Глава 18
«Ну вот. Теперь можно и подумать».
Женька сидела возле компа с чашкой горячего какао, бутербродами и составляла план «военной компании».
«Начнем с простейшего, — решила она, — выясним, был ли обыск в квартире Кайдановых». Женька набрала номер Виктории.
— Я не знаю, — как всегда несчастным, извиняющимся, плаксивым голосом ответила Вика.
Женя даже сморщилась, услышав ее ответ, нельзя все же быть такой размазней и нюней.
— Когда Олег умер, я была сама не своя. В доме постоянно были чужие люди, они что-то делали, доставали какие-то вещи, что-то искали. Скатерти, посуду, постельное белье для родственников, которые приехали на похороны. Они меня так измучили! — воскликнула Вика. — Я просто не знаю, как все это пережила. А когда они все убрались, я неделю квартиру в порядок приводила. Так что, если примерно в это время тут еще кто-то рылся без моего ведома, я бы этого не заметила.
— Ясно, — кивнула Женька.
Значит, обыск мог иметь место. К сожалению, слово «мог» к делу не пришьешь. Нужны доказательства. А где их взять? Оказывается, Женька твердо усвоила наставления майора, и теперь одних голословных возможностей ей было мало.
«Теперь надо подумать, как разыскать информатора на вражеской территории в компании «Фармньюлайф». Поставила перед собой Женя следующую задачу. Обдумать ее она не успела: раздался телефонный звонок. Номер был незнакомый, и Женя отчего-то подобралась, словно ожидая нападения или агрессии.
— Евгения? — Раздался из трубки незнакомый мужской голос.
Женя зачем-то прокашлялась и села прямо так, словно приготовилась к мгновенным активным действиям.
— Да, — ответила она твердо, словно укрепляя собственную решимость.
— Добрый вечер, Андрей Ведерников беспокоит. Надеюсь, вы меня еще не забыли? — прозвучало вполне галантно и безопасно из трубки. — К сожалению, после нашего случайного, но весьма приятного знакомства я так ни разу и не напомнил о себе. Не считая того неприятного инцидента в переулке, да и то вынужден был вас стремительно покинуть. А вот теперь сижу и гадаю: есть у меня шанс заслужить ваше прощение или нет?
Нес обычную приятную чепуху финансовый консультант, а Женя растерянно слушала его, удивляясь тому, что совершенно забыла о таком эффектном, привлекательном, состоятельном, отважном мужчине. Может, так на нее повлияло решение остепениться и стать мадам Бобылевой? Или это расследование так ее захватило?
— Так как, Евгения, есть у меня шанс реабилитироваться? Примете вы мое приглашение на ужин? — неслось тем временем из трубки.
— На ужин? — переспросила, заставляя себя вернуться к реальности Женя, и уже нормальным, полным кокетства и женского лукавства голосом продолжила: — Что ж, вполне возможно, хотя и неточно. Я еще не решила. Все зависит от того, какие доводы вы приведете в пользу моего согласия.
И консультант принялся весьма изобретательно приводить доводы, изысканные и многообещающие.
Разумеется, Женька согласилась на ужин, да и кто бы отказался? Шикарный французский ресторан, шикарный мужчина, шикарный вечер.
«А может, стоило бы отказаться?» — с легким вздохом раскаяния подумала Женька, все же этот ужин будет если не предательством по отношению к Платону, то уж во всяком случае очевидной подлостью, ведь теперь он стал ее официальным женихом, раз она решила принять его предложение. А следовательно, он категорически не одобрит Женькиного намерения отужинать с посторонним мужчиной, его будет мучить ревность, он огорчится, его это ранит, и вообще, стоит ли флирт с каким-то консультантом страданий близкого человека?
«Но ведь он об этом не узнает, он пока даже не знает о моем решении выйти за него замуж», — тут же с отвратительной беспринципностью возразила сама себе Женька. «И к тому же, где он пропадает в последнее время? На звонки вечно не отвечает, никуда ее не приглашает», — принялась оправдывать собственное сомнительное поведение Женька, мучаясь угрызениями совести. Все-таки сколь обременительна и сложна супружеская жизнь. Сколь многим ей придется жертвовать в ближайшее время ради семейного очага? Прощайте, свидания, романтические встречи, многообещающие знакомства, интересные холостые мужчины, и да здравствуют домашний уют, семейный покой, стабильность, вечера возле телика, уборка квартиры по выходным и поездки всей семьей на дачу. Эти тихие, словно покрытые паутиной заплесневелой скуки картины неожиданно вызвали в Женькиной душе приступ панического страха, отчего-то ей стало тоскливо и муторно на душе и сердце. Так тоскливо, словно она прожила в этом мещанском болоте лет двадцать, не меньше.
Женька испуганно встряхнулась и принялась активно изыскивать многочисленные и очевидные плюсы семейной жизни.
