Глава 2
«Виллис», натужно рыча и вибрируя, взбирался на холм. Разбитый еще на советских дорогах, он кочевряжился и здесь, в Европе. Офицеры притихли, вертели головами. Последние кукольные домики остались позади. Дорога вскарабкалась на возвышенность и устремилась к замку. Ров с крокодилами вокруг него почему-то отсутствовал.
Замок издали смотрелся монументальнее, величавее. Вблизи он превратился в груду замшелого камня, из которой торчали стрельчатые крыши. Возводили эту глыбу явно любители мрачноватой готики. Растительность вокруг замка тоже источала угрюмость.
Украшали пейзаж лишь советские автоматчики, стоящие, вернее, лежащие в оцеплении. Услышав шум мотора, они на всякий случай поднимались, принимали боевитый вид.
«Виллис» шмыгнул в распахнутые ворота, въехал в сравнительно просторный двор. Гравийная дорожка огибала каменный фонтан, в чаше которого поблескивала мутноватая вода, видимо, дождевая. Машина встала у помпезного крыльца, обрамленного колоннами.
Из крохотного парка в центре двора на визитеров скалились средневековые химеры. Они соседствовали с унылыми крылатыми ангелочками. Все это, видимо, символизировало единство рая и ада.
За садиком кто-то ухаживал — постригал кусты, выметал мусор, — но не очень ревностно. Во дворе было чисто, окна первого этажа недавно мыли.
Справа от парадного входа имелась дверь, ведущая в подвал. Внутреннее пространство с трех сторон окружали стены, мрачнее которых могли выглядеть только тюремные. Две сторожевые башни торчали в северном и южном углах. У каждой имелась собственная дверь с лестницей.
Автоматчики, курившие во дворе, побросали папиросы, выстроились в шеренгу. К ним ведь товарищи офицеры прибыли, причем сразу четверо.
Оперативники покинули машину, осматривались.
От главного входа к ним спешил сержант с грубоватым лицом и живыми глазами.
— Здравия желаю! Сержант Овечкин!
— Контрразведка СМЕРШ. — Алексей сверкнул удостоверением.
— Да, я знаю, — отозвался Овечкин. — Мы вас видели, в курсе уже, товарищ капитан.
— А если в курсе, то докладывай, не тяни кота.
— Мы все сделали, как приказано было. Окружили этот замок, взяли штурмом, выставили оцепление. Потом отделение младшего сержанта Герасимовича обследовало все уголки и комнаты.
— Включая тайные, — пробормотал Олежка Хомчик, исподлобья озирая грязноватые окна верхних этажей.
— И много было обороняющихся? — спросил Черкасов.
— Нет. — Овечкин помотал головой. — Немного. Пятеро их всего. Управляющий поместьем, садовник, кухарка и две горничные.
— Живут же люди, — заявил Семашко и прикусил язык под осуждающим взглядом командира.
— Минуточку, сержант. — Сердце Алексея сжалось от разочарования. — Это все, кто оказал вам сопротивление?
— Про сопротивление я так, для красоты. — Сержант зарделся. — Без боя сдались. Испугались они, по разным комнатам разбежались, лопотали что-то. Младший сержант Герасимович знает несколько слов по-немецки. Мы собрали всех на кухне и допросили.
— Где хозяин поместья? — спросил Алексей.
— Не могу знать, товарищ капитан, — ответил сержант. — Мы его в глаза никогда не видели, в курсе только, что он полковник и барон. Уйти не мог, если в замке был. Мы сразу все окружили. Первым делом в подвал сунулись, нашли старую канализацию. Там единственный люк. Он весь пылью забит. Никто тем путем не уходил. Мы каждую комнатку обшарили, башни осмотрели, чердак. Эти люди божатся, что ничего такого не делали. Они много лет работают в замке. Барон был здесь, но вчера уехал. Он очень спешил, подогнал свой «мерседес», грузил в него какие-то коробки. С прислугой попрощался так, словно навсегда уезжал, дал им кучу денег, поблагодарил за безупречную службу, сказал, что русские сюда никогда не придут, но все равно можно расходиться по домам. Они все рядом живут, в городке.
— Где семья барона? — спросил Алексей.
— Она давно здесь не проживает, — ответил Овечкин. — Супруга барона еще в марте к сестре в Берлин подалась, да так и не вернулась. Младший сын живет в Италии. Старший служил в танковых войсках на Западном фронте, судьба его неизвестна.
— Вы уверены, что осмотрели весь замок?
— Мы еще раз осмотрим, товарищ капитан, — пообещал Овечкин. — Внимательно глянем, все стены простучим. Может, и спрятался где паршивец, когда увидел, что мы в ворота бьемся.
— Может, и спрятался, — сказал Хомчик. — Но перед этим объяснил прислуге, что надо говорить и как себя вести.
— Где они? — спросил Алексей.
— На кухне сидят. Справа от вестибюля. Зашуганные какие-то, безрадостные.
«Действительно, странно, — подумал Саблин. — Пришли освободители от ига проклятых нацистов. А они не радуются».
— Сколько у вас людей, сержант?
— Взвод, товарищ капитан, двадцать четыре человека.
— Еще раз все осмотреть! В замке могут быть потайные помещения. После доклада половину людей отправите в Цилиенхоф.
— Слушаюсь, товарищ капитан!
Роскошный вестибюль был, похоже, главной достопримечательностью замка. Помпезные колонны, готическая лепнина на стенах и потолке, камины, торшеры, массивные бронзовые канделябры и подсвечники. В глубине холла виднелась мраморная лестница. Стены украшали темные картины с невнятным содержанием. Хрустальная люстра свешивалась с потолка.
