Глава 9
О сути вещей

Очнувшись, я долго не могла сообразить, что происходит. Собственные покои я узнала, и это меня успокоило, но все остальное вызывало у меня тревогу и зыбкое ощущение потерянности, неуверенности. Я не помнила, как оказалась в постели, и никак не могла понять, какое из воспоминаний было последним. Кроме того, рядом спал муж, а за окнами уже давно рассвело, и это тоже было странно: обычно в это время Стьёль уже заканчивал свою утреннюю разминку.

Чувствовала я себя при этом нехорошо, но терпимо. В теле ныла, кажется, каждая мышца, кое-где неприятно саднило и тянуло, а голова была тяжелой и как будто чужой.

Полежав с минуту, я так и не вспомнила, что привело меня к такому итогу, но паниковать не спешила. Полагаю, будь все совсем плохо, очнулась бы я не в своей спальне под боком у мирно спящего мужа, а под присмотром пары целителей.

Вскоре тело напомнило о своих естественных потребностях, а еще я отчетливо поняла, что очень хочу в ванну. Набрать теплой, можно даже горячей воды, лечь в нее и не двигаться по меньшей мере час.

Я осторожно зашевелилась, отодвигаясь от мужа, к чьей спине до этого прижималась, и стараясь его при этом не разбудить, но тщетно: Стьёль проснулся. Рывком сел, обернулся ко мне, окинул напряженным внимательным взглядом и с явным облегчением улыбнулся.

«Как ты?» — спросил жестами.

— Странно, — ответила я невнятно, подивившись, насколько сипло звучит голос. — Не помню, что было вчера, только какие-то обрывки. Что-то случилось?

Он медленно кивнул, взгляд на мгновение стал колючим и недобрым. Муж явно сердился, причем не на меня.

— Что? — насторожилась я. — Опять Ламилимал?!

Стьёль тряхнул головой, огляделся и, поднявшись с места, отправился к сундуку, на котором была сложена его одежда, а рядом виднелась неизменная дощечка. Похоже, объяснить все простыми жестами, знакомыми мне, мужчина не мог, и от мысли об этом стало страшно. Я попыталась успокоить себя, что в случае действительно серьезных, грандиозных проблем государственного масштаба, о которых подумалось в первую очередь, мой ответственный муж вряд ли позволил бы себе нежиться в постели. Мысль была разумная, но легче от нее почему-то не стало.

— Погоди, давай мы поговорим в ванной, хорошо? Подходи через две минутки, — смущенно попросила я и как могла поспешно отправилась в уборную. А могла плохо: ноги с трудом меня держали и подгибались, доставляло неудобство тянущее неприятное ощущение в промежности, да еще голова кружилась, так что меня вело в сторону. Но до цели я в итоге все же добралась.

Муж задержался дольше пары минут. Правда, начать беспокоиться об этом я не успела: в горячей воде меня окутало такое ленивое, сонное блаженство, что и без того вялые мысли шевелились едва заметно, как влипшие в мед мухи. Кажется, я вновь задремала и очнулась оттого, что воды стало гораздо больше и она качнулась, когда в ванну ко мне забрался мужчина.

— Мгм? — промычала я вопросительно, подползая к нему под бок и уютно устраивая свою голову у него на плече. Муж усмехнулся, погладил меня по голове одной рукой, а второй вручил табличку.

Система была уже отработана: в такой позе держать дощечку и писать Стьёль сам не мог, поэтому в роли подставки выступало его колено, я придерживала табличку, а обычный мел мы давно заменили на какую-то фирскую штучку, которая не боялась воды, так же легко стиралась с таблички и выглядела при этом как толстый карандаш.

Нега слетела с меня после первой же пары фраз, начертанных ровным почерком мужа. Я уже привыкла, что при подобном способе общения альмирец жертвовал — в угоду скорости и краткости — всеми теми мелочами, которыми мы неизменно пользуемся в речи: вежливостью, образностью, подробностями и тактом. Обычно это не доставляло неудобств, но сейчас я остро пожалела, что Стьёль не мог сообщить новости как-нибудь помягче.

— Я… с Райдом? — ошеломленно переспросила я, глядя сквозь дощечку и ощущая в голове звенящую пустоту. — Ой, ржа побери! — Я со стоном уткнулась лицом в шею мужа и зажмурилась. — Как хорошо, что ты догадался проверить, и что ты дан, и что заметил эти чары…

От мысли, как все могло повернуться, окажись Стьёль менее подозрительным, мне стало по-настоящему страшно. И холодно, несмотря на горячую воду и тепло тела мужчины рядом. Я поежилась и прижалась к мужу теснее, глубоко вдохнула, впитывая ставший уже родным горько-хвойный запах его кожи. Тихо плеснула вода — Стьёль шевельнулся, явно собираясь написать что-то еще.

«Я догадался не сразу, только когда ты назвала мое имя. В первый момент поверил. Прости».

— Сложно не поверить собственным глазам, — тихо возразила я и вновь зажмурилась, чувствуя резь в глазах и ком в горле от подступающих слез. — Я бы тоже поверила. Даже твердо зная, что ты слишком благородный для такого, даже понимая, что ты не станешь обманывать. Почему-то хорошее всегда вызывает сомнения, а в плохое верится легко…

Жутко было поставить себя на место мужчины и даже мысленно стать свидетелем подобной сцены. В груди от одних только мыслей о подобном нестерпимо жгло — до острой боли, до стона сквозь стиснутые зубы.

Мужчина забрал из моих судорожно сжатых пальцев дощечку, отложил на широкий бортик ванны, обхватил мою ладонь своей, коснулся ее губами и прижал к груди. Потом отпустил, но приподнял мое лицо за подбородок, легким поцелуем коснулся переносицы, сомкнутых век, щеки, спустился к губам. Целовал ласково, почти трепетно, а я дрожащими пальцами цеплялась за его плечи, будто мы не в ванне, а в открытом море — стоит разжать руки, и оба утонем. И чувствовала, что по щекам все-таки текут слезы — от счастья и облегчения, что все обошлось, и от мучительного страха потери, болезненно сжавшего горло.

Появилось острое, ослепительно-яркое ощущение-понимание, что чувства, доверие, отношения, человеческие жизни — все это тонко, как паутинки. Одно неосторожное движение — и ничего не станет. Ошибка, случайность — и сбудется самое жуткое проклятье: больше никогда не ощутить на губах вкус дыхания любимого мужчины, больше никогда не видеть теплой, чуть насмешливой улыбки и сильных уверенных рук, плетущих в воздухе диковинную вязь самого странного языка этого мира.

— Я люблю тебя, — едва слышно выдохнула я в губы мужа, не открывая глаз. — Пообещай, что не уйдешь, что не оставишь меня одну…

Он обещал; я чувствовала это в прикосновениях, в осторожных поцелуях, в дыхании и стуке сердца, в тепле его Искры. И меня совсем не волновало, что я никогда не услышу ответного признания. Плевать! Чтобы понять того, кто рядом, не обязательно нужны слова. Без них порой получается правильней, искренней, честнее.

