Глава двенадцатая
Часом позже домой вернулся Артур. Я проводил его в спальню, чтобы поделиться новостью:
— Шмидт приходил.
Если бы неловкий спиннингист смахнул у Артура с головы парик, даже и тогда на его лице вряд ли появилось бы столь явное выражение испуга:
— Уильям, прошу вас, начните с самого худшего. Только не тяните ради бога. Когда он приходил? Вы сами с ним говорили? И что он сказал?
— Он ведь пытается вас шантажировать, правда?
Артур бросил в мою сторону быстрый взгляд:
— Он сам вам это сказал?
— Трудно было понять его иначе. Он сказал, что уже писал к вам и что если вы до конца этой недели не сделаете так, как он хочет, начнутся неприятности.
— Что, прямо так и сказал? О господи…
— Почему бы вам раньше не рассказать мне о том, что вы получили от него письмо, — с упреком сказал я.
— Я понимаю, мальчик мой, все я понимаю, — Артур был само отчаяние. — У меня последние две недели буквально на языке вертелось. Но знаете ли, не хотел вас без причины беспокоить. Все надеялся, что, может быть, как-нибудь да пронесет.
— Ладно, Артур, давайте начистоту: знает Шмидт о вас что-нибудь такое, что действительно может обернуться для вас серьезными неприятностями?
Все это время он нервно мерил шагами комнату — и тут вдруг опустился на стул и принялся рассматривать носки своих гамаш: безутешная фигура, по-домашнему, в сорочке.
— Да, Уильям, — произнес он тихим, извиняющимся голосом. — Боюсь, что знает.
— Какого рода эта информация?
— Право же, я… я не думаю, что даже вам я стал бы раскрывать детали моего прискорбного прошлого.
— Меня не интересуют детали. Единственное, что я хочу знать: может ли Шмидт каким-либо образом подвести вас под уголовную статью?
Артур подумал с минуту, глубокомысленно потирая подбородок:
— Не думаю, чтобы он на такое осмелился. Пожалуй, нет.
— А я бы на вашем месте не был в этом так уверен, — сказал я. — Мне показалось, что дела у него идут, мягко говоря, не самым лучшим образом. Что положение у него попросту отчаянное. И вид у него был такой, как будто он всерьез недоедает.
Артур снова вскочил и принялся бегать по комнате мелкими тревожными шажками.
— Давайте не будем впадать в панику, Уильям. Давайте сядем вместе и все хорошенько обдумаем.
— Вы не первый день знакомы со Шмидтом; как вам кажется, если вы заплатите ему разом хорошего отступного за то, чтобы он оставил вас в покое, он угомонится?
Артур ни секунды не колебался:
— Даже и не подумает. Это его, кровопийцу, только раззадорит… О боже мой, боже мой!
— А если вам взять и уехать из Германии, насовсем? Он сможет вас отыскать?
Артур, который уже воздел было в беспредельном отчаянии руки горе, вдруг замер:
— Пожалуй, что и нет… да нет же, наверняка не сможет, — и тут же испуганно посмотрел на меня. — Вы что, действительно считаете, что мне стоит уехать?
— И разом решить все проблемы. А что, есть какие-то альтернативы?
— Я таковых не вижу. Совершенно.
— Вот и я — то же самое.
Артур безнадежно повел плечами:
— Да-да, мой милый мальчик. Вам легко говорить. Но деньги — откуда взять денег?
— А мне казалось, что вы идете в гору, — я изобразил на лице легкое удивление. Артур как-то ненавязчиво отвел взгляд, стараясь не встречаться со мной глазами:
— Только при определенных условиях.
— Вы имеете в виду, что можете заработать денег только здесь, в Германии?
— Н-ну, по большей части…
Этот допрос был ему явно не по вкусу, он уже начал проявлять признаки нетерпения. А я уже не мог противиться искушению и забросил удочку наугад:
— Но вам же платят ваши парижские друзья?
Я попал в самое яблочко. В мошеннических глазках Артура загорелся тревожный огонек — но не более того. Может быть, он давно был готов к подобному вопросу:
— Дорогой мой Уильям, я понятия не имею, о чем идет речь.
Я усмехнулся:
— Ладно, Артур, бог с вами. Это не мое дело. Я всего лишь пытаюсь вам помочь — как могу.
— Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, мой дорогой мальчик, — вздохнул Артур. — Так это все сложно; так некстати…
— Во всяком случае, в одном мы можем быть совершенно уверены… Лучшее, что вы сейчас можете сделать, — это выслать Шмидту некоторую сумму, чтобы выиграть время. Сколько он хочет?
