Глава 4
– Я установил, что убийца был один. Девчонка описывает его как среднего роста азиата, одетого в джинсы и смесовую или болоньевую куртку-ветровку с американским орлом на спине.
– С чем? – Татаринов недовольно посмотрел на Семушкина, но тот спокойно пожал плечами:
– С орлом. Гербом США. Ну продаются такие на рынке, китайские! Дешевка, вся шелупонь в таких ходит, гопота.
– Какая гопота? – сердито бросил начальник отдела уголовного розыска, вертя в руках шариковую авторучку. – Согласно заключению эксперта, это профессиональный убийца! Знаток единоборств! Один удар – один труп! Где тут гопота, в каком месте? Вот если бы он их заточкой пришил, да и то – я бы не поверил! Одного – еще куда ни шло, но четверых?!
– Это к Каргину, за единоборствами, – хмыкнул Семушкин, и у меня похолодело где-то в области солнечного сплетения. – Я откуда знаю, что там за гопота! Может, они кунг-фу занимаются! Что скажешь, Каргин, может кунгфуист быть гопотой?
Все повернулись ко мне, все десять человек, и я застыл, будто через меня пропустили осиновый кол. Потом собрался и все-таки ответил, надеюсь, непринужденно:
– Сомневаюсь. Занятия единоборствами уже предполагают отказ от прежней жизни, дисциплинируют, и гопник вряд ли достигнет уровня мастера. А если все-таки достигнет, то уже перестанет быть гопником. Если касаемо конкретного случая (Татаринов хмыкнул, мол, мы что, новые кроссовки обсуждаем?), то усматривается специалист, которого следует искать где-нибудь у вояк. Кстати сказать, то, что он азиат, как раз и указывает, что единоборства для него не пустой звук. И еще – я знаю, что к нам время от времени приезжают участники чеченской. Я сам встречал двух таких, их патруль загреб и ко мне в опорный доставил. Пьяные были – в умат! Два бурята, снайперы. Хорошие парни. Всю жизнь на войне, здесь расслабляются. Вполне мог попасться и такой. Зашел в ларек за водкой, на него напали эти уголовники, он их убил. Вот и все.
– Вот и все! – слегка насмешливо повторил за мной Татаринов. – Видите, и все! Нашему коллеге все понятно! А мы тут догадки строим! А может, тогда ты знаешь, где искать этого бурята? Раз уж все рассказал?
– Не знаю, – я вдруг рассердился, оттого успокоился и решил без боя не сдаваться. – Тут сидят гораздо более опытные товарищи. Вот они пусть и скажут, где искать бурята или гопника. Я отдыхал после раскрытия, ночь не спал, на месте преступления меня не было! Товарищ полковник, как я, не видя места, не читая дела, могу делать предположения? Вы меня спросили – я ответил! Ну и все!
– Ладно, нечего строить из себя жертву начальнического произвола! – снова хмыкнул Татаринов. – Раскрыл дело – молодец! Но вообще-то это твоя обязанность – раскрывать! Кстати, а по второму убийству? Этой самой, учительницы, что у тебя? Ах, да, забыл – ты отдыхал!
Он сказал это так, что прозвучало: «Бездельничал, козел! В народное хозяйство пойдешь, гад!» Но я ничего не ответил. А что вообще-то я могу на это ответить?
– Итак, какие у вас будут предложения? Какие мероприятия предлагаете? – Татаринов уже забыл обо мне, обратившись к костяку отдела – старым операм, хмуро вперившимся в пол под ногами. – Что молчим? Работать надо! С девкой работали? Только она его видела!
– Плохо она его видела, – Семушкин пожал плечами. – Это и понятно. Ее только что пытались изнасиловать, ей сломали нос – вы бы видели ее физиономию! Ужас! Фингал на пол-лица! («Бедная Надя!» – подумал я.) Изнасиловать он ее не успел, исцарапал всю. Этот самый… азиат как раз вовремя подоспел. Картина так-то ясная…
– Очередной висяк! – негромко в сторону бросил капитан Грачев, который курировал центральную зону. – Ни хрена никого не найдем. С кем поспорить?
– Разговорчики! – Татаринов прихлопнул ладонью по столу. – Распустились! Работать надо, и не будет висяков! Осмеливаетесь еще при начальстве такое говорить! Гнать вас надо за такие слова!
– Гоните, товарищ полковник! – Грачев скривился, помотал головой. – Зарплату пусть вовремя дают, черт подери! Неделю уже задерживают! В банк устроимся, там платят хорошо!
Это он зря. Знаю я, кого крышует Грачев. Трепать языком о зарплате – не в его положении. Денег у него хватает. Вот зачем вызывать на себя огонь? Сейчас Татаринов ему задаст!
Но Татаринов промолчал. Поморщился, но промолчал. Почему, я не знаю. Я вообще еще многого тут не знаю, хотя и проторчал в отделе три месяца. Так всегда бывает на более высоком уровне – какие-то «политические» дрязги, какие-то группировки, личные связи с вышестоящими, интриги и подсиживания. Впрочем, и не стремлюсь узнать. Как-то наплевать на это. Работаю, пока работается, а там видно будет.
Планерка дальше покатилась по накатанным рельсам. Спросили про другие дела – уже не у меня. Опера докладывали, мямлили, вяло трепыхались, отвечая на разнос, иногда справедливый, иногда – нет. Мало чем отличается от планерок участковых, только лейтмотив другой. Там – побольше протоколов «по пьянке», на мелких хулиганов, на выливающих помои грязнуль. Здесь – раскрытие, планы оперативной работы, но суть остается прежней: накачка от начальства, бумажная работа и показуха. Каждый должен прикрыть зад правильной бумажкой, в том числе и начальство. Рутина, однако!
Полтора часа выброшены на ветер. Полтора часа, в которые я мог бы потренироваться в рукопашном бою или пострелять в тире. Или просто лечь и поспать. В машине я немного поспал, но не сказал бы, что очень уж сладко. Снились тяжелые, тревожные сны: кровь, голые девушки с перекошенными от страха лицами, бегущие вдоль улицы, будто спасаясь от неминучей гибели, потом – люди в черных комбинезонах. Они бегут на меня, стреляя на ходу, и я чувствую, как пули рвут мое тело, выбивая фонтанчики крови. И я ничего не могу сделать, совсем ничего! Мои ноги погрузились в горячий асфальт, густой, жидкий, как размешанная глина. И только одна мысль: «Все! Конец! Кончился мой ад!»
Проснулся весь в поту, мокрый как мышь. Не рассчитал, припарковался так, что утреннее, уже по-летнему горячее солнце накалило крышу моей машины, превратив ее внутренности в подобие духовки. А каким может быть сон в духовке? Только кошмарным!
Все разошлись с планерки с чувством огромного облегчения. Может, и не все, но я точно. Слава богу, мне не поручили искать самого себя – сейчас это было бы выше моих сил. Семушкину придали еще троих оперов, которые пойдут опрашивать соседние дома и больных с медсестрами – окна больницы выходят на улицу, ларек оттуда видно. Может, кто-то что-нибудь да заметил. Хотя я очень в этом сомневаюсь. Если только видели силуэт машины? Номер рассмотреть в темноте и на таком расстоянии невозможно, вряд ли свидетель обладает зрением совы или орла. Хотя и расслабляться не стоит, всякое может быть. От случайностей никто не застрахован.
Выйдя из ГОВД, минут пять стоял в тени, думал. Поехать отсыпаться? Дел куча, не до спанья. Вопрос в том, куда податься в первую очередь!
И тут у меня зазвонил сотовый телефон, который молчал почти сутки. И сразу же решился вопрос, куда ехать в первую очередь.
Лев Семенович сидел в нашем «офисе», весь в растрепанных чувствах и при битой физиономии. Лицо его украшал здоровенный фингал, расположившийся под левым глазом. Впрочем, Лев Семенович хоть и был возбужден, и даже сверх меры, но присутствия духа не потерял, боевой настрой его был выше всяких похвал.
– Андрей Владимирович! Вы видите? Видите! – Он потыкал пальцем в свою боевую травму, потянувшись ко мне, чтобы я как можно тщательнее оглядел нанесенные повреждения. – Видите, что они творят!