Мы долго просто так сидели, обнявшись, обмениваясь легкими поцелуями и старательно не думая ни о чем постороннем. Во всяком случае, я очень старалась, а Стьёль не пытался напомнить мне о делах и сам не стремился уйти. Было слишком хорошо, чтобы нарушать эту гармонию лишними движениями.

Странная закономерность: почему-то мгновения наивысшего единения у нас с мужем случаются в ванне. В постели мы либо спим, либо слишком энергично бодрствуем, в остальных местах всегда есть риск, что в неподходящий момент явится кто-то из советников с очередными новостями, вопросами или предложениями, а здесь — мы только вдвоем.

Может, именно поэтому в Вирате ванная комната — самое дальнее и потаенное помещение дома? Здесь человек совершенно наг, беззащитен и особенно чист. У нас говорят, что пресная вода очищает не только тело, но и душу…

Но потом это блаженство нарушила совесть. Вспомнилось всякое: и гора мелких рутинных дел, и грядущая встреча моего супруга с шахом, и длинный список вопросов, которые следовало бы задать тому же Стьёлю. Я сосредоточилась на личных переживаниях и страхах и даже не подумала о том, что за всеми этими беспокойствами стоит чей-то злой умысел, причем план явно состоял не из одного пункта «испортить кесарю личную жизнь».

Однако из ванны мы все равно выбрались без спешки, немного повозились и подурачились, вытирая друг друга. Стьёлю нравилось меня щекотать, потому что я боялась щекотки. А мне эта возня тоже доставляла несколько извращенное удовольствие: было здорово визжать, вырываться и хохотать до слез, до полного изнеможения.

Высказанное признание не только не добавило неловкости, но даже как будто сделало меня легче и свободнее. Будто я не несколько слов сказала, а сбросила тяжелый груз.

В гостевой части покоев нас — уже вполне одетых, совершенно успокоенных и чинно держащихся за руки — встретил остывающий завтрак (из-за распоряжений о котором, надо думать, Стьёль и присоединился ко мне с опозданием) и, внезапно, Хала.

И без того не красавец, сейчас Пустая Клетка выглядел совсем уж пугающе: он осунулся, от лица остались, кажется, только большой рот и выпуклые глаза, под которыми от усталости залегли тени. Нечесаные лохмы были небрежно собраны в хвост, простая белая туника заляпана чем-то, подозрительно похожим на кровь. При этом дан лучился самодовольством, и это, в сочетании с его общим видом, настораживало.

— Наконец-то вы! — вместо приветствия ворчливо сообщил он. — Когда вам уже надоест всякую свободную минуту тратить на подобные глупости?!

Мы со Стьёлем весело переглянулись, но комментировать это не стали и уместились напротив гостя на одном ложе: муж — сидя, я — забравшись с ногами и слегка прижавшись к его боку.

— Не ругайся, — попросила я, примериваясь к тарелкам. — Лучше расскажи, что вы придумали? Ты же не просто так выбрался из своей норы, да еще сияющий, как новенький золотой. Ладно, не новенький, но тщательно обслюнявленный и потертый об одежду.

— Придумали, да, — Хала изобразил свою излюбленную омерзительную ухмылку, а потом заявил, подцепив что-то со стола: — Только я вам ничего не скажу, пока остальные не придут.

— Разумно, — похвалила я, и некоторое время мы все сосредоточенно жевали.

Было хорошо и как-то особенно уютно, и тот факт, что мы с мужем не одни, совсем не умалял моего благодушия.

Сложно сказать, почему я так спокойно реагировала на демонстративную таинственность Халы. Кажется, должна была уже известись от любопытства, что же такого удивительного выяснила эта компания, и измучить дана расспросами, не давая ему спокойно поесть (не удивлюсь, если делал он это первый раз за прошедшие несколько дней). Но на меня снизошло потрясающее умиротворение и покой, непреодолимо-непробиваемая уверенность, что все будет хорошо, правильно, как надо, главное только не мешать вещам улечься в стройном порядке.

А только-то и стоило — признаться в любви мужу…

— Мне начинает казаться, что у нас других дел нет, кроме как собираться в гостях у кесаря и с умным видом обсуждать судьбы мира, — с порога заговорил мрачный и недовольный Виго, явившийся из всей компании самым первым. — Только большого кубка с вином не хватает. Доброго утра, сиятельная, я рад, что вы хорошо себя чувствуете.

— Спасибо, — степенно кивнула я. — А кто успел так сильно испортить вам настроение, да еще с утра пораньше?

— Ну кто? Конечно, претцы! — честно признался он. — Крайне утомительные существа. С ними можно общаться только в двух случаях: когда им от тебя что-то очень надо и ты знаешь, что именно, или когда они исключительно, до истерики напуганы. Во всех остальных — это трата огромного количества времени на полную чушь.

— Кстати, странно, Ламилимал к этому не склонен, — раздумчиво проговорила я. — Даже наоборот, порой убийственно прямолинеен.

— Молодой, горячий, — спокойно пояснил Гнутое Колесо. — Я-то с визирями разговариваю, а с ними ржа насквозь проест, пока они в своих словесных кружевах доберутся до сути вопроса.

— А чего они сейчас-то хотели?

— Собственно, сейчас были не они, а он. Один из тех, кто в свое время посадил на Золотой Ковер Ламилимала. Но говорил от лица всех своих соратников. Если вкратце, он дал понять, что они и сами не знают, какой скорпион ужалил шаха в задницу, с чего его понесло драться с нашим правителем и что он вообще задумал. Однако польза от этого разговора все же была: он, кажется, догадался, какой дан меня интересовал, и намекнул, что сможет на него указать.

«Когда он это сделает и можно ли ему верить?» — спросил Стьёль.

— Точного времени не назвал, но волноваться на сей счет не стоит, они честно поделятся информацией и о нашем интересе ему не сообщат: этот дан явно не из числа их доверенных людей или хотя бы хороших знакомых. Может быть, спрашивай я не столь расплывчато и осторожно, он бы дал больше информации, но я решил не рисковать, и он тоже. Перед тем как говорить с нами, они непременно постараются выяснить, зачем нам нужен этот дан. Надеюсь, безуспешно. Они, разумеется, не встанут на его сторону, но, если узнают, что именно этот загадочный тип мутит воду, велик шанс, что нам преподнесут его голову примерно так, как это случилось с бедолагой Бардрабом. А это не лучший вариант, потому что тогда оборвутся многие ниточки и не удастся восстановить всю цепочку событий. Нет никакой гарантии, что он действовал один.

«Откуда такая уверенность?» — убедить альмирца было не так просто.

— Им совсем не хочется воевать, — пожал плечами Виго. — Половина из этой коалиции занимается торговлей, есть крупные землевладельцы, владельцы ювелирных мастерских… В общем, война принесет им только убытки, зато много. Вирата — основной торговый партнер Преты, портить с нами отношения невыгодно.

— А почему вы так уверены, что он именно из Преты? — растерялась я.

— Сиятельный господин не успел поделиться подробностями? — с легкой ехидцей уточнил Виго.

