Глава 17
— Она сразу же поехала в больницу. Разыскала там врачиху, которая приезжала на вызов. Доктор сегодня не работала, но Потапова как-то раздобыла ее адрес и поехала к ней домой. Проговорили не меньше получаса. Потом журналистка вернулась в город и сразу же отправилась в Суровцеву. Там пробыла сорок четыре минуты, затем отправилась домой. Это все.
— Спасибо, — сухо поблагодарил собеседника Андрей. — Можешь быть свободен. Дальше я сам, — и повесил трубку.
Журналистка проявляла чудеса предприимчивости и, кажется, сумела обскакать даже самого Андрея. Ему побеседовать с Клавдией Матвеевной Райзман, а точнее, с Кларой Мельхиоровной, так и не удалось. Старуха даже калитку не соизволила открыть. Только гавкнула из-за забора, что без ордера на участок никого не пустит. Ордер взять Андрею было негде. А было бы интересно узнать, о чем Потапова так долго беседовала со старухой.
И Андрей вновь потянулся за телефоном.
— Тук, тук. — Женька осторожно заглянула в кабинет Суровцева, боясь найти там совершенно опустившегося, абсолютно деморализованного майора. А потому удивлению ее не было предела.
— А? Здорово, Евгения! — бодро, радостно воскликнул майор, сияя ей навстречу. Лицо его выражало состояние полнейшего довольства. Он сидел на стуле, засунув руки в карманы брюк, и раскачивался на его задних ножках.
— Раскрыли дело? — радостно, напитываясь витающей в кабинете атмосферой счастливой безмятежности, спросила Женька.
— Ха, — коротко хихикнул майор. — Еще лучше.
— А что может быть лучше? — присаживаясь возле стола, озадаченно спросила Женька.
— Лучше может быть то, что начальство мне строго-настрого запретило лезть в это дело, да еще и благодарность с внесением в личное дело вынесло, — сообщил ей майор, лучась от счастья.
— А как это так? Вы же еще несколько дней назад отчаянно стенали вот на этом самом месте, жалуясь, что спасти вас может только чудо, и опасались скорого увольнения со службы, — глядя с интересом на майора, спросила Женька.
Последний вопрос произвел на майора странное действие. Он перестал раскачиваться на стуле, как-то вдруг и сразу сконфузился, покраснел, а глазки его подозрительно забегали по сторонам.
— Нет уж, колитесь, — велела ему Женька. — Все равно же не отстану.
Майор после этой угрозы затосковал еще больше, но, взглянув в Женькино решительное лицо, тяжело вздохнул и, прежде чем начать рассказ, строго-настрого велел ей об этом помалкивать.
— Если хоть одна живая душа об этом узнает, я тебя, Потапова, в порошок сотру. Так и знай, — грозно сведя брови к переносице, припугнул ее майор.
Женька только усмехнулась.
— Маг мне твой помог. Лаврентий, — неохотно сознался майор, стыдливо отводя глаза.
— Да вы что! Ездили к Лаврентию? — пришла в бурный восторг Женька, представив себе визит неказистого майора в шикарную приемную мага.
— А чего ты таращишься? Сама же сказала, нужно чудо — езжай к магу. Вот я и поехал, от отчаяния, — ворчливо рассказывал майор.
— И что он сказал? — стараясь держать себя в руках, спросила Женька.
