Глава 15

Платон явился с цветами, коробочкой пирожных и пачкой дорогого элитного чая. Вероятно, счел, что бутылка вина может быть расценена как вульгарный, безосновательный намек.

— Спасибо, — поблагодарила Женя, тронутая таким трепетным, абсолютно незаслуженным отношением, и нежно поцеловала его в щеку.

Отчего ей в очередной раз стало стыдно, и она дала себе слово в ближайшее время откровенно поговорить с Платоном и перестать так бессовестно пользоваться его бескорыстной добротой. В ближайшее время, но только не сегодня. Это было бы грубо и бессердечно.

А потому она пригласила Платона за стол и всячески ухаживала за ним, стараясь вести себя как образцовая хозяйка. Чем, вероятно, подавала бедняге ложные надежды, но чем больше Женьку мучили угрызения совести, тем слаще и нежнее она была с гостем. Замкнутый круг и никакого выхода, тяжело вздыхала она в душе, внешне же демонстрируя полнейшую безмятежную радость. Эгоистка!

— Женечка, я много думал о твоей истории. Точнее, об истории твоей погибшей подруги, и знаешь, мне кажется, что ты не там ищешь проблему.

— То есть? — отложила журналистка вилку.

— Ты сама говоришь, что она согласилась на участие в программе суррогатного материнства, потому что имела финансовые трудности. Мне кажется, гораздо важнее выяснить, что это были за трудности, кому она была должна деньги, возможно, ее гибель связана именно с ее долгами. По-моему, это логично, — мягко, без нажима проговорил Платон. — И потом. Я не знаю никого из клиентов той самой фирмы, но я знаю Грачева. Он очень осторожен, подозрителен, скрупулезен и добропорядочен. Не представляю, чтобы он ввязался в сомнительное предприятие.

Женя несколько приуныла и уже собралась возразить, но Платон поспешил закончить свою речь.

— Но самое главное, мне кажется, будет правильнее, если этим вопросом займутся компетентные органы. Все-таки наркоманы — это опасный, неуравновешенный контингент, — заботливо произнес он.

Женя задумчиво смотрела на жующего Платона. Какой же он все-таки милый, заботливый, хохолок у него на макушке такой забавный. При его почти двухметровом росте такой хохолок и светлые голубые глаза добавляют какой-то детской наивной трогательности. И почему я его не люблю? Как бы это все упростило. В Жениной голове отчего-то заиграл вальс Мендельсона и зашуршали шелковые юбки свадебного платья. Она так и представила себя идущей с ним под ручку по ковровой дорожке во Дворце бракосочетания.

Увы.

А что касается идеи Платона по поводу Лениных финансовых трудностей, здесь что-то есть. Может, она движется в неправильном направлении? И потом, кому задолжала Лена, если убил ее наркоман со стажем, для чего ей понадобились деньги, что она согласилась на подобную авантюру? Невыплаченный кредит, как у Виктории Рябининой? Отсутствие собственной жилплощади, как у другой суррогатной мамаши? Необходимость дать крупную взятку, чтобы мужа отмазать от тюрьмы, как в третьем случае? Никаких разумных объяснений у Жени не находилось. И опять-таки Синельников…

— Привет, звезда отечественной журналистики! — с оттенком веселой усталости проговорил Володя. — Как ты там без меня?

Часы показывали начало двенадцатого, и звонок Володи означал, что он только что вернулся в номер, умылся и уронил усталое тело на гостиничную койку. Так над собой издеваться просто невозможно, подумала про себя Женя, но вслух высказываться не стала, Володя подобные охи, вздохи не выносил. Он любил свою работу и считал вполне нормальным выкладываться на сто процентов.

— Сносно, — вздохнула в трубку Женя, отвечая на Володин вопрос, ей ныть и жаловаться позволялось. — Во-первых, скучаю, а во-вторых, нужна помощь профессионала.

— Да ну? — наигранно удивился жених. — Кого ты на этот раз потрошишь?

— Да никого пока. По-прежнему пытаюсь выяснить, за что Ленку Матвееву убили.

— Женька, ну ты даешь! — насмешливо прыснул Володя, у него явно было отличное настроение, наверное, дела в Мурманске шли замечательно. — Жень, тебе Суровцев ясно сказал, это не было умышленным убийством. Уж майору-то ты можешь поверить?

— С какой стати я должна ему верить? — тут же надулась девушка. — Он что, ангел безгрешный? Между прочим, мы с ним познакомились на почве не раскрытого им преступления. Он не раскрыл, а я раскрыла! — привела она беспроигрышный дежурный аргумент.

— Женечка, это исключение, которое подтверждает правило. Майор добросовестный, опытный, честный служака. И учитывая то, что дело касалось твоей знакомой, наверняка все сто раз перепроверил. — В голосе Володи звучала снисходительная усталость. — Оставь ты эту историю и двигайся дальше.

Ясно. Помощи от адвоката Скрябина ждать не приходится. Ну и ладно. Женька решила не злить понапрасну жениха и просто сменила тему.

— А как у тебя дела обстоят? Чем ты там занимаешься? — с бодрым интересом спросила она.

— Исправляю ляпы своих предшественников. Приходится все дело заново перетряхивать. Всех свидетелей по новой вызывать, показания проверять, полный завал. Но ничего! Я им класс покажу, будут хоть представление иметь, как толковые адвокаты работают. Моего клиента уже под залог выпустили. Так-то! — гордо закончил он.

— Ну, успехов тебе, — кисло пожелала напоследок жениху Женя.

У кого же выяснить, что за финансовые проблемы были у Матвеевой? Семья не в курсе, лучшая подруга тоже.

«А были ли они, эти проблемы? — размышляла Женя, таращась в темноту, сна не было ни в одном глазу. — Откуда вообще взялись эти финансовые трудности? Кто мне о них говорил? Да никто, Платон подсказал. Или так решила я сама, поскольку другого оправдания участия Лены в программе суррогатного материнства не было. Ну не в поисках же острых ощущений она на это согласилась? А может, она и не соглашалась?»