— Не успел, — невозмутимо подтвердила я. И в ожидании остальных Гнутое Колесо принялся просвещать меня относительно пропущенных вчера событий.

Когда собрались все нужные люди, слово взял Авус Красный Кот. Конечно, всем было особенно интересно выслушать Халу, но Пустую Клетку после завтрака разморило, и он тихонько уснул в кресле. Дана решили пока не будить.

Как успели выяснить дознаватели, воздействие на меня действительно оказывал амулет, принесенный Райдом. Моего помощника толком допросить пока не получалось, у него оказалась сломана рука и челюсть в двух местах. На этом месте Авус уважительно покосился на моего мужа, и вопрос, как это получилось, отпал сам собой. Комментировать подобное я не стала: переломы зарастут, не убил — и ладно. Мне кажется, Стьёль имел полное право на такую бурную реакцию.

Впрочем, Красный Кот по-прежнему склонялся к мысли, что Райда использовали втемную. Насколько следователь сумел выяснить при серьезной ограниченности раненого в способах общения, мужчина совершенно не помнил, что с ним случилось и при каких обстоятельствах он получил свои травмы, а когда Авус объяснил, как мой помощник оказался в камере, сначала долго не мог поверить, а потом впал в уныние. Откуда взялся амулет, он также не имел понятия, и вспомнить не помог даже читающий в душах. Необходимость находиться под стражей Райд также воспринял с пониманием и смирением и передавал нам со Стьёлем извинения. В общем, совершенно не походил на преступника. Я в ответ заверила, что извинения приняты, и выразила надежду, что все прояснится как можно скорее.

Путь амулета удалось отследить до городской окраины, и там след потерялся на непримечательном пустыре. Очевидно, дан создавал заготовку в другом месте, а туда принес, зачаровал и, вероятно, передал Райду или какому-то другому сообщнику. Вещица, выполнив свою работу, распалась в пыль, что очень осложнило поиски. Дотошные бойцы седьмой милии собрали остатки амулета, и по их составу, количеству и расположению специалисты предположили, что это был перстень. Но вспомнить, когда украшение появилось на руке Райда, не смог не только сам мужчина, но и его окружение. Включая, к слову, и меня. Учитывая недолговечность чар данов, это должно было случиться не раньше вчерашнего вечера.

Что касается более давних неприятностей, с нападением на Рину, то утешительных новостей у седьмой милии не было. Да, на трупах нападавших нашли остатки каких-то амулетов, но чары Ива и фира-охранника сильно исказили следы, и установить происхождение и наполнение зачарованных вещиц не удалось, даже направление дара — фир или дан их делал — не поняли. По-прежнему оставалось неясным, как злодеи столь быстро выследили женщину, принявшую решение о поездке спонтанно и никому не сообщавшую о своих планах. Напрашивался вариант, что предупредил их все тот же Райд, но здесь возникала еще одна проблема: сделать это знакомыми нам методами так, чтобы не заметила дана, он не мог. По словам все той же Рины, он вообще почти не замолкал всю дорогу, что было очень похоже на моего помощника, а значит — он однозначно не связывался с главарем преступников фирскими методами, для которых требовалось хотя бы несколько минут полной неподвижности и глубокой сосредоточенности.

Кто, как и для каких именно целей нанимал этих троих головорезов, что им сулил — тоже не узнали. Нет, где они обычно болтались и в каких местах искали себе дело, бойцы седьмой милии выяснили, даже поговорили с некоторыми компетентными людьми. Только те клялись и божились, что ничего не помнят и ничего не видели, и читающий в душах, присутствовавший при разговоре, был уверен: не врут. Впрочем, учитывая талант незнакомца влиять на умы окружающих, этому никто не удивился.

— Надо мне глянуть на Райда, — сообщил вдруг Хала вполне бодрым голосом и сразу стал центром общего внимания.

— С пробуждением, драгоценный, — за всех поздоровался Даор. — Неужели вы нашли способ отслеживать проявления… подобных сил?

— С некоторыми погрешностями, — ухмыльнулся дан и добавил с довольным видом: — Все оказалось до смешного просто.

— Что — все? — уточнила я.

— Вообще все, — с явным удовольствием отозвался он. — Мы знаем, что такое чернокровие, что такое Хаос… То есть как — знаем? Пока это теория, но теория очень крепкая и подтвержденная экспериментом.

— И-и?

— Спасибо Рине с ее подсказкой, именно она подтолкнула нас в нужном направлении, — Хала уважительно склонил голову в сторону даны, тихо-тихо сидевшей подле мужа. Зачем Ив привел ее, я не знала, но была рада видеть. — Чернокровие — это конфликт Искры и Железа в человеке.

— Кхм. Поясни, — выразительно кашлянув, попросил Виго.

— Известно, что в обычном состоянии в любом человеке есть и то и другое. В данах и фирах одного заметно больше, в обычных людях — примерно поровну. В норме два этих начала не взаимодействуют вовсе, существуют параллельно, как вода и камень в одном сосуде. А чернокровие возникает, когда эти силы начинают по неустановленной пока причине конфликтовать. Это… своего рода нарыв. Искра начинает воспринимать Железо в организме как инородную вредоносную силу или, наоборот, одна сила начинает отторгать другую, а в результате человек умирает, — резюмировал Хала и обвел присутствующих торжествующим взглядом. — И это прекрасно объясняет, почему сильные фиры и даны могут дольше продержаться при помощи целителей, чем все прочие: одна из сил явственно берет верх, и некоторое время человек способен существовать в таком состоянии.

— Занятно, — протянул Даор. — Даже восхитительно. Но не мог бы ты пояснить практический смысл подобного изумительного открытия? Или до столь низменных вещей наши гениальные исследователи пока не снизошли?

— Я тебя стукну, — хохотнул Хала. — Мы за несколько дней решили одну из самых необычных загадок человечества, а Алый Хлыст уже требует практических результатов. Работаем мы, работаем, не волнуйся. Я, знаешь ли, тоже привык к твоей физиономии и не согласен вот так просто с ней расставаться.

— Погодите, но это ведь не все? При чем тут Хаос? — спросила я.

— А это самое интересное. Хаос — мы для удобства именно так назвали ту силу, которую нашли в ухрах — это как раз смесь, если угодно — результат взаимодействия Железа, Искры и некоторых других сил, которые в знакомых нам живых организмах не содержатся. Эти сторонние силы своим присутствием останавливают конфликт и обеспечивают эффективное взаимодействие всех прочих. И это потрясающе! А самое потрясающее, что разгадка все время находилась у нас перед носом, а мы просто не знали, куда нужно смотреть.

— То есть?

— Я говорю о нашей железяке, — со смешком ответил Хала. — Во время ритуала при Тауре в нем произошло смешение и слияние Железа и Искры, отсюда все особые способности и потрясающее могущество. Почему все это проявляется именно так — Железо зрительно берет верх, Искра почти не проявляет себя, сам Ив последнюю не чувствует, но при этом все еще жив — я пока сказать не могу, но уверен, что именно Ив — ключ ко всему. И к лекарству от чернокровия, и к пониманию, почему использование Искры во зло приводит к ее гибели, и вообще к пониманию, почему наш мир устроен именно так. Я, собственно, прервал исследования исключительно для того, чтобы затащить к нам Ива и как следует его рассмотреть.

