Глава 14
Андрей сидел в машине и смотрел, как журналистка тыкается возле тротуара, неловко пытаясь припарковаться. Ее натужные усилия сразу же выдавали неопытного водителя. Однако упорство и труд победили, и она смогла приткнуться на свободный пятачок. А дальше произошло то, чего Андрей надеялся избежать.
Едва журналистка, стараясь спрятать голову под воротник от накрапывающего дождя, не глядя по сторонам, вылезла из машины, из тени арки к ней шагнули двое. Один обошел машину спереди, другой — сзади. Тот, что подошел сзади, схватил непутевую дуреху, второй вырвал у нее из рук сумку, и они потащили ее к машине. Автомобиль была припаркован тут же и, едва двое появились на тротуаре, выехал на середину дороги и ждал теперь пассажиров.
Андрей не двигался. Он просто смотрел на происходящее. Похищение журналистки могло сослужить им хорошую службу, так что освобождать ее он не спешил. Сейчас все будет зависеть от того, куда ее повезут. Любой вариант мог иметь свои плюсы, и Андрей терпеливо ждал.
Журналистку тащили к машине, она вдруг безвольно повисла на руках похитителей, и Андрей невольно выпрямился на сиденье. Первая его мысль была, что ей что-то вкололи. Это было плохо. Но потом он увидел, как тащивший Потапову парень пошатнулся, видимо, ее неожиданная слабость была для него сюрпризом. Он неловко наклонился вперед под грузом бессознательного тела, и тут девица ожила, дернула его вперед, он потерял равновесие и упал, а Женька, разогнувшись, как пружина, рванула прочь от своих похитителей. Андрей невольно усмехнулся. Журналистка оказалась шустрой. Но деваться ей было все равно некуда. Второй нападавший тут же кинулся за ней вдогонку и, естественно, без труда догнал ее. Но девушка снова удивила Андрея. Видимо, жажда жизни и свободы были в ней чересчур сильны, несмотря на явный численный и силовой перевес нападавших, сдаваться она не собиралась.
Андрей обреченно покачал головой. Здравый смысл молил его оставаться в машине, а инстинкты требовали вмешаться и отбить журналистку из лап похитителей.
Инстинкты победили. Андрей не спеша, словно нехотя, вышел из машины и двинулся к группе сражающихся. Потапову снова волокли к машине. На него внимания никто не обратил, водитель по-прежнему оставался в авто. Андрей схватил за шиворот одного из парней и, развернув к себе лицом, резко, коротко, профессионально врезал ему по челюсти. Парень осел на тротуар и затих. Тогда Андрей переключился на второго бандита, этого он сильно бить не стал, чтобы парень мог добраться до машины и приятеля своего захватить. Спустя пару минут взвизгнули тормоза, и грязный черный «Форд» стартанул с места, оставив их с журналисткой одних в пустом, пронизанном холодным ноябрьским дождем переулке.
Конечно, она его узнала. Но, к счастью, как и положено молодой, романтической девице, была больше занята собой, чем здравыми вопросами, как он оказался в переулке, и тем, как часто в жизни случаются такие совпадения. Потапова то и дело поправляла прическу, одергивала куртку, проверяла, не размазались ли глаза, а потом хлопала призывно ресницами и явно рассчитывала на продолжение романтической истории. На чай его пригласила.
Андрей, ощущавший острую вину за очередной допущенный промах и коривший себя за излишнюю сентиментальность, к романтике склонен не был, а потому, доведя журналистку до дверей квартиры, суховато попрощался и отбыл.
Зря он решил тогда в ресторане поближе к ней подобраться на всякий случай. Лучше бы они были незнакомы. Ох, что-то много у него проколов в этот раз, пора поскорее сворачивать это дело и в отпуск.
С утра позвонил Платон и звонил долго. Раз пять. Женька мстительно не брала трубку. Она бы и вовсе ее отключила, но не позволяла производственная необходимость.
А еще с утра, как и советовал Ведерников, она тут же отправилась в полицию и на этот раз застала майора на месте. Майор был угрюм, мрачен, небрит, его заросшие седоватой щетиной щеки ввалились, отросшие неровными клочьями волосы топорщились в разные стороны, а глаза посверкивали нехорошим, тревожным блеском.
— Петр Леонидович, как вы? — оробев от таких перемен, спросила замершая на пороге Женька, обычно особыми церемониями с майором не утруждавшаяся.
— Хреново, — прямо и честно ответил майор. — Если чуда не случится, меня в течение месяца из органов попрут за профнепригодность. Полковник так и сказал, а эта сволочь слов на ветер не бросает, — глядя в стол, произнес майор ровным, а оттого еще более жутким голосом. — Ну а ты как?
