись с собой нечеловеческим усилием воли и заставив себя не смотреть на консультанта, Женька вдруг приняла смелое и неожиданное решение: отправиться прямо сейчас к Платону и остаться у него, со всеми вытекающими последствиями, а заодно и огласить ему свое решение.
«А то вдруг он давно уже передумал?» — усмехнулась про себя Женька. Но в глубине души отчего-то струсила.
Принятое решение взбодрило и окрылило ее, а заодно помогло заглушить мысли о консультанте более насущными проблемами.
Перемену в своей спутнице Андрей заметил не сразу. Но в какой-то момент он вдруг осознал, что сидящая напротив журналистка отнюдь не грустит, а весьма споро работает столовыми приборами, с аппетитом уплетая горячее блюдо и довольно живо стреляя по сторонам глазами. Ни недавней скуки, ни тоски в ее глазах заметно не было. Андрей понятия не имел, что послужило причиной столь резкой перемены, но сам он к преображению барышни отношения не имел точно. И это его неожиданно задело.
Поймав на себе взгляд Ведерникова, Женька быстренько дожевала кусок мяса и, приветливо улыбнувшись, сообщила:
— Вы знаете, Андрей, я неожиданно вспомнила об одном важном деле. Мне совершенно необходимо еще сегодня встретиться с одним человеком, причем время ближе к полуночи он считает оптимальным для деловых встреч. Так что вы не обижайтесь, но в ближайшие десять-пятнадцать минут мне придется вас покинуть. Провожать меня не надо, я прекрасно доберусь на такси.
Глаза журналистки весело посверкивали, она была полностью поглощена предстоящими делами, настроение ее удивительным образом исправилось, а весь облик в очередной раз загадочным образом переменился. Теперь она не была робким, неуверенным подростком, и искушенной штучкой, и акулой журналистки, а превратилась в… нежный бутон с восторженными глазами. Андрей почувствовал отвращение и к переменам, произошедшим в Потаповой, и к собственным несуразным формулировкам. Настроение его еще больше испортилось, никакого облегчения от предстоящей разлуки с журналисткой он вопреки ожиданиям не испытал.