— Резать не дам, — мрачно буркнул «ключ».

— Тьфу на тебя, — миролюбиво откликнулся дан. — Можешь не волноваться, ты нам нужен живой и здоровый. Больше того, между этими двумя птицами действительно обнаружилась некая связь, которая очень похожа на ту, что существует между Ивом и его женой. Со скидкой и поправками, конечно, но все же. Помнишь, я говорил, что Рина для тебя — тоже вроде как Голос? Так вот ни ржавого гвоздя, эта связь другая, такая же, как между этими двумя тварями. Конечно, нужно уточнить, для чего мне и нужна наша железяка, но это мелочи. А ухры, судя по всему, тоже не способны нормально существовать поодиночке, и мне все больше хочется взглянуть на мир за пределами небесного купола, хотя бы одним глазком. Это должно быть нечто совершенно особенное.

— Почему не способны? — уточнила я, чувствуя, что теряю мысль.

— Хм, ну как бы объяснить, на что это похоже… О! Все представляют себе известь и то, что происходит, когда ее бросают в воду? Прекрасно. Тогда дружно вспоминаем мои слова про камень в сосуде с водой и мысленно заменяем камень на кусок извести. Начинается бурная реакция, возникает поток тепла — и все это может громко бабахнуть. Примерно так выглядит чернокровие, но замедленно. Примерно такое происходило с Ивом, когда в нем смешались Железо и Искра. Не буквально, конечно, но суть явления похожа. А когда установилась его связь с Риной, получилось, что известь отделилась от воды и смешение происходит только по мере надобности. Грубо говоря, Ив — кусок известки, и, когда ему надо, он через соломинку утягивает у жены немного воды и использует получающееся тепло, чтобы применять чары. Эти ухры представляют собой тоже что-то вроде такой пары, стакан воды и кусочек извести, но взаимодействие дает им не возможность перекраивать мир по своему усмотрению, а только жить. Ну и летать тоже. Во всяком случае, мы пока представляем себе это примерно так. Хотя я чувствую, что нам остро не хватает знаний. Мы сейчас прикоснулись к чему-то огромному и великому, чего прежде не замечали, и это потрясающе!

— Звучит страшновато, — честно призналась я и попыталась вернуть увлекшегося Халу в конструктивное русло: — Погоди, так вы нашли способ отслеживать эту силу или нет?

— В большой концентрации — однозначно, — подтвердил Пустая Клетка. — А вот в малой надо пробовать, и для этого мне нужно взглянуть на Райда. А лучше всего передайте его нам.

— Исключено, — хором возразили Даор и Авус и весело переглянулись, после чего продолжил младший из них:

— Мы не можем так рисковать. Пока неизвестно, каковы границы и возможности этой силы, и вы, насколько я понимаю, еще не прояснили этот вопрос. Если я правильно понял и она родственна силе господина Ярости Богов, который исключительно могуществен, мы не можем рисковать и пускать во дворец человека, вероятно, до сих пор находящегося под ее влиянием.

— В Иве, напоминаю, живет сила двух отнюдь не слабых людей, — возразил Хала, но довольно кисло, без огонька. Кажется, и сам понимал справедливость возражений. — Ладно, взглянуть-то мне на него можно?

— Думаю, большой беды не случится, — кивнул Авус. — Можно даже сегодня, чтобы не затягивать.

— А можно спросить? — воспользовавшись паузой, подала голос Рина. — Мне кое-что непонятно. Не про чернокровие, а в общем. Например, в отношении чар, которыми Идущая-с-Облаками защитила Тию и остальных детей кесаря. Они распространялись только на несколько десятков детей или все-таки действовали сложнее? Сейчас вот выяснилось, что этот человек, который нам противостоит, пытался сделать гадость Вирате еще под Таурой и вообще как будто люто ненавидит нашу страну. Почему он остановился и ничего не предпринимал все эти годы? Если он хотел прервать род кесарей и ввергнуть тем самым мир в Хаос, непонятно, почему шел таким сложным и долгим путем, через помощь в войне. Располагая такими силами, наверное, было куда проще убить сразу отца Тии, тот же оставался единственным наследником. Но он почему-то так надолго затих, как будто потерял всякий интерес, и не пытался вредить все эти годы. А теперь вот опять начал. И кстати, смерть братьев кесаря Алия не может быть делом его рук?

— Хорошие вопросы задает наш алмаз неграненый, — улыбнулся Даор, склонив голову. — Видите ли, драгоценная, боги не нашли нужным сообщить кому-то подробности. Алий обратился за помощью к своей покровительнице, он был готов на что угодно, лишь бы сохранить жизнь своего дитя и свою страну. Он был в отчаянии: жена умерла через несколько дней после родов, на руках новорожденная дочь, которую еще не известно, как примут в качестве правительницы, а ему самому осталось жить несколько лун. Вряд ли Идущая-с-Облаками помогла за просто так, но чем он с ней расплатился — я не знаю. Могу только поручиться, что не жизнью Тии — или, как ее назвали при рождении, Герике — и не будущим Вираты, потому что ради них он во все это и ввязался.

— А почему такое странное имя? — не удержалась Рина от вопроса и тут же бросила на меня виноватый взгляд.

— Странное, странное, — со смешком согласилась я. — Оно переводится как «осколок неба» и вообще-то среднего рода. Я так понимаю, специально выбрали, чтобы никто не мог по имени определить, какого пола наследник. Тия мне нравится гораздо больше.

О своих родителях я думала не так уж часто и не могу сказать, что сильно по ним скучала. Как можно скучать по тем, кого никогда в жизни не видел?

Нет, до того, как узнала, кто я такая, я часто представляла себе, кем могут оказаться мои родные, мечтала, что они ждут меня и очень обрадуются — как, наверное, мечтали все дети кесаря. Потом луну или две длилось принятие реального положения вещей, я даже немного злилась на покойного кесаря. Но можно сказать, что с новой реальностью я смирилась быстро и достаточно безболезненно.

Конечно, я порой задумывалась, что было бы, окажись родители живы, но почему-то ничего хорошего не представлялось. Наверное, потому, что я была уже достаточно взрослой и разумной, чтобы понимать: у единственной наследницы не могло быть такого веселого и интересного детства в компании сверстников, какое было у меня. И за это я своих родителей неизменно благодарила. Как, разумеется, и за то, что вообще появилась на свет и дожила до своих лет. А вместе с ними — куда более реальных Ива, Даора и всех остальных.

— Что до братьев кесаря, — продолжал тем временем Даор, — подозрения, конечно, были тогда и больше окрепли сейчас, но это все же слишком похоже на случайность. Младший из них погиб на охоте, старший… Официально причиной гибели называют несчастный случай, но, между нами, молодой человек поплатился за собственную неразборчивость. Он посещал некую даму, у которой имелся очень ревнивый супруг, и однажды тот в неурочный час вернулся домой. Обманутый муж в припадке ярости убил изменщицу и ее любовника, потом сообразил, на кого поднял руку, и в ужасе покончил с собой. Или просто покончил с собой, от отчаянья — это нам не известно. Подстроить подобное сложно, но… мы ведь не знаем, кто именно и как это делал. Мы не знаем, на что способен Хаос.