Женька села в кровати. Как проверить, что там было на самом деле? Подать в суд на фирму, точнее, заставить Ленкину родню это сделать и заставить судью провести экспертизу документов, на основании которых у Ленки отняли ребенка?

Но если сообщить ее родным о существовании этого ребенка, неизбежно разразится скандал, возможно, они захотят его отсудить, отнять у биологических родителей, а родители люди вполне адекватные, и ребенку с ними хорошо. И вообще, неизвестно, чем закончится вся эта история, что может всплыть на поверхность, но то, что всем участникам процесса будет нанесена глубочайшая психологическая травма, сомневаться не приходится. И виновата в этом будет именно она, Женька, а ей это надо?

Может, Володя прав, и надо оставить эту историю в покое, перестать беспокоить людей? Оставила же она в покое суррогатную мамашу семейства Грачевых?

А кстати? Почему это она оставила ее в покое, ведь это, по сути, единственный случай, когда суррогатная мать жива, здорова, утверждает, что никакая она не суррогатная, а просто мать, что ребенок у нее умер. А Грачевы утверждают, что она суррогатная мать, и ребенок, рожденный ею, жив, и договор был составлен между сторонами грамотно, и вообще, кто тут врет и чей ребенок? Нет, надо непременно встретиться с этой, как ее там звали? Женька вылезла из кровати и включила комп. Ага, Наталья Дудина. Завтра же надо уговорить ее встретиться. В конце концов, это в ее же интересах, решительно заявила самой себе журналистка и уснула с чистой совестью.

— Евгения Викторовна, добрый день. Это Ирина Игоревна беспокоит из детского дома. — Женя как раз вышла из душа и, стоя в полотенце перед распахнутым шкафом, решала, что бы ей надеть на совещание у Труппа.

Головомойки сегодня не предвиделось, и разыгрывать из себя сирую и убогую было не обязательно. Может, вообще не выпендриваться и напялить джинсы со свитером, мило, скромно и удобно. Женины размышления были прерваны звонком директора.

— Добрый день, Ирина Игоревна, рада вас слышать, — приятно удивленная, поздоровалась Женька. — Как ваши дела? Как ребята?

— Спасибо, все в порядке, я, собственно, на минуточку.

— Да, конечно, — отходя от шкафа, сосредоточилась на разговоре девушка.

— Я по поводу вашей просьбы. Валера мне передал, что вы бы хотели поучаствовать в программе «Семья выходного дня». И обычно для участия в этой программе требуется собрать определенный пакет документов, написать заявление, потом мы его рассматриваем, но, учитывая наше личное знакомство, мы готовы пойти навстречу, — радостно возвестила Ирина Игоревна, пока Женя пыталась сообразить, о чем вообще идет речь и какие ее просьбы мог передать Валера директору, если она его ни о чем не просила. — Вы можете забрать его в субботу сразу же после уроков, а вернуться в детдом он должен не позже двадцати одного в воскресенье. Список документов, необходимых для вашего официального включения в программу, я вам передам в субботу или лично, или через Валеру. Так что поздравляю и не смею больше отрывать от дел, к тому же у меня у самой сегодня встреча в администрации по поводу выезда на лето.

Директриса отключилась, а Женя продолжала таращиться на телефонную трубку.

Ну, Валерка, ну жук! Это ж надо, как он ловко все провернул! Не-ет, прав был Володя, когда предупреждал ее не играть в эти игры. Конечно, мальчику хочется иметь семью, родителей, да вот только Женька совершенно не годится на роль мамаши, к тому же такого большого мальчика. И потом, она не замужем, и условий жилищных у нее нет, и к ответственности она не готова. Девушка почувствовала, как ее охватывает самая настоящая паника. Она оказалась в ловушке. Ее жизнь вышла из-под ее собственного контроля, она ей больше не управляет, теперь от нее будут ожидать определенных действий и решений, а возможно, их будут даже требовать. Женя почувствовала, как на нервной почве задрожали колени, и присела на край дивана.

Что же теперь делать? Отказать Валерке в субботнем визите? Потому что шантаж недопустим, и манипулировать собой она не позволит. И малодушно вселять в подростка несбыточные надежды подло и жестоко. А кстати, какой сегодня день недели? Четверг? Пятница? Кажется, пятница. Позвонить и сказать, что так не пойдет, что это нечестно, и потому она его брать к себе не будет? Женя представила Валеркино лицо и тут же пришла к выводу, что такие вещи по телефону лучше не сообщать. Это будет проявлением черствости и неуважения. Лучше приехать к нему и сказать в глаза. Точнее, все объяснить — строго, серьезно, по-взрослому. Максимально корректно.

Да, так будет лучше, решила она, вставая с дивана. Вот только одной на такой разговор ехать страшно, потому что неизвестно, как на такой поворот событий отреагирует подросток. Хорошо бы взять кого-то опытного и умного для подстраховки. Кого-нибудь, кто знает Валерку и кто ему нравится, уговаривала себя Женя, прекрасно понимая, что в очередной раз малодушно и эгоистично собирается использовать Платона. Но ведь больше обратиться не к кому.

А Володе о случившемся вообще лучше не знать, иначе он ее просто отругает за глупость и мягкотелость и напомнит, что предупреждал о последствиях. А ей ужасно хотелось остаться в его глазах умной, предусмотрительной, рассудительной и вообще живым совершенством. Хотя бы до похода в ЗАГС.

И Женя взялась за телефон.