— Все как в приличных домах, — вынес вердикт Семашко, покрутив головой.
— Это и есть приличный дом, дубина, — пробормотал Черкасов. — Надо бы санаторий здесь устроить или детский дом. Неприличное какое-то жилище для одной семьи.
На просторной кухне, среди шкафов и разделочных тумб, жались в кучку несколько робких людей самого гражданского вида. Автоматчик пристально следил, чтобы они не разбредались. При виде офицеров немцы опустили головы, окончательно скисли.
Приземистая широкобедрая особа в фартуке промокала глаза платком, украдкой поглядывала на гостей. Икала, сделав постное лицо, стройная белокурая девица в чепчике. Третья особа женского пола была сухая, блеклая, невыразительная, весьма похожая на воблу. Если бы в замке проводился конкурс на самую скорбную мину, то она непременно стала бы его лауреатом.
Заискивающе заглядывал в глаза офицерам плешивый гладкий тип в замызганной безрукавке. Мялся, опустив глаза, сутулый худощавый мужчина с испачканным лицом не первой свежести и молодости. Он не знал, куда деть костлявые руки, и сильно сутулился.
— Представьтесь, прошу вас, господа, — вполне разборчиво, почти без акцента попросил Алексей.
Он ничего не имел против трудового немецкого народа. Как и любой сознательный советский гражданин. Даже если труд не совсем почетный.
— Я кухарка, меня зовут Аугуста Ляшке, — пробормотала пышнотелая особа, состроив на всякий случай жалобный лик.
Ей было далеко за пятьдесят, как и всем присутствующим, не считая девицы в чепчике.
— Мы много лет работаем в этом замке, — промямлила кухарка. — Политикой не интересуемся.
— Да, я догадываюсь, — сказал Алексей. — Уверен, вы не знаете, кто правит вашей страной и что натворили эти милые люди. Не волнуйтесь, господа, мы ничего не имеем против вас. Вы тоже здесь работаете, фройляйн? — обратился он к белобрысой девице.
Она икнула и как-то глупо заморгала.
— Это Гертруда Ульрих, — торопливо пробормотала Аугуста. — Она такая милая, безвредная, доверчивая девушка, никогда не делала людям зла, работает горничной в доме.
— А милая девушка немая? — поинтересовался Саблин. — Сама не умеет связывать слова?
Горничная вдруг громко икнула.
— Командир, да она же основательно выпивши! — заявил Черкасов. — Запах от нее идет очень уж приятный. Испугалась крошка, тяпнула для храбрости, когда наши сюда нагрянули.
Офицеры оживились, стали принюхиваться. Насторожился автоматчик, стерегущий покой прислуги, завертел головой.
Кухонный шкафчик у окна был приоткрыт. Черкасов не поленился пройтись к нему, выудил из него хорошо початую бутылку, стал вглядываться в этикетку.
— Лопни мои глаза, товарищ капитан!.. Это же форменный армянский коньяк! Пять звезд, «Арарат». Вот скажи, где в Германии можно его добыть? Такое добро и в Советском Союзе-то хрен достанешь! А фон барон был, похоже, не промах, знал толк в изысканных напитках.
— Бутылку на место поставь, — проворчал Алексей. — А то армянский акцент заработаешь и от меня пару тумаков.
Процесс представления продолжался. Сухопарую особу звали Мартой Вельзенгаузер. Должность в замке — старшая горничная. Восемь лет на ответственном посту. Она отвечала на вопросы Алексея с высоко поднятой головой. Как будто он допрашивал ее перед неминуемым расстрелом.
Плешивый господин отрекомендовался Эриком Бергером. Он управлял замком, заодно сам выполнял тут мелкий ремонт.
Сутулый садовник Карл Вольцен сильно нервничал.
— Я много лет слежу за всей зеленью во дворе и вокруг замка. Она должна иметь приличный вид и не лезть на стены, — заявил он. — Сам я из Цилиенхофа, держу там полдома, огород. Но семьи у меня нет, поэтому почти все время я провожу здесь.
— Вы намерены и дальше здесь работать, достопочтенный? — осведомился Алексей.
— Обязательно! — ответил садовник. — Господин барон меня не увольнял. Пора постригать и подкармливать деревья, высаживать вьюны. Старые плохо перезимовали и совсем засохли.
— Ладно, достаточно, — проговорил Алексей. — Где барон фон Кляйст, господа хорошие? Мне нужна достоверная информация. Вы же не хотите попасть в сибирский лагерь? Именно туда вы отправитесь, если будете водить нас за нос.
Они заговорили все разом. Даже основательно набравшаяся Гертруда что-то робко пискнула и выпучила глаза. Мол, мы никогда не обманывали советских солдат, Христос тому свидетель! Да, господин барон был в замке. Но вчера вечером он собрался, лично загрузил в легковой «мерседес» мешки с бумагами и отбыл в неизвестном направлении. Перед этим господин барон сообщил всем, что скоро вернется. Еще он шепнул по секрету кухарке, что Красная армия в местечко никогда не придет. Если вдруг эта неприятность и случится, то германское командование уже готовит решительное наступление. Доблестный вермахт погонит советские войска обратно за Вислу.
«А там и до Москвы недалеко», — подумал Алексей.
Он с кислой миной разглядывал этих жалких людей. Они всю жизнь работали на эксплуататора, темные, несознательные, даже не представляющие истинного лица нацизма. Кто бы им рассказал про деревни, сожженные в России и Белоруссии, газовые камеры концлагерей, еврейский вопрос, который бездушные нацисты собирались решить окончательно?