— Кстати, мне кажется, на многие вопросы Рины может ответить все та же теория, — подал голос Хала. — Если мы правильно определили суть Хаоса как смеси тех сил, которые существуют в нашем мире отдельно друг от друга, то очевидно, что именно на этом разделении построен наш мир, а граница, получается, проходит по небесному куполу. Он выступает как этакое огромное сито. Дальше, божественные силы тоже, скорее всего, родственны Хаосу — ведь боги родились именно из него. Насколько мы можем судить, боги очень ограничены в своем вмешательстве в дела смертных и вообще в наш мир. Я склонен предположить, что ограничены они именно количественно, по сумме примененных сил, и в таком случае серьезное и масштабное воздействие, к которому прибегла Идущая-с-Облаками, не позволило долгое время вмешиваться в происходящее не только богам, но и их противникам. Полагаю, потому, что чрезмерное применение сил Хаоса может привести к гибели всего мира. Ну вроде как оно разрушит сложившееся разделение и заставит все смешаться. И, кстати, если это правда, я бы не исключал возможности, что, во-первых, за эту передышку мы сейчас и расплачиваемся, столкнувшись с повышенной активностью Хаоса, и во-вторых, именно из-за повышенной активности Хаоса наблюдается такая эпидемия чернокровия.

— Может, и так, — задумчиво протянул Виго. — А может быть, и нет. Теория хороша и действительно многое объясняет, но увы, она только теория, подтвердить которую могут лишь боги. А еще, если она справедлива, становится совсем уж затруднительно вот так с ходу объяснить мотивы богов и, главное, самого Хаоса, который им противостоит. Ладно люди, с ними все более-менее просто и набор возможных мотивов невелик. Но слабо верится, что Хаос жаждет уничтожить наш мир просто из мести, ревности или жажды наживы… В общем, обсуждать это можно бесконечно, а по сути получится только пустая трата времени, — оборвал он самого себя. — Поэтому, Хала, спасибо за новости, продолжайте в том же духе, и Вирата останется вам благодарна. Но если по делу все, я предпочту вернуться к работе.

— Приземленные, примитивные существа, — философски вздохнул Пустая Клетка, но, кажется, и не подумал обижаться. — И как меня угораздило с вами связаться?

— Повезло? — ехидно предположил Гнутое Колесо, на что дан ответил веселой улыбкой.

— Еще одна деталь, — привлек всеобщее внимание Авус. — Касательно Мития Тени Камня. Нашелся тот «воспитатель», который занимался с его дочерью и готовил ее на роль любовницы для Железного регента. К слову, достаточно сильный дан.

— Дай угадаю: это был претец? — со вздохом предположил Виго.

— Разумеется, а кто еще! — развел руками Красный Кот. — Больше никто столь фундаментально не подходит к получению плотских удовольствий. С одной стороны, он только подтвердил слова Мития: поначалу Лиа действительно не возражала, так что формально Тени Камня предъявить нечего. Но с другой — он слишком давно к этому готовился, да и услуги специалиста обошлись отнюдь не дешево, поэтому мы имеем дополнительное доказательство наличия второго дна, о котором, очевидно, не знали ни женщина, ни этот претец. С учетом всех последних странностей и новостей, я бы в порядке перестраховки предложил господину Хале взглянуть еще и на эту особу, Лиа. Или объяснить кому-то из моих людей, что и как нужно проверять. Поскольку женщина очевидно больна, я не считаю себя вправе настаивать на проверке лично вами — прекрасно знаю, сколь неприятно читающим в душах заглядывать в безумцев.

— Да ладно, после железяки мне уже ничего не страшно, — отмахнулся Хала. — Давайте тогда начнем с Райда, там подозрения более обоснованные, и, если я что-то найду, метод сработает, тогда можно будет глянуть и на Тень Камня. Предлагаю отправиться прямо сейчас, чтобы не тратить время зря, — ехидно добавил он, выразительно глянув на Виго.

— А как же событие дня? — со смешком полюбопытствовал Ив. — Неужели неинтересно?

— Какое событие? — удивился дан.

— Полагаю, Ив имеет в виду поединок Стьёля с Ламилималом, — пояснила я нехотя, бросив тревожный взгляд на мужа. — Мне кажется, если подозрения о причастности шаха и кого-то из претцев к последним событиям справедливы, твое присутствие могло бы быть кстати. На случай, если он вдруг попытается что-то предпринять…

— А сиятельному господину нужно мое присутствие? — с легкой иронией уточнил Хала. — Что-то мне подсказывает, он справится и без меня.

— Поясни, — нахмурилась я.

— А я не говорил, да? — кажется, вполне искренне удивился он. — Божественное покровительство ощущается очень похоже на проявления Хаоса. Иначе, но похоже. Собственно, я потому и предположил родственность этих двух сил.

— Может быть, упоминал, но не заострял внимания, — медленно кивнул Даор. — Полагаю, подобное совпадение может объяснить еще одну загадку: почему никто до сих пор не пытался подобным образом воздействовать непосредственно на сиятельную чету, хотя такой вариант напрашивается сам собой. Если Райда действительно использовали с помощью чар и он не виновен, то это объясняет, почему на Тию рискнули повлиять куда более традиционными способами, невзирая на их меньшую надежность. А вот остальные, кто не удостоился благословения…

— Нет, Даор, на присутствующих я ничего такого не ощущаю, — отмахнулся Хала. — Кстати, у меня есть еще одно предположение, почему этот злодей не столь активно пользуется своей силой, как мог бы. Полагаю, для наложения подобных чар нужно находиться рядом: даже боги не способны благословлять, не явившись к человеку лично. Райд постоянно мотается по дворцу и окрестностям, порой контактирует с сомнительными личностями, к нему было не так сложно подобраться, чего нельзя сказать о сиятельной чете, да и остальных присутствующих. В общем, Авус, пойдем быстренько проверим этого мальчишку, и я вернусь к своим делам. С вами, конечно, хорошо, но там лучше.

— На тебя Ина не обидится за такое погружение в науку? — вздохнула я.

— Я извинюсь, — белозубо улыбнулся Хала.

На этом разговор посчитали законченным, и присутствующие засобирались по делам. Даже мой муж вознамерился сначала сделать кое-какие дела и условился встретиться со мной сразу в зале, где через два часа должен был состояться поединок. Только Рина попросила у меня разрешения задержаться и поговорить наедине, и меня это только порадовало.

О будущей встрече Стьёля с Ламилималом я старалась вспоминать как можно меньше. Я не сомневалась в талантах альмирца, но все равно меня буквально начинало трясти, стоило подумать о реальной опасности для него, так что выход оставался всего один — искать возможности отвлечься от опасных мыслей. Глупо лезть в сугубо мужские вопросы чести: Стьёль — опытный воин и вряд ли он, при всей своей терпеливости, станет слушать бабьи причитания. То есть из вежливости, наверное, выслушает, даже попытается утешить взбалмошную беременную жену, но всерьез не воспримет. А если воспримет, то мы еще, чего доброго, поругаемся. Этого мне отчаянно не хотелось, особенно после такого чудесного утра и перед самым боем.