— Взять его на выходные? Ну, так это здорово, — выслушав ее вступительное слово, отреагировал Платон. — Мне сегодня твоя мама звонила, у них на даче снова «Вистан» барахлит, хочу купить сегодня более мощный, иначе проблемы так и не закончатся. Могли бы завтра все вместе на дачу съездить, золотая осень и все такое. И Валерке понравится, он ведь наверняка ни разу в жизни на даче не был, хоть посмотрит, что это. Может, когда вырастет, женится, тоже захочет себе построить. Для мужика это важно, построить свой дом, для детей, для семьи. А еще можно за грибами сходить, если дождя не будет, — рокотал в трубку Платон, совершенно сбивая Женьку с толку. — Вообще ты молодец, — каким-то прочувствованным, душевным тоном проговорил он. — Рядом с тобой и самому хочется стать лучше, ты очень облагораживающе действуешь на окружающих, я даже на мир стал смотреть иначе с тех пор, как мы познакомились. Я вдруг понял, что каждый из нас может сделать мир лучше, только не надо руки опускать. Вот как ты.

Слушая его слова, девушка почувствовала, как расправляются ее плечи, а на глаза навернулись слезы от сладостного умиления самой собой. Как это приятно, когда тебя ценят по достоинству и даже немного больше.

— Так что, мне заехать за ним в детский дом, у тебя дела вечером в пятницу? Если хочешь, мы можем с ним вечером ко мне поехать. А к тебе я его в субботу привезу, — простодушно предложил Платон.

— Да нет, спасибо, — поспешила отказаться Женька. — Я его сама заберу, просто хотела с тобой посоветоваться, чем мне его в выходные занять. Но твоя идея насчет дачи просто отличная, а забирать его надо не сегодня, а завтра.

— Жаль. Совсем мало свободного времени остается. Надо будет договориться, чтобы его в следующий раз в пятницу отпустили, — предложил заботливый Платон.

— Ага. Отличная идея, — тут же поддержала его девушка, не желавшая выходить из образа «идеального современника».

И только закончив разговор с Платоном, она задумалась о том, что только что поставила крест на собственном плане борьбы за личную независимость, и более того, фактически приняла на себя непосильный груз ответственности за чужого, довольно взрослого ребенка, остро нуждающегося в любви и заботе. В ее любви и ее заботе. Что-то на это скажет Володя, когда вернется? И Женька трусливо взглянула на календарь. Утаить от него случившееся не удастся, ведь Валера будет приезжать к ней каждые выходные. Может, отправлять его иногда к Платону, родилась у нее в голове очередная трусливая мыслишка.

Нет. Нет, и еще раз нет, твердо велела она себе. Надо учиться справляться самой. И она, сбросив полотенце, направилась к шкафу.

— То есть что значит, не знаю? — оторопело уставился на Женю Тенгиз Карпович Трупп, главный редактор телеканала. Его маленькие, глубоко посаженные, черные, как у хомячка, глазки-бусинки выражали безграничное недоумение. — Потапова, ты в своем уме? — постучал он себе по лбу коротеньким толстым пальцем. Лоб у Тенгиза Карповича был сократовским, выпуклым, с большими залысинами. Все три ветви его предков, кавказские, украинские и немецкие, отдавшие своему потомку лучшие черты национальных характеров, были бы сейчас горды им. Тенгиз Карпович глубоко вдохнул и с арийским нордическим спокойствием произнес весомое тягучее: — Та-ак. — Потом коротко и грозно хлопнул ладонью по столешнице. Затем в дело вступила кавказская наследственность, и Тенгиз Карпович, брызжа слюной и используя богатые, емкие, образные эпитеты и сравнения, принялся растолковывать зарвавшейся пигалице ее штатные обязанности. — Как можешь ты, о неблагодарное порождение ехидны, вскормленное моей щедрой рукой, плевать в колодец, вырытый твоими товарищами? Ты, которую я поднял на пьедестал отечественной журналистики, вознес на вершину славы! И что я получил взамен? Пренебрежительное «понятия не имею»? И когда? За три недели до предстоящего эфира? В сложнейший исторический период, когда родной нам всем канал, наш дом, наша «альма матер», наш кормилец, источник наших радостей, даритель хлеба насущного, задыхается в тисках конкурентов, гнется под игом налогового бремени, задыхается без спонсоров, как рыба без воды? Когда каждая минута рекламного времени в эфире уже продана? Когда твои коллеги и товарищи с искренней, безграничной надеждой и доверием взирают на тебя? Я не знаю! — Тут Тенгиз Карпович взмахнул безнадежно руками, резко развернулся и бросился в свое кресло. Там он извлек из ящика стола огромный клетчатый платок, а возможно, маленькую скатерть и залился горючими слезами — то проснулись в Тенгизе Карповиче его впечатлительные, эмоциональные украинские предки.

— Ой, бидная моя головушка, ой, лишенько… — И прочее в том же роде полилось с надрывом из-под клетчатой скатерки.

Сидящие за столом подчиненные сочувственно шмыгали носами, осуждающе посматривали на Женю, подпирали щеки руками, покачивали головами, промокали сухие глаза.

Когда поток начальственных слез иссяк, что случилось довольно скоро, Тенгиз Карпович смачно высморкался, убрал в стол платок и совершенно сухими глазами взглянул на Женю.

— Потапова, когда будет план эфира?

— Когда будет тема, — сухо ответила она, досконально изучившая все странности начальства и тонко чувствовавшая, когда, где и сколько может себе позволить.

— Когда будет тема? — снова выскакивая из-за стола, спросил Трупп.

— Семнадцатого, в тринадцать сорок пять, — отчеканила уверенно Женя.

— Почему в тринадцать сорок пять? — не понял Тенгиз Карпович.

— Вас в тринадцать сорок пять не устроит? Давайте в четырнадцать пятнадцать, — не дрогнув, предложила журналистка.

Тенгиз Карпович моргнул несколько раз, потом добежал до своего стола и быстренько пролистал еженедельник.

— Устраивает.

— Вот и отлично, — подвела черту Женя. — Семнадцатого в тринадцать сорок пять. — И, поднявшись из-за стола, твердой походкой направилась к двери. — Прошу меня простить, дела, — бросила она напоследок, ловя на себе восторженные взгляды сослуживцев.