– Кто – они? – Я сел в кресло на колесиках, откинулся на спинку и обвел взглядом кабинет. На стульях сидели пятеро, не считая Шварценфельда. Вся моя личная гвардия, начиная с Янека и заканчивая Витькой Борисовым, тем самым боксером-тяжеловесом ста девяноста семи сантиметров роста.
Выглядит Витька, конечно, зверски. Его хорошо брать с собой, чтобы стоял и всем своим видом внушал трепет неразумным супостатам. Каким именно супостатам? Да всем, кто покусится на нашу финансовую свободу. И жизнь.
Впрочем, если он и недотягивал до моего уровня или уровня Сазонова по рукопашке, то большинство обычных, не подготовленных и не наколотых спецуколами людей он может просто размазать в кашу. Сильный парень. Да и по характеру вроде как человек адекватный – лишнего не спрашивает, нос не в свое дело не сует, дисциплине обучен – выполняет все, что ему скажешь. Хороший работник. Ну а моя гвардия – это и есть моя гвардия. На них вся надежда. Звери, а не люди! В хорошем смысле. Ей-ей, зверям я доверяю больше, чем людям. Те же собаки – никогда не предадут. В отличие от людей.
– Парковские на нас насели, стрелу забили! – пояснил Косой, спокойный как танк. – Типа ночной клуб их, они его будут доить, а также Первый гастроном, ну, и еще с десяток объектов. Семеныч тут ломбард новый, что на прошлой неделе мы окучили, взялся проверять, доходы вычислять, так туда бригада парковских приперлась, Семенычу физию начистили. Нас не было, Семеныч все сам хочет, мол, не нужна охрана! Сам с усам! Ну вот и нарвался. Нельзя его одного отпускать на аудит, другой раз и башку проломят.
Лев Семеныч пожал плечами, сел на место:
– Всего лишь работа с документами! Откуда я знал, что может быть такое безобразие! Я им сказал, кто такой и от кого приехал. Так они офис в ломбарде побили, стулья поломали. Сказали, что мы никто и что ломбард теперь будет платить им. Ну и назначили встречу – на пять часов вечера, на пустыре возле мукомольного завода. Говорят, будут разговаривать. А мне один из них в глаз ударил! Мерзавец!
– Пять часов, – кивнул я и посмотрел на Косого. – Я с вами поеду.
– Стволы брать, командир? – Казак с надеждой посмотрел на меня и, когда увидел, что я отрицательно покачал головой, нахмурился и вздохнул. – А если они шалить начнут?
– Среди белого дня? Вряд ли, – подумав, ответил я. – А в рукопашную мы их повалим.
– Повалить-то повалим, а завтра что? Так и будут ходить по пятам и нам пакостить? – разумно заметил Косой. – Это ведь уже не первый раз. Нужно сделать так, чтобы больше не ходили!
– Завалить их! Наглушняк! – кровожадно потребовал Янек. – Чего с ними чикаться?! И каждый раз, как увидим, – валить!
– И сядем! – буркнул я, мучительно обдумывая ситуацию. – Нет, братцы, сейчас их валить нельзя! Впрочем, посмотрим.
– Я ничего не слышал! – тут же заявил встревоженный Лев Семеныч. – У меня свое дело, и я его делаю хорошо! Кстати, Андрей Владимирович, ребята собрали очередные взносы, я тут посчитал, разбросал по категориям. Проверьте!
– Потом, Лев Семеныч, все потом! – прервал я трудовой энтузиазм финансового директора. – Это не главное.
– Как это – не главное?! – не унимался бухгалтер. – Деньги – всегда главное! Кстати сказать, я взял на себя смелость перевести взносы в твердую валюту. Основную сумму, ту, что остается в предприятии. Так гораздо удобнее! Не все, конечно, но большую часть. Время смутное. Лучше всего большие суммы не держать в рублях. Доллар – он всему голова!
– Хорошо, – терпеливо, стараясь не раздражаться, ответил я. – Пока что погуляйте, подышите воздухом. Мы сейчас тут проведем совещание, и, если вам не нравится обсуждение силовых акций, лучше выйдите. Меньше знаете – хорошо спите.
Лев Семеныч выскочил из кабинета, и скоро его каблуки гулко застучали по деревянному полу зала.
– Ну так что, командир, стволы берем? – снова спросил Казак. – Как бы это все не вылилось в красивую, но очень кровавую пьесу. Разрисуют нас красным – не отмоемся!
– Ладно. Только пистолеты! – решился я. – Но без команды не применять. Если будет рукопашка – по обстоятельствам. Роняем их, но стараемся не убивать. Мы потом их достанем. Есть у меня одна мыслишка… всех сразу, скопом. Они ведь по пятницам у себя собираются. Как там называется их поганая конторка? «Ураган», так, что ли? Ну и вот. Но на стрелке валить не будем, вони потом не оберешься.
Потом мы немного потренировались. Вернее, я лично немного, а парни остались. Подтянулись и остальные, так что тренировка пошла по полной. Основная группа выступала за тренеров – пока не придет Сазонов. Я же решил пообщаться с родственниками убитой женщины. Может, что-то и проклюнется… вот чувствую, пованивает это дело. Женщину незачем убивать. Пригрозили, отняли кошелек, сережки сняли – и все. Но зачем же на мокрое дело идти? Впрочем, был маньяк, который в каком-то городе бил всех женщин молотком по голове. Грабил и уходил. Может, и тут такой же? Но вообще-то подобных случаев больше не было. Не было серии, значит, не маньяк.
Я уже отъехал на несколько кварталов, когда вдруг зазвонил телефон. Мой номер знало ограниченное число людей, так что никто чужой звонить не мог. На всякий случай тут же свернул к обочине, одной рукой нажал кнопку приема, прижал трубку к уху.
– Алло! Алло! Это Каргин?!
– Каргин, – насторожился я, – кто это?
– Это Витек! Сын (он назвал фамилию шинкарки, моего агента)! Убили ее!
– Что?! – у меня трепыхнулось сердце, я не поверил своим ушам. – Что ты сказал?
– Убили ее. Зарезали. А перед тем пытали.
– Ты где сейчас? Дома?
– Дома. Щас мусора… щас менты приезжали, допрашивали. Я мамку нашел утром.
– Чьи менты приезжали? Городские или местные? С РОВД или с города?
– Да я хер их знает… вроде местные. Участковый был – тот еще козел!
– Все, сейчас я подъеду, будь там!
Я тут же развернулся, оставляя на нагретом весенним солнцем асфальте черные следы горящих покрышек, и рванул вперед, не обращая внимания на обиженные бибиканья попутных и встречных машин. Внутри у меня все звенело: кто?! Кто это сделал?! И чуял – все неспроста. Совсем неспроста!
Заходить к Сазонову не стал. Не заезжая во двор, бросил машину возле ворот и пошел пешком – идти-то всего ничего, через два дома.
Дверь с «кормушкой», через которую шинкарка выдавала товар, была распахнута, везде следы ног. Здесь прошлась целая толпа – начиная с сына шинкарки и его друзей-гопников, заканчивая постовыми милиционерами и понятыми.
На кухне все перевернуто: выбрасывали посуду, вываливали мешки, мешочки. Деньги искали?
Сын шинкарки был здесь. Противный парень, массивный, рыхлый, одутловатый. Через его посредство я некогда и познакомился с Сазоновым. Этот самый придурок, сынок хозяйки дома, докопался до Сазонова и огреб от него по полной. Со всеми своими дружбанами. Ну а я расследовал это дело. Побитый, само собой, подал заявление о том, что ему нанесли побои. Мне пришлось пригрозить и ему, и его мамаше, чтобы написали встречное заявление об отказе. Мол, сам упал. А потом мы с шинкаркой «подружились», и она мне шибко помогла. И вот теперь ее кто-то убил…
– Кто это сделал? – не тратя времени на условности, спросил я. Здороваться, то есть желать здоровья этому моральному уроду, я не хотел, выражать соболезнование – тоже. Хотя бабу, честно говоря, было жаль. При всей своей криминальности она была совсем не злой, деловитой и, можно сказать, верной.
– А я откуда знаю?! – Парень был искренне расстроен, это я видел сразу. Все-таки моя работа предполагает некое умение разбираться в искренности собеседника. Недаром говорят, что бывших ментов не бывает, а я ведь и не бывший. Мент. Потому первое, что делаю, – впиваюсь взглядом в лицо собеседника и пытаюсь понять – врет он или нет.