«Во-первых, семейная жизнь избавляет тебя от одиночества», — привела она первый и очевидный довод.
«А я и так от него не страдаю», — тут же нагло возразило ей ее собственное второе «Я».
«Глупости, — заткнула его Женька. — Во-вторых, семья — это дети, а дети это радость».
«Можно подумать, ты о них мечтаешь с утра до вечера?» — снова недовольно хмыкнул голос.
«Да, мечтаю! — упрямо возразила Женька. — А еще семейная жизнь — это покой, уют, крепкий тыл…»
«Ну, это уж кому как повезет», — не смолчал и на этот раз голосок.
«Мне повезет, — твердо констатировала Женя. — Платон — он удивительный, нежный, заботливый, добрый, верный и преданный».
«Ну, ну, — недовольно промычал голос, не найдя на этот раз, что возразить. — Но хоть погуляй напоследок, ты же просто поужинать собираешься, ничего предосудительно. А уж после свадьбы…» — весомо и убедительно вещал голос.
И Женька, тяжело вздохнув, еще не согласившись с внутренним голосом, уже посмотрела в сторону шкафа, мысленно прикидывая, что бы надеть на завтрашний ужин? И понимая, что ничего подходящего в ее гардеробе нет, а следовательно, стоит завтра прокатиться по магазинам.
«Да, надо найти что-нибудь неординарное, — мечтательно размышляла она про себя, вспоминая одно симпатичное платьице, которое видела пару недель назад в витрине одного бутика. — А ведь я планировала завтра поездку в областную больницу к патологоанатому. И с поиском информаторов надо что-то делать», — одернула себя Женька, вспоминая о делах.
Она снова приуныла. А вот была бы она замужем за Платоном, не пришлось бы ничего изобретать, знай себе работай, а вечером тебя заботливый муж еще и ужином накормит, — пришел ей в голову очевидный и весьма весомый довод в пользу замужества.
К патологоанатому Женя все же поехала, причем с самого утра, встав по будильнику.
Она рассчитывала еще до обеда вернуться в город и успеть купить платье, а также выяснить личность владельца автомобиля, следившего за дачей Девятова.
Областная больница Женю поразила. Отремонтированный фасад, приличный вестибюль, регистратура — все не хуже, чем в городе. Но вот когда она смогла прорваться внутрь заведения, куда ее пускать категорически не хотели даже за тысячу рублей, а только за пять, ее постигло разочарование. Убогие, с облупившейся краской коридоры, недостаточное освещение, старомодные, заляпанные старой краской прямоугольные, подслеповатые светильники под потолком, продранный, протертый до дыр линолеум.
— А что вы хотели? — пожал плечами в ответ на Женькин вопрос патологоанатом, когда она добралась до него. — Деньги на ремонт давал депутат, а ему что главное? Максимум электората впечатлить. Кто внутри этот ремонт оценит? Пара сотен больных? А снаружи его всем видно. Так-то.
Патологоанатому было на вид лет пятьдесят, выглядел он усталым и каким-то безнадежным. Точнее, потерявшим всякую надежду. У него были сутулая спина, косолапые ноги, обутые в стоптанные, утратившие цвет и форму ботинки, длинные, неприкаянно болтающиеся руки, потухшие, глубоко посаженные глаза неопределенного серо-зеленого цвета. Его брови, уголки глаз, губы, усы и подбородок печально стекали вниз, являя собой маску уныния и безнадежности.
Конечно, профессия этого человека не располагала к излишнему оптимизму, но каждому взглянувшему на него, становилось ясно: профессия тут ни при чем. Просто его постигло глубокое, непоправимое разочарование — разочарование во всем: в людях, в жизни, в мироустройстве, в собственной профессии и в себе. И брел он по своему жизненному пути, исполненный пронзительной тоски и одиночества, едва передвигая ноги и понимая всю бессмысленность этого движения.
Жене стало его отчаянно жаль. Ее настроение мгновенно испортилось, она почувствовала, как апатия, витавшая вокруг патологоанатома, накрывает и ее безнадежным нежеланием действовать. Но, в отличие от патолога, действовать она была должна. А потому, встряхнувшись, приступила к делу, ради которого и проделала довольно долгий путь из города в серую промозглую несусветную рань ноябрьского утра.
— Василий Максимович, припомните, пожалуйста, Алексея Девятова, поступившего к вам около месяца назад с предположительным диагнозом «пищевое отравление», — вежливо попросила Женя.
— Ко мне, девушка, поступают только с определенным диагнозом «летальный исход», — равнодушно возразил Жене анатом.
— Хорошо, тогда Алексей Девятов с диагнозом «летальный исход», причиной которого предположительно было пищевое отравление, — проглотив внезапно родившееся в ней раздражение, переспросила Женька.