— Но все же почему в тринадцать сорок пять? — глядя ей вслед, озадаченно переспросил Трупп.

Остаток дня Женя пыталась разыскать оставшихся в списке суррогатных матерей, дозвониться до французов и уговорить Наталью Дудину встретиться. Последняя никак не соглашалась и в конце концов в ультимативной форме потребовала оставить ее в покое.

Что же делать? Женя задумчиво терла лоб, глядя на дверь своей рабочей каморки. А тут еще Трупп с новым эфиром. Недели не прошло с последней передачи, а он уже вопит: где сюжет? Где тема?

— А мне откуда знать, где сюжет, если у меня голова Матвеевой забита? — сердито буркнула самой себе девушка.

Но что ни говори, а следующую передачу готовить надо, и времени остается в обрез. Его всегда остается в обрез, потому как времени на подготовку сюжета у нее всего месяц, а его, то есть сюжет, еще разыскать надо. И Женя нехотя подтянула к себе толстую, неряшливую папку, в которую Маринка Похлебкина сложила выборку из писем и обращений телезрителей, более или менее перспективных, на ее взгляд, для отработки в передаче.

Женя просматривала страницу за страницей, пытаясь вникнуть в историю чужих дрязг, трагедий и разборок, но мысли ее то и дело возвращались к Наташе Дудиной. Все-таки она и Грачевы были единственным полным «комплектом». Имелся ребенок, имелись биологические родители, имелась суррогатная мать. Она просто не может оставить эту капризную девицу в покое.

Женька взглянула на часы, на пухлую папку и приняла решение. Папку она может и дома изучить, а вот адреса Дудиной в рабочем компьютере у нее нету. Значит, надо ехать домой, а потом часиков в восемь нагрянуть к Дудиной на дом, авось с лестницы не спустит. Может, Ленкину фотку с собой прихватить для убедительности? Жаль, нет ни одной фотографии с похорон или с места убийства. Вот это было бы убедительно. И Женю посетила новая продуктивная мысль: а не нагрянуть ли к майору?

Но на счастье Суровцева, журналистка его на месте не застала, майор был на вызове. Пришлось Женьке отбыть домой несолоно хлебавши.

В дверях стоял огромный, лохматый, чернявый детина, ростом он был под два метра, весил килограмм двести, не меньше. Мелкие, кудрявые, похожие на тонкую проволоку, иссиня-черные волосы были убраны в лохматый длинный хвост на затылке, окорокоподобные руки вылезали из коротких рукавов черной футболки с черепом, могучие волосатые ноги, обутые в банные шлепанцы, были прикрыты черными трикотажными шортами. Детина хрумкал яблоко.

— Ой, — пискнула Женька, почувствовав себя жалким кузнечиком, попавшимся на глаза огромной, жирной жабе.

— Привет! — добродушно поздоровался здоровяк. — Ты к нам? Проходи. — И радушно распахнул дверь. — Наташа, — прокричал он в глубь квартиры, — к нам гости. Да вы разувайтесь, я сейчас тапочки дам.

Он как-то неуклюже наклонился боком, и Женя искренне подивилась, как он умудрился не застрять в тесной прихожей. Но он не застрял, а благополучно достал откуда-то из-под вешалки пару стоптанных шлепанцев.

— Вот. Обувайте. А меня, кстати, Кирюша зовут, — протянул он Жене огромную пухлую длань.

— Женя, — кивнула девушка, пожимая руку. Кого-то ей Кирюша неуловимо напоминал. Вспомнить она не успела, в прихожую с кухни торопливо вошла Наташа и так же радушно, как и Кирюша, поздоровалась с гостьей. Так, словно ждала ее и была ей рада.

— Проходите, пожалуйста, — посторонилась она, пропуская Женю вперед. — Мы всех гостей на кухне принимаем, там удобнее и как-то уютнее. Да, Кирюш?

— Ага, — согласился тот. — И потом мы сейчас ужин готовим, заодно и перекусите с нами.

Они втроем втиснулись на небольшую, заставленную старой немодной мебелью кухню, и Кирюша, в один укус доев яблоко, повязав пестрый, огромный фартук, выдвинул ящик стола и достал оттуда огромный молоток для отбивания мяса.

«Вспомнила! — глядя на Кирюшу, сообразила Женька. — Он напоминает Илью Муромца с картины Васнецова. Конечно, Илья Иванович на картине несколько седоват, но что-то общее в облике и чертах просматривается».

— Наташ, сообрази чайку, — поворачиваясь к разложенным на доске огромным бифштексам, посоветовал хозяйке Кирюша и принялся махать молотком.

— Конечно. Вам черный, зеленый? — засуетилась Наташа.

— Черный, — автоматически ответила журналистка, пытаясь понять, что тут происходит.

Кажется, происходит недоразумение, наблюдая за Наташей, решила она. Кирюша принял ее за Наташину приятельницу, а Наташа думает, что Женька знакомая Кирилла. Ну, ничего, сейчас все выяснится, и огромный Кирюша выкинет ее вон, и полетит Евгения Потапова, безответственная искательница приключений и наглая проныра, кубарем вниз по лестнице. Это уж как пить дать, мрачно подумала девушка, ожидая своей участи.

Наташа поставила на стол чашки с чаем, плетенку с сушками и, дружелюбно улыбаясь, уселась напротив Жени.

Наташа была полной противоположностью своему другу, а может, уже и мужу? Худенькая, с остренькими чертами лица, жиденькими русыми волосами, собранными в крошечный пучок на затылке, в простых очках с толстыми коричневыми дужками, одета она была в розовый кружевной топик и голубенькие лосины, плотно обтягивающие ее худые ножки. Лицо Наташино выражало полнейшее довольство.

Время шло. Пауза затягивалась. Кирюша молотил по отбивным, девушки, молча улыбаясь, пили чай. «Приближался опасный момент», как говорили раньше спортивные комментаторы. Тянуть дальше было бессмысленно, и Женя решилась.

