Глава 3

Я встала в шесть часов. Отправилась на пробежку в Городской парк. Вернувшись домой, я приняла душ, позавтракала и направилась в психоневрологический диспансер. Он был огорожен каменным забором и занимал сравнительно небольшую территорию. Там находились «Центр психологической поддержки», «Кризисный центр», «Приемный покой» и административное здание, кстати, нуждающееся в ремонте. Хотя косметический ремонт был показан всем постройкам без исключения, до того неприглядно смотрелась облупившаяся краска. Здания были двух– и одноэтажные. Я рассудила, что идти мне надо непосредственно в здание, где размещалась администрация диспансера. Скорее всего, именно там и находится вся документация, из которой будет ясно, принимал ли участие Владислав Семенович в судебно-психиатрических экспертизах или нет.

Открыв входную дверь, я сразу же попала в длинный и узкий коридор. Почти рядом с входом стоял старый диван с порванной обивкой, на котором сидели три женщины. Две из них оживленно беседовали, а третья сидела молча и казалась отрешенной от всего. Я встала напротив дивана и стала думать, какую придумать легенду, чтобы получить необходимые мне сведения о Перегудникове. Конечно, я понимала, что вот так запросто мне никто ничего не расскажет. Так какой же мне придумать повод?

Вдруг входная дверь открылась, и в здание вошла высокая статная женщина. Это была Любовь Викторовна Решетникова – известный тарасовский психотерапевт, психиатр и нарколог. Мне несколько раз в своих расследованиях доводилось обращаться к ней за консультативной помощью. Я знала, что Любовь Викторовна не только в психоневрологическом диспансере работает и ведет кризисных пациентов, но и преподает в Медицинском университете. Как она умудрялась все успевать, оставалось загадкой.

– Любовь Викторовна, здравствуйте, – сказала я, подойдя к Решетниковой, – как же кстати я вас встретила! Мне нужна ваша помощь.

– Здравствуйте, Женя, – улыбнулась Любовь Викторовна. – Какая проблема привела вас сюда?

– Мы можем где-нибудь поговорить? – спросила я, оглядываясь.

– Давайте пройдем в нашу комнату отдыха, сейчас там никого нет, – предложила Решетникова.

В небольшой комнате действительно было пусто. Мы сели за стол.

– Так какой у вас, Женя, вопрос? – снова спросила она.

– Любовь Викторовна, вы знаете такого психиатра – Перегудникова Владислава Семеновича? – спросила я.

– Ну конечно, столько лет с ним проработала, – ответила Решетникова. – А почему вы о нем спрашиваете? С ним что-то случилось?

– На Владислава Семеновича вчера было совершено нападение в его загородном коттедже. Ему нанесли ножевое ранение, преступник скрылся.

– Ох… – растерянно произнесла Решетникова, – но как его состояние сейчас?

– Его прооперировали, сказали, что состояние средней тяжести, так что… Я пришла сюда, Любовь Викторовна, чтобы выяснить, не является ли нападение на доктора местью какого-нибудь пациента. Проще говоря, меня интересует, имел ли Владислав Семенович какое-нибудь отношение к комиссии по судебно-психиатрической экспертизе?

– Нет, никогда, – уверенно ответила Решетникова. – Даже больше вам скажу: Владислав Семенович и научной работой не занимался. То есть, конечно же, он всегда интересовался научными достижениями в этой области, но сам ни диссертаций, ни научных статей не писал. На руководящие должности, кстати, тоже не выдвигался. Он был простым врачом высшей квалификации.

– Значит, моя версия насчет мести ошибочна, – сказала я.

– Получается, что так.

– Любовь Викторовна, расскажите мне, пожалуйста, о Владиславе Семеновиче, – попросила я Решетникову. – Может быть, мне станут понятны мотивы, которые были у преступника.