– Пришел, а она мертвая! Привязана к креслу! Они ей пальцы ломали, резали, а потом задушили проволокой. На шею проволоку, палку туда вставили и крутили. Так и оставили.
– Как думаешь, деньги нашли? – спросил я, оглядываясь по сторонам.
– Думаю, нашли. Она мне показывала заначку, где прячет, – нет заначки! Значит, все рассказала. Как не рассказать, если тебе пальцы ломают! – парень вдруг всхлипнул, отвернулся, вытерев глаза запястьем:
– Твари! Найду – убью! Мамка!
Я почему-то даже удивился, хотя удивляться, по большому счету, было глупо – мать же! Пусть этот отморозок – почти животное, но что-то человеческое у него все равно осталось! Мать заботилась о нем, содержала, помогала. Вытаскивала из дерьма, в которое он все время попадал. Кстати сказать, насколько я слышал, он вроде как у парковских сейчас тусуется. Вместе со своей мелкой бригадой. Как там его звать-то… дай бог памяти… Царьков Виктор Васильевич. Вот! Есть память, ага. Год прошел с того случая, а я помню.
– Вот что, Виктор Васильевич… – я сделал паузу, и отморозок удивленно воззрился на меня. Так я с ним никогда не разговаривал. Больше – презрительно или с угрозой. Как он того и заслуживал.
– Пойдем, поговорим! – Я кивнул ему на выход в сад и пошел под навес, где обдувал уже теплый ветерок и сияло весеннее солнце. Торчать в залитой кровью, пахнущей смертью кухне очень уж не хотелось. Лучше разговаривать на просторе, где видно – подслушивает кто-то или нет.
– Ты знаешь, что твоя мать работала на меня? – задал я лобовой вопрос, пристально глядя в красное, блестящее от испарины лицо парня.
– Знаю… – неохотно кивнул он. – Говорила, что поможете, если что. Помогли, ага!
– Ты хочешь найти убийц? – не стал я педалировать свое раздражение.
– Ясное дело, хочу! – вскинулся парень. – Я порву их, как тузик грелку! Я им кишки вырву! Я их…
– Заткнись и слушай! – перебил я этот фонтан справедливого гнева. – Если хочешь найти убийц, давай, рассказывай, что мать говорила в последнее время. Кто к ней приходил, кто, может быть, угрожал. Какие проблемы были – если они были. Все рассказывай! Кстати, ты под кем сейчас?
– К-хм… с парковскими я! У них Аким – бригадир. Ну и кодла моя тоже со мной.
– А чего там делаешь? Обязанности какие?
– Какие обязанности? – даже удивился собеседник. – На ларек какой наехать… стекла побить. Деньги собрать – когда скажут. Ну и вообще – на подхвате. Как обычно в бригаде. Пехота, чо. В натуре, ничо особенного. Не киллеры, точно!
– Ты бы мог мне помочь… а я тебе! – Я посмотрел парню в глаза и увидел в них злой огонек и ненависть. Он меня ненавидел еще с того раза. И ничего не забыл.
– Я не буду стучать, в натуре! – собеседник презрительно прищурился. – Я не мусорская прокладка! Не подкатывай ко мне с такими заявами!
– А если я пущу слух, что твоя мать стучала мне о том, что ты ей докладывал? Ты давал ей расклад на своих пацанов, а она передавала мне. За «крышу». Тогда что ты запоешь?
– Ты чо, в натуре, охренел?! – у парня даже голос сорвался. Видимо, в горле пересохло. – Ты… ты…
– Я сделаю, придурок! Ты какого хрена тут передо мной строишь из себя крутого?! Ты – козел! Падаль! И ты будешь мне барабанить! Иначе я тебя угроблю, просто – угроблю! Понял, дебил?! Ты вообще с кем разговариваешь?! Ты что себе думаешь, перед тобой постовой мент? Лох какой-то? Я – опер! Из ГУВД! Целый капитан! А ты мне тут строишь героя! Сейчас возьмешь листок бумаги и напишешь заяву о сотрудничестве, понял? Понял, я спрашиваю?!
– Понял…
Парень мечтал меня убить. И не просто убить, а так, чтобы я мучился, и как можно страшнее. Но мне было глубоко плевать. Я потерял одного агента – получу другого. Работа такая!
– Шагай домой, неси бумагу и авторучку. Быстро!
Я прикрикнул, и парень едва заметно вздрогнул. Потом молча поднялся и ушел домой. Не было его минут пять, потом появился – с авторучкой в одной руке и листом бумаги в другой. Еще минут десять я диктовал ему то, что нужно написать, и он написал. Все написал, начиная с фамилии-имени-отчества и заканчивая своим нынешним «местом службы», с перечислением имен бригадиров и самого главного авторитета. Впрочем, их там было трое – братья Сапегины. Бывшие боксеры, как это частенько и бывает. Большинство бандитских группировок так или иначе связаны со спортом. Кроме шахматистов и шашечников. Впрочем, тоже не факт.
– Ну вот, теперь как следует поговорим! – Я сложил лист вчетверо и с удовлетворением опустил его во внутренний карман куртки. – Вспоминай, что тебе говорила мать!
Ничего нового я не узнал. Или парень ничего не знал, или… мог соврать, конечно. Зачем? Например, из вредности. То, что я взял с него расписку, ничего не значит. Заставить что-то сделать можно, а выдать информацию невозможно – скажет, что не знает, и что ты сделаешь? Увы, насильная вербовка имеет свои слабые места. Но что есть, то есть, приходится работать и с такими агентами.
В общем, никто не угрожал, никто не приходил, кроме участкового. Тот требовал платить за «крышу», считал, что шинкарка торгует наркотой. Но это я и так уже знал.
Похоже, что висяк. И, как обычно, раскроют случайно, через месяцы или годы. Или не раскроют. Кому нужна какая-то там самогонщица?
Была у меня вначале мысль, что грохнул мамашу ее сынок. Чаще всего так и бывает – убивают близкие родственники. Но потом я отказался от этой версии, слишком этот тип глуп, чтобы суметь сыграть горе о смерти матери. Не тот контингент. Вот был бы он интеллигентом… актером каким-нибудь!
Потом я пошел и осмотрел место происшествия – внимательно, сантиметр за сантиметром. Посмотрел на разгром и в других комнатах и тоже ничего особого не увидел. Единственное, что точно понял, – обыск производили тщательно, не пропуская ни сантиметра.
Снова вернулся в сад, увлекая за собой нынешнего хозяина дома, ходившего за мной, как пес на поводке. Похоже, он боялся, что я найду спрятанные матерью деньги и заберу их себе. Усевшись на скамью, я изобразил из себя рентгеновский аппарат и выпустив лучи проницательности, веско спросил:
– Кто сегодня едет на стрелку к мукомольному?
Глаза парня расширились, и я понял, что он знает!
– Откуда вы…
– Кто поедет?
– Ну… наша бригада. Еще – бригада Клима. Человек двадцать все вместе. Сказали – лохи какие-то залетные будут, надо их поучить так, чтобы забыли, как лезть туда, куда не надо.
– Оружие?
– Сказали – биты взять, ножи, кастеты. Про стволы не знаю ничего, может, у старших и есть.
– Не езди сегодня на стрелку. Понял? Не езди! Отмазка у тебя есть – мать убили. Позвони им, скажи. Не езди. И не вздумай сказать, что я интересовался. Узнаю – плохо тебе будет.
Ответов слушать не стал. Поднялся, вышел на улицу и побрел к дому Сазонова. Версий убийства шинкарки не было никаких, кроме одной – пустила кого-то знакомого, не ожидая проблем. Ну и огребла. И снова определил, что это преступление будет раскрыто не скоро, не по горячим следам.
Сазонов был спокоен и деловит. Как всегда, начал с обеда, справедливо предположив, что поесть я не успел, а мой организм, подстегнутый уколами, требует горючего не меньше, чем трактор желает солярки. Он не спросил, куда я уехал ночью. Вообще ничего не спросил. В том числе и о том, куда я ходил сейчас, когда оставил машину под окном. В принципе это и так было ясно – его уже опрашивали на предмет того, видел он чего-то или нет. Обычная практика. Кого еще опрашивать, если не соседей?