— А пес его знает! — фыркнул майор. — Сказал что-то вроде того, что я чувствую себя овцой, которую готовят на заклание. Я решил, что начальство назначило меня козлом отпущения, заранее предвидя, что дело мне не раскрыть. Потому что всем известно, куда тянутся нити, и я, безусловно, закончу так, как назначено, если не поменяю свою личную позицию, не сойду с позиции жертвы. Я должен заставить их изменить свою точку зрения на ситуацию на себя и дело в целом, ну, и что-то в этом роде. Только заумно очень. Мне такую галиматью не повторить, — то и дело косясь на Женю, рассказывал майор. — В общем, ушел я от него еще злее, чем пришел. Вот думаю, идиот, повадился на старости лет людей смешить, по экстрасенсам бегать начал. А когда к себе вернулся, ни с того ни с сего начал вдруг все дело пересматривать, и так это хорошо у меня пошло, все детали на места встали, и, как божий день, стало ясно, кто, кого и зачем грохнул. Я аж сам себе не поверил. Сложил все бумажечки, причесал дельце и к руководству. Вот, мол, нате кушайте. Хотите, можем прямо сейчас пресс-конференцию проводить. Начальство отчетик мой просмотрело и чуть в обморок не ухнулось. — Суровцев самодовольно усмехнулся. — Короче, почесало оно репу, сбегало наверх, посовещалось, что со мной делать, и решило дело наверх передать, мне благодарность объявить и «гуляй, Вася». Чувствую, больше мне такие дела поручать не будут, да и шут с ними, — закончил свою бравурную, несколько неконкретную речь майор и полез куда-то в стол. Достал оттуда бутылку финской водки, стакан, стопку и банку с солеными огурцами.
— Петр Леонидович, вы что, с ума сошли, прямо на рабочем месте, да еще в рабочее время? — вытаращилась на него Женька. Такого майор в ее по крайней мере присутствии до сих пор себе не позволял.
— Эх, Евгения, один раз живем, зато как! — залихватски откупоривая банку с огурцами, бросил Суровцев. — Давай за компанию! Отметим мое избавление. — Он разлил водку по стопкам.
— Ладно уж, — нехотя согласилась Женя, берясь за стопку и придирчиво осматривая ее на свет. Стопка была какая-то мутная, нестерильная, хорошо хоть дохлые мухи на дне не валялись. — В конце концов, мне тоже есть что отметить.
— Да? — морщась от удовольствия, спросил майор. — Что за успехи?
— Помните Олега Кайданова, которого на трассе под Сестрорецком сбили? — хрумкая домашним огурчиком, спросила Женя, стараясь не накапать на джинсы рассолом.
— Ну? — тут же посерьезнев, спросил майор.
— Так вот, я, кажется, докопалась до сути и даже еще один труп нашла, — гордо выпрямившись на стуле, похвасталась Женька.
— Знаешь, Потапова, — как-то задумчиво, с философской отрешенностью проговорил майор, откидываясь на стуле, — вот смотрю я на тебя и думаю: зачем ты в журналисты подалась? Шла бы к нам в уголовку и занималась бы с утра до ночи расследованиями в свое удовольствие. Глядишь, с твоим рвением к годам сорока до полковника бы дослужилась.
— Ну уж нет, — категорически отказалась Женя. — Не хочу я к вам, мне и у себя хорошо. Меня народ знает, любит и уважает. А вас кто любит и уважает? — бездумно брякнула Женя и тут же пожалела о своей чрезмерной откровенности. Майор насупился и ушел в обиду.
Пришлось подлизываться, извиняться, уговаривать. Наконец майор оттаял, и Женька смогла озвучить свою просьбу: пробить хозяина «Мазды-6», навещавшей дачу Девятова.
— Ладно, давай диктуй номер, — милостиво разрешил майор. — А пока расскажи, чего ты там нарыла.
— Короче, деталей я пока не знаю, но все дело в фармакологическом концерне, в котором раньше работал Кайданов. Он разрабатывал какой-то препарат, потом перешел на работу в НИИ, а работу над препаратом продолжил его ученик. Но затем, когда дошло до клинических испытаний, что-то вскрылось, а разработки велись несколько лет, стоили дорого, и руководство решило данные испытаний не оглашать. Девятов, это ученик Кайданова, с ними не согласился. Он обратился за помощью к Кайданову, тот обратился к руководству концерна и пригрозил разоблачить их махинации. Девятов снабдил его секретными данными, бумаги с результатами исследований с работы вынес, и концерн ликвидировал Кайданова. Потом они начали охоту за материалами и убили Девятова. Но документов так и не нашли. Зато Троян, помните Трояна? — возбужденно спросила майора Женька. — Тот, что с Ангелиной Редькиной шпионажем занимался? Вот он этих людей вычислил, концерн то есть, и стал их шантажировать, хотел бабок с них снять, и они его грохнули. Редькина сама его труп по телику видела и тут же в Италию свалила!