«Толку от этой публики не будет, — подумал Алексей. — Если барон вчера уехал, то где его теперь искать? Вряд ли он подался в Берлин. Ему нужно спешить на запад. Эх, не судьба опять».
Он с досадой двинулся из кухни и вдруг остановился.
«Что-то тут не складывается. С чего бы барон стал собираться в такой спешке? — рассуждал офицер контрразведки СМЕРШ. — Явная угроза над ним не висела. Он не знал, что рота Берегового прорвется в Цилиенхоф.
В Берлин этот господин не поедет, если не выжил из ума, а на запад кто его пустит? Задержат на первом КПП. Беглый полковник, да еще и с полной машиной документов! Ему нужны сообщники, прикрытие.
Почему, черт возьми, у пожилого садовника такие ухоженные, хотя и костлявые руки? Ведь он много лет копался в земле».
Он резко повернулся, пристально посмотрел в глаза человека, назвавшегося Карлом Вольценом. Первые секунды тот выдерживал его взгляд, потом все понял и глубоко вздохнул. Стала расправляться согбенная спина, развернулись плечи, отвердели скулы. Ухоженные руки опустились по швам.
Офицеры с любопытством наблюдали за этими метаморфозами. Теперь перед ними стоял другой человек. Старенький пиджак уже никого не мог обмануть. Породистый, холодный, бездушный службист, обладатель гордого дворянского титула, злейший враг всего советского.
— Ого!.. — уважительно протянул Семашко. — Какой вы у нас проницательный, товарищ капитан. А мы и не подумали.
Заплакала кухарка, заволновалась остальная челядь.
«А ведь они действовали не по принуждению, — понял Алексей. — Сознательно, по доброй воле прикрывали хозяина от кровожадных большевиков. Собой готовы были пожертвовать, обожали его. А почему бы и не любить? В домашних условиях все эти изверги — предупредительные, учтивые, милейшие люди, добрые господа. Кто отправит собственную горничную в газовую камеру?»
Автоматчик перехватил его взгляд, стал оттирать прислугу от барона. Офицеры окружили его, следили, чтобы он не делал лишних движений. Черкасов обыскал хозяина поместья и убедился в том, что тот был безоружен.
— Сожалею, господин барон, карьера садовника у вас не задалась, — заявил Алексей.
— Да, признаю, вы обладаете некой долей проницательности, — презрительно проговорил Кляйст.
Он сохранял неподвижность, только глаза его украдкой следили за советским офицером.
— Спасибо, вы очень любезны, — сказал Алексей. — Капитан Саблин, контрразведка СМЕРШ. Не волнуйтесь, вашу прислугу мы наказывать не будем. Эти люди выполняли свой долг. Вы же можете рассчитывать на учтивое обращение с вами. Если не станете глупить. Вы понимаете по-русски? Вроде должны, нет?
— Плохо, — ответил барон с заметным смущением.
— Ладно, пусть плохо. — Саблин улыбнулся. — Я не настаиваю. Вам придется прогуляться с нами, господин фон Кляйст. Своих сообщников вы уже не дождетесь. Здесь находится Красная армия, так что самое время оставить надежды. Сожалею, что ваша мечта прорваться к союзникам так и осталась нереализованной.
Скулы, сведенные судорогой, посинели.
— Не понимаю, о чем вы.
— Странно, — заявил Хомчик. — Мы понимаем, а он, видите ли, никак в толк не возьмет.
— Где архивы?! — Алексей резко сменил тон. — У вас богатая коллекция, советую не спорить с этим. До сорок третьего года вы возглавляли крупную школу абвера. Нет нужды напоминать, где она находилась? Впоследствии вы готовили агентов для переброски в СССР. В сорок четвертом получили целый отдел в РСХА, хоть и под присмотром старших товарищей из ведомства рейхсфюрера Гиммлера. В ваших руках были ниточки ко всем агентурным сетям, которые вы развернули на территориях, освобожденных советскими войсками. Вы кладезь ценной информации, господин барон. Так где хранятся те документы, которые вы собрались отвезти к нашим англо-американским друзьям?
— Я снова не понимаю, о чем вы. Все осталось в Берлине, — заявил барон.
— Подлинники — да, возможно. Но мы же говорим не о них.
— Я не собираюсь вам ничего рассказывать, — проскрипел фон Кляйст, не стирая с физиономии надменной мины. — В этом замке ничего нет, можете его обыскать. Только прошу вас, не надо рушить дом, третировать прислугу, которая ни о чем не знает.
— Я и не думал об этом, — заявил Алексей. — Мы скромные, воспитанные люди. Тихие и застенчивые. Хорошо, полковник. Я вижу, что вы не желаете выстраивать теплые отношения с нами. А теперь постарайтесь вспомнить город Ненашев, расположенный в Смоленской области. Конец апреля — начало мая сорок третьего года. Операция по выводу из окружения крупной группировки ваших войск. Прорыв удался благодаря информации, полученной от вашего человека, внедренного в Красную армию. Вы не могли его не знать, возможно, сами готовили. В городке находилась ваша школа. Перебежчик Гуляев был заслан вами, это понятно. Ведь капитан Чаплыгин не имел отношения к вашей разведке, верно? Вы преподнесли его нам на блюдечке, чтобы мы отстали от настоящего крота. Вы должны это помнить. У профессиональных разведчиков прекрасная память. Окажите любезность, господин барон, утолите мое любопытство, скажите по секрету, кто был этот человек? Не Чаплыгин, не Костин. Кто? Это ведь уже не имеет значения. Столько воды утекло. Возможно, его давно нет в живых.