Но он ничего не видел и не слышал. Спрашивать меня о том, какие я имею версии по поводу этого убийства, Сазонов не стал. Знает, что и так бы поделился, если бы что-то раскопал.
С интересом послушал о том, как я завербовал сына убитой. Заметил, что вербовка проведена достаточно грамотно, хотя и излишне грубо. Когда я рассказал о будущей стрелке с бандитами, нахмурился. Потом встал, сходил в дом и принес откуда-то из его недр лыжную шапку с прорезью для глаз. Для чего – это и так было понятно. Говорить о том, что такая же шапка уже лежит в багажнике моей машины, я не стал. Зачем? Показать, что я не такой дурак, каким он меня считает? Так он не считает дураком, просто перестраховывается.
Мы еще посидели, помолчали, щурясь на весеннее солнце, и я даже немного задремал: после плотного вкусного обеда поспать – святое дело! Сазонов готовит великолепно, мне до него в этом деле – как до Москвы пешком. Он бы точно мог работать поваром в хорошем ресторане! Если бы не был матерым убийцей. Впрочем, одно другому не мешает.
Примерно через час Сазонов позвал меня на тренировку. Стрелка – не стрелка, а изменять нашему распорядку он не собирался. Как и позволить расслабиться. О чем тут же и заявил, мол, расслабляться не нужно, тот, кто расслабляется, долго не живет. Нужно жить «на щелчке» – это когда оружие снято с предохранителя и готово к стрельбе.
Интенсивной тренировки не было. Сазонов все-таки меня в этот раз щадил – нападал довольно-таки медленно, так, что я мог вполне легко и свободно ставить блоки и уходить от ударов. А еще было ощущение, что он готовит меня к сегодняшней схватке, делает так, чтобы я был к ней абсолютно готов. То, что это будет схватка, я не сомневался. Эти парни придут нас гасить, а не разговоры разговаривать.
Дикое время пришло. Совершенно безумное. Жизнь не стоит и ломаного гроша. Не жалеют ни своих, ни чужих. И тем более конкурентов. А мы реальные конкуренты, потому нас будут гасить по полной.
Потом я принял душ и немного отдохнул, вытянувшись на твердой, уже привычной кровати в «своей» комнате. Разбудил меня Сазонов, коснувшись плеча, после чего я подскочил, как подброшенный мощной пружиной. Сна как не бывало, в голову билась кровь, мышцы звенели, звуки слышались мощно, усиленно, будто проходили через громкоговоритель. Даже подумалось: а может, Сазонов мне что-то подсыпал? А что, с него станется! Химик чертов!
Прежде чем ехать, быстро снял с машины номера. От гаишников отобьюсь, «на фуражке» проеду, а идентифицировать меня по номеру машины будет уже невозможно. Да, я готовлюсь к поездке, будто знаю, что все закончится трупами. И не будто, а знаю. Теперь откуда-то знаю.
Еще немного посидел, попил чаю, раздумывая о том, во что я теперь превратился и во что это все выльется, но погрузиться в дебри самоанализа по самую макушку не успел, время поджимало. На досуге порассуждаю, какой бандитской зверюгой стал и чем теперь я лучше настоящих бандитов. Бывает, что накатывает, ага. Тут главное – не углубляться. Делай то, что должен, и не думай лишнего. Все равно сдохну рано или поздно. Но сделаю все, чтобы это произошло как можно позднее.
У спортзала подхватил Янека и Косого. Казак поехал на своей «восьмерке» (с которой я заставил его тоже снять номера) вместе с Витей. Витю решили звать Боксером. Сначала Боксера на стрелку брать не хотел, но Казак за него поручился, мол, свой парень, крутой и не болтливый.
Мукомольный завод – место глухое. Казалось бы, до центра – тьфу. Но… тут почти никто не ходит, особенно вечером и в такое время года. Здоровенный бордюр закрывает от реки, справа – железнодорожные пути, по которым когда-то сновали вагоны с зерном и мукой. Теперь – затишье, как и везде в производстве. Люди сюда лишний раз не заходят – если только на лодочные базы, раскиданные вдоль набережной, но пока еще не сезон для поездок на моторках, да и не особо сейчас покатаешься – зарплаты задерживают, а бензин дорог. Попробуй, накорми эти чертовы «Вихри» и «Нептуны», которые просто-таки лопают горючку, пьют ее в три горла! В советское время река гудела от пролетающих по ней катеров и моторок, звенела, как разбуженный улей. Теперь редко-редко где-то далеко прозудит подвесной мотор «Казанки» либо «Прогресса», и то, небось, Рыбнадзор катается либо водная милиция. Не до покатушек теперь народу…
Мы приехали раньше назначенного времени минут на двадцать. Так будет вернее. Осмотреться, рассчитать пути отхода. Машины оставили выше, у спуска к набережной – мало ли что случится, вдруг заблокируют? А так хоть можно добежать. Вернее, убежать. Мест, где можно скрыться, спрятаться, более чем достаточно. Строительный мусор, бетонные плиты, какие-то склады, полуразрушенные строения… Обыватель даже предположить не сможет, что в этом месте, прикрытом от глаз старинными, еще дореволюционными постройками, может находиться такое… безобразие. Хорошее место для разборок! И до центра недалеко, и до городской больницы два шага… до морга.
Бандиты подкатили на четырех машинах, забитых полностью, даже сверх меры, – из «девятки» вылезли сразу шесть человек. Кстати, номера эта шпана даже не попыталась укрыть. Или снять. Если только эти самые номера не были фальшивыми. Что, впрочем, совсем даже не обязательно. Бандиты в последнее время совершенно обнаглели. Уже и оружие перестали прятать. В советское время на каждый огнестрел выезжал сам городской прокурор. А как же! Стреляли! А теперь стреляют ежедневно – не успевают убирать трупы. И ничего, все в порядке вещей!
Мы стояли тесной группой – пятеро, я и Косой впереди, трое позади нас. В руках ничего. Ни стволов, ни бейсбольных бит. А вот у некоторых парковских в руках были биты. И они держали их с таким видом, как если бы собирались этими битами разогнать не пятерых парней, а целый полк морской пехоты США. Героические такие пацаны, много о себе мнящие, видимо, от безнаказанности.
Впереди шел неприметный парень лет тридцати, одетый не как остальные, вырядившиеся в спортивные костюмы, кроссовки и кожаные куртки. Нет, у него был кожаный плащ, нормальные, не пацанские брюки и приличные черные ботинки, начищенные до зеркального блеска.
Подойдя к нам на расстояние пяти шагов, парень в плаще остановился и замер, сунув руки в карманы своей «козырной» одежонки. Замерли и все остальные, встав за ним полукругом, как стая бродячих псов за вожаком.
На первый взгляд – парни как парни. Ничего зверского – спортивные, молодые, некоторые даже симпатичные. Но впечатление обманчиво. Это – шакалы, самые настоящие шакалы. Падальщики, никчемные твари!
Кстати, зря я шакалов обидел. Во-первых, они прародители собак, а я собак люблю. Во-вторых, у падальщиков своя задача – убирать гниющие трупы. С чем они справляются великолепно. А у этих – ничего, кроме инстинктов и желания красивой жизни за чужой счет! Бесполезные гады. И опасные.
– Ну и кто тут у вас Самурай? – спросил парковский вожак, покачиваясь, переступая с носка на каблук и обратно.
– Я Самурай! – откликнулся, разглядывая собеседника.
– А чего морду-то прячешь? – спросил парень, криво усмехнувшись. – Тут все свои, чего боишься-то?
– Ты чего звал? – спросил я, не желая вступать в долгие и бесполезные разговоры ни о чем.
– Чего звал? – парень посерьезнел, и лицо его окаменело. – Сказать, чтобы вы, мудаки, не лезли туда, куда вам лезть не нужно! Это наша территория! И ломбард наш! И все – наше!
– А кто нашего бухгалтера ударил? – спокойно спросил я, чувствуя, как накатывает желание убивать. Именно накатывает – по-другому это назвать нельзя. Красная волна захлестывала мозг, в ушах звенело, во рту вкус железа – то ли язык прикусил, то ли щеку, сам не понял, что именно!
Заставил себя успокоиться. Замер в ожидании.