В общем, для нас обоих было лучше, если я не задумывалась о ближайшем будущем, убеждая себя, что мой мужчина — лучше всех и он непременно со всем справится, а шах просто его недооценил. Да и вообще, ну что за паника на ровном месте? Вряд ли Ламилимал в самом деле настроен убить Стьёля, не дурак же он!

Когда мы остались вдвоем, Рина села рядом со мной на ложе, глядя на меня участливо и немного с тревогой.

— Ты как? — спросила она чуть смущенно. — А то мы с тобой почти не видимся последнее время, я все новости узнаю от Ива.

— А, то есть это он приставил тебя ко мне в качестве моральной поддержки? — я вымученно улыбнулась.

— Честно говоря, я сама вызвалась, — призналась дана. — Ив вообще-то предлагал приставить меня к тебе в роли постоянной свиты — мол, так ему будет спокойней за нас обеих и нас двоих вместе охранять проще, — но я отказалась. Твоя компания мне очень нравится, но не хочется бездельничать целыми днями. Я же ничего пока толком не умею, помочь не смогу даже при большом старании, а с учебой такое не совместишь.

— Хорошо тебя понимаю, — хмыкнула в ответ. — Я бы тоже не согласилась на твоем месте, так что можешь не оправдываться. А если Ив вдруг поддастся своим инстинктам наседки и попытается настоять на своем, обращайся, вместе что-нибудь придумаем.

— Спасибо, — мягко улыбнулась она. — Но сейчас тебе в самом деле нельзя оставаться одной. А вообще я хотела поговорить не о моем муже — с ним, к счастью, все ясно. О твоем. Хочется от тебя, из первых уст, услышать, что у вас все хорошо. Понимаю, это глупо: я ведь прекрасно вижу, что вы оба счастливы. Но все равно мне тревожно и не верится.

— А что заставляет тебя сомневаться? — опешила я.

— Если честно, я этого альмирца с самого первого знакомства банально боюсь. Как зыркнет — душа в пятки, почти как Хала. Он на самом деле не такой страшный, как кажется на первый взгляд?

— И это мне говорит жена безумного Железного регента, — рассмеялась я. — Стьёль хороший, правда. Он добрый, благородный, заботливый. Просто у альмирцев принято «держать лицо», и он на людях выглядит немного замороженным. Хотя, честно говоря, я до свадьбы тоже его побаивалась…

— Это называется «побаивалась»? — ехидно уточнила Рина, изумленно выгнув брови. — По-моему, тебя натурально трясло! Я почему и теряюсь от таких перемен и чужому мнению верю с трудом.

— Ой, ладно, скажешь тоже, — я смутилась. — Хотя… да, и в самом деле было. Даже страшно: всего несколько дней прошло, а все так изменилось.

— Может, он на тебя как-нибудь влияет? — проявила подозрительность дана. — Я думала, он читающий в душах, но сейчас вижу: нет. Хотя понять его дар все равно не могу.

— Да ну, не говори глупостей, — отмахнулась я. — Он вообще почти не умеет влиять на людей, он из тех, кто лечит землю — в самом широком смысле, вроде землетрясений и их последствий. Нет, дело совсем не в Искре, а в нем самом. Просто я его люблю, и это, кажется, взаимно, — ответила я честно. — А можно я тебе тоже неприличный личный вопрос задам? Ты, случайно, не беременная?

— Откуда такие предположения? — вытаращилась на меня дана.

— Это не предположения, это мечты, — созналась я. — Мне кажется, вдвоем было бы не так страшно…

Это оказалось очень приятно и своевременно — вот так поделиться личными переживаниями с кем-то понимающим, хорошо знакомым, надежным. Обсуждать собственные чувства и подобные вопросы с мужем я пока смущалась, да и словарного запаса не хватало, а больше было не с кем. Не с Ивом же или Халой, в самом деле! Может, луну назад я и задала бы им безо всякого стеснения вопросы интимного характера, но сейчас муж и отношения с ним значили для меня слишком много, чтобы вот так обсуждать их с другими мужчинами. А с женщиной почему-то было легко.

В общем, очень хорошо, что Рина сегодня составила мне компанию. Все рабочие планы на утро уже пошли прахом, после вчерашнего стоило отдохнуть и поберечься, а останься я в одиночестве — совершенно извелась бы и в итоге наверняка сбежала отсюда в рабочий кабинет в попытках отвлечься. С даной же мы бодро поболтали о своем, о женском, и, на удивление, после этого разговора ни о чем мне стало ощутимо легче, как будто жизнерадостная дана поделилась со мной теплом и энергией. Страхи отступили, я не волновалась так сильно о ближайшем будущем, была спокойна и верила в победу Стьёля — уже на самом деле, искренне, а не убеждала себя в этом.

Не исключено, что это все не было случайностью: Рина училась использовать свой дар и, кажется, делала в этом успехи. Но на подругу я не сердилась, сейчас все это было только кстати.

Настрой перед боем у меня был, мягко говоря, неподходящий. Нет, претца я не боялся, хотя справедливо подозревал подвох. Проблема была в другом: с самого утра, с пробуждения и, главное, короткого разговора с женой я пребывал в глубокой задумчивости и растерянности, и сосредоточиться на происходящем вокруг получалось с трудом.

Слова никогда не значили для меня слишком много. Даже когда я потерял дар речи, я по-прежнему понимал, что это лишь удобный инструмент, которым можно добиться желаемого. Любые слова и любые признания произносятся всегда с какой-то целью, и чем громче сказанное, тем, как правило, меньше в нем искренности. Поэтому я никогда не видел особого смысла в избитой фразе «я тебя люблю»: чувства доказывают поступками. Что поделать, рядом с наследником престола обычно находились женщины, чья искренность вызывала разумное сомнение и которые слишком легко бросались словами.

Мне хватало ума понимать, что не все таковы, но никогда не доводилось близко встречаться с женщинами иного сорта. Поэтому откровенность и честность жены поначалу меня ставили в тупик, потом просто завораживали, а сейчас вызвали у меня это самое смятение и неуверенность.

Парадокс. Я знал, что она говорит правду, именно то, что думает и чувствует, но все равно не мог поверить. Слишком сложно, слишком странно, слишком неожиданно и слишком… много, если принимать это всерьез.

Мы провели вместе всего пол-луны. Да, нам обоим это нравилось, глупо спорить с очевидным. С Тией было легко и спокойно, хорошо и уютно, и лучшей жены нельзя было желать — некуда лучше. Но любовь? Слово из книжек и баллад, к которым я никогда не питал симпатии, мало связанное с реальной жизнью; при чем тут она?

А если не она, тогда как можно это назвать? То, что я чувствую к этой женщине.

