Гигантское слоноподобное существо ушло, они видели ионный след его корабля, растворившегося в вакууме прежде, чем они сами по эллиптической траектории вывели судно с планеты чужих. Забавно, но у этой планеты даже не было названия, по крайней мере, Уилкс его не знал. Хотя это не очень-то его волновало.

О том, что осталось внизу, волноваться было уже ни к чему.

Итак, благодаря Колониальной морской пехоте и лично сержанту Уилксу, на планету чужих обрушился железный дождь. «Бенедикт» сбросил цепь бомб по рассчитанной компьютером траектории, и те падали на твердую поверхность и в воду, которая ничуть им не вредила.

Цепь бомб оторвалась и полетела на планету, словно бог разгневался на свое творение и наслал на него кару небесную.

Вспышки атомного огня озарили поверхность. Взрывная волна повалила кусты и деревья и даже расплющила некоторые горы. Давно дремлющие вулканы от взрывов вернулись к жизни, усилив хаос извержениями и потоками лавы. Земля стонала и отвечала толчками, сотрясавшими ее с такой силой, что любые человеческие измерительные приборы зашкаливали бы. Океаны вскипели, от них поднимался пар; все живое в воде, на земле и в воздухе поджарилось на том самом месте, где оно плыло, бежало или летело. Мир содрогнулся до самых корней, и все, что каким-то чудом выжило в этом пекле, вряд ли переживет ядерную зиму и радиацию – неизбежное следствие взрыва нарочно «грязных» бомб. Чужие были очень выносливы, они выживали в смертельных для большинства форм жизни условиях, но даже им необходимо было чем-то питаться. А теперь еда здесь будет в дефиците еще на долгие, очень долгие времена.

Уилкс следил за мониторами. Защищенные фильтрами камеры фиксировали, как планета чужих умирает, корчась в муках. И ему было приятно наблюдать за этим. Он надеялся, что выжившие промучаются достаточно долго, пока не сдохнут от голода. Медленная смерть.

Он думал, что кошмары, с которыми ему приходилось жить столько лет, больше его не потревожат. Он нанес этим тварям ответный удар, и его удар оказался гораздо сильнее, чем они могли бы выдержать. Он уничтожил их. Он смеется последним.

Да, на Земле осталась еще одна особь, но и о ней Уилкс тоже позаботится.

Он подумал: интересно, какое наказание предусмотрено за взрыв целой планеты? А что, может быть, он попадет под трибунал.

Вы только себе представьте.

Все оказалось гораздо хуже, чем предполагал Орона.

Первичные вспышки заражений на первый взгляд не представляли особой опасности. Его тактические группы оперативно реагировали на сообщения о внезапных массовых исчезновениях людей и, где бы это ни происходило, они тут же отправлялись туда. Орона организовал транспортировку так, чтобы полностью экипированная команда могла взлететь и в течение трех часов прибыть в любую точку земного шара.

Первые гнезда были небольшими, одна королева откладывала от полусотни до сотни яиц. Тактические группы не оставляли им ни малейшего шанса. Они полностью стерилизовали зараженную площадь. Гнезда разрушали до самого основания, включая прилегающие территории, возможных разносчиков задерживали и помещали в карантин. Тех, кто был точно инфицирован, убивали на месте, а трупы сжигали.

Новый Чикаго, Малый Майами, Гавана, Мадрид – гнезда в этих городах были быстро обнаружены и уничтожены.

Поначалу Орона даже ощущал некоторое самодовольство. Да, возникали проблемы с необходимостью прикрывать большие повреждения и успокаивать жаркие политические дискуссии, но Акт планетарной безопасности давал ему свободу действий. Твари не отличались умом, они скорее напоминали термитов, муравьев или пчел; они строили гнезда, откладывали яйца и отправляли рабочих особей на поиски еды. Их поведение было обусловлено инстинктами, а не интеллектом. Похоже, эта система хорошо себя зарекомендовала на их родной планете, но там у них не было полноценных соперников. В какой-то момент Орона вздохнул свободно. Он был экспертом, и военные безоговорочно ему доверяли.