— Да, я, кажется, помню это дело, — неохотно проговорил фон Кляйст. — У человека, внедренного в вашу часть, были документы на имя капитана Чаплыгина. Как ваша фамилия?.. Саблин? — Плечи барона непроизвольно передернулись.
— Знакомая фамилия, правда? — У Алексея возникло желание двинуть этому сухарю в рыло. — Ладно, господин барон, мы учтем ваш отказ от сотрудничества. Парни, за работу! — распорядился он. — Барону связать руки. Хомчик, отвечаешь за него головой. Прислугу суньте куда-нибудь. Черкасов, отыщи Овечкина. Пусть его люди еще раз обшарят замок, все помещения, кладовки, подвалы.
От внимания Алексея не укрылось, что барон сильно нервничал. Во-первых, это означало, что не так уж плохо у него с русским языком. Во-вторых, верной дорогой идете, товарищи!
Он вышел во двор и прогулялся по садику, с опаской поглядывая на химер, скалящихся на него.
«Дело сделано. Кляйст попался. Остальное вторично. Если мы не найдем бумаги сегодня, то они обнаружатся в другой день. Или их тут нет. Но есть Кляйст, — раздумывал капитан. — Сейчас с ним говорить не о чем. Но когда придет час, я должен буду находиться в группе товарищей, ведущих допрос, и тогда уж все тайное станет явным».
— Товарищ капитан, разрешите доложить? — К нему подошел младший сержант Герасимович, молодой, русоволосый, с открытым, вполне интеллигентным лицом.
— Докладывай, не жди особого разрешения.
— Кажется, мы нашли то, что искали, товарищ капитан!.. — заявил парень. — Случай помог, не иначе. Бумаги в подвале. Там ржавая крышка люка, старая канализационная шахта. Раньше мы в нее спускались, но далеко не ходили. Пыль повсюду, явно никто не полз. А сейчас продвинулись на карачках. Мелихов двинул локтем по стене. Там вроде кладка была, а вся осыпалась. Это оказалась имитация. Дыра, просто кирпичами заложенная, без цемента. За ней ниша. Умно, черт возьми. Не замаши Мелихов локтями, мы так и пролезли бы мимо. Там бумаги, товарищ капитан, несколько мешков с документами.
Саблин аж присвистнул. Наконец-то поперло! Да ради такого результата он не только испачкаться готов, но и грязью облиться с ног до головы!
— Молодец твой Мелихов! — воскликнул капитан. — Так держать! Показывай, где это.
Вход в подвал располагался правее парадного крыльца. Крутая лестница, узкий проход, тамбур. На ступеньках оживленно переговаривались солдаты.
— Не толпиться! — прикрикнул на них возбужденный Овечкин. — Всем выйти! Развели тут базар. СМЕРШ работает!
Все такие понятливые, черт побери! Алексей пропустил солдат, взбирающихся наверх по узкой лестнице, и скатился в подвал. В спину ему дышал Черкасов.
Старая мебель, трубы, коробки с цементом. Строительные и садовые инструменты, вполне пригодные к использованию.
Люк располагался в глубине помещения. Крышка валялась в стороне. Чернело нутро колодца, пахнущее гнильцой.
Капитан пристроил автомат за спину, сунул фонарик в зубы. Он спускался осторожно, вцепившись в скобы, которые подозрительно гуляли. Черкасов дрожал от нетерпения, лез за ним, едва не сделал из его головы опорную площадку. Оба ругались, сыпалась кирпичная крошка.
Алексей спрыгнул на бетонный пол. В одном конце тупик, в другой убегали трубы, прижимаясь к потолку. По проходу можно было двигаться только на корточках. Саблин так и делал, сжимая зубами фонарь.
Эта часть лаза действительно была обложена кирпичами. Пахло тут противно. На полу валялись огрызки кирпичей, лохмотья трубного утепления.
Его не волновало, куда ведет этот чертов лаз. Канализация старая. Все должно стекать в реку.
Ниша находилась метрах в пятнадцати от вертикальной шахты. Перед ней лежали кирпичи, выпавшие из стены. Солдаты сдвинули их, чтобы не путались под руками.
Алексей оперся на локти, подался к черной рваной дыре, приник к ней. Глубина ниши составляла чуть более полуметра. Три мешка из влагонепроницаемой ткани лежали друг на дружке.
Капитан чертыхнулся, выбил еще несколько кирпичей, расширил дыру, запустил голову и руки в нишу, начал недоверчиво ощупывать мешки. Верхний из них бойцы уже расковыряли. Они хотели убедиться в том, что внутри бумаги. Самое подходящее время для знакомства с тайнами умирающего рейха.
Алексей тоже запустил руку внутрь, нащупал картонную папку. Видимо, то, что нужно. Вряд ли кухарка хранит в этом подвале свои кулинарные рецепты.
Саблин извернулся, начал вытаскивать из стены кирпичи. Чертов Черкасов! Пыхтит где-то сзади, а толку от него как с козла молока! Все приходится делать самому!
— Черкасов, помоги!
— Подождите, товарищ капитан.
— Да чего ждать? Я буду вытаскивать мешки, а ты принимай их.
— Там кто-то кричит, товарищ капитан.
Да какого черта! Судорога вцепилась в вывернутую ногу Алексея. Он невольно застыл, прислушался. Наверху действительно кричали люди. Что там происходило?
Капитан с сожалением оторвался от мешков с бумагами, подался назад, выбрался из ниши.
— Товарищ капитан, вы там? — проорал взволнованный Овечкин.
— Здесь мы! — гаркнул Черкасов, находившийся ближе к выходу.
— Немцы на город напали! Бой идет! Фашистов много, у них бронетехника!