– Я врезал вашему жиду! – парень справа от авторитета довольно ощерил зубы, «украшенные» золотом и сталью. – Еще раз его увижу – убью!
– Ясно, – кивнул я. – То есть вы хотите, чтобы мы больше никого не крышевали? Может быть, у вас есть еще какие-то пожелания? Просьбы? Мольбы?
Главарь этих придурков наконец-то допетрил, что над ним издеваются, нахмурил брови, побагровел и громко рявкнул:
– Валим их, пацаны! Только без стволов!
Толпа ринулась на нас со скоростью тепловоза. Молча, только лишь сопя и топая, как стадо коров, несущееся к водопою после длительной засухи.
Нет, не прошли даром уроки Сазонова. И тренировки с моими соратниками в спортзале – тоже. Именно там, в спортзале, я отрабатывал бой против нескольких противников сразу, и сейчас мне это здорово пригодилось.
Первым на меня набежал парень с битой, признавшийся, что ударил бухгалтера. Он замахнулся оружием ударно-дробящего типа, но, что я немедленно отметил, сделал это будто в замедленной съемке. Парень еще поднимал биту над головой, а я уже оказался рядом и будто на тренировке ударил его в горло костяшками прижатых к ладони пальцев правой руки, гарантированно ломая ему гортань.
Вторым был крепкий, плечистый парень пониже меня, но шире в плечах и гораздо массивней. В руках он держал короткую дубинку, скорее даже обрезок металлической трубы, я не рассмотрел. Парень очень медленно и даже комично поднимал дубинку, всем своим видом изображая движение, и тоже нарвался на удар в горло, только теперь левой рукой, предплечьем. И пока он висел в воздухе, медленно и плавно опускаясь на грязную каменную мостовую, я проскочил дальше, не задерживаясь возле него, чтобы ударом в переносицу свалить третьего – высоченного громилу с удивительно идиотским лицом, больше подходящим дауну, а не обычному человеку. Только вот дауны по сути своей люди добрые, и даже светлые, и точно не бегают по набережным, надев на пальцы стальные кастеты, и не пытаются вышибить мозги окружающим. Этот пытался и был гораздо быстрее, чем его соратники, несмотря на огромный вес и рост. Вероятно, он был хорошим боксером. Был – потому что я убил его так же быстро, как и двух своих первых противников. Короткий удар в переносицу, хруст проламываемых костей, входящих в мозг, и вот уже эта громадная туша заваливается назад, раскидывая в стороны свои окорокообразные руки с надетыми на них стальными кастетами.
Вообще-то это очень логично – боксер привык бить кулаками, дубинкой ему несподручно – вот ему кастеты. А если не умеешь как следует убивать руками – тебе бита. Все как и положено!
Надо отдать должное предводителю этой шайки-лейки. Звериное чутье с первых же секунд драки дало ему понять, что дело вообще-то швах. Что соратники, коих было четыре на одного нашего, ложатся наземь, как трава под ударами косы, и что нужно спасаться, если хочет сохранить свою жизнь. И он помчался сохранять, на ходу вытаскивая ствол, надеясь успеть добежать до одной из бригадных автомашин.
Я отчетливо видел, как бандит дергает из-за пояса пистолет, вырывая вместе с ним подол рубахи и пытаясь передернуть затвор.
Вот напрасно ты недооценивал противника, и еще более опрометчиво – идти на стрелку со стволом, но при этом не загнать патрон в патронник и не снять пистолет с предохранителя. Это секунды, но этих секунд может не хватить для того, чтобы сохранить свою драгоценную жизнь. Жить надо «на щелчке», парень! Ты должен всегда быть готов к бою и к смерти! Вот не было у тебя такого учителя, как Сазонов. И слава богу, что не было!
Я легко вывернул у него из руки ствол, направив в живот хозяину, и дважды нажал на спуск. «ТТ» рявкнул – раз, два, не так громко, как следовало ожидать, потому что пороховые газы ушли не в атмосферу, а в полость живота, нанося организму урон едва ли не такой же, как и тупоносая пуля калибра 7.62. Плотно прижимать не стал во избежание задержек, но что такое сантиметр расстояния для тугой струи раскаленных пороховых газов, следующих по раневому каналу следом за своей свинцовой подружкой?
Остальные пули я выпустил со скоростью пулемета – по всем, кто оказался в пределах досягаемости и не успел попасть под удар. Затем сорвал с шеи бандита щегольское кашне, тщательно вытер им пистолет, стараясь не пропустить ни сантиметра поверхности и не касаясь руками, бросил его на землю.
И тогда мир снова обрел привычную скорость движения и ясность звуков – такую, как до начала боя. В висках у меня стучала кровь, в ушах звенело, а еще – ужасно хотелось жрать. Не есть, а именно жрать – разрывая куски мяса голыми руками, слизывая капельки жира, текущие по пальцам, давясь и урча от наслаждения. Шашлык бы сейчас съесть! Да запить горячим чаем с лимоном! И огурчиков – свежих, пупырчатых! Пусть даже и тепличных. И помидорку – красную, терпкую, посыпать солью и…
– Уходим, командир! – в сознание врезался голос Косого, хрипловатый, напряженный. – Щас тут будет куча ментов! Валим!
– Добить надо! – мой голос прозвучал как-то издалека, будто принадлежал и не мне.
– Я проверил. Добили. Все готовы! Уходим!
И мы пошли. Не побежали, а именно пошли – чтобы не привлекать внимания своим бегом. Ничто так не забавляет взор любопытных граждан, как зрелище бегущих взрослых мужчин, особенно если у одного на физиономии черная лыжная маска с прорезью для глаз. Кстати, хорошо, что вспомнил. Снял и положил в карман.
Отъезжали тоже медленно, плавно, не привлекая внимания. И в разные стороны – как договорились.
Я развез ребят, куда они сказали, – оба вышли в центре, проехал пару кварталов, остановился, расслабившись в кресле машины, стал думать. Обсасывать, обгладывать ситуацию с разных сторон. Хотелось есть, голод туманил голову, но я решил прежде все хорошенько обдумать. Как меня учили. Как Сазонов учил. Нужно планировать свои действия наперед, и много проблем испарятся сами собой. Но не все.
Сегодня мы убили двадцать человек. Шум поднимется – невероятный! Все-таки у нас не Москва и не Питер, такие массовые разборки с убийством для нас – пока еще экзотика. Четверых убили – шум до небес! А тут – двадцать человек!
Конечно, я сделал все, чтобы подумали не на нас. Но слишком уж это грубо, слишком очевидно. Тем более что верхушка группировки осталась на месте. Погиб один из трех братьев и два десятка быков. И сейчас на нас начнется охота.
Впрочем, а разве она раньше не началась? Сегодня нас хотели замочить, и мы их положили, а что нам оставалось? Да плевать на этих быков – ничего, кроме радости, от их убийства не испытываю! Другой вопрос, как из всего этого выкрутиться?!
Дело передадут нам, в ГОВД, это точно. Массовое убийство – это не шутка. Значит, я буду в курсе расследования. Это уже неплохо. Дальше они начнут трясти своих агентов и пойдут к братьям этого черта. И что скажут братья? Сдадут они того, с кем затевалась «стрелка»? Скорее всего, нет. В этой среде не принято сотрудничать с ментами. Даже если это касается смерти близкого человека. Западло, как они говорят.
Но не факт. На словах они могут многое утверждать, а на самом деле с ментами у них тесные связи. И точно могут рассказать, что «стрелка» затевалась с неким Самураем.
Я посидел еще минут пять и после недолгих окончательных размышлений пришел к одному-единственному выводу – всех нужно валить. Всех! Оставшихся братьев и всю верхушку группировки. И как можно быстрее.
И тогда позвонил Косому и Янеку, вызвав их на встречу.
Парни ничуть не удивились тому, что я их позвал, хотя расстались мы всего ничего – меньше получаса назад. Само собой, ситуация была не просто экстраординарной – она была очень, очень тревожной! Среди нас нет дураков, все мы менты и прекрасно понимаем то, как все может закончиться.
– Как там Витька? – спросил я, когда оба парня уселись в мою машину.
– А что – Витька? – не понял Янек, от которого явственно пахло спиртным. Похоже, успел пригубить граммов сто, не меньше. Но страшного ничего нет, не возбраняется. Не каждый день убиваешь людей. У него это впервые. Впрочем, как и у Шурки.