— Сотню, — выдавил из себя Артур, — прямо сейчас. И потом по пятьдесят в неделю.
— А он нахал. Как вам кажется, вы сможете найти полтораста марок?
— В случае крайней необходимости — наверное, да. Но так это, знаете ли, против шерсти.
— Я понимаю. Но в конечном счете это позволит вам сэкономить в десять раз б о льшую сумму. Что я предлагаю: вы высылаете ему полторы сотни и письмо, в котором обещаете заплатить оставшуюся часть суммы к первому января…
— Но послушайте, Уильям…
— Погодите минуту. Тем временем вы сможете устроить свой отъезд из Германии — не позже конца декабря. Это даст вам три недели форы. Если вы сейчас согласитесь платить по первому его требованию, он не станет вас беспокоить до начала нового года. Он будет уверен в том, что вы у него на крючке.
— Да. Я думаю, вы правы. Мне придется приучить себя к этой мысли. Все это так неожиданно.
Артуром овладела внезапная вспышка возмущения:
— Экая ведь гнусная гадина! Если когда-нибудь мне представится возможность разделаться с ним раз и навсегда…
— Не стоит беспокоиться. Рано или поздно он сам себе сломает шею. Сейчас же самая главная проблема — где найти денег на ваш отъезд? Занять вам, вероятнее всего, не у кого?
Но Артур уже напал на другую какую-то мысль:
— Как-нибудь, но я из этой передряги непременно выпутаюсь, — тон у него стал значительно энергичнее. — Дайте мне только время подумать.
Пока Артур думал, прошла неделя. Погода ничуть не улучшилась. И настроение от этих тусклых, гаснувших, едва успев начаться, дней у всех у нас складывалось препаршивое. Фройляйн Шрёдер жаловалась на боли в спине. У Артура пошаливала печень. Ученики у меня, как на подбор, пошли безалаберные и глупые. Я чувствовал себя не в своей тарелке и срывался по пустякам. Меня уже тошнило от нашей убогой квартиры, от голого, облупленного фасада напротив, от промозглых улиц, от затхлого, шумного ресторанчика, в который мы ходили, чтобы съесть дешевый комплексный ужин: пережаренное мясо, неизменную кислую капусту, суп.
— Бог ты мой, — воскликнул я как-то вечером, обращаясь к Артуру, — чего бы я только не дал, чтобы на пару дней вырваться из этой берлинской дыры!
Артур, который задумчиво и отрешенно ковырял в зубах, внимательно на меня посмотрел. И к немалому моему удивлению, явно вознамерился помочь мне развеяться:
— Должен вам заметить, Уильям, я и сам обратил внимание, что как-то вы в последнее время утратили свойственную вам жизнерадостность. И вид у вас, знаете ли, какой-то бледный.
— Неужели?
— Боюсь, что вы стали слишком много работать. Просиживаете целыми днями в квартире. Такому молодому человеку, как вы, нужны физические нагрузки, нужен свежий воздух.
Я улыбнулся: его заботливость позабавила меня и даже немного заинтриговала:
— Знаете, Артур, вы сейчас говорите, ни дать ни взять, как мой домашний доктор.
— Дорогой мой мальчик, — он сделал вид, что немного обижен, — зачем же поднимать на смех мою, самую искреннюю, смею заметить, заботу о вашем здоровье? В конце концов, по возрасту я вполне гожусь вам в отцы. На мой взгляд, это достаточное основание для того, чтобы время от времени я чувствовал себя in loco parentis.
— Прошу прощения, папочка.
Артур улыбнулся, с некоторым, впрочем, усилием. Я реагировал не так, как следовало бы. Он никак не мог найти повода затронуть тему, которая явно вертелась у него на языке, — какой бы эта тема ни была. Немного поколебавшись, он попробовал еще раз:
— А скажите-ка, Уильям, не приходилось ли вам, как человеку, наклонному к путешествиям, бывать в Швейцарии?
— Был грех. Провел как-то раз три месяца в одном женевском pension,пытался учить французский.
— Ах да, кажется, вы мне об этом рассказывали, — Артур беспокойно кашлянул. — Но я говорю скорее о горнолыжных курортах.
— Нет. От этих радостей я был избавлен.
Артур был просто шокирован:
— Право, мальчик мой, если мне позволено будет высказать свое мнение, вы в своем небрежении физической культурой иногда заходите слишком далеко, слишком. Не то чтобы я пытался принизить значимость умственного и духовного развития, боже упаси. Но вы же еще так молоды. И мне просто страшно смотреть, как вы лишаете себя тех радостей, которые очень скоро будут вам просто-напросто недоступны. Давайте начистоту: ну разве это не поза с вашей стороны?