Они там что, ополоумели? Какие, на хрен, немцы, да еще с бронетехникой?! Откуда? Здесь могут появиться только разрозненные разбитые подразделения. Их не нужно бояться. Но какой-то липкий страх уже вцепился в позвоночник Алексея. Он отползал в проход.
— Командир, давай быстрее, — поторопил его Черкасов. — Там реально что-то происходит. Оставь ты эти проклятые архивы, не убегут они!
Офицеры ругались, вытаскивали друг друга из шахты. Наверху шумели люди, ухали взрывы. Что за бред? Нечем противнику контратаковать! Саблин не был силен в стратегии, но расположение сил в районе знал прекрасно. Выдохлись фашисты!
Он оттолкнул Черкасова, первым вылетел наружу, стряхнул со спины автомат. Практически все солдаты, имевшиеся в его распоряжении, собрались здесь. Мало, от силы дюжина, но и то хлеб. Еще двое бежали по двору, махая руками.
— Закрыть ворота! — выкрикнул капитан.
Солдаты побежали обратно, налегли на толстые створки. Ворота были стилизованы под средневековые, черные, обитые кованым железом.
— Овечкин, стройте бойцов! Приготовить все оружие, что есть! Хомчик!
— Тут я, товарищ капитан. — У старлея очки запотели от волнения.
Он мялся на крыльце, держал за шиворот барона, у которого были связаны руки.
По губам фон Кляйста плясала язвительная усмешка. Мол, получили по зубам, варвары? Сейчас еще схлопочете.
— Отвечаешь за него, Олег! Тащи барона в вестибюль, жди там. Где прислуга?
— Да хрен бы ее знал.
— Ладно. Семашко, Черкасов, за мной!
Алексей помчался через чахлый скверик к северной башне, которая была самой высокой. Дверь открыта, винтовая лестница, каменные стены. Хоть здесь никаких препятствий. Он прыгал через ступени, голова кружилась от этого безумного вращения.
Наверху находилось круглое помещение, погруженное в полумрак. Бойницы узкие. Свет через них поступал в дозированном виде. На полу хлам, какие-то доски, мусор. Где пресловутый немецкий порядок?
Офицеры приникли к амбразурам, застыли в изумлении.
Над городком висело облако порохового дыма. В его центре взрывались мины, мельтешили люди. Оттуда доносились крики.
Немцы наступали с севера и запада. По проселочной дороге шел восьмиколесный бронеавтомобиль «Пума». За ним тянулся грузовой «опель». Он встал. Из кузова на землю посыпались солдаты. Они быстро растягивались в цепь.
Подъезжали другие грузовики. С них тоже спрыгивала пехота, которой было до неприличия много.
«Что за беда? Откуда они? Прямиком из потустороннего мира?» — недоумевал Алексей.
Он не знал, что городок Цилиенхоф находился на пути армии генерала Венка.
В центре городка шел бой, гремели взрывы. Немецкая минометная батарея вела огонь из-за кустов, торчавших за северной окраиной Цилиенхофа. Несколько зданий уже получили повреждения.
На глазах Алексея мина накрыла еще один кукольный домик. Она пробила крышу и рванула внутри. Дым и пыль валили столбом. Домик качнулся, задрожал. Стены складывались вовнутрь, ломались на куски.
Противник наседал с двух сторон, отрезал бойцов Берегового от замка. Немцы наступали густо и теряли солдат. Советские автоматчики выкашивали их прицельным огнем.
Но людей у Берегового было мало. Они не могли сдержать натиск врага.
В замке находились офицеры контрразведки СМЕРШ, за жизнь которых отвечал командир роты. Но туда уже не добраться. Надо людей спасать, сохранить боеспособность подразделения!
Автоматчики пятились, перебегали, стреляли на ходу. Взрыв мины разбросал экипаж советского мотоцикла, несущегося между домами.
Береговой был жив. Он в фуражке и плащ-палатке гнал своих бойцов по улице, размахивал ППШ. Его солдаты выбежали на южную окраину городка, пронеслись через поляну, влетели в кусты, где снова заняли оборону. Многие не добежали, упали и не поднялись.
Немецкая пехота наводнила горящий городок. Солдаты переулками валили на юг. Они выбегали на поляну, рвались дальше.
Из кустов по ним ударил залп и повалил не меньше десятка человек. Уцелевшие пехотинцы бросились обратно. Из переулка, давя заборы, выбралась «Пума». Наводчик стал садить из пятидесятимиллиметровой пушки по кустарнику.
— Командир, валить отсюда надо! — пробормотал Черкасов. — Наших рассеяли. Обратно они не вернутся.
— Некуда уходить, — огрызался Алексей. — Мы сами себя в капкан загнали. Только через ворота можно уйти. Иначе нас на холме сразу засекут. Полюбуйтесь, что творится, товарищи офицеры.
События принимали совсем нехороший оборот. Контрразведчики видели всю центральную улицу, разделяющую город на две части. Именно она и вела к замку, сначала терялась за кустарниками на склоне холма, потом снова возникала и устремлялась к воротам.
«Пума» вернулась на дорогу и стала разворачиваться на восток.
— Я не понял, — пробормотал Черкасов, смертельно побледневший. — Это что получается? Вся эта уйма немецко-фашистской сволочи за нашим бароном пришла?
Алексею было непонятно, шутит он или глупеет на глазах.
Позади «Пумы» обрисовались два грузовых «опеля». Они тоже шли на восток. Судя по всему, кузова у них были не пустые. Из переулков выбегали пехотинцы, устремлялись за автотранспортом.
«Не время сокрушаться, — решил Алексей. — Часть немцев идет на замок. Просто так, зачистить территорию? Или у них есть конкретная цель?»