– Нормально – Витька! – понял Косой. – Созванивались с Казаком. Он с ним говорил. Со слов Казака, Витьке плевать. Говорит, меньше говна в мире стало. Единственное, о чем жалеет, что обшмонать их не дали. Мол, опергруппа все бабло из карманов потырит!
– Крохобор! – фыркнул Янек.
– Голодный! – ухмыльнулся Косой. – Не привык еще. Денег хочет. Перспективный парень. Двоих уработал. Не на глушняк, но повалил крепко. Я их добивал. А ты здорово их, командир! Я оглянуться не успел, а ты уже человек пять повалил! Голыми руками! И что характерно – наглухо! Трупаки! А потом этого козла! И стрелял так, что я ахнуть не успел, а эти уже валяются с простреленными башками! Ты человек десять завалил, не меньше!
– Двенадцать, – меланхолично заметил Янек, медленно засовывая в рот что-то длинное, пахнущее рыбой. Косой заметил и тут же вырвал пакетик из рук соратника:
– Не будь свиньей! Чего один жрешь-то?! Нет бы угостить боевых товарищей! А он хавку втихомолку пожирает! Командир, рыбку сушеную хочешь? Я тут гада раскулачил!
– Чой-то гада?! – обиделся Янек. – Я хотел угостить, да не успел! Ты уже вырвал! И вообще – ты грубая ментовская свинья! Тьфу на тебя!
– Можно подумать, ты воспитанная ментовская свинья! Мусор поганый! Волк позорный! Хе-хе-хе, – хохотнул Косой, протягивая мне пакетик. Я взял, достал оттуда кусочек рыбы, и рот сразу же наполнился слюной. Хотел откусить от куска, похожего на твердый сучок засохшего дерева, да передумал.
– Вот что, парни, а пошли в ресторан? Пожрем! И поговорим! Хочу шашлыка! Весь вечер хочу, аж скулы сводит!
– Тогда поехали в «Арарат». Уж если они не умеют делать хороший шашлык, то кто умеет?
Они умели. В пафосном, огромном ресторане вкусно пахло, все блестело, все сверкало, и мне, пролетарию, не привыкшему к хождениям по ресторанам, вдруг подумалось о том, что все время кажется, что вот сейчас подойдет какой-то важный человек и скажет нам, одетым в простые джинсы и куртки: «Вы что тут делаете?! Кто вас сюда пустил?! Ну-ка, вон отсюда, гопники хреновы!»
Пока ждали шашлык, успели обсудить все, что собирались. И парни тоже пришли к выводу – группировку нужно вырезать. Всех, начиная с верхушки. И как можно скорее.
Где найти контору парковских, мы знали. Да что там искать? Предприятие под названием «Ураган», контора которого находится в промзоне. Мы все это время, пока крышевали предпринимателей, не теряли времени зря – собирали информацию о возможных конкурентах и врагах. То есть обо всех преступных группировках города, о самых крупных и о мелочи, которая может развиться в крупняк.
У всех крупных группировок есть ахиллесова пята – их привязанность к определенному местообитанию. Всегда есть место, которое служит базой любой группировке. Где-то они должны собираться, где-то хранить документацию. Тем более что на определенном этапе каждая ОПГ задумывается о том, что пора бы вкладывать награбленное в относительно честный бизнес. То есть отмыть криминальные деньги. И тогда точно не обойдешься без офиса и всего, что присуще нормальному бизнесмену.
Такой офис был и у парковских. Там они собирались, там они планировали и обсуждали свои дела. И мы наверняка знали, где тот офис.
Быстро закончив ужин, загрузились в мою машину, и я отвез ребят по домам. Пока они должны сработать без меня. Сам же поехал к себе домой, в свою квартиру, в которой не был уже с неделю.
Квартира встретила меня запахом нежилого помещения. Когда в доме давно никто не живет, жилье будто умирает, становится неживым, похожим на номер в гостинице или придорожном мотеле. То есть никаким. Я уже год здесь почти не бываю, даже после того, как сделал в квартире ремонт. Привык жить у Сазонова. А теперь, как мне кажется, нужно отвыкать. И мне спокойнее, и ему.
Из тайника в прихожей достал сверток, не раскрывая, прошел на кухню и сел за стол, предварительно плотно занавесив окно. Напротив стоит такая же точно пятиэтажка – зачем давать людям возможность смотреть на то, что я сейчас буду делать?
А посмотреть было на что: два черных здоровенных пистолета и при каждом – два магазина, полные патронов. Два «ТТ», пуля которых пробивает легкий бронежилет.
Пистолеты давно уже как следует оттерты от смазки, в которой хранились десятки лет на армейских складах, испытаны в тире – с каждого я отстрелял по три магазина. Мощные пистолеты и довольно-таки точные. На пятидесяти метрах все пули ложатся в круг пятнадцать сантиметров в диаметре, то есть – в башку. Я читал, что «ТТ» вообще-то американский кольт, переделанный под патрон 7.62, но точно этого не знаю. Слухи такие ходили, но я не болтун-депутат, чтобы говорить всякую непроверенную ерунду!
Еще раз осмотрев пистолеты, пощелкав магазинами, выбрасывая их наружу и снова вставляя на место, я почувствовал, как совсем успокоился. Главное – принять решение. Единственно верное решение, а там – будь что будет.
Снова завернул пистолеты в тряпку, положил в старую болоньевую авоську, оставшуюся еще с советских времен. Умели делать вещи в СССР… износу нет! В таких авоськах носили на работу свои обеды сотни тысяч моих сограждан.
Хорошее все-таки тогда было время! Никто не голодал – просто не дадут голодать! Заставят работать, даже силой заставят. Или покормят – на зоне. Тунеядца.
Ну да, не было у нас видеомагнитофонов, не было «мерседесов». Так мы о них и не мечтали! Мы совсем о другом мечтали! О том, чтобы полететь в космос! Чтобы построить коммунизм во всем мире! Чтобы на Марсе яблони цвели, а все люди были счастливы! А теперь что? Деньги, деньги, деньги! Готовы удавить за эти деньги любого, даже мать родную! Квартиры в советское время давали бесплатно! А теперь?
Я вдруг задумался… а кто теперь живет в квартире зарезанной на улице учительницы? И кто жил до убийства? Вроде как сын у нее был… Надо поговорить с соседями… Но это завтра. Сейчас не о том надо думать. Совсем не о том!
Телефонная трубка издала резкий, противный вопль, так громко и гадко, что я едва не вздрогнул. Включил, и тут же в ухе загрохотал возбужденный, довольный голос Косого:
– Командир, ты был прав! Все тут! Съехались, видать, перетирают за сегодняшнюю «стрелу»! Давай скорее, пока не разбежались!
– Ждите. Не рисуйтесь. Отъедьте подальше!
Я отключил трубку и поспешил к двери. Все-таки здоровское это изобретение – сотовая связь! Ни тебе дурацких тяжелых раций, ни тебе «Прием! Прием! Как слышите меня?!». Всегда с тобой, всегда ты в курсе дел! Дорого, конечно, пятьдесят центов минута, но оно стоит того, если вопрос стоит: «Жизнь или смерть?»
Машина стояла в свете фонаря, и я привычно осмотрел ее на предмет прокола шин или царапины на борту. Народ у нас тут пакостный и завистливый – оставлять машину возле дома, особенно в не очень благополучных районах, строго противопоказано – или шины снимут, или магнитолу выдернут. А скорее всего, и то и другое сразу. Хорошо еще, если не подожгут. Ночью – на стоянку, пятнадцать минут хода до дома. Вот хорошо у Сазонова – загнал во двор, и никто тебя не видит! И ходить до стоянки не надо! Нет, надо подумать о своем частном доме. Хорошая, однако, штука! Понимаешь это только тогда, когда немножко в таком поживешь. Как я, к примеру.
Ехал я до места минут сорок, честно говоря, весь изведясь в нетерпении. А что, если и правда свалят из офиса? Как их потом собрать вместе? Придется отлавливать по одному! А стоит завалить одного, другие попрячутся. Такого случая, как сегодня, может уже больше и не случиться! Нет, все-таки хорошо, что я заранее установил за ними слежку и выяснил, где твари кучкуются. Целую картотеку завел на гадов! Не хуже, чем в каком-нибудь ИЦ УВД. А может, и получше. И ребята поработали на славу, даже фото негодяев имелись – практически на всех руководителей ОПГ города.