— Наташа, вы только не сердитесь, но это я звонила вам сегодня по поводу суррогатного материнства. Умоляю вас! Не выгоняйте меня сразу, дайте три минуты объяснить, что происходит, а потом уже можете выгонять, — торопливо говорила Женя, видя, как меняется добродушное Наташино лицо, как заостряется нос, вытягиваются в тонкую злую полоску губы. — Пожалуйста, выслушайте меня, из-за этой неизвестной вам фирмы убили мою подругу, и вы как-то связаны со всем этим, пока не знаю как.

— Натуль, а что за суррогатное материнство? Ты мне ничего не говорила. Какие-то неприятности? — откладывая молоток и вытирая руки о фартук, обернулся к девушкам Кирюша.

Женя испуганно съежилась и жалобно взглянула на здоровяка. Но Кирюшино лицо не выражало никакой угрозы, так, заботливое любопытство. Журналистка немного расслабилась. Хотя бы бить не будут.

— Это та женщина, которая все время звонит мне, я говорила тебе, — плаксиво пожаловалась Кирюше Наташа, поднимаясь из-за стола. — Она все никак не оставит меня в покое. Вот теперь домой приперлась. А я-то думала…

Она не договорила, что именно думала, просто спряталась за Кирюшину спину, полностью исчезнув из Жениного поля зрения, словно ее и не было на кухне.

— Да, но, может, у нее и правда что-то важное? Может, послушать? — вопросительно глядя на Женю, проговорил Кирюша, так, словно это он именно с Женей советовался, слушать ее или нет.

— Дайте мне пять минут, я вам все объясню, — вложив в просьбу всю возможную убедительность, попросила журналистка.

— Ладно, — согласился Кирюша. — Надо выслушать.

— Спасибо, — выдохнула с облегчением девушка. — Наташины координаты, историю болезни и прочие данные я обнаружила в базе данных фирмы, занимающейся суррогатным материнством. Согласно ее базе, Наташа была суррогатной матерью, выносила и родила здорового ребенка, который впоследствии, согласно договору, был передан биологическим родителям, — начала Женя.

— Я уже говорила, ничего о них не знаю, — плаксиво возразила Наташа, выглядывая из-за Кирюшиного плеча, вероятно, ей пришлось встать для этого на цыпочки.

— Я знаю, — согласилась журналистка. — Но вот что странно, биологические родители получили вашего, то есть своего ребенка. Во всяком случае, они так утверждают. Заплатили все деньги, которые должны были вам по договору, и получили своего малыша. Всем довольны, никаких претензий к фирме не имеют.

— Что за ерунда? — на этот раз без всякой плаксивости проговорила Наташа, снова выглядывая из укрытия.

— Да. Это странно. А месяц назад, точнее два месяца назад, одна моя подруга родила ребенка. Всем знакомым она говорила, что это был ее ребенок, но он умер сразу же после родов. А в роддоме мне твердо заявили, что ребенок жив, здоров, просто подруга моя участвовала в программе суррогатного материнства, и ребенок был не ее. Биологические родители это подтвердили, документы, имевшиеся в фирме, это тоже подтвердили.

— А ваша подруга? — нахмурившись, спросил Кирюша.

— А моя подруга к этому времени была мертва. Ее убил наркоман в собственном подъезде, из-за денег, — волнуясь, объясняла Женя. — А может, и нет. Это я и пытаюсь выяснить. Я не понимаю, что происходит в этой фирме, кому чьих детей отдают, кто был суррмамой, кто нет? С виду вроде все всем довольны, ни у кого никаких претензий, но концы-то с концами не сходятся!

— Та-ак, — протянул Кирюша, снимая фартук. Он опустился на табурет, потом кивнул Наташе: — Садись, Натуль. — И барышня послушно опустилась к нему на колено. — Действительно, стоит разобраться.

— Но я ни в какой программе не участвовала, это был мой собственный ребенок, — прижимая к груди руки так, словно боялась, что ей не поверят, в который раз повторила Наташа. — Я же тебе рассказывала. — И она взглянула на Кирюшу несчастными, мокрыми глазами.

— Я знаю, потому и интересно, как ты попала в базу данных этой фирмы. Правильно? — обернулся он к Жене.

— В общем, да, — ответила та неопределенно, — но возможно, эта фирма для каких-то целей скачивает базы данных в роддомах, отдельные истории болезней. А кстати, вы где рожали, не в третьем роддоме?

— Нет, в клинике Шлосберга. И там же стояла на учете. На платной основе, конечно, — отчего-то краснея и стараясь не смотреть на Кирюшу, проговорила Наталья.

— Ясно, — судорожно соображая, кивнула журналистка. Тут клиника Шлосберга, у Полины доктор Красилова, у Лены третий роддом. — А как фамилия доктора, у которого вы наблюдались? Красилова?

— Нет, — покачала головой Наташа, чувствовалось, что ей неудобно обсуждать эту тему при Кирюше. Хотя тот, кажется, не возражал.

Никаких совпадений. Даже зацепиться не за что, озадаченно размышляла Женя.

— Наташа, я понимаю, что влезаю не в свое дело, но как звали отца ребенка? — скрестив наудачу пальцы, спросила она.

Наташа возмущенно вскинула голову и решительно захлопала ресницами, но потом, поймав спокойный, благодушный взгляд Кирюши, успокоилась и ровным, почти спокойным голосом проговорила:

— Погодин Алексей Юрьевич. Мы расстались вскоре после рождения ребенка. Уже давно.

Погодин? Среди сотрудников фирмы никакого Погодина не было. Что же еще спросить у Наташи? Но пока Женя соображала, в беседу включился Кирюша и сделал это весьма уместно.

— А чей же ребенок достался тем людям? Кто его вынашивал?