Я усмехнулся:
— Могу я задать вам вопрос при всем должном уважении к вам, дорогой Артур: а какому виду спорта вы сами были преданы всей душой в возрасте двадцати восьми лет?
— Ну — э — вы же знаете, я всегда отличался слабым здоровьем. Что толку сравнивать. Однако должен вам заметить, что во время одного из моих наездов в Шотландию я сделался довольно-таки завзятым рыболовом. По крайней мере мне довольно часто удавалось подцепить на крючок этих — маленьких таких рыбок с забавными красными и коричневыми пятнышками. Название вылетело из головы.
Я рассмеялся и закурил сигарету:
— А теперь, Артур, поскольку мы оба успели насладиться вашим великолепным выступлением в роли заботливого родителя, может быть, вы все-таки скажете мне, к чему вы действительно клоните?
Он вздохнул, отчасти раздраженно, отчасти со смирением, а может быть, даже и с некоторой толикой облегчения — ему больше не нужно было никем и ничем прикидываться. Когда он снова заговорил, тон у него переменился совершенно:
— В конце концов, Уильям, я не вижу, к чему нам ходить вокруг да около. Мы с вами достаточно долго друг друга знаем. Кстати, сколько времени прошло с тех пор, как мы познакомились?
— Больше двух лет.
— Уже? В самом деле? Дайте-ка я прикину. Да, вы совершенно правы. Как я и говорил, мы знаем друг друга достаточно долго для того, чтобы я имел возможность оценить тот факт, что вы, будучи совсем молодым, уже успели стать человеком совершенно светским, гражданином мира…
— Так бы и слушал вас, и слушал.
— Уверяю вас, я это совершенно серьезно. Ну а сказать я хотел, если говорить вкратце, следующее (только, прошу вас, отнеситесь к этому как всего-навсего к некой туманной возможности, поскольку, не говоря уже о том, что первым делом в расчет будет принято ваше на то согласие, и это самое наипервейшее для меня условие, но вся эта затея должна получить одобрение еще и третьей стороны, которая на настоящий момент вообще ничего пока обо всем этом не знает)…
Закончив абзац, Артур сделал паузу, чтобы перевести дыхание и чтобы усилием воли преодолеть свое обычное нежелание выкладывать карты на стол:
— На данный момент я хочу задать вам один-единственный вопрос: не согласитесь ли вы с возможностью провести на Рождество несколько дней в Швейцарии, на одном из тамошних горнолыжных курортов?
Выдав наконец мучившую его фразу, он тут же страшно смутился, отвел глаза и принялся нервически вертеть в руках стоявший на ресторанном столике судок. Судя по всему, фраза эта потребовала от него немалого нервного напряжения. Какое-то время я просто смотрел на него, не зная, что сказать; потом расхохотался:
— Ну и дела! И только ради этоговсе и затевалось?
Артур застенчиво присоединился к общему веселью. Исподтишка он внимательно наблюдал за мной, отслеживая различные стадии удивления на моем лице. Выждав психологически значимый, с его точки зрения, момент, он добавил:
— Все расходы, естественно, будут оплачены.
— Но какого черта… — начал я.
— Не имеет значения, Уильям. Не имеет значения. Скажем, мне просто пришла в голову такая мысль. Может, ничего еще и не выйдет — очень даже может быть. Пожалуйста, ни о чем меня сейчас не спрашивайте. Единственное, что я хочу знать: вы согласны обдумать такое предложение, или это не подлежит обсуждению?
— Все на свете подлежит обсуждению — как же иначе? Но для начала мне хотелось бы кое в чем разобраться. Например…
Артур поднял ухоженную белую ладошку:
— Прошу вас, Уильям, только не сейчас.
— Только один вопрос: почему я должен…
— Я не могу сейчас вдаваться в какие бы то ни было подробности, — твердо прервал меня Артур. — Просто не имею на это права.
И словно бы испугавшись не выдержать искушения и все ж таки выболтать лишнее, он подозвал официанта и попросил его нас рассчитать.
Б о льшую часть следующей недели Артур ни словом не обмолвился о своем таинственном швейцарском прожекте. Я также проявил чудеса выдержки и ни разу ему об этом не напомнил; может статься, подобно множеству других его столь же блистательных замыслов, и этот тоже просто-напросто вылетел у него из головы. К тому же были вещи и более насущные. Рождество было уже на носу, скоро кончится год; но, насколько мне было известно, он не сделал ничего, чтобы хоть как-то облегчить себе путь к спасению. Когда я спрашивал его об этом, он напускал туману. Когда я убеждал его в необходимости предпринять хоть какие-то шаги, он делался уклончив. Казалось, он впал в опаснейшее в его положении состояние инерции. Он явно недооценивал мстительности Шмидта и того вреда, который Шмидт был в состоянии ему причинить. Я же волей-неволей смотрел на вещи куда более трезво. У меня все еще стояла перед глазами та более чем зловещая гримаса, которую я видел на лице бывшего секретаря. Артурова беззаботность порой приводила меня едва ли не в бешенство.