— Семашко, за мной! Черкасов, остаться, приготовиться к бою! — приказал он.
Саблин катился вниз по винтовой лестнице, цепляясь за каменные перила. Ныли ребра, кружилась голова.
— Мы вас выписываем, но чтобы никаких подвигов, — напутствовал его перед отъездом из госпиталя старенький военный хирург. — Знаем, чем кончается ваше геройство. Помните, что ваши кости не железные, вы пережили тяжелые ранения, еще толком не восстановились.
— Разумеется, доктор, никаких подвигов. Как вы могли подумать? — сказал Алексей. — Я буду тише травы, ниже воды… вернее, наоборот!
Эх, выполнить бы прямо сейчас те самые обещания!
Задыхаясь от боли, он вылетел из башни.
Крохотное подразделение стояло во дворе. Бойцы выжидающе таращились на капитана.
— Овечкин, сколько людей?
— Двенадцать штыков, товарищ капитан. Со мной тринадцать.
Эх, если бы действительно штыков. Это ведь живые люди!
— Ворота заминировать, живо! Гранаты под створки, чтобы сработали в момент открытия. Да побольше, не жалеть! Пулеметы?..
— Два ручных, товарищ капитан.
— В обе башни, пулей, сержант. Фрицы уже едут! По одному автоматчику в башни. Всем остальным занять оборону во дворе!
Началась суета. Бегали люди, сержант орал как подорванный. Конопатый боец с рыжими кудрями, торчащими из-под пилотки, тащил в башню пулемет. Алексей прыгал следом, поторапливал.
Черкасов в башне принял оружие, втащил к себе за шиворот бойца. Они начали громоздить пулемет в амбразуру. Саблину хотелось верить, что в южной башне сейчас происходило то же самое.
В замок направлялась целая экспедиция! «Пума», пара мотоциклов, два грузовика с пехотой. Вслед за машинами бежали солдаты вермахта с засученными рукавами и автоматами МП-40 на ремне. Поблескивал пот на раскрасневшихся лицах.
Грузовики остановились у подножия холма. Наверх пошла пехота. Солдаты возникали из-за косогора, перебегали, ложились.
Пулеметчик в южной башне молчал. Он ждал, когда заговорит его товарищ, устроившийся в северной.
Из-за «Пумы» высунулся пехотный офицер, что-то приказал своим солдатам и сразу спрятался.
В мозгу Алексея остался вопросительный знак. В этом офицере было что-то знакомое. С чего бы? Среднего роста, крепыш, капитанская форма, фуражка. Обычный типаж. Но Саблин вдруг подумал, что в образе этого типа чего-то не хватает. Такая вот предельно странная мысль не задержалась в его голове. Не до того было.
Не встречая сопротивления, немецкая пехота поднялась в полный рост и устремилась к воротам.
— Давай, рыжий! — гаркнул Алексей.
Кинжальный огонь с двух башен смял противника. Пулеметчики стреляли в упор. Немцы попали в переплет, валились кучами.
Горстка выживших солдат бросилась вперед, чтобы укрыться в мертвой зоне под воротами, но участь их оказалась печальной. Все они полегли дружно и сплоченно.
Пехотинцы, находившиеся в задних рядах, не стали искушать судьбу. Они кубарем катились с холма, теряя каски и оружие. Гневно орал из-за «Пумы» офицер.
Алексей опять напрягся, отлип от прицела ППШ. Тысяча чертей! Гауптман кричал по-немецки, но он готов был поклясться, что уже слышал этот голос.
Тут Саблин вдруг заметил, что пушка «Пумы» смотрит прямо на него.
— Ложись! — выкрикнул он, отлетел от амбразуры и заметил краем глаза, как попятился понятливый Черкасов.
Гавкнула пушка. Снаряд ударил в стену башни между бойницами, выбил несколько камней из кладки. Истошно закричал веснушчатый боец, схватился за лицо, повалился на спину. Он что, глухой?!
Пушка продолжала палить, но уже по другой башне.
Пулемет висел в амбразуре прикладом к полу. Все помещение наполнилось дымом. Оперативники кашляли, многоэтажно выражались.
Черкасов кинулся к бойцу, перевернул его. Тот уже не кричал, только вздрагивал. Кровь шла горлом. Осколок впился в его шею, он умирал от того, что не мог дышать.
Алексей припал к пулемету, яростно моргал, всматривался в прорехи между клубами дыма. Он увидел, что поддержка артиллерийским огнем пошла немцам на пользу. Они опять оседлали косогор, перепрыгивали через тела мертвых товарищей. Теперь они прикрывались пальбой и пороховым дымом.
Алексей строчил из пулемета, пока не кончились патроны в диске. Теперь оставаться здесь было бесполезно. Практически все уцелевшие немцы ушли в слепую зону.
Саблин и Черкасов слетели вниз по лестнице, выпали во двор, не смогли остановиться, покатились кубарем. Практически одновременно из южной башни выпали Семашко и пулеметчик с перекошенным лицом. Парня душевно контузило. Приподнялись солдаты, засевшие в сквере за скульптурными композициями.
— Товарищ капитан, сейчас немцы ворота продавят! — истошно закричал Овечкин.
За оградой рычала техника. Похоже, «Пума» развернулась задом и выдавливала ворота внутрь. Они тряслись, надулись словно мыльный пузырь.
— Все в сад! — приказал Алексей. — Приготовить гранаты! Держать оборону!
Солдаты разбежались, залегли за кустами и неработающим фонтаном. Погиб пока только один из них. Оставалось двенадцать, плюс опергруппа из четырех офицеров. Не сказать, что совсем уж ничего, и все же полное самоубийство!