— Вот именно, — вздохнула журналистка. — Они считают, что Наташа. Они выбрали ее по базе данных. Мадам обязательно хотела, чтобы суррогатная мать имела высшее образование и была симпатичной. Я еще удивилась таким требованиям, обычно на подобные эксперименты соглашаются люди нуждающиеся, как правило, малоимущие, и, скорее всего, со средним или среднетехническим образованием, приехавшие из провинции. Я специально в Интернете статистику изучала. А они утверждают, что им предложили несколько потенциальных мам на выбор, и все петербурженки и с высшим образованием.

— А что, если… — наморщив лоб, проговорил Кирюша, потом помолчал и, взглянув на девушек, продолжил: — А может, они слукавили в том, что, показывая заказчикам фото беременных жительниц Петербурга, подсаживали эмбрион совершенно другим женщинам? Например, каким-нибудь жительницам бывших союзных республик, это и дешевле, и найти таких проще. Но заранее зная, что большим спросом пользуется другой контингент, они шли на мелкое мошенничество. И заказчикам показывали подлинные медкарты реально существующих женщин подходящего возраста, с высшим образованием, и настоящие фото, снятые где-нибудь из-за угла. Но обязательно настоящих женщин. На случай, если кто-нибудь захочет навести справки. Вы же сами говорили, что заказчики никогда лично не знакомились с суррогатными матерями.

— Точно, — кивнула сосредоточенно Женя. — В этом что-то есть. Значит, они находят каких-нибудь украинок или молдаванок, селят их в съемной квартире. Кормят, поят, проводят ЭКО и платят вдвое меньше, чем стоят подобные услуги жительниц Петербурга. Клиенту показывают фиктивных матерей. Причем подставные матери и сами были не в курсе, что их как-то используют. Да, в этом что-то есть. И смысл есть, и логика. — Она окинула просветленным взором своих новых знакомых.

— Нет, — тихо, но твердо проговорила Наташа, поправляя очки на переносице.

— Что нет? — немного грубовато переспросила Женя. Мышастая Наташа ее сильно раздражала. То она скулила и куксилась, то пряталась за Кирюшу, ябеда, теперь вот это сухое «нет». Что «нет»?

— Это неправильно. Ведь фирма, подбирая суррогатную мать заказчикам, должна была быть уверена, что фиктивная мать уже беременна.

— Ну да, — согласилась журналистка.

— После этого клиенты проходили необходимые анализы, сдавали биологический материал, суррогатная мать проходила процедуру ЭКО, и в результате получалось, что фиктивная суррогатная мать опережала настоящую по срокам беременности, — объяснила Наташа свое твердое, сухое «нет».

— Ну и что? — пожала плечами Женя, которой версия Кирюши очень понравилась. — Какое это имело значение? На родах заказчики не присутствовали, в палату их не пускали. Получали ребенка при выписке. Все шито-крыто.

— Нет, — снова тихо и твердо возразила Наташа. И так же, как и в прошлый раз, не спешила с продолжением, а потому Жене снова пришлось переспросить:

— Что нет?

— Это риск. Заказчики могли проверить состояние суррогатной матери и увидеть, что она уже родила и ходит с коляской. К тому же вы сказали, что люди, числившиеся биологическими родителями моего ребенка, получали его в том же роддоме, в каком рожала я, к тому же дата выписки ребенка и дата его рождения соответствуют.

— Честно говоря, я не помню, в каком роддоме его получали. Я просто предположила, что в том самом, в каком вы его родили, — чувствуя себя полной дурой, проговорила Женя. Надо же было не проверить таких элементарных вещей. Но с другой стороны, а что она должна была проверять? У нее было слишком мало информации.

— А дату рождения ребенка вы не помните? — снова включился в беседу немногословный Кирилл.

— Нет, — разочарованно протянула журналистка. — Но как только доберусь до дома, обязательно проверю и позвоню вам. Можно?

— Нужно, — заключил Кирюша. — А пока, может, по отбивной?

— Спасибо большое, но мне домой надо, — искренне поблагодарила Женя, решив не злоупотреблять Наташиным гостеприимством, что-то ей подсказывало, что она, в отличие от Кирюши, не жаждет видеть Женьку за своим столом.

— Ну, братцы кролики, как вы тут без меня? — весело прокричала девушка, распахивая входную дверь.

Кот и попугай дружно выбежали ей навстречу. Сильвер взлетел на плечо и потерся клювом о щеку, а Корнишон просто вскочил на стул и принялся независимо вылизывать себе лапу, всем своим видом давая понять, что он думает о подлизах и подхалимах.

Женя осторожно пощекотала попугаю шейку и принялась раздеваться. Телефонный звонок застал ее, когда она, прыгая на одной ножке, пыталась стянуть с себя сапог. Ухватившись за край вешалки, она кое-как выудила из сумки мобильник и сердито взглянула на незнакомый номер. Кому она понадобилась так не вовремя? Посмотрев еще раз на полустянутый с ноги сапог и на мобильник, Женька решила все же ответить.

— Алло? — спросила она недовольным голосом, пытаясь согнать со стула нахального Корнишона и усесться туда самой.

— Женя, это Кирюша, добрый вечер. Вы уже дома?

— Да вот только что вошла, — пыхтя и прыгая возле стула, проговорила журналистка.

— Извините, но потом я, возможно, не смогу говорить.

— Да? — заинтересованно переспросила Женя, плюхаясь прямо на Корнишона.

— Вы уже выяснили дату рождения Наташиного ребенка? — сдержанным, напряженным голосом спросил Кирилл.

— Нет, пока не успела, — продолжая стягивать сапог, пробухтела девушка.

— Да это и неважно. Думаю, вы и так уже все поняли, — вздохнул собеседник.

— Что я поняла? — совладав наконец с сапогом и выпрямляясь на стуле, спросила Женя.