— Ну и что вам до этого Девятова, раз он все равно уже отравился? — без всякого интереса спросил патолог, не стремясь ничего вспоминать или отыскивать какие-либо данные по старому пациенту, или как правильнее назвать умершего человека, поступившего в морг?
«Тело», — сообразила Женя, успокаиваясь.
— У меня есть подозрение, что он был отравлен, и от того, так это или нет, зависит жизнь нескольких человек и судьба крупного предприятия. — Краски Женя, конечно, немного сгустила, но, как еще растормошить пофигистично настроенного анатома, она не знала.
— Отравлен? Этими консервами? — так же вяло переспросил анатом, демонстрируя тем не менее прекрасную память и владение материалом.
— Возможно, что и не консервами, а неким препаратом, вызывающим схожие с ботулизмом симптомы, — оживляясь, ответила Женя.
— У вас есть предположения, какой именно это мог быть препарат? — не оправдал Женины надежды анатом, продолжая бессмысленную череду вопросов и не демонстрируя ни малейшего желания ей помочь.
— Нет. У меня таких предположений нет. Я журналист, а не фармацевт, — не сдержав эмоций, резко ответила Женя и с опаской взглянула на анатома: а вдруг сейчас он обидится и вообще ее выгонит?
— Гм. А откуда у вас вообще такие идеи? — взглянул впервые с начала разговора прямо Жене в глаза анатом, и Женя вдруг с удивлением заметила в них насмешливые искорки.
«Да он просто развлекается!» — Женя так и ахнула от подобного открытия. Но в данной ситуации это, пожалуй, было ей только на пользу. Если чувство юмора в нем еще живо, они договорятся. И Женька вывалила анатому суть расследуемой истории, естественно, без имен и излишних подробностей.
— Гм, — поджав губы, неопределенно промычал анатом. — Я, конечно, захолустный трупорез, а не столичный токсиколог, и лучше всего было тело эксгумировать и провести целый ряд анализов на современном оборудовании, — под скисающим Женькиным взглядом рассуждал Василий Максимович, — но все, что смогу, сделаю. Просмотрю собственное заключение, подумаю на досуге. Если мысли какие-то будут, позвоню. Если нет, тоже позвоню, — закруглил он беседу.
— А сейчас нельзя посмотреть? — не обрадовалась такому резюме Женя.
— Нет, — категорически отрезал анатом. — Посмотреть можно, подумать нельзя. А это важнее. Телефон пиши. — Он пододвинул к ней журнал регистрации, и Потапова на внутренней стороне обложки написала свой номер.
В город Женька ехала в другом настроении. На ужин ей уже не хотелось, а хотелось наконец выяснить хоть что-нибудь конкретное по этому дурацкому, неконкретному делу, трупов по которому было много, а фактов мало.
А потому она прямиком направила свои колеса в Приморский район, где, по сведениям майора Суровцева, на Парашютной улице проживал владелец авто, на котором прибыли в дачный поселок убийцы Девятова.
«Если, конечно, они убийцы», — обреченно подумала Женя и сама удивилась своим пораженческим настроениям. Раньше за ней такого не водилось. Прежде она настойчиво, упрямо, возможно, даже тупо, верила в собственную правоту, в истинность своих версий. Может, на этот раз она ошиблась? С чего эти шатания?
«Нет», — подсказал ей внутренний голос. Она не ошиблась, просто ей надо чуть больше везения, изобретательности и усердия, ведь звонок Кайданову был, и уж он-то точно не был случайным совпадением.
Добравшись до места, Женя решила поступить просто. Она нашла нужный дом, подъезд, квартиру и, проникнув в подъезд тридцатиэтажного нового дома вместе с кучкой жильцов, оказалась перед нужной дверью на восьмом этаже.
Что она скажет, если дверь ей откроет тот самый бандит, который убил Девятого, или другой, который хотел похитить ее саму, потому что это, как ни крути, была одна банда, Женька особо не задумывалась. А перла глупо, прямолинейно, на пролом, непонятно, на что надеясь. Но тревожно ей не было.
«Дзи-инь!» — раздался за внушительной железной дверью пронзительный, раскатистый звонок. Потом за дверью послышался какой-то грохот, затем неразборчивая ругань. И вот тут Женька струхнула и даже уже хотела сделать ноги, но не успела. Дверь распахнулась, распахнулась настежь, едва не попав ей по носу.
— Ой! — отпрыгнула Женька в испуге.
— Ты кто такая? Чего тебе надо? — раздался над Женькиным ухом страшный громоподобный бас. Она попрощалась с жизнью и открыла глаза. — Ну, чего не мычишь не телишься? Кто такая? Чего надо?