— Ради бога, мальчик мой, только не переживайте, — с отсутствующим видом бормотал он, рассеянно, чуть-чуть, как бабочка крыльями, пальпируя края своего сногсшибательного парика. — Довлеет дневи злоба его, вы же понимаете… Н-да.
— Придет такой день, — парировал я, — которому довлеть будут два-три года отсидки.
На следующее утро мой мрачный прогноз получил вполне весомое подтверждение.
Я, как обычно, сидел у Артура в комнате, принимая посильное участие в процедуре его утреннего туалета, — и тут зазвонил телефон.
— Мальчик мой, не будете ли вы так добры узнать, кто там на проводе? — с пуховкой в руке сказал Артур. Он пользовался малейшим предлогом, чтобы не подходить к телефону. Я поднял трубку.
Секундой позже, прикрыв микрофон рукой, я объявил, не без толики мрачного злорадства:
— Это Шмидт.
— О боже! — Артур подскочил так, словно его мучитель воочию объявился на пороге спальни. Его взгляд заметался и на какую-то долю секунды споткнулся о ножки кровати, так, словно он всерьез прикидывал про себя возможность между ними спрятаться. — Придумайте что-нибудь. Скажите, что меня нет дома…
— Мне кажется, — твердо сказал я, — будет лучше, если вы все-таки поговорите с ним лично. В конце концов, он вас не укусит. Но может быть, мы узнаем, что он намерен делать дальше.
— Ну что ж, если вы так настаиваете, — капризно сказал Артур. — Должен вам заметить, что, с моей точки зрения, в этом не было ровным счетом никакой необходимости.
К аппарату он подошел пугливо, выставив перед собой пуховку, словно щит.
— Да. Да, — ямочка у него на подбородке дернулась в сторону. И тут же нервически оскалился своей обычной львиной гримаской. — Н-нет… да нет же… Но прошу вас, послушайте… Право слово, никак не могу… Ну не могу же, уверяю вас…
Он перешел на жалобный, умоляющий полушепот. И криво уронил трубку на рычаг — с выражением безнадежности и отчаяния на лице:
— Уильям, он бросил трубку.
Его отчаяние было настолько театральным, что я не смог сдержать улыбки.
— Что он вам сказал?
Артур прошел через всю комнату и тяжело опустился на кровать. Вид у него был измученный до крайности. Пальцы его не слушались, и пуховка упала на пол.
— Это, знаете, как глухая кобра, которая не слышит флейты заклинателя… Что за чудовище, а, Уильям! Не дай вам бог когда-нибудь в жизни попасться в лапы такого вот монстра…
— Что он вам сказал?
— Он ограничился угрозами, дорогой мой мальчик. Совершенно несвязными. Мне кажется, он просто хотел напомнить мне о своем существовании. И о том, что вскоре ему потребуется очередная сумма денег. Очень это было жестоко с вашей стороны — заставить меня говорить с ним. Настроение испорчено на весь день. Вот, возьмите меня за руку: дрожит, как лист.
— Но Артур, — я подобрал пуховку с пола и положил ее на туалетный столик. — Пенять-то, собственно, не на кого. Лишнее вам предупреждение, только и всего. Видите, он и в самом деле настроен более чем серьезно. И с этим нужно что-то делать. У вас есть хоть какой-нибудь план? Неужели ничего нельзя предпринять?
Артур с видимым усилием поднялся с места:
— Да-да. Конечно же, вы правы. Жребий брошен. Что-то нужно предпринимать. По большому счету нельзя терять ни минуты. Не будете ли вы так любезны набрать по телефону Fernamt и заказать от моего имени разговор с Парижем? Как вы думаете, час не слишком ранний? Нет…
Я назвал оператору номер, который продиктовал мне Артур, и тактично оставил его наедине с телефоном. Увиделись мы только вечером, как обычно, в ресторане за ужином. Я сразу обратил внимание, что вид у него был куда более бодрый. Он даже предложил заказать вина и, стоило мне чуть помедлить с ответом, тут же заявил, что за всю бутылку он заплатит сам.
— Очень укрепляет силы, — настойчиво добавил он.
Я усмехнулся:
— По-прежнему заботитесь о моем здоровье?