Впрочем, а как могло быть иначе? Ведь к чему я готовлю своих? Что я хочу сделать? Большую Чистку. Вот она и началась! У меня есть даже списки чиновников, сотрудничающих с ОПГ, и судей, которые на них работают!
Вот эти, кстати, самые паскудные. Человек, который должен блюсти закон, который СУДИТ, но работает на бандитов! Ну как так можно?! Бандитов еще можно понять – их такое дело волчье, бандитское, но ЭТИ?! Нет им прощения!
Машина ребят стояла метрах в трехстах от офиса бандитов. Улица возле офиса была достаточно хорошо освещена – кто рискнет бить фонари под окнами ОПГ? Только самый что ни на есть тупой наркоман, да и то вряд ли. Только если какой-то приезжий. Здесь все знали, что это за «фирма», и мечтали когда-нибудь стать ее «директором». Высшее достижение, высшая карьера!
– Командир, они там! – негромко буркнул Косой, когда я сел в их машину. Свою я оставил неподалеку, в пределах видимости.
– Сколько?
– Внутри человек десять, не меньше. Снаружи трое. Типа охрана! Все пойдем?
– А смысл? Вы страхуете, я иду.
– Один?!
– Один.
– А я не переживаю за командира, – ухмыльнулся Янек, сверкнув белыми зубами. – Видел сегодня, как он мочит козлов! Аж позавидовал! Машина смерти какая-то, а не командир! Чак Норрис отдыхает!
– Да фули там Чак Норрис, – пренебрежительно скривился Косой. – Против наших-то? Против Самурая?! Говнюк этот америкос, а не боец! Вот Брюс… Интересно, командир смог бы Брюса Ли положить? Как думаешь, командир, осилил бы Брюса?
– Мля, парни, вам это что, игра?! – рассердился я. – Людей щас мочить буду, а вы чушь какую-то несете! Вы что, совсем не боитесь, что ли? После сегодняшнего, кстати, – как? Внутри ничего не ворохнулось? Людей же замочили!
– Какие они, на хрен, люди? – скривился Косой, и его жест повторил Янек. – Мы – менты! Мы освобождаем мир от этого говна! И почему я должен переживать? Беру лопату и кидаю дерьмо в яму! Пока летит – отдыхаю! Вот и все! Так что не болей за нас, крыша у нас не едет. Все мы понимаем, и риск понимаем. Но все ништяк. Лучше вот что скажи: что нам щас делать? А если у тебя не заладится? Стволы так-то с нами! Может, все пойдем?
– Нет. Один! – я решительно помотал головой. – Трое сразу вызовут подозрения. Они шум поднимут, забеспокоятся. Нет уж. Если долго не будет, или что-то особое случится… не знаю, что именно, – идете меня выручать. А пока сидите тут и смотрите за обстановкой. Понятно?
– Да понятно, чо там… – Янек вздохнул и потянулся. – Бабу бы сейчас… я, когда переживаю, всегда бабу хочу!
Косой захихикал, я тоже невольно улыбнулся и укоризненно помотал головой. Потом нащупал пистолеты в сумке, вынул и, взяв в руки лежащую между передними сиденьями чистую тряпку, которой Косой протирал стекло, начал методично стирать с пистолета отпечатки пальцев. Дома я уже протирал – обоймы, все, на чем могли остаться мои отпечатки, но лучше еще раз пройтись.
Поработав тряпкой (Косой покосился на меня, но промолчал, он очень не любит, когда кто-то берет его тряпку для стекла и вытирает руки), достал из кармана резиновые хирургические перчатки, натянул их и воткнул пистолеты в оперативные кобуры в левой и правой подмышках. Для «ТТ» кобуры из-под «макарова» пришлось переделывать, расширять для ствола.
– Готов! – сам себе сказал я и, взявшись за ручку двери, замер, будто перед прыжком в воду с высоченной вышки. Не то чтобы я боялся, совсем нет. Чего мне бояться? Убьют – так скорее встречусь со своими близкими. С семьей. Если загробный мир, конечно, существует. А не существует – так просто усну, и… все. Совсем все. Ни боли, ни кошмаров, ни этого адского мира. Легко умирать, когда нечего терять! Жить трудно.
– Удачи, командир! Удачи! – сказали мои соратники, но я их уже не слушал, будучи весь там, впереди, где краснеют угольки сигарет.
Выйдя из машины, пошел не по направлению к офису, а в сторону, чтобы зайти не со стороны автомобиля, а как бы возникнув из пустоты, из темноты, из теней, падающих от грязных стен ближайшей пятиэтажки. Порождение серых домов, эдакий смертоносный вирус, взращенный в кишках этого города.
На предстоящую акцию надел старую смесовую куртку, которую, по большому счету, стоило использовать только для ремонта автомобиля или возни в огороде. Нормальная одежка бедного инженера, коих в нашей просвещенной стране больше, чем крыс на помойках Заводского района. Их тут много таких – технологов, проектировщиков, тех, кто не умеет ловчить, воровать, ломать руки и отнимать у людей последнее. Нормальных людей, ради которых я это все и делаю.
Сгорбился, стал припадать на левую ногу, поднял воротник, на голове – невероятно дурацкая смешная «инженерская» шляпа. Она меня старила лет на двадцать, если не присматриваться, и делала из меня «шляпу», «пинжака». Спеца это никак не обманет, а вот для таких ублюдков, что собрались в своем логове, я обычный бродячий лох, который за каким-то там хреном вылез на воздух в неурочное время и болтается там, где совсем болтаться ему не нужно. Неопасный тип. Пендаля ему под жопу, и катись к своей воняющей жареным луком толстой бабе!
Они так и продолжали стоять, как стояли, – двое возле входа, один к ним и к улице спиной, опершись на здоровенный черный джип. Я не особо разбираюсь в марках иностранных машин – это был бегемотообразный гигантский ящик, на котором только и пристало ездить козырным пацанам. Поблизости стояли и еще несколько машин – в основном «девятки» и какая-то красная иномарка потрепанного вида – обычный набор приблатненной шпаны более высокого, чем обычно, уровня. Провинция, чего уж там! Небось, московские бандиты ржали бы, увидев, на чем ездят их провинциальные «коллеги».
Меня подпустили почти вплотную. Когда до троицы осталось шагов пять, один из стоящих у входа парней, не меняя позы и продолжая попыхивать сигаретой, удивленно заметил:
– О! Это еще что за мудила? Ты куда прешь, убогий?
Никто из них больше не успел даже вымолвить слова. Нож мягко, без шума выскользнул из ножен на предплечье левой руки и вонзился в глотку первого охранника.
Второй успел схватиться за перерезанное горло, а тонкое, отточенное до остроты опасной бритвы лезвие рассекло гортань третьего.
Максимум полторы секунды, и все закончено. Клекот, хрип, бульканье рассеченной трахеи и три тела, дергающиеся на земле. Одного, последнего, пришлось придержать, чтобы он не упал на машину, иначе грохот был бы, как если бы кто-то ударил в барабан. А так он «сдулся», как проколотый надувной матрас, и осел на землю, придерживаемый моими ласковыми руками.
Я даже почти не испачкался – успел отпрыгнуть в сторону, когда кровь из рассеченной артерии заливала все вокруг.
Нож бросил. Зачем таскать на себе улики? У меня еще есть, и не один, так что насчет этого не беспокоюсь. Следы крови с лезвия ножа убрать довольно-таки трудно, да и не нужно. Только идиоты жадничают, унося с места преступления орудия совершения этого самого преступления.
Дверь не скрипнула, пропуская меня внутрь здания. За ней – освещенный неоновыми плафонами недлинный коридор, упирающийся в деревянную, покрытую лаком дверь. Пахнет деревом, краской, похоже, что тут делают ремонт.
Голоса – там, за дверью. Кто-то яростно спорит – о чем именно, я не разбираю. Ощущение, что гудит улей пчел. Но это и понятно – им есть что обсудить. Небось, такого еще не случалось, чтобы некто взял, да и перебил на хрен как минимум две бригады ублюдков. Беспредел, однако! Никто не имеет права мочить ИХ! Это ОНИ имеют право мочить, кого хотят, и только так!