— Это был Наташин родной ребенок. Они просто украли его, — констатировал он то, что мгновенно стало понятно и самой Жене. — Вы еще не знаете одной детали. Наташе не отдали в роддоме тело ребенка для погребения. Сказали, в случае смерти новорожденных погребение осуществляется за счет роддома.

— То есть как? — Елки, а ведь она и сама хотела уточнить эту деталь, рассердилась на себя журналистка. Интересно, а Лена хоронила своего ребенка? Стоп. Чушь какая-то. Лена участвовала в программе суррогатного материнства, а Наташа нет. Или Лена тоже не участвовала?

— Женя, алло? Вы меня слышите? — забеспокоился Кирюша, не получая реакции собеседницы.

— Да, да. Я просто соображаю. А когда вы догадались? — глупо спросила Женя, все еще пытаясь понять, прав ли Кирилл и как это привязать к прочим известным случаям.

— Когда вы ушли. Или когда Наташа сама заговорила про даты рождения детей. Но я вдруг все понял, и я не хочу, чтобы Наташа терзалась из-за случившегося снова. Ведь со дня смерти ее ребенка прошел почти год. — взволнованно заговорил Кирилл, и Женя даже удивилась, что он способен на такие эмоции, до сих пор ей казалось, что он патологически благодушен и даже флегматично вял.

— Вы что же, хотите, чтобы Наташин родной ребенок остался у чужих людей? — нахмурилась журналистка, понимая, что волнуется здоровяк, оказывается, вовсе не за Наташу, а за себя. На кой ему чужой малолетний ребенок, да еще хлопоты и заботы по его возвращению, женские истерики, судебные издержки и прочее.

А ведь действительно, если ребенка у Наташи украли, тут такая каша заварится!

— Нет, я хочу убедиться, что этот ребенок действительно Наташин, прежде чем ей рассказывать о случившемся. Я не хочу вселять в нее пустые надежды, — серьезно, очень веско проговорил Кирилл. — Сперва надо все выяснить. А потому я прошу вас сказать Наташе, что дата рождения ребенка этих самых Грачевых не совпадает с датой рождения ее собственного ребенка. Хотя я подозреваю, что она совпадает, и если это так, надо попытаться получить какой-то материал для проведения генетической экспертизы. Волос, ноготь, что угодно. Я сам ее оплачу, — горячо говорил он.

Нет, все же он хороший, решила Женя, торопливо подходя к компьютеру.

— Да, Кирилл, это правильно, и я вам помогу. Кстати, дата рождения Наташиного ребенка двадцать седьмое ноября? — открыв нужные данные, проговорила она.

— Да.

— Знаете, Кирилл, мне сейчас нужно как следует все обдумать, потому что Наташа не единственная женщина в моем списке, и я должна еще кое-что проверить, прежде чем мы начнем действовать. А Наташе я сейчас позвоню и скажу, что ребенок, например, родился в первых числах декабря.

— Отлично, это подойдет. А я буду ждать вашего звонка, сохраните, пожалуйста, мой номер в трубке. Он у вас высветился?

— Да, — кивнула Женя, глядя на дисплей.

Кажется, у нее есть сюжет для ближайшего эфира.

Неужели все так примитивно, и все дело просто в краже младенцев? Но как же так? Ведь детей крали у нормальных, благополучных женщин, у этих детей были отцы, тоже вполне благополучные люди. Почему их выбирали жертвами и не боялись? И почему из всех женщин убили только Лену?

Из всех женщин? Женя нахмурилась. А сколько, собственно говоря, было этих самых женщин?

Лена Матвеева. С ней все не ясно. С одной стороны, старшая акушерка, которая настаивает на том, что она была суррогатной матерью, и семейство Лучинских, которые утверждают, что ребенок их. С другой стороны, Лена, которая хвасталась беременностью и романом с доктором Синельниковым, который определенно имеет отношение к фирме «Материнство возможно». И за что ее убили, тоже пока непонятно.

Дальше. Полина Егорова. У нее умер ребенок. Отец Жене пока неизвестен, с биологическими родителями она связаться пока не смогла. А вдруг они тоже фиктивные?

Наташа Дудина. Имеется ребенок, который якобы умер во время родов, имеются биологические родители, известен отец ребенка. Наиболее полная картина.

Надо срочно разыскать остальных суррогатных матерей, а еще отца Наташиного ребенка, навести о нем максимум справок, выяснить, как и когда они расстались. И обязательно дозвониться до французов. Это очень важно. Они европейцы, и, возможно, адекватнее русских отнесутся к проблеме фиктивного суррогатного материнства. Хотя с чего она это взяла? Как показывает жизнь, ничем эти европейцы нас не лучше, просто законы у них жестче и четче работают, потому они такие вышколенные, но только дай им волю, будут жульничать почище наших.

Женя так и не успела переодеться и сидела перед компьютером в юбке и свитере. Возле ее ноги скребся Корнишон и требовал внимания, а Сильвер, как воспитанный добропорядочный попугай, сидел на столе возле компа и ждал, когда же хозяйка наконец-то соизволит заняться его неотразимой персоной. Наконец терпение у Корнишона лопнуло, и он больно вцепился Жене когтями в ногу, порвав очередные колготки.

— Ой! — вскрикнула девушка, выходя из задумчивости. — Ах ты, серый разбойник! Управы на тебя нет! Вот заведу собаку, мастиффа какого-нибудь или овчарку, он тебя быстро на место поставит, — грозно пообещала она, смазывая обслюнявленными пальцами ссадины, а потом с сомнением добавила, глядя в нахальные желтые глаза своего питомца: — А может, и не поставит. Сильвер вот не справился. — И она с укором взглянула на попугая. — Плохо ты его воспитал, просто отвратительно.

Сильвер тут же нахохлился, затряс головой и обиженно сердито крикнул.

— Шляешься! Шляешься! Хулиганы! — тут же перевел стрелки Сильвер.

— Я не шляюсь, я работаю, — попробовала оправдаться Женя.