— А вам только бы гадости говорить, — улыбнулся Артур. И от моего предложения внести свою долю отказался наотрез. Когда пару минут спустя я в лоб спросил его о том, как идут дела, он ответил:
— Мой милый мальчик, давайте сперва поужинаем. Прошу вас, только не торопите меня, ладно?
Но даже и тогда, когда ужин был съеден и мы оба заказали кофе (еще одна экстравагантность), Артур, судя по всему, был вовсе не намерен спешить и делиться со мной новостями. Вместо этого его вдруг страшно заинтересовало, что я делал сегодня весь день, какие у меня были ученики, где я обедал и тому подобное.
— Кстати, вы давно не виделись с нашим другом Прегницем?
— Если на то пошло, я зван к нему завтра на чашку чая.
— Да что вы говорите?
Я сдержал улыбку. Не первый день знакомы. Как ни тщательно он силился скрыть некую новую нотку в голосе, она от меня не ускользнула. Итак, мы добрались наконец до главной темы вечера.
— А могу я через вас передать для него информацию?
С Артура в тот момент можно было смело рисовать карикатуру. Мы смотрели друг на друга с видом двух старых знакомых, которые из вечера в вечер пытаются надуть друг друга в карты, притом что игра идет не на деньги. Рассмеялись мы одновременно.
— Так что вам, собственно, — спросил я, — от него нужно?
— Уильям, прошу вас… вы порой так резко ставите вопросы.
— Экономлю время.
— Да-да. Вы, конечно, правы. Как раз сейчас, к сожалению, время играет самую определяющую роль. Ну что ж, давайте скажем так: у меня к нему есть маленькое деловое предложение. Или лучше так: я мог бы обустроить для него кое-какой бизнес, а?
— Да что вы говорите, как мило с вашей стороны!
Артур хихикнул:
— Я вообще человек довольно милый, вы не находите, Уильям? Как жаль, что люди так редко это замечают.
— А что за дело, если не секрет? И — как скоро оно окупится?
— А вот это, как говорится, будем посмотреть.
— И вы, я полагаю, получите свой процент?
— Естественно.
— Солидный процент?
— Если все пойдет как нужно. Да.
— Достаточный для того, чтобы уехать из Германии?
— Что вы, более чем. Хорошенькая, кругленькая такая сумма.
— Что ж, за это и в самом деле стоило выпить, не так ли?
Артур скорчил свою обычную нервическую гримаску и принялся разглядывать ногти:
— К сожалению, существуют небольшие сложности, чисто технического, так сказать, свойства. И мне, как обычно, нужен ваш неоценимый совет.
— Прекрасно! И в чем же эти сложности состоят?
Артур посидел еще немного, явно взвешивая про себя, до какой степени меня стоит посвящать в подробности.
— В первую очередь сложность состоит в том, — сказал он наконец, — что дело это никак нельзя обстряпать в Германии.
— Что так?
— Слишком много лишнего шума. Другой заинтересованной в сделке стороной является весьма известный в Европе деловой человек. Вы, вероятно, отдаете себе отчет в том, что высшие деловые круги представляют собой мирок достаточно узкий. Они там все друг за другом следят. Новости распространяются моментально; и достаточно самого маломальского намека, чтобы всем все стало ясно. Если этот человек приедет в Берлин, здешние акулы будут знать об этом прежде, чем он сойдет с поезда. А тайна в нашем деле — вещь первостепенная.
— Звучит весьма интригующе. Но мне вообще не приходило в голову, что Куно имеет какое-то отношение к деловым кругам…
— Строго говоря, он к ним отношения и не имеет, — Артур изо всех сил старался не смотреть мне в глаза. — Это, так сказать, сопутствующий товар, возможность дополнительного заработка.
— Ага. И где вы хотите организовать эту встречу?
Артур не спеша выбрал себе в маленькой вазочке зубочистку.
— Вот здесь-то, мой дорогой Уильям, я и хотел бы воспользоваться счастливой возможностью обратиться к вам за дружеским советом. Место нужно, естественно, выбрать такое, чтобы оно находилось в непосредственной близости от немецкой границы. Куда в это время года человек может уехать, скажем, на выходные отдохнуть, не привлекая тем самым к этому обстоятельству никакого излишнего внимания.
Артур аккуратнейшим образом разломил зубочистку надвое и положил половинки бок о бок на скатерть. А потом, не глядя на меня, продолжил:
— И мне кажется, вы согласитесь со мной, что в данном случае удобнее всего была бы Швейцария.
Повисла долгая пауза. Мы улыбались оба.
— Значит, вот оно как? — наконец сказал я.