Так шли недели. Месяцы.

Обнаруживались новые гнезда: Париж, Москва, Брисбен, Антарктик-сити. Случилось то, чего он опасался: твари расползались по планете, но все-таки найти и уничтожить их по-прежнему не составляло большого труда. Болезнь распространялась, но в рамках допустимого. Она сойдет на нет, нужно только вскрыть и вычистить все нарывы.

Но потом все изменилось.

Тактические команды работали все лучше и лучше, их опыт возрастал с каждой новой операцией, и, возможно, в какой-то момент они начали небрежно относиться к своей работе. Или что-то спровоцировало естественную адаптивную реакцию тварей. Подобно крысам и тараканам, которых отлавливают, травят и давят, чужие стали видоизменять свои гнезда.

Ульи стали многочисленней, но меньше по размеру. Тактические команды находили в крошечных инкубаторах всего по десять-пятнадцать яиц, а обнаружить эти места стало сложнее. И их становилось все больше. В Большой Северной Африке, на территории бывшей республики Кот-д’Ивуар, обнаружилось не меньше восьми десятков гнезд в пределах пятидесяти километров. Несколько из них нашлось в самом Абиджане, в подвалах небоскребов и старых складов, еще сколько-то скрывались под землей в окрестностях пригорода. В некоторых ульях тактические отряды обнаружили инфицированный домашний скот, лошадей и даже козлов. Похоже, для их целей годилось любое крупное животное. И если пропавшие в цивилизованных странах люди тут же объявлялись в розыск, то здесь исчезнувших фермеров, а уж тем более поголовье скота, могли и не заметить.

Казалось, чужие умнеют, будто эта характеристика становится важной для выживания их вида.

Спустя полгода после побега из лаборатории в Лиме Ороне пришлось отдать приказ об атаке на гигантское гнездо в Диего-Суарес, городе на самом севере Мадагаскара. По сути, это было большое скопление маленьких гнезд, соединенных подземными туннелями.

Спустя восемь месяцев после начала войны Орона взял на себя ответственность за ядерное разрушение в Джакарте.

Спустя год заражение Австралии достигло такого уровня, что целый континент закрыли на карантин, полностью ограничив въезд и выезд. Любое морское, воздушное или космическое судно сбивалось лазерными спутниками Охраны околоземного пространства при попытке покинуть континент.

Теперь речь шла уже не об обнаружении и уничтожении ульев тактическими отрядами. Речь шла об установлении периметров и недопущении носителей на чистые территории. Это была полноценная война.

Было объявлено военное положение. Все границы между государствами были временно отменены. К власти пришел Военный Альянс, а гражданские права и свободы были отменены на время конфликта. В людей, предположительно инфицированных эмбрионами чужих, допускалось стрелять на поражение по распоряжению любого военного офицера рангом начиная с полковника и старше. Затем граница опустилась сначала до майоров, а затем до капитанов. А чуть позже – до сержантов. Прошло еще немного времени, и уже любой вооруженный солдат мог легально пристрелить любого человека на свое усмотрение, и даже если впоследствии выяснялось, что убитый не был заражен – что ж, плохо, но всем плевать. Война – тот еще ад, разве не так? На планете же еще остались гражданские, чтобы возродить цивилизацию? Да.

Когда удавалось схватить самца чужого (а это было редкостью), выяснялось, что они понемногу учатся лучше соображать. Самый умный из тех, что удалось поймать, едва дотягивал по уровню интеллекта до среднестатистической собаки. Но одна-единственная королева, которую поймали в ходе битвы, уничтожившей деловой центр Сан-Франциско, по результатам тестирования показала сто семьдесят пять баллов по шкале Ирвина-Шлатлера. Она оказалась умнее, чем большая часть людей, когда-либо живших на Земле.

Кошмары стали реальностью. Все чувства, которые Орона испытывал до этого момента, казались ничтожными по сравнению с той информацией, которая высветилась на экране компьютера. Они и впрямь становятся умными. Слишком умными.

И ответственность за это лежит на людях.

На борту «Бенедикта» выжившие готовились к гиперсну.