Демоны уже топтались на пороге. Ворота тряслись. Саблин лихорадочно озирался.
— Хомчик! — позвал он, и возбужденная физиономия в запотевших очках тут же высунулась из-за двери, ведущей в замок. — Олежка, ты немного знаешь немецкий. Тряси этого фон барона. Тут должен быть подземный ход. Он идет из подвала либо еще откуда-то. Действуй! К нам не лезь, сами справимся.
Хомчик кивнул и пропал.
Ворота треснули, красиво ввалились внутрь, сложились как две игральные карты. Разворачиваться «Пуме» было некогда, не атаковать же задом! Она сдала от проема.
По рухнувшим створам во двор замка влетел мотоцикл «БМВ» с коляской. Пилот в гигантских очках подался вперед, вцепился в руль. За его спиной сидел автоматчик, в люльке — пулеметчик, который не успел нажать на гашетку.
Сработали лимонки, заложенные под ворота. Сначала рванула одна, за ней детонировали другие. В небо взметнулись столбы огня и дыма. Зазвенели истерические вопли последних защитников рейха.
Мотоцикл пошел юзом. Автоматчик свалился на землю и, кажется, свернул шею. Пилот от страха выпустил руль. Мотоцикл, виляя боками, сделал корявый круг между садиком и пробитыми воротами, вонзился в стену, взорвался и окутался черным дымом.
— Весь вечер на манеже! — нервно выкрикнул боец, укрывшийся за изваянием ангела.
Восьмиколесная «Пума» разворачивалась где-то за воротами. Она не могла летать как реактивная. В проем, окутанный дымом, лезли солдаты, бросали противопехотные гранаты с длинными рукоятками — колотушки, как прозвали их в советских войсках. Они взрывались с недолетом и никому не вредили.
Солдаты вермахта, бледные как ожившие мертвецы, выныривали из дыма и тут же попадали под шквальный огонь из стрелкового оружия. В считаные мгновения весь проем в каменных стенах завалили тела в форме мышиного цвета. Стонали раненые, метались те, кому посчастливилось уйти от пули. Несколько пехотинцев залегли в районе горящего мотоцикла, но пока не представляли серьезной опасности.
Шестнадцать советских солдат и офицеров, засевших в садике, палили в упор из всего, что у них было, — словно крыс уничтожали! Второй мотоцикл подстерегала участь первого. Водитель пытался прорваться во двор, пулеметчик палил из МГ-42, но в таком ливне пуль им не на что было рассчитывать. Лопнуло переднее колесо, машина поднялась на дыбы, солдаты корчились, нашпигованные пулями.
Алексей тоже стрелял из автомата. Пот заливал его глаза, зрение подводило. Он ловил в прицел перебегающие фигурки, плавно нажимал на спусковой крючок, радовался, когда пуля находила своего героя.
Немцы не кончались, лезли как тараканы. К концу войны у них появилась какая-то фанатичная обреченность. Они шли на смерть, не зная страха. Это не могло продолжаться вечно.
В завихрениях дыма Саблин видел, что «Пума» за воротами уже развернулась, готова была вторгнуться во двор, но пока не могла. Разве что по головам немецких солдат. Стрелять наводчик побаивался: мог своих перебить.
Пехота наседала. Одни сразу падали, другие откатывались, прятались за телами, стреляли наобум.
Офицер перебежал от «Пумы», встал за стеной с «Парабеллумом» в руке. Алексей вновь увидел его лицо и подумал, что в этой возбужденной роже явно чего-то не хватало.
Какой-то шум раздался за спиной капитана. Он вставил в автомат последний магазин, обернулся.
Старший лейтенант Хомчик пинками гнал барона из дома. Лицо фон Кляйста исказилось, сухие губы шептали что-то вроде молитвы. Его руки были связаны в запястьях.
Хомчик схватил барона за шиворот, пригнул, сам благоразумно прятался за ним. Они бежали к той самой лестнице, ведущей в подвал, миновали опасный участок.
Немецкий офицер, похоже, заметил их, стал орать своим, чтобы не стреляли, но куда там, огонь продолжался. Этой паре просто повезло. Хомчик толкнул барона на лестницу, нырнул сам.
«А ведь этот гауптман прибыл сюда по душу барона! — просверлила мозг Алексея очевидная догадка. — Солдаты ни черта не знают, выполняют приказ, а офицер явно не прост».
— Командир, ты меня слышишь?! — проорал Хомчик из безопасной ниши.
— Пока слышу, — отозвался Саблин. — Чего надо?
Ему приходилось напрягать голос. Пальба приутихла, но отдельные выстрелы еще гремели. Похоже, что-то назревало.
— Давайте сюда. Барон сознался. Он жить хочет! — с надрывом выкрикивал Хомчик. — Это в подвале, там люк, старая канализация!
Вот такая прелесть! Знакомый лаз, где барон прятал свои архивы. В принципе, логично. За нишу солдаты не ходили, подземный ход не нашли.
— Я понял. Хомчик, тащи его в подвал! Если не придем, действуй по обстановке. Барона надо доставить живым!
— Товарищ капитан, патроны кончаются. Что делать?! — истошно выкрикнул сержант Овечкин.
Нервная смешинка обожгла губы Алексея. Что делают русские мужики в подобных случаях? Кулаками машут! Поздно отступать к подвалу. Все полягут.
Критическая масса немецкой пехоты накопилась у ворот. Мыльный пузырь надулся и лопнул! Солдатня мышиного цвета с ревом кинулась в атаку! Страшные, с перекошенными рожами, они вставали, устремлялись вперед, вбегали в садик, основательно распотрошенный свинцом.