— Так же. Меня вчера чуть не убили возле дома. Один мужик спас, — присаживаясь у майорского стола на кончик стула, поведала Женя, не очень уверенная, что до собеседника сейчас дойдут ее проблемы.
Но вопреки ее ожиданиям Суровцев вдруг встрепенулся и взглянул на Женьку ожившим заинтересованным взглядом.
— Убить, говоришь, хотели? Очень интересно. — Он весь подобрался и замирающим от надежды голосом спросил: — Стреляли? В твоем подъезде? Из-за репортажей, да?
— Да нет. Напали вчера двое на улице, возле арки. Хотели в машину затащить, а там еще третий кто-то сидел. Это из-за убийства того фармацевта, помните, которого в Курортном районе автомобиль сбил? — оживляясь, в свою очередь, сообщила Женька.
— А-а, — тут же скисая, протянул Суровцев и вновь потерял к Женьке всякий интерес.
— Петр Леонидович, да очнитесь вы наконец! — рассердилась Женька на такое свинское равнодушие. — Говорю вам, меня убить хотели!
— Ну не убили же? — вяло заметил майор, даже не взглянув на нее. — А вообще, иди к ребятам в отдел, напиши заяву.
— Ну, спасибо! Помогли! — возмущенно потрясла головой Женька. — Петр Леонидович, ну что вы как обмороженный? Ну, мало ли что там начальство вам наговорило? Жизнь продолжается, и без ментовки прожить можно, и ничуть не хуже, чем с ней! А возможно, даже и лучше! — бодро вещала Женька, стараясь вывести майора из состояния ступора.
— Нет, без ментовки не можно, невозможно, — с бесконечным, тоскливым отчаянием проговорил майор. — Без нее — никак.
— Ну, что, действительно так хреново? — вновь перестраиваясь на сочувственный лад, переспросила Женя.
— Если чудо не случится, мне — хана, — почти провыл майор. — Сглазил меня твой экстрасенс, накаркал!
— Экстрасенс? — нахмурилась Женька. — Лаврентий, что ли?
— Он самый, — кивнул Суровцев. — Он, проклятый, меня погубил, — чуть не плача, простонал Суровцев.
— Ну-у, — протянула, успокаиваясь, Женька. — Можете расслабиться. Он маг светлый, ничего плохого никому не делает. А если вам чудо надо, так к нему и ступайте. Это его прямая специальность. Он мастер из тупиков выводить. Лично мне неоднократно помогал. И вам тоже поможет, — заверила майора Женя. — Если хотите, телефон его дам?
Женька рулила в редакцию и ругала себя на чем свет стоит. Едва отъехав от отделения и встав в плотный поток транспорта на Среднем проспекте, она тут же ощутила незнакомое, очень тревожное чувство дискомфорта. Она буквально физически ощутила упертый ей в затылок недоброжелательный чужой взгляд. Женя заерзала на месте, оглядываясь по сторонам и не видя ничего подозрительного. Но чувство тревоги не проходило.
Эта стерва Ангелина все-таки подставила ее. А она так глупо позволила Суровцеву втянуть себя в чужие проблемы, забыв о своих собственных. Или его и впрямь нельзя было растормошить? Наверное, стоило пойти к ребятам в другой отдел и написать заявление, как и сказал Суровцев. Она им человек не чужой, может, и помогли бы? К тому же Женя хорошо запомнила черноволосого типа с мясистым носом, да и второго, того, что со спины напал, тоже разглядела, они потом несколько раз лицом к лицу оказывались. А вот номер машины она не запомнила. Хотя… его, кажется, и вовсе не было. Но, самое обидное, даже модель автомобиля не разглядела. Размышляла Женька, то и дело пугливо оглядываясь по сторонам, словно ожидая нападения.
А что вообще она может сообщить полиции? Какие конкретные данные и факты у нее есть?
Убийство Олега Кайданова и телефонный звонок с предупреждением, Ангелина Шапорезова и Троян. Убийство Трояна. Но кто его убил и за что, неизвестно, а Шапорезова, она же Редькина, слиняла в Италию. А может, и не в Италию. Мало ли что она Жене наплела. Далее нападение на нее в переулке. Так это еще доказать надо, что нападение было как-то связано с Кайдановым и Ангелиной.
А вдруг ее просто изнасиловать хотели неизвестные? Рядом Андреевский рынок, а там, как известно, народ разный крутится. Да-а. Никто ее рассказы всерьез не воспримет. Суровцев не форме, а больше ей помочь некому. Последний вывод подействовал на Женю угнетающе. Она нахмурилась и стала соображать, к кому бы обратиться за помощью и защитой. Платон, ясное дело, отпадал. Где он — где криминал.
«Вот адвокат Скрябин мог бы ее защитить», — с глухой, почти остывшей тоской подумала Женя, но тут же отогнала от себя эти мысли, пока снова не стало больно. Может, к Труппу обратиться? Есть же у них на канале служба безопасности? Это дело как раз по ней, защита сотрудницы от неизвестных злодеев. Женя заметно приободрилась и с удвоенной энергией устремилась на работу.