— А ты откуда знаешь? — сложив перед собой руки и внимательно глядя на Женьку, спросил майор.
— Так я сама ее в аэропорт отвозила.
— Ох и дурища ты, Женька, — покачал головой майор. — Вот чему ты радуешься? Ты понимаешь, куда ты влезла? Три трупа! Ты что, четвертым хочешь стать?
— Ой, я же забыла вам рассказать! — всплеснула руками, еще больше оживляясь, Женя. — Меня же бандиты похитить хотели!
И она поведала историю своего чудесного спасения.
Суровцев сидел молча, подперев щеку ладошкой, глядя на нее кротким, полным безграничной жалости взглядом.
Сперва Женя продолжала по инерции улыбаться, потом как-то тревожно заерзала на стуле и, наконец, надув обиженно щеки и нахмурив брови, спросила плаксивым голосом:
— Ну, что?
Суровцев еще помолчал и наконец соизволил ответить:
— Жаловаться я твоим родителям не буду. Чего людей зря волновать? Им только тревоги лишние, а с тебя как с гуся вода. И потом, в твоей медицинско-шпионской катавасии хоть один доказанный факт имеется? Есть у тебя по этому делу хоть какие-то доказательства или только одни сплетни с угрозой для жизни?
Женька задумалась.
— Ну, во-первых, смерть Кайданова — это факт, — наклонила она голову. — Во-вторых, смерть Девятова — это тоже факт. В-третьих, показания Алены Наумовой и ее преследование — тоже факт. А попытка моего похищения?
— Пока что эти факты не очень укладываются в единую картину. Кайданова, по версии следствия, сбила машина. Девятов твой умер от обыкновенного пищевого отравления. Кто пытался тебя похитить, и вовсе неясно. Может, это обыкновенные насильники были? Ну, и остается рассказ этой самой Алены. А ну как у нее паранойя? — скептически спросил Суровцев.
— Она не сумасшедшая, — уверенно возразила Женя. — К тому же я беседовала с врачом из неотложки, забиравшим в тот день с дачи Девятова, а завтра поеду к патологоанатому. По словам врача, они практически сразу уверились в пищевом отравлении, поскольку тело было найдено рядом с банкой консервов, да и внешне как будто все говорило в пользу подобного диагноза. Консервы они с собой взяли и даже сдали на анализ, он показал наличие ботулизма в очень высокой концентрации, поэтому Девятов и умер так быстро. Да и по свидетельству врача, умер он явно от остановки дыхания. Но вот проверяли ли они самого Девятова на наличие в его организме ботулизма, неизвестно.
— И это доказательство? — выразительно взглянул на Женю Суровцев.
— Пока нет. Но они у меня будут, — твердо заверила майора Женя. — К тому же у меня есть запись визита неизвестного к Алексею Девятову в день его смерти и показания двух надежных свидетелей о том, что за парнем следили.
— Ну, допустим, — покладисто согласился майор. — А почему ты решила, что это как-то связано с фармакологией? По свидетельству его соседки, парень был бабником, вдруг за ним муж любовницы следил, хотел застукать с поличным?
— Да нет. При чем здесь любовницы? — категорически отмахнулась Женя, чувствуя, как в глубине ее души уже зашевелился червячок сомнения, и вся ее такая замечательная, крутая, логически построенная, драматическая, кровавая история разваливается на куски. — Нет, — произнесла она еще раз, еще увереннее и громче, словно стараясь заглушить собственные сомнения. — Это все из-за украденных документов и того самого препарата.