Артур разделил зубочистку на четвертинки и поднял на меня глаза: сама невинность, улыбчивая, фальшивая насквозь.
— Да, мой милый мальчик, как вы совершенно справедливо изволили заметить, так оно и есть.
— Н-да уж. Ну вы, оказывается, и фрукт, — рассмеялся я. — Мне кажется, я начинаю понимать, о чем идет речь.
— Должен признаться, Уильям, я уже начал беспокоиться, что вам для этого понадобилось слишком много времени. Не очень-то, знаете ли, на вас похоже.
— Виноват, Артур. Виноват. Но у меня от этих ваших тайн просто голова идет кругом. Может быть, перестанем изъясняться загадками и выслушаем всю историю от начала и до конца?
— Уверяю вас, дорогой мой мальчик, что с огромным удовольствием расскажу вам все, что знаю об этом предприятии. Проблема только в том, что я и сам-то знаю не слишком много. В общем, чтобы не ходить вокруг да около: Прегниц заинтересован в одном из крупнейших в Германии стекольных производств. В каком конкретно — не играет роли. Имени его вы в списке совета директоров все равно не обнаружите, и тем не менее у него есть весьма действенные рычаги влияния — неофициальные. Я, конечно, не хочу делать перед вами вид, будто я сам хорошо во всем этом разбираюсь.
— Стекольное производство? Звучит более чем невинно.
— Но милый мой мальчик, — Артур, казалось, был на все готов, чтобы только меня успокоить, — конечно же. Конечно. Никакого криминала. Природное чувство осторожности — это прекрасно, но не стоит жертвовать ради него чувством пропорции. Если это предложение и кажется вам на первый взгляд несколько странным, то исключительно в силу отсутствия привычки к нравам высших финансовых эшелонов. А между тем подобные вещи случаются едва ли не каждый день. Спросите у кого хотите. Условия самых масштабных сделок чаще всего обсуждаются в исключительно неформальной обстановке.
— Ладно! Ладно! Я все понял. Что дальше?
— Так. На чем я остановился? Ах да. Короче говоря, один из моих ближайших парижских друзей — крупнейший финансист…
— Это не тот, что подписывается именем Марго?
Но на сей раз застать Артура врасплох мне не удалось. Я даже не понял, удивился он моему вопросу или нет. Он ответил улыбкой — не более того:
— А вам палец в рот не клади, Уильям! Что ж, может, оно и так. Давайте для пущей простоты далее именовать его Марго. Н-да… как бы то ни было, Марго чрезвычайно заинтересован в том, чтобы иметь возможность встретиться с Прегницем. Он не очень-то распространялся на эту тему, но дал понять, что хочет предложить нечто вроде синдиката между фирмой Прегница и своей собственной. Но сделка будет носить сугубо неофициальный характер; впрочем, это уже не наше дело. Что же касается Прегница, он должен лично выслушать предложения Марго и принять решение, приемлемы они для его фирмы или нет. Очень может быть, я бы даже сказал — вероятнее всего, они окажутся приемлемы. Если нет, ничего страшного. Вся ответственность будет лежать на Марго. Единственное, о чем он меня попросил, так это организовать неофициальную встречу с бароном на нейтральной территории, где их не донимали бы репортеры из отделов финансовой хроники и где они могли бы спокойно обо всем поговорить.
— И как только вы сведете их между собой, вы получите деньги?
— После того как они встретятся, — Артур понизил голос, — я получу половину. Вторую половину мне заплатят только в том случае, если сделка состоится. Самая большая сложность в том, что Марго желает заполучить барона в самое ближайшее время. С ним всегда так, чуть только попадет к нему в голову какая-то идея. Такой, знаете ли, нетерпеливый человек…
— И он действительно готов платить вам немалые деньги только за то, что вы организуете встречу?
— Не забывайте, Уильям, что для него подобная сумма — пустяк. Если дело выгорит, он, вероятнее всего, заработает миллионы.
— Что ж, мне остается вас только поздравить. Не самый трудный способ зарабатывать деньги.
— Рад, что вы меня понимаете, дорогой мой мальчик, — тон у Артура был настороженный и неясный.
— А что такое, в чем трудность? Вам только-то и нужно, что сходить к Куно и объяснить ему ситуацию.
— Уильям! — Артур словно окаменел от ужаса. — Что вы говорите! Как можно!
— Не вижу препятствий.