— Тенгиз Карпович занят, — самодовольно заявила Труппова секретарша, строго поджимая губы.
— У меня срочное дело, это касается эфира, — сурово глядя на малолетнюю нахалку, заявила Женя и двинулась к дверям. Будут еще всякие пигалицы ей палки в колеса вставлять!
Секретарша Женьку не любила, причем без всякого повода. Когда Женя из рядовой безымянной сотрудницы канала превратилась в звезду эфира, секретарша уже работала, и, сколько помнила Женя, никаких конфликтов у них никогда не случалось. А потом, когда Женька стала частенько по долгу службы заглядывать к руководству, то вдруг с удивлением поняла, что секретарша ее недолюбливает, а точнее, так просто не выносит. Сама Женька к девице относила индифферентно.
Ну, мало ли что могло стать причиной секретарской нелюбви? Зависть, ревность или просто беспричинная антипатия, Женьке было все равно, пока та не начала свои чувства подкреплять делами. С тех пор между Женькой и Полиной шло что-то вроде холодной войны. Перевес пока был за звездой отечественной журналистики и гордостью канала — Евгенией Потаповой.
Вот и сейчас, не обратив внимания на возражения секретарши, Женька уверенно рванула на себя дверь кабинета.
— Тенгиз Карпович! У меня ЧП, срочно нужно ваше вмешательство! — прямо с порога, не глядя по сторонам, заявила Женя, стремительно влетая в кабинет.
— Ты что, Потапова, с ума сошла, без спроса врываться? — мгновенно осадил ее грозный начальственный окрик.
— Тенгиз Карпович, извините, я ее предупреждала, что вы заняты! — жалобным, обиженным голоском проныла из-за Женькиной спины секретарша. — Только Потапова у нас никого не слушает, думает, ей все позволено, — с ехидцей закончила она, бросая на Женьку мстительные, довольные взгляды.
— Ты что, Потапова, о себе возомнила? — заорал и без того злющий Трупп. — Не видишь, у меня совещание, люди сидят? Или тебе отдельные правила надо составлять, как себя с начальством вести? Марш к себе, и чтобы через час отчет о работе за последнее полугодие у меня на столе лежал, ясно? Пошла вон!
Женя от такого обращения даже дар речи потеряла, просто стояла и, как дура, глазами хлопала. Он что, совсем с катушек слетел, так с сотрудниками разговаривать?
Но озвучить свой вопрос Женьке не удалось, так как довольная секретарша вытолкала ее в приемную.
— Ну, Тенгиз Карпович, ну, погодите! — мстительно шипела себе под нос Женька, стремительно несясь к себе. — Вы еще пожалеете! Думаете, у нас незаменимых нет? — без всякой логики вопрошала она, сглатывая злые слезы. — Есть, еще как есть! Меня, между прочим, уже неоднократно на другие каналы приглашали, да я, дура, вас жалела, отказывалась. Ну, ничего, теперь уж вы узнаете, с кем можно так разговаривать, а с кем — нет!
Встречные сотрудники, наталкиваясь на Женьку в коридорах и на лестницах, сперва устремлялись ей навстречу с приветливыми улыбками, но, заглянув в лицо, с опаской шарахались в стороны. Так она домчалась до своего закутка и, плюхнувшись с размаху в старенькое рабочее кресло, едва не брякнулась на пол.
«Вот! Даже мебели нормальной пожалели!» — с горечью отметила она и от обиды разревелась.
«Кажется, рев становится нормальной реакцией на любое событие в моей жизни», — с тревогой размышляла Женя, глядя на свое распухшее лицо в отражении большого овального зеркала, приклеенного к стене ее кабинета кем-то из его бывших обладателей.
«Нервы, что ли, расшатались? Надо как-то с этим заканчивать, пока я окончательно в реву не превратилась».
Дамы и барышни, обильно орошающие слезами свой жизненный путь, никогда не вызывали в Жене ни восхищения, ни симпатии. Ей были ближе люди твердые, волевые, целеустремленные, и перспектива превратиться в мокрую беспомощную тряпку ее пугала.
«Соберись, Потапова», — приказала она себе. Каждый сам кузнец своего счастья. И если Трупп с Суровцевым не желают тебе помочь, значит, ты сама должна справиться.
«Спасение утопающих есть дело рук самих утопающих», — строго заметила она своему отражению и именно с этим настроением взялась за дело.
А точнее, за подготовку завтрашнего эфира. Как бы ни хотелось Жене с головой погрузиться в расследование, но деваться было некуда. Трупп и так на нее наорал сегодня, можно представить себе, что будет, если завтра она сорвет эфир.