— В контратаку, бойцы! — приказал Алексей, не узнавая свой голос.
— За мной, болезные! — продублировал призыв Овечкин. — Покажем этим доходягам, что такое нормальный кулачный бой!
Солдаты и оперативники контрразведки СМЕРШ поднялись и с воплями бросились на врага. Стенка на стенку!
Муть повисла в голове Алексея, все полезные мысли кубарем умчались оттуда. Он бежал вместе со всеми, стрелял из автомата короткими очередями, орал как припадочный.
Семашко выхватил нож. Видать, с патронами у него было совсем туго. Черкасов перехватил автомат за ствол и попер как истребитель.
Сшиблись две стенки, началось кровавое месиво. Те и другие бились отчаянно, мощно, кулаками, прикладами. Кто-то даже в рукопашной умудрялся стрелять. Брызгала кровь, летели выбитые зубы.
Перекошенная рожа мелькнула перед глазами Саблина. Немецкий ефрейтор рвал заклинивший затвор. Да, техника подводит в самый ответственный момент. Ефрейтор вскинул глаза, увидел собственную смерть и как-то обмяк, смирился. Словно не в дырочку ствола смотрел, а на икону. Короткая очередь опрокинула его навзничь, отправила в путешествие по загробным мирам. Великомученик, мать его!
Кто-то набросился на капитана справа. Он повалился на колени, обнял противника за ноги. Тот по инерции полетел вперед и так треснулся лбом о каменный бордюр, что пилотка слетела с головы. Алексей подпрыгнул, стал остервенело бить подошвой в основание черепа врага.
Тут он словно почувствовал что-то, вскинул голову и увидел изумленные глаза все того же немецкого офицера. Тот высунулся в пустой проем, где раньше были ворота, и смотрел на Алексея. Ведь тоже узнал!
Еще мгновение, и Саблин вспомнил бы его, но разве тут до этого? Офицер вскинул руку с «Парабеллумом». Алексей полоснул в его сторону очередью, тот отшатнулся, а Саблин кубарем подался вбок, увертываясь от атаки разъяренного фельдфебеля.
Свалка была лютой. Русские и немцы бились как за мать родную! Надрывный вопль висел в воздухе. Черкасов колотил прикладом по физиономии солдата, оседающего на землю, злобно ржал. Семашко стиснул кому-то горло, давил обеими руками. Ноги несчастного стучали по земле. Он бил ладонью по бедру противника, как заведено в состязаниях. Дескать, сдаюсь, конец боя. Размечтался, наивный!
Сержант Овечкин, обливающийся кровью, вырывал автомат у рослого солдата. Тот тоже едва стоял на ногах, но свою собственность не отдавал, шипел как гадюка.
Плечистый здоровяк в лопнувшем на спине мундире оседлал поверженного красноармейца, бил его в грудь ножом. Тот захлебывался рвотой, отдавал богу душу.
Алексей налетел сзади, ударил прикладом по каске. Но немец лишь отмахнулся от него как от назойливой мухи. Все верно, сила в руках уже не та. Саблину пришлось ударить ниже, в позвоночник. Кажется, это подействовало.
Ему казалось, что этому запредельному абсурду не будет конца. Но ситуация сломалась. Вражеское войско дрогнуло. Сначала попятился один солдат, затем другой. За ними побежали к воротам и все остальные, едва волоча переломанные ноги и держась за вскрытые черепа.
— Все в подвал, живо! — выкрикнул Алексей.
Его уже шатало, автомат падал из рук.
Бабахнула «Пума», лезущая в ворота. Снаряд влетел в окно, взорвался внутри замка. Там тоже кто-то кричал. Скорее всего, прислуга улепетывала в заднюю часть дома.
Забил пулемет, установленный на «Пуме».
Люди пятились к подвалу, отстреливались. Все оперативники, сержанты Овечкин и Герасимович, четверо солдат были целы.
Впрочем, Овечкину не повезло. Он попал под шальную пулеметную очередь, когда уже подбежал к подвалу. Несколько пуль угодили ему в спину. Герасимович кинулся к товарищу, но отшатнулся, понял, что тому уже не помочь.
Люди по одному соскакивали вниз, съезжали по лестнице.
Прежде чем прыгать, Алексей обернулся. Он увидел, как бронеавтомобиль по телам солдат въехал во двор. За ним появились пехотинцы, побежали к садику.
— Братцы, уходите, — прохрипел замыкающий боец.
Он с трудом дышал, волочил ногу.
— Я их задержу, прикрою вас. У меня осталось немного патронов. Все равно не смогу бежать с вами.
Это, кажется, был рядовой Мелихов, тот самый неуклюжий красноармеец, случайно наткнувшийся на архив, спрятанный в заброшенной канализации.
Спорить с ним Саблин не стал. Если уж сам напросился, то так тому и быть.
Алексей вбежал в подвал и опять обернулся. Мелихов, раскинув ноги, лежал на верхних ступенях и посылал во врага короткие прицельные очереди.
А во дворе уже горланили немцы. «Пума» рычала, давила распотрошенные кусты и странные скульптуры.
Долго ли этот парень продержится?
Впереди сопели люди, лезли в подвал, влетали в сумрачное помещение с канализационным люком.
Хомчик молодец! Он уже стряхнул с себя барона, угомонил его нокаутом и помогал людям спускаться в колодец.
Снаружи тявкнула пушка. Что-то посыпалось со стен.
Рядовой Мелихов прекратил стрельбу. Через десять секунд толпа немецких солдат, жаждущих мести, наводнит подвал.
Алексей последним сбросил ноги в люк и заскользил по шахте, хватаясь за скобы.