— Шляешься! Бардак! Хулиганы! — не принял во внимание ее робкий протест Сильвер и, спикировав на кота, крепко тюкнул его в макушку.

Корнишон заорал пронзительным, обиженным голосом и кинулся за Сильвером.

Тот взлетел на шкаф, Корнишон за ним, Сильвер, выждав, пока кот подберется поближе, перелетел на люстру, Корнишон сгруппировался и прыгнул следом. Люстра опасно закачалась, с древнего потолка посыпалась побелка.

— Хулиганы! — возмущенно воскликнула Женя. — Бардак! — И отправилась за веником, разгонять бандитов по углам и подметать мусор.

Когда Корнишон был заперт в туалете, а Сильвер в клетке, а Женя наконец-то переоделась и приготовила себе ужин, то есть открыла банку селедки в укропном соусе, нарезала свежего черного хлеба и заварила чай, она смогла снова вернуться к своим размышлениям.

Надо во что бы то ни стало разыскать французов. А для этого стоит поднять на ноги Труппа, пусть ищет своих людей в этом городишке, в Гавре. Хм. Что-то знакомое есть в этом названии. И поскольку Женя отродясь не бывала во Франции, оставалось лишь припомнить литературные произведения и кино. Ах, да. Кажется, именно оттуда д’Артаньян отплывал за подвесками. Тьфу ты, какая глупость лезет в голову, досадливо отмахнулась Женя.

Так вот. Трупп. Пусть он найдет там знакомых, которые отыщут супругов Карон. И Женя, не откладывая дела в долгий ящик, набрала номер шефа. За все время своей работы в редакции она лишь однажды прибегала к такой экстренной мере, как звонок Труппу в неурочное время. Тогда ее замел ОМОН вместе с нехорошими людьми, за которыми она охотилась, и Труппу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он ее вытащил из истории, и из тюремной камеры в том числе. А потому реакция Труппа на ее звонок не должна была стать для Женьки сюрпризом. Однако стала.

— Потапова? Где ты? Где ты? Потапова? — орал Трупп как заполошный.

— Дома, Тенгиз Карпович! — напитываясь его необъяснимым психозом, прокричала зачем-то девушка. — Что случилось, где вы? Где вы?

— Я дома! — проорал Трупп в ответ, а потом спокойнее продолжил: — Ты чего так разоралась, словно тебя гестапо пытает? Я уж думал, ты опять во что-то влипла.

— Да это не я, а вы орете, — обиженно заметила журналистка. — А я просто звоню сообщить, что тема передачи выбрана. И работа над сюжетом идет полным ходом, но, чтобы он удался, необходимо отыскать супружескую пару во французском Гавре. Телефон их не отвечает, а они мне позарез нужны. Скандал обещает быть международным, — со значением произнесла Женя.

— Международный скандал? — медленно, со смаком повторил за ней Трупп, и девушка прямо-таки увидела, как он вожделенно облизывается. — Так, диктуй, кто такие, где искать, — деловито велел он спустя мгновение.

Ну, вот и славненько, потирала ладошки Женя. Несмотря на некоторые недостатки и склонность к драме и излишний артистизм натуры, Трупп обладал и массой положительных качеств. Он умел собраться в нужный момент и проявить строгую деловитость, сухой профессионализм и настойчивую энергию в достижении цели. Теперь можно было быть уверенной, что супруги Карон найдутся.

Но как поступить с Наташей Дудиной? Грачевы уверены, что это их собственный ребенок, и вряд ли захотят проводить какие-то тесты. Ведь они его уже полюбили, ему с ними хорошо. Это состоятельная, полная семья…

«Господи, о чем это я? — остановила сама себя Женя. — Какое отношение к этой истории имеют деньги? Никто и никогда не будет любить ребенка сильнее родной матери, и ни с кем ему не будет так хорошо». Хотя вот Валеру, например, родная мамаша бросила и ни разу о нем не вспомнила, — ковыряя вилкой селедку, размышляла Женя.

Ой, завтра же суббота, Валеру надо забирать из детдома, а ведь она еще не рассказала родителям о мальчике. Как они отреагируют на такого гостя? Но трусливо отказаться от поездки на дачу — значит уронить себя в глазах Платона. Выходит, ехать придется, нервно схватилась за хлебную корку Женя.

Она совершенно не представляла, как отреагируют родители на ее «начинание». Да, они очень жалели детей-сирот и сопереживали героям Жениной летней передачи, и очень гордились дочерью за то, что она смогла помочь сиротам, но вот относительно усыновления мнение их, кажется, было весьма скептическим.

Помнится, когда-то, несколько лет назад, когда государство принялось активно рекламировать усыновление, мама заметила, что это большой риск. Ребенок может оказаться совершенно иным, чем ожидают приемные родители, и не все можно поправить воспитанием. Мама не имела в виду плохие привычки, а просто тип характера, темперамент и прочие личные черты, с которыми мы приходим в этот мир. Ведь все дети рождаются разными, и не все можно скорректировать воспитанием. И если в родном дитятке ты будешь старательно высматривать черты свои и своих родственников, оправдывая его не совсем лицеприятные выходки, то в случае с приемным ребенком очень удобно будет все валить на его биологических родителей, и смиряться с его несовершенствами будет сложнее, особенно в переходном возрасте. Наверное, она права. И хотя Женя не собиралась усыновлять Валерку, да и возможности такой не имела, она очень тревожилась, как родители воспримут ее близкую дружбу с мальчиком. А вдруг так же, как Володя? Ведь его позиция отличается и зрелостью, и здравым смыслом. Как ей поступить в этом случае? Наверное, придется уехать с дачи, погостив пару часов, а значит, встанет вопрос с ночлегом. Спальное место в квартире у Женьки всего одно, а отправлять мальчика к Платону неправильно.

Надо срочно покупать раскладушку, подушку и одеяло, сделала очевидный вывод девушка, причем прямо с утра. Ох, хлопоты, хлопоты. А еще работать надо.