— Не видите препятствий? Право, мальчик мой, должен признать, я считал вас человеком куда более чутким на такого рода тонкости. Нет-нет, ни о чем подобном не может быть и речи. Вы плохо знаете Прегница. Он в такого рода вопросах человек чрезвычайно чувствительный, поверьте мне, я это испытал на собственной шкуре. Он воспримет подобный шаг как совершенно непростительное вторжение в его частные дела. И тут же втянет рожки. Позиция чисто аристократическая, в наши стяжательские времена такое — редкость. Должен вам признаться, во мне такого рода вещи вызывают чувство, близкое к восторгу.
Я усмехнулся:
— Он, должно быть, представляет собой весьма экзотическую разновидность делового человека, если почитает себя оскорбленным всякий раз, как ему предлагают целое состояние.
Но Артур уже разошелся, и сбить его с курса было не так-то просто:
— Уильям, я вас прошу, сейчас не самое удачное время для шуток. Вы прекрасно поняли, что я имел в виду. Прегниц просто не желает смешивать деловые отношения с личными, и что касается меня, то здесь я полностью с ним согласен. Любое исходящее от вас или от меня деловое предложение относительно контактов с Марго или с кем бы то ни было еще будет совершенно неуместным. И как таковое будет с негодованием отвергнуто. А потому я умоляю вас, ради всего святого, ни словом, ни полсловом не проговоритесь об этом Прегницу, ни при каких обстоятельствах.
— Не буду, не буду. Только не волнуйтесь. Но послушайте, Артур, насколько я понимаю, вы хотите сказать, что Куно должен отправиться в Швейцарию, ни сном ни духом не догадываясь о том, что должен встретиться там с Марго?
— В самую точку.
— Хм-м… Это, конечно, несколько усложняет ситуацию. И тем не менее я не вижу никаких особых проблем. Во всяком случае, Куно, вероятно, и сам время от времени выезжает в Швейцарию покататься на лыжах. Вполне в его духе. Чего я по-прежнему не понимаю: какова, собственно, моя роль во всем этом предприятии? Вы берете меня с собой для массовости? Или для того, чтобы я время от времени подавал комические реплики и тем разряжал ситуацию?
Артур выбрал себе еще одну зубочистку и разломил ее пополам.
— Я как раз собирался поговорить с вами на эту тему, Уильям, — тон у него был нарочито будничный. — Видите ли, боюсь, что вам придется съездить туда одному.
— Вдвоем с Куно?
— Да, — Артур затараторил с нервической горячностью. — Существует целый ряд причин, в силу которых я никак не могу ни поехать с вами, ни сам уладить все это дело. Начнем с того, что было бы просто нелепо с моей стороны, однажды выехав за пределы Германии, снова сюда возвращаться — а мне так или иначе придется это сделать, хотя бы на несколько дней. Потом, ну не странно ли прозвучит предложение отправиться кататься на горных лыжах, если оно будет исходить из моих уст? Прегниц прекрасно знает, что я этого не люблю и не умею. А вот если предложение поступит от вас, звучать оно будет совершенно естественно. Он, вероятнее всего, будет просто в восторге от перспективы провести время в обществе столь юного и столь энергичного молодого человека, как вы.
— Да-да, это понятно… но как, спрашивается, я смогу наладить контакты с Марго? Я ведь ни разу даже в глаза его не видел.
Артур отмел подобного рода мелочи одним мановением руки:
— Оставьте это мне, мой мальчик, — и ему. Выбросьте из головы все, что я вам тут сегодня наговорил, и отдыхайте себе спокойно.
— И только-то?
— Только и всего. Доставьте Прегница на ту сторону границы, и ваши обязанности на этом можно будет считать законченными.
— Звучит просто восхитительно.
Артур просиял:
— Так вы поедете?
— Сперва я должен все как следует обдумать.
Он разочарованно стиснул пальцами подбородок. Зубочистки лежали на скатерти, аккуратно разломленные на восьмушки. Помолчав с минуту, он неуверенно сказал:
— Помимо возмещения расходов, каковую сумму, как я уже, кажется, сказал, вы получите авансом, я попрошу вас принять еще некоторую — э — так сказать, за беспокойство.
— Нет, Артур, спасибо.
— Извините меня, Уильям, — в голосе у него явственно слышалось облегчение. — Я должен был догадаться, что вы откажетесь.
Я усмехнулся:
— Не хочу лишать вас законного заработка.