Перед Женькой стоял в дверях мужик в майке, спортивках и фартуке, на руке у него болталась трехлитровая банка, в банке — два соленых огурца. Лицо у него было злое, но все же не бандитское, а просто слегка одутловатое, с квадратным подбородком, и сам он был не здоровым, а просто упитанным. Оценив эти нюансы, Женька облегченно выдохнула и спросила:
— Вы Чуйкин Семен Петрович?
— Ну? — любезно подбодрил ее мужик.
— Вам принадлежит машина «Мазда-6», госномер…
— Нет, — перебил он Женю так же коротко и решительно, как и выражался до сих пор.
— Как нет? В ГИБДД значится, что вам, — растерялась от такого напора Женя.
— Числилась. Только я ее сперва разбил, потом продал. По доверенности, — коротко отчитался он, а потом смачно добавил: — Вот сволочи!
— Кто? — насторожилась тревожно Женя.
— Кто, кто? Дед Пихто! — вытаращив глаза, ответил мужик. — Покупатели сволочи, обещали все сами переоформить и ничего не сделали. Сволочи! — словно наслаждаясь вызывающей грубостью этого слова, повторил он. — Ты откуда?
— С телеканала, — не очень уверенно и расплывчато ответила Женя, которую мужик с банкой то и дело ставил в тупик.
Мужик воспринял ее заявление спокойно, окинул коротким, хмурым, оценивающим взглядом.
— Слышь, давай-ка помоги банку снять, — протягивая ей руку, по-свойски, без церемоний велел хозяин квартиры.
Впрочем, церемонии вообще были не в его натуре.
— Давай тяни как следует, из-за тебя застряла! — подгонял пыхтевшую от натуги Женьку Чуйкин Семен Петрович. — Это последние два огурца, а уже половина второго, — неизвестно, в какой связи, заметил он нервно. — Эх, елки! — все больше кипятился он, прыгая вокруг банки. — Как я буду салат резать? У жены сегодня день рождения, а еще пылесосить! И пол помыть! — в отчаянии завывал примерный супруг. — И чего тебя только принесло так не вовремя? — обвиняюще ткнул он в Женьку банкой.
Женька изо всех сил старалась стянуть с распухшей руки банку, но та застряла намертво.
Тогда она взяла его руку с банкой молча и решительно и грохнула ею об угол кухонного стола. Банка разлетелась вдребезги, огурцы шмякнулись на пол.
Мужик сразу скис. Сдулся, как воздушный шарик.
— Ну вот, — протянул он жалобно. — Это же последние были, как их теперь из осколков выковыривать? — опускаясь на корточки и глядя на последствия Жениных кардинальных мер, спросил он.
— Не мои проблемы, — отрезала Женька. — Давай данные покупателей и можешь возвращаться к своим заботам.
Больше он не спорил, а сходил куда-то в комнату, порылся минут пять, хлопая дверцами шкафов, и наконец вернулся, неся в руках бумагу.
— Только я ее не отдам. Жена не велит документы никому давать, — прижимая опасливо к сердцу бумажку, заявил он отважно.
— Ладно, не надо. Я только данные спишу, и все, — милостиво разрешила Женька.
«Имя, фамилия, отчество и очередной адрес», — размышляла Женька, спускаясь вниз в лифте. Но уж теперь-то это наверняка те самые бандиты, и соваться к ним бездумно, нахрапом она не будет. Нельзя так часто испытывать судьбу. Лучше вообще позвонить Суровцеву и пробить по его каналам, не числится ли за данным гражданином каких-нибудь грехов перед законом.
А теперь, пожалуй, следует поехать в торговый центр и купить себе платье, а потом зайти в салон красоты и привести себя в порядок.
«Первое свидание — очень важно, я должна быть во всеоружии», — размышляла Женька, идя к машине.
«Стоп. Какое первое свидание?» — затормозила она посреди тротуара.
Первое подразумевает второе, и вообще продолжение взаимоотношений. А никакого продолжения ей не надо, потому что она одной ногой уже в загсе на ковровой дорожке. А раз так, то получается, и первого свидания тоже никакого не надо, а лучше всего позвонить Платону и поужинать с ним. И Женька, вовремя одумавшаяся и раскаявшаяся в своем непростительном легкомыслии, так и сделала. Она достала телефон и набрала номер Платона.
— Женечка, дорогая, я так рад твоему звонку! — мгновенно заполнил Женино внутренне пространство светом своей любви и преклонения Платон. Никто, кроме него, так на Женю не действовал. Он просто-таки погружал ее в океан собственной любви и тепла. И Женька счастливо улыбнулась.
— Платоша, ты чего сегодня вечером делаешь? Давай поужинаем вместе? Мы так давно никуда не выбирались, — предложила Женька, радуясь своему правильному, благородному, разумному решению. И ну их всех, этих поклонников!
— Женечка, милая, — прозвучал в ответ какой-то неправильный тон, и Женька тут же нахмурилась, дальше она слушала невнимательно. Свидание отменять Женя уже не стала.