— Да? — прищурив глаз и приподняв скептически бровь, переспросил Суровцев. — А почему тогда квартиру Кайданова не обыскивали в поисках документов. Жилье Девятова перетряхнули, квартиру Наумовой тоже, а у Кайданова ничего не искали? Где логика?
— Не знаю, — растерялась Женя. — А может, они и искали, да не нашли. Только искали аккуратно, так что вдова не заметила. И вообще, я ее еще не спрашивала об этом. Может, что и было, — пожала она плечами, делая мысленно в голове заметку.
— Хорошо, — кивнул Суровцев. — Как говоришь, этот препарат назывался, из-за которого весь сыр-бор?
— Не знаю, — озадаченно протянула Женя. — Документы ведь пропали, и живых свидетелей тоже нет.
— Точнее, нет Кайданова и Девятова, — многозначительно произнес Суровцев.
— Точно. Не одни же они работали над препаратом! Остальные сотрудники предприятия живы и здоровы. Надо срочно с ними встретиться! — уже почти вскакивая со стула, спохватилась Женя.
— Погоди, — остановил ее Суровцев. — Как ты собираешься с ними встречаться?
— Ну, подожду на проходной, — пожала плечами Женька, доставая рабочий блокнот и делая заметки.
— Ты знаешь, кого караулить? Это маленькое предприятие? — тем же спокойным, каким-то дружески нейтральным тоном спросил майор.
— Ой, нет. Надо позвонить Девятову на работу, у меня есть его телефон и…
— И сказать первому попавшемуся сотруднику о том, что ты расследуешь смерть Девятова и интересуешься препаратом? А этот сотрудник пойдет и стуканет в службу безопасности? Если только их телефоны и без того не прослушиваются в связи со сложившейся ситуацией.
— Да-а. А что же делать? Может, пойти к руководству, наврать, что я репортаж готовлю, а потом уже в этот отдел попытаться проникнуть? — перебирала вслух отработанные методы Женя.
— А если все же это они пытались тебя похитить? — так же без нажима спросил майор.
— А что делать? — Впервые за историю их знакомства Женя обратилась к майору с просьбой о помощи. Точнее, даже не о помощи, ей нужен был совет профессионала. Раньше она считала себя на порядок умнее и сообразительнее неказистого, ворчливого, неряшливого майора, воображая себя существом другого порядка, а свою блестящую по сравнению с майором внешность отражением интеллектуального блеска.
— Не спеши. Выясни, кто из сотрудников был наиболее близок Девятову, заместитель, лаборантка, кто-то из сотрудников. Только выясни это окольными путями. Ищи контакты, не светись, избегай представляться людям, — посоветовал Суровцев. — Перепроверяй любую информацию, не принимай ничего на веру и будь осторожна. Как что, сразу звони. По ночам одна не шатайся, — последние наставления он давал уже привычным ворчливым тоном, зарывшись в свои бумаги и не глядя на Женьку.
Женька взглянула на рыхлое, смуглое, с мелкими, красными прожилками капилляров лицо Суровцева и вдруг, поддавшись порыву, чмокнула его в щеку.
— Ты что, Потапова? — испуганно шарахнулся от нее майор, прижимая к щеке руку, словно она его не поцеловала, а ударила.
— Ничего, — пожала плечами отчего-то развеселившаяся Женька. — Просто не смогла удержаться. Вы такой милый!
— Какой я? — мгновенно охрипнув от возмущения, переспросил майор.
— Добрый и милый, — четко, раздельно повторила Женька. — А теперь давайте распечатку по номеру, и я пойду.
После Женькиного ухода майор еще долго сидел, то пыхтя, то хмурясь, то потирая щеки, то дергая себя за нос, не в силах обрести привычную угрюмо-ворчливую гармонию духа.