Пистолеты уже в руках, предохранители сняты, курки взведены. Дверь открывается наружу, так что пришлось делать это аккуратно, чтобы не грохнуть по ручке стволом «ТТ». Зачем мне стучаться при входе? Незачем мне стучаться! Я к себе домой иду! В Ад!
Вытаращенные глаза – представляю, как удивились, перед тем как умереть! Открывается дверь, и в нее входит некое чудо в дурацкой курточке, глупой шляпе, дешевых джинсах. И в руках – два здоровенных черных пистолета!
Только вот недолго удивлялись. До тех пор, пока пистолеты не начали оглушительно рявкать, наполняя комнату звоном и запахом пороховых газов.
Я стрелял со скоростью автомата, не выбирая цель, не сажая ее на мушку – нет, совсем нет. Как меня учил Сазонов – протягивается некая линия, нить от моего пистолета до искомой цели, как огромная указка, которой я касаюсь своей «мишени». Нажатие на спуск, и голова разлетается красными брызгами.
Попадание пули в голову не оставляет маленькой аккуратной дырочки, как это показывают в кино. В лучшем случае получается входное отверстие, в которое легко пролезет большой палец руки, и выходное – размером в полголовы. А в основном – просто сносит верхушку черепа, разбрызгивая серо-желтую массу мозгов по стенам комнаты. Хрупкое существо человек, очень хрупкое! Маленький кусочек металла – и такие разрушения.
Один выстрел – один труп. И только так! Только в голову, только наповал! Только один успел встать с места и сделать ко мне шаг навстречу, чтобы быть отброшенным назад ударом тяжелой пули и застыть на полу возле дивана, оскалив зубы и подогнув под себя ноги.
Шестнадцать патронов. Двенадцать человек. Когда закончил отстрел, осталось четыре патрона – по два в каждом пистолете. Я стрелял сразу с обеих рук и ни разу не дал промаха.
Осматривать тела на предмет их состояния смысла не было никакого. С ошметками вместо головы люди не живут, а в корпус я не стрелял. С расстояния три-пять метров промахнуться невозможно. По крайней мере, для такого стрелка, как я.
Держа пистолеты в руках, открыл дверь ногой, вышел – настороженный, готовый стрелять по любому шороху. Но никого не было. Охранники у ворот затихли, вокруг них расплылись черные пятна крови. Я ухмыльнулся и вложил пистолеты в руки двум охранникам. Потом выпустил оставшиеся патроны вверх, в небо. Пусть теперь разбираются, кто стрелял, зачем стрелял и кто резал глотки, нож вложил в руку третьему парню. Если просто вложить пистолет в руку, легко определить, что человек не стрелял – парафиновый тест докажет этот факт совершенно неопровержимо. А теперь пусть поломают головы! Существовала опасность, что кто-то меня увидит – после выстрелов на улице, но что он может увидеть? Неясную фигуру в шляпе? Да и машины хорошенько перекрывают вход от взглядов, особенно этот дурацкий джип.
Не снимая перчаток, пошел прочь и освободился от них только тогда, когда отошел подальше от места преступления. Нашел мусорный ящик, заполненный мерзко воняющими отходами, скинул с себя куртку, выпачканную кровью, шляпу, тоже в брызгах крови и мозгов, забросил их в ящик, напугав запищавшую толстую крысу, сверкнувшую красным глазом.
Крыса – это хорошо. Сейчас она и ее товарки хорошенько «почистят» и куртку, и шляпу. Поужинают мозгами, кровью, а заодно и пропитанной ими тканью. В ящик отправились и джинсы, под которые я надел тонкие спортивные штаны типа «Адидас», в которых так любит щеголять отребье, которое я сейчас зачистил.
И тут же выругался – не взял с собой ботинки! Мои испачканы кровью, и если впереться в них в мою машину – неминуемо оставят замечательные улики для тех, кто захочет меня достать. Пришлось идти к машине в одних носках, что совсем не улучшило моего настроения. Да и вести машину в носках – удовольствие ниже среднего.
Не зажигая фар, на одних габаритах выехал на дорогу, следом за мной, выждав несколько минут, – моя гвардия.
Через десять минут мы были уже далеко от места событий. Вокруг все тихо, никаких тебе милицейских машин, сирен и всего такого, что возникает вокруг героя в дурацких голливудских фильмах. Это у них соседи сразу звонят в полицию – как только заслышат стрельбу в неком доме. У нас же выключают свет и сидят тихо, как мыши, радуясь, что пристрелили не их. Палят себе в бандитском логове – ну и пусть палят! Такое их дело – палить! И не нам вмешиваться в дела сильных мира сего!
А сильные сейчас они, бандиты. Увы.
Через двадцать минут я был у дома Сазонова. Мелькнула мысль поехать к себе домой, но я ее отверг. Во-первых, нужно было обсудить происшедшее и наметить план следующих действий. Честно сказать, мне не с кем больше поговорить откровенно, ничего не скрывая, зная, что тебя поймут на сто процентов. С моими соратниками? Нет. Они смотрят на меня как на небожителя, эдакую помесь Геракла и Аполлона, который и пасть льву порвет, и стрелой всем башку прострелит. И все знает наперед. Это и хорошо, пока чувствуют, что я выше их и по уму, и по силе, – подчиняются мне беспрекословно. Как вожаку стаи. А если решат, что я такой же, как они, только почему-то получаю денег больше во много раз, тогда могут возникнуть проблемы. Так было и так будет всегда. Человек слаб, я на этот счет не обольщаюсь. И тем более им нельзя говорить о том, что, по большому счету, я живой труп и жизнь свою дальше чем на несколько лет вперед не планирую. У них свои планы, и самоубийца в командирах моих парней точно не устроит, я это знаю.
Во-вторых, мне просто не хотелось оставаться одному в ту минуту, когда я осознал, что сегодня сделал. Два с лишним десятка трупов – это не шутка! И если в случае с кавказцами год назад я честно защищал свою жизнь, то сегодня вульгарно шел убивать. И убил. Эффективно, быстро, как если бы раздавил тараканов. И получил от этого удовольствие. Нет, не удовлетворение от хорошо выполненной правильной работы. Не чувство выполненного долга, когда понимаешь, что твоя работа нужна людям. Вульгарное наслаждение от вида того, как разлетаются мозги, как брызгает кровь, как тело моего врага дергается в последних судорогах вытекающей из него жизни. Это никакая не рефлексия – я слишком для этого прагматичен. Надо было убить, и я убил. Но вот этот «оргазм» от смерти, выпущенной при моем участии, – это ненормально. Совершенно ненормально! И я это прекрасно понимал.
Когда подъехал, ворота открылись будто сами собой. Сазонов не ложился спать, он, как всегда, меня просчитал и, только лишь услышал двигатель «девятки», открыл ворота и, скорее всего, даже не смотрел, я это или не я. С него станется – узнать двигатель и по звуку. Старый волк, чутье и слух высшего уровня!
Молча закрыл за мной ворота, так же молча ушел на кухню, где загремел плошками и чашками, после чего я тут же ощутил дикий, сжигающий внутренности голод. Сазонов всегда знает, что мне нужно. Чертов провидец!
Я хлебал горячий борщ, заедая его пирожками с мясом, Сазонов же сидел напротив, прихлебывая из высокой фарфоровой кружки что-то темное, пахучее, пахнущее травами и пряностью. Какой-то из своих отваров – бодрящих, поддерживающих силы, восстанавливающих. Интересно, где он все-таки научился таким умениям? И единоборствам, и вот этим всем травяным и акупунктурным премудростям? Не иначе как где-нибудь в Китае. Или в Индии. Только все равно ведь не расскажет, чертов дедок!
Когда дно здоровенной чашки наконец-то показалось из-под красного ее содержимого, замутненного белой сметаной, а в моем желудке исчезли как минимум четыре пирожка с мясом, Сазонов отставил кружку, откинулся на высокую спинку стула-кресла, сцепил руки на животе в замок и мягко, глядя мне в глаза, сказал:
– Ну что же… давай, рассказывай, Самурай. Как далеко ты продвинулся на своем пути к смерти?