Бюллер лежал в своем устройстве, живой и в стабильном состоянии, если верить Блейк. Билли избегала его, но она не могла лечь в капсулу гиперсна, не повидавшись с ним. Им необходимо было поговорить.

Вся нижняя часть его туловища, начиная от груди, была погружена в гипербарический рукав. Верхняя же часть выглядела так же, как прежде. Когда Билли вошла к нему в комнату, он не спал.

– Митч.

– Билли. Я… мне стыдно, что тебе приходится видеть меня таким.

– Да? Что ж, черт возьми, это плохо! А каким я должна была тебя видеть? Пытающимся притворяться живым человеком?

– Прости меня Билли. Ты бы знала, как мне жаль.

– Что я для тебя, Митч? Сбой в твоей программе? – она подошла ближе к нему. Она могла бы дотронуться до него, протяни она руку. Могла бы, но не стала этого делать.

– Нет, – ответил он.

– А что тогда?

– Я должен был признаться. Я хотел, но попросту не мог. Я боялся.

– Боялся?

– Потерять тебя.

Она рассмеялась. Коротко, горько.

– Я не могу ничего с собой поделать, Билли. У меня не было выбора, кем родиться.

– Верно, и ты решил, что будет весело обдурить меня, идиотку, да?

– Нет. Кем бы я ни был, каким бы путем ни появился на свет, но я живу как человек, и я все чувствую, в том числе и боль. И, как выяснилось, любовь.

Билли прикусила губу. Она не хотела этого слышать.

– Я не такой, как ты, – продолжал он. – У меня не было ни матери, ни отца, ни детства, у меня не было жизни до того, как меня сделали колониальным морпехом. Но, появившись на свет, я тоже рос. Я учился. Я стал лучше, чем был. И я испытал любовь. Не знаю, одинаково ли мы с тобой ее ощущаем. Для меня это пустота, которая заполняется лишь тогда, когда ты рядом; это боль и лихорадка, которые мучают меня, когда ты не со мной, и лишь ты одна можешь их унять. Это страсть, которую я испытываю к тебе, это нежность. Я хочу прикоснуться к тебе, хочу обнять тебя. Даже сейчас, когда я жив лишь наполовину.

Он замолчал. Всхлипнул.

«О, Боже. Только не дай ему заплакать, – подумала Билли. – Этого я не вынесу».

– И я предал тебя, – продолжал он. – Но, когда монстр схватил меня и начал рвать на части, боль от его когтей показалась мне ерундой по сравнению с той болью, которая пронзила меня, как только я понял, что ты смотришь на все это. Увидел, как ты смотришь на меня, увидел ненависть в твоих глазах… – он остановился. Отвернул голову.

И Билли поняла, что чувства Митча реальны, кем бы он ни был. Поняла, что любит его так же, как он любит ее, потому что он в точности описал ее собственные чувства.

Которые нисколько не угасли.

– Митч…

– Прошу, Билли. Отключи аппараты. Дай мне умереть.

Она протянула руку и дотронулась до него. Его обнаженное плечо было теплым, кожа – живой, мышцы – твердыми. Он любил ее, в этом она больше не сомневалась. А это многого стоило, кем бы он ни был. Никто никогда не любил ее, после смерти родителей.

– Митч, – сказала она.

Он повернул к ней лицо.

Она наклонилась. И нежно поцеловала его в губы. Почувствовала всю его боль и то, как он обмяк, осознав, что она делает. Он поднял руки и обнял ее.

– О, боже, Билли!

– Тише. Все хорошо. Все хорошо. И все остальное неважно.

Все остальное действительно было неважно. Совершенно неважно.

Шла война, и человечество терпело в ней поражение.

Орона не мог понять, как такое могло произойти. В распоряжении людей были самые современные технологии, бой шел на родной планете людей, у них были все возможные преимущества. Кроме…

Кроме того, что чужие обладали более сильным стремлением к жизни. Они готовы были жертвовать всем ради выживания вида. Среди людей на такое готовы были пойти лишь единицы. Мать отдаст жизнь ради своего дитя, священник встанет в огонь ради спасения своей паствы или во имя Господа, но инстинкт самосохранения у большинства людей слишком силен. В отличие от чужих. Если сохранение одного яйца будет стоить жизни сотни взрослых самцов, они пойдут на это. И они шли на смерть.