Страх потерять и мучительная, болезненная ревность, вытекающая из этого страха, — я отлично помнил чувство, которое испытал, увидев жену в объятиях другого мужчины. Если подумать, ведь ни одна до нее не вызывала во мне таких эмоций.

Нежность, щемящая, до дрожи в пальцах. Такая, что иногда боязно лишний раз прикоснуться: слишком Тия маленькая, хрупкая. Когда она плакала, мне почему-то делалось больно.

Желание. Такое, что одно лишь воспоминание о прикосновениях необратимо туманит разум и хочется бросить все, отыскать ее и забыть о том, что остальной мир по-прежнему существует.

Я вдруг понял, что легко, без раздумий отдам за эту женщину жизнь. И, наверное, это будет подходящий сюжет для баллады…

Стоило бы остаться наедине с этими мыслями где-то в тихом месте, тщательно все обдумать и взвесить, а приходилось заниматься делами и готовиться к поединку. И получалось это, конечно, не лучшим образом.

Я запоздало сообразил, что понятия не имею, где именно произойдет это событие, больше того — до нынешнего момента ни разу не задумался, а как вообще все это будет организовано и будет ли, за что устроил себе мысленную выволочку. Я даже правила предстоящего поединка не сообразил оговорить! Отвыкнув от цивилизованного общества и принятых в нем обычаев, вспомнил альмирские традиции — и только теперь запоздало сообразил, что шах не альмирец и может иметь другой взгляд на вещи.

В Альмире вопрос боев чести решался просто, на любом пустыре, и наблюдать за этим приходили только несколько человек: судья поединка, следящий за соблюдением правил, дан-целитель и еще пара доверенных лиц, которые должны были говорить от лица поединщиков в случае печального итога. Раньше такие состязания проходили до смерти, теперь — до победы, потому что одному из моих предков ужасно надоело хоронить после таких развлечений воинов, потерянных в, казалось бы, мирное время. Конечно, вряд ли претец мог столь легко и быстро согласиться на смертный бой, но… кто знает! С обычаями этой страны я был знаком весьма поверхностно.

На мое счастье, нашлись люди, которые взяли на себя решение организационных вопросов без распоряжений с моей стороны, и оставалось только полностью положиться на опыт и познания Виго. Хотя, когда я вслед за слугой явился на место, клятвенно пообещал себе больше никогда не пускать подобные вопросы на самотек, невзирая на любые сопутствующие проблемы и дела.

Вираны в своей излюбленной манере решили устроить из личного вопроса чести зрелище. Хорошо хоть не перенесли происходящее на территорию одного из городских театров! Однако разница была чисто номинальной: большой зал Совета со сводчатым потолком и расположенными амфитеатром креслами мало уступал им размерами, а желающих полюбоваться бесплатным развлечением набралось более чем достаточно. Набилось бы и больше, но сейчас в Верхнем дворце было не так много обитателей.

Одна радость: под прицелом стольких любопытных взглядов я очень быстро выкинул из головы сторонние мысли и нашел глазами Гнутое Колесо, стоявшего рядом с Тией чуть в стороне от освобожденного центра зала, у первого ряда сидений.

«Ржа тебя побери, что это?!» — возмущенно спросил я советника.

— Не дергайтесь, сиятельный, — безмятежно улыбнулся он. — Все под контролем. Глупо не воспользоваться возможностью заработать дополнительный авторитет среди собственных подданных.

«Заработать этим?!»

— А что вас удивляет? — Виго насмешливо вскинул брови. — Мужчина, готовый и способный с оружием в руках отстаивать свою честь и честь своей женщины, заслуживает всяческого уважения. А по поводу зрителей… Где бы вы ни собрались драться, их все равно набралась бы масса, еще спекулировать бы на местах стали, оно вам надо? Стьёль, люди любят развлечения, особенно такие. Привыкайте извлекать выгоду для себя из любой ситуации.

«А если опасения оправданны и он что-то задумал?» — мрачно уточнил я.

— Даор заверял, что у них все под контролем. Что до правил, я брал за основу принятую в Альмире традицию: один на один, до признания одним бойцом победы второго или до тех пор, пока один не сможет сражаться. Я надеюсь, вы одержите верх? — он улыбнулся уголками губ, но ответа дожидаться не стал. — Прошу меня извинить, последние приготовления.

Я проводил советника тяжелым взглядом, потом обнаружил в стороне своего будущего противника. Ламилимал выглядел весьма уверенным в себе и своих силах, явно довольным таким вниманием к своей персоне и ничуть не смущался количества зрителей.

— Стьёль, — негромко окликнула меня Тия, коснулась локтя, привлекая внимание, и попросила, пристально глядя снизу вверх: — Береги себя, ладно?

В ее глубоких серых глазах было столько надежды и веры в меня, что я удивительно отчетливо понял: справлюсь, чего бы мне это ни стоило и какую цель ни преследовал Ламилимал, затевая все это. Потому что обмануть это доверие и заставить свою женщину плакать я не имею права.

Я ободряюще улыбнулся, погладил Тию по щеке. Кесарь на мгновение прикрыла глаза, прижалась к моей ладони, а потом вновь подняла взгляд и проговорила тихо:

— Поцелуй меня? Я понимаю, что при посторонних ты не любишь и вообще у вас не положено, но… На удачу, — она неуверенно улыбнулась.

Я окинул взглядом собравшихся зрителей, многие из которых поглядывали в нашу сторону, и мысленно признал, что да, целоваться при таком количестве народа — дикость.

А впрочем… Решать вопросы чести публично — дикость не меньшая, так в чем, собственно, проблема? Я же теперь тоже часть этой дикой страны, надо привыкать. Да и удача мне пригодится!

Понимая, что начинаю искать оправдание своему желанию поцеловать жену прямо сейчас, я усмехнулся. Левой рукой обнял женщину за талию, рывком привлек ее ближе, прижимая к себе, так что она от неожиданности негромко охнула и уперлась ладошками мне в грудь. А в следующее мгновение, придерживая свободной рукой ее голову за затылок, впился в губы жадным, собственническим поцелуем, после которого самое то было забросить женщину на плечо и уволочь, по островному обычаю, к себе на корабль.

Все-таки есть в этих диких нравах и обычаях что-то… этакое. Нечто столь ценимое Вечным Дитя, низменно приятное и завораживающе простое, честное и прямолинейное. Такое привлекательное, что привычная шелуха долга и правил слезает сама собой — легко, безболезненно и очень быстро.

Все просто. Есть моя женщина, моя земля и мои люди, и плевать, сколько дней я здесь прожил. Я согласился взять на себя ответственность за это все и уже не просто должен — хочу за это бороться. Неважно, с кем и где. И, пожалуй, это лучшее, что могло случиться со мной в жизни.

Когда я ослабил хватку и чуть отстранился, то встретился с довольным, сияющим взглядом жены, обеими руками цеплявшейся за мою одежду на груди. С удовольствием провел кончиками пальцев по залитой румянцем нежной щеке, мазнул по чуть припухшим от поцелуя губам и с иронией понял, что вот сейчас настрой перед боем у меня, пожалуй, идеальный. Спокойная решимость и веселая злость — что может быть надежней?