Он улыбнулся, внимательно глядя мне прямо в лицо. Он еще не решил, как меня следует понимать. Манера его переменилась совершенно:
— Ну конечно, мой дорогой мальчик, вы вольны поступать так, как вам удобнее. Я никоим образом не хочу давить на вас. Если вы решите отказаться, я просто не стану больше возвращаться к этой теме. В то же время, вы знаете, как это важно для меня. Это мой последний шанс. Я терпеть не могу одалживаться. Может статься, я слишком многого требую от вас. Скажу только, что если вы сделаете это для меня, я буду вам благодарен до конца своих дней. И если когда-нибудь смогу отплатить вам той же монетой…
— Перестаньте, Артур. Перестаньте. А не то я сейчас заплачу, — рассмеялся я. — Ладно, ладно, я постараюсь уломать Куно — как смогу. Но только, ради всего святого, не стройте на сей счет воздушных замков. Я и на минуту не готов предположить, что он действительно поедет. Может быть, у него уже есть какие-то планы.
На сем мы и порешили и больше к этой теме в тот вечер не возвращались.
На следующий день, когда я вернулся от Куно, Артур ждал меня у себя в спальне в состоянии крайнего, отчаянного возбуждения. У него едва хватило терпения закрыть дверь, прежде чем он накинулся на меня с расспросами:
— Быстрее, Уильям, умоляю вас. Начните с самого худшего. Я готов снести удар. Он не едет? Нет?
— Едет, — сказал я. — Он едет.
Казалось, на секунду Артур окаменел от радости — и потерял дар речи. Потом по его телу пробежал спазм; и он исполнил в воздухе нечто вроде антраша.
— Мой милый мальчик! Нет, не могу, я просто обязан вас обнять! — И он в буквальном смысле слова обвил мою шею руками и расцеловал в обе щеки, как французский генерал. — Ну, расскажите, как все прошло? Сильно вам пришлось попотеть? Что он сказал?
— По правде говоря, он сам предложил мне что-то в этом же роде, прежде чем я вообще успел открыть рот. Он намеревался отправиться в Riesengebirge, но я убедил его, что в это время года в Альпах снег много лучше.
— Убедили? Великолепно, Уильям, просто великолепно! Вот уж воистину, вдохновенный…
Я сел на стул. Артур суетился вокруг меня, восторженный и восхищенный:
— Вы уверены, что он ни в чем вас не заподозрил?
— Совершенно.
— И как скоро вы сможете выехать?
— Я думаю, в сочельник.
Артур заботливо наклонился ко мне:
— Как-то не очень радостно вы все это говорите, а, мальчик мой? А я надеялся, что и вам эта поездка тоже доставит немалое удовольствие. Надеюсь, вы, случаем, не заболели?
— Никоим образом, не переживайте, — я встал. — Артур, я кое о чем хочу вас спросить.
Он уловил в моем тоне какую-то лишнюю нотку, и ресницы у него нервически задрожали:
— Что ж — э — само собой. Спрашивайте, мальчик мой. Не стесняйтесь.
— Я хочу, чтобы вы сказали мне правду. Эта операция, которую вы с Марго задумали в отношении Куно, — мошенническая? Да или нет?
— Мой дорогой Уильям — э — право… Мне кажется, вы должны отдавать себе отчет…
— Я, с вашего позволения, хотел бы услышать ответ. Видите ли, для меня это очень важно. Теперь и я тоже замешан в эту историю. Так собираетесь вы обманывать Куно или не собираетесь?
— Ну, доложу я вам… Нет. Конечно же нет. Как я уже успел вам — достаточно подробно — объяснить, я…
— Вы готовы мне в этом поклясться?
— В самом деле, Уильям, мы же с вами не в суде. Только прошу вас, не смотрите на меня так. Хорошо, хорошо, если вам это действительно так необходимо, я клянусь.
— Благодарю вас. Большего мне и не нужно. Простите за резкость. Вы же знаете, я, как правило, никоим образом не вмешиваюсь в ваши дела. Но только, видите ли, теперь это и мое дело тоже.
Артур вяло улыбнулся; ему явно было не по себе:
— Прекрасно понимаю ваше беспокойство, мой мальчик. Конечно же. Но уверяю вас, в данном случае оно не имеет под собой совершенно никаких оснований. Я больше чем уверен, что Прегниц на этом деле очень выиграет, если, конечно, ему достанет мудрости согласиться.
В качестве последней проверки я попытался взглянуть Артуру в глаза. Но нет, испытанная временем процедура не сработала. Передо мною были никак не зеркала души, но всего лишь — часть лица, две круглые порции светло-голубого желе, два голых моллюска, притаившихся в расщелине скалы. Вниманию здесь зацепиться было не за что: ни искры, ни сколь-нибудь живого внутреннего света. Как я ни старался, взгляд сам собой соскальзывал на более характерные, более интересные черты лица: на мягкий, рыльцем, нос, на подбородок-концертину. Сделав три или четыре попытки, я оставил это безнадежное занятие. Что толку. Оставалось только в очередной раз поверить Артуру на слово.