Чужие появлялись повсюду, в таких местах, где не выживали даже крысы, они могли оказаться там, где никто и не догадался бы их искать. Под арктическими льдами, в пустынях, в джунглях, на баржах – везде, где было достаточно места для гнезда. Никто не знал точно, сколько их расплодилось, можно было лишь строить догадки. По разным оценкам, численность их популяции составляла от нескольких сотен тысяч до десятков миллионов особей. Частные корабли массово покидали Землю, их было так много, что военные попросту не могли остановить или хотя бы зафиксировать их все. Большинство успевало долететь лишь до Луны или до пояса астероидов, единицам удавалось добраться до отдаленных планет Солнечной системы. Некоторые богачи успели в складчину купить частные межзвездные корабли, пока власти не перекрыли все пути и не объявили подобные сделки вне закона. Тысячам людей удалось сбежать, а на Земле осталось мало мест, где еще можно было спрятаться.

В одном из таких мест и укрывался Орона – в военном комплексе в Мехико, под надежной охраной. Периметр комплекса был огорожен силовыми заборами, земля вокруг заминирована, каждое наземное и воздушное транспортное средство, прибывающее на территорию или покидающее ее, тщательно сканировалось, каждый пассажир подвергался проверке рентгеном на наличие паразитов. Это была одна из немногих оставшихся безопасных территорий.

В итоге Орона понял, что чужие – это не вражеская армия, а болезнь. Единственный способ спасти пациента – это ампутировать пораженные органы и стерилизовать раны. Но даже для этого было уже слишком поздно, метастазы распространились по всему организму, и скальпеля с облучением и химиотерапией было уже недостаточно. Все произошло очень стремительно, словно из огонька от одной маленькой спички за пару секунд разгорелся самый разрушительный пожар. Никто не ожидал, что это случится так быстро! Еще полтора года назад люди были хозяевами своей родной планеты, вершиной пищевой цепочки, сверххищниками. Но теперь…

Военные не отличались остротой ума, это всегда было им свойственно, но те, кто стоял во главе армии, были достаточно умны, чтобы понимать: они проигрывают. Все оставшиеся на Земле межзвездные корабли изымались. Спешно разрабатывались новые планы. Ключевые фигуры военного персонала отправлялись во внешние колонии, чтобы оттуда разрабатывать стратегии по борьбе с чужими.

Сидя в своем информационном центре, холодном и стерильно чистом святилище технологий, Орона смеялся. Человечество покидало Землю. Но он не полетит вместе с остальными. О, он мог бы, но какой в этом смысл? Он выживет, но проиграет важнейшую битву в своей жизни. Когда-то существовал негласный закон, которого придерживались все моряки: если корабль тонет, капитан идет ко дну вместе с ним. Чужие были его разработкой, его проектом. Кто-то опрокинул колбу со смертоносной жидкостью, и вся лаборатория подверглась заражению. Он несет за это ответственность. Он должен был это предвидеть. Даже если все остальные об этом не подумали, он должен был.

Победителем или проигравшим, он останется здесь, на Земле.

Капсулы гиперсна были готовы.

– Увидимся через девять месяцев, – сказал Уилкс остальным.

Компьютер вел корабль домой. Обратный путь займет на пару месяцев меньше. Уилкс надеялся, что та особь, которая осталась на Земле, не доставила людям проблем. Надеялся, что с чужим обращались осторожно. В конце концов, на земле ведь был всего один зародыш, так что вряд ли он мог наворотить дел.

Капсулы закрыли своих обитателей внутри и погрузили их в состояние, близкое к смерти, а затем ввели их в идеально сбалансированный стазис.

К тому времени, как корабль, проходя сквозь Эйнштейново искривление, получил первые космические сообщения об ужасах, творящихся на Земле, все оставшиеся пассажиры «Бенедикта» крепко спали. Только компьютер слышал крики о помощи с Земли, но компьютеру было все равно.