Готовясь к встрече с двуруким, я не стал ограничиваться одним мечом, прихватил в левую руку длинный кинжал, и это оказалось верным решением.

Ламилимал действительно показал себя отличным, подготовленным бойцом. Он грамотно пользовался своими преимуществами: одинаково уверенным владением обеими руками и наличием у меня слепой зоны, в которой претец неизменно стремился оказаться. Однако самодовольная улыбочка с его губ сползла очень быстро: я с мстительным удовольствием понял, что шах действительно недооценивал меня и надеялся на легкую победу.

Вскоре стало ясно, что как бойцы мы примерно равны. Да, противником Ламилимал оказался неудобным, низким и вертким, и лет семь назад шах вполне мог одолеть меня достаточно быстро. Но многолетние тренировки при храме сделали меня куда ловчее, чем я был до ранения. А еще я был заметно сильнее противника, а прямой клинок моего меча — на пару ладоней длиннее его сабель, поэтому у меня тоже имелись преимущества.

Явного превосходства не мог достичь никто. Нас обоих уже украшали неглубокие досадные порезы, но в горячке боя мы не обращали на них внимания.

Столкновение, град ударов, пауза затишья. Постоянная проверка защиты, постоянная готовность подловить — это было скорее соревнование выдержки, чем умения. И это было мне на руку куда больше, чем противнику: я видел, что вспыльчивый, горячий претец начинает злиться. Пока это не сказывалось на технике и внимательности, но именно что пока.

— Скажите, принц, неужели оно того стоит? — по-альмирски (к слову, почти без акцента) заговорил шах, и я едва сдержался от ухмылки: началось! — Женщины ветрены, переменчивы и имеют привычку изменять тем, кого считают уже полностью своим…

Серия ударов, которую претец со сбитым после монолога дыханием едва успел парировать, совершенно не вправила ему мозги, только, кажется, еще больше рассердила.

— …Женщина суть средоточие порока, они недостойны чувств…

— …А вы допускаете до своей женщины посторонних мужчин…

— …И один достойный доверия человек видел, что эта женщина вам изменяет! — торжественно заключил запыхавшийся уже Ламилимал. Кажется, выражение изумления на моем лице он истолковал неправильно, поэтому поспешил развить успех, радостно блестя глазами: — И он подтвердит перед лицом читающих в душах!

Шах окончательно сбился и отвлекся от боя, заранее торжествуя победу, и я, разумеется, не мог этим не воспользоваться. Быстрая атака на пределе возможностей, своеобразный последний рывок перед финишем — и вот сабли претца одна за одной отлетели в стороны, а мой клинок замер, царапнув кончиком кадык противника и обозначив тем самым смертельный удар.

Без особенной досады Ламилимал поднял руки в жесте поражения и проговорил, удовлетворенно улыбаясь:

— Вы отличный воин, Стьёль. Но принесет ли вам эта победа радость?

И снова хорошо, что я не мог ответить. Непременно съехидничал бы и все испортил, заставив претца подозревать подвох, а так я лишь вежливо склонил голову, благодаря противника за бой и внутренне недоумевая: откуда такая неосведомленность? Вряд ли Тия вчера успела вляпаться еще во что-то, ей было банально некогда. Получается, Ламилимал в курсе плана, но не знает, что тот провалился?

Сомневаюсь, что некто, планировавшийся на роль свидетеля, не нашел возможности почти за сутки доложить шаху о возникших проблемах. Выходит, Ламилимал — не организатор? И даже не настолько ценен, чтобы держать его в курсе происходящего. Может, он вообще не в курсе происходящего и каких-либо деталей, а случайно или не полностью выяснил какую-то информацию и распорядился ей в меру своего разумения?

В этот момент нас обоих отвлек невнятный шум и возбужденные голоса, донесшиеся чуть сбоку, со стороны претской делегации. Обернувшись, я обнаружил, что люди в форме седьмой милии выводят из зала какого-то мужчину в традиционных одеждах соседней страны.

— Что происходит?! — возмутился шах. — По какому праву эти люди уводят моего помощника?

— Вы, должно быть, обознались, богоравный, — вкрадчиво предположил незаметно возникший рядом с нами Виго, согнувшись в вежливом поклоне. — Этот мужчина не является членом официальной делегации Преты и, кроме того, он обвиняется в нескольких попытках покушения — на сиятельную чету и приближенных к кесарю людей.

— Действительно, обознался, — сквозь зубы процедил Ламилимал, проводив группу людей напряженным злым взглядом.

А я, пользуясь присутствием переводчика, не замедлил задать еще один провокационный вопрос.

— Сиятельный господин желает уточнить, — перевел Виго, поглядывая на меня чуть растерянно, — действительно ли ваш человек согласен свидетельствовать о сказанном, да еще в присутствии читающего в душах? И кто этот человек?

— Я… пошутил, — зубы претца отчетливо скрипнули.

— Сиятельный предупреждает, что таких шуток он не понимает и следующий поединок будет до смерти, — вновь перевел Виго, глядя на меня уже откровенно настороженно.

— Приношу свои извинения. Я не учел разницы в традициях и обычаях наших стран, — беря себя в руки, сообщил шах, чуть наклонив голову, потом резко развернулся на месте и направился к выходу. Оружие его поспешил подобрать один из слуг.

— Что у вас еще случилось? — недовольно спросил Гнутое Колесо, провожая невысокую фигуру претца взглядом.

«А у вас?» — полюбопытствовал я.

Но ответить советник не успел, даже если планировал сделать это прямо сейчас: подошла Тия и отвлекла меня от разговора. На мгновение торопливо прильнула к моему боку, прижавшись, и я не отказал себе в удовольствии одной рукой обнять жену в ответ — вольность, вполне допустимая даже альмирской моралью.

А впрочем, я же совсем недавно принял решение выкинуть последнюю из головы и научиться жить по здешним правилам, разве нет?

— Спасибо, — негромко проговорила жена и со вздохом пояснила в ответ на мой удивленный взгляд: — Ты победил, но главное, обошлось без каких-то серьезных последствий.

Я ответил смешком и пожал плечами, а потом вновь перевел вопросительный взгляд на Виго.

— Да ничего нового не случилось, — отмахнулся он. — Нам указали того дана, о котором мы говорили утром, и люди Даора его сейчас забрали. Или люди Авуса, я пока не разобрался в их разделении обязанностей. А вот о чем вы успели поругаться с Ламилималом — это уже вопрос. Я наблюдал, как он что-то говорил, но, конечно, не слышал.

Не видя смысла что-то скрывать, я вкратце пересказал не только слова шаха, но и свои выводы, с которыми Виго согласился.

— Интересно получается… Надеюсь, они поторопятся с допросом.

— Ты думаешь, он что-нибудь скажет? — хмуро спросила Тия.

— Не уверен. Но на самом деле у меня просто нехорошее предчувствие, — поделился Гнутое Колесо. — Как-то все слишком просто получилось с захватом этого типа. Либо он окажется не один, либо уже подготовил подлянку. Либо это вообще не он. Ай, ладно, время покажет, что сейчас гадать!