– О Владиславе Семеновиче я могу сказать только все самое хорошее. Вернее, даже так: все в превосходной степени. Это – превосходный врач-профессионал самого высокого класса, с богатейшим опытом, с интеллигентными манерами, с большой душевной теплотой. И очень скромный. С его знаниями он мог уже давно академиком стать, но… в этом деле пробивные качества нужны, а у Владислава Семеновича все душевные силы уходили на больных. Они ему отвечали тем же, даже самые отпетые. Владислав Семенович никогда не злоупотреблял даже таблетками и уколами, я уж не говорю о шоковой терапии, а ведь сейчас что творится? Молодые врачи не утруждают себя, чтобы лишний раз поговорить с пациентом, понять причину возникновения болезни – сразу назначают тяжелую артиллерию. А Владислав Семенович очень трепетно относился к каждому своему пациенту, и особенно – к его психике. Он всегда говорил, что необходимо к каждому больному подобрать свой ключик, то есть найти свой подход и только потом начинать лечить. Знать симптоматику болезни – это одно, но необходимо еще и правильное назначение сделать, такое, какое подходит именно данному пациенту.

– Скажите, Любовь Викторовна, а у Владислава Семеновича была частная практика, когда он работал в диспансере? – спросила я.

– Да, была, – ответила Решетникова, – но знаете, Женя, Владислав Семенович специально не искал пациентов, наоборот, это они его находили. Перегудников был востребован, как никто другой. Возможно, все дело было в том времени – расцвет частного предпринимательства, когда у «новых русских» появились психологические проблемы, начиная от алкоголизма и кончая наркоманией. Да, многие его пациенты были из таких вот крутых. Да, Владислав Семенович зарабатывал большие деньги, и многие из его коллег завидовали ему. Но ведь Перегудников рисковал, когда выезжал на вызов к криминальным авторитетам, вернее, это за ним приезжали на шикарных машинах. Хотя прежде всего он видел в них пациентов, которым необходимо было помочь. А когда началась война в Чечне, Владислав Семенович бесплатно лечил привозимых с фронта парней, совсем еще мальчишек. У них ведь помимо телесных ранений и психика была вся изранена. Это, кстати, было тогда, когда Перегудников уже вышел на пенсию и мог спокойно себе отдыхать. А он ходил в госпиталь каждый день, как на работу. Скольким он помог к нормальной жизни вернуться – не сосчитать.

– Любовь Викторовна, я вот слушаю вас и все думаю: кто же мог совершить нападение на Владислава Семеновича? А если это кто-то из числа его бывших больных? Тот, чьи психологические проблемы так и остались нерешенными?

– Да что вы, Женя! – воскликнула Решетникова. – Чтобы Владислав Семенович да не справился с патологией? Этого просто не может быть, уж поверьте мне. Перегудников брался за самых, казалось, безнадежных больных, от которых другие специалисты уже отказались, и вылечивал, представьте себе!

Да я уже и не сомневалась в этом, настолько убедительно говорила Решетникова. У меня было мелькнула мысль, что все же неплохо бы получить списки пациентов, которых лечил Перегудников, но потом я подумала, что это – нереально. Даже если подключить полицию в лице моего знакомого Артура Кононенко, то вся работа займет не один месяц.

– Знаете что, Женя, – вдруг начала говорить Решетникова, – не знаю, правда, поможет вам это или нет…

– Да, Любовь Викторовна, я вас слушаю.

– Я вот что вспомнила. А ведь был один случай, когда Владислав Семенович в составе одной комиссии выезжал в Петищево. Хотя это и комиссией не назовешь, скорее неофициальная делегация по линии общественности. Дело в том, что около Петищево находится военный учебно-тренировочный лагерь, называется, кажется, «Воин», или «Путь воина», или что-то еще в этом роде. Так вот, туда отправились председатель Комитета солдатских матерей, кто-то из прокуратуры или Следственного комитета и Владислав Семенович.

– А по какому поводу они туда направились? – спросила я.

– Поступил сигнал, что там произошел конфликт между курсантами этого лагеря с применением оружия. Как будто бы были большие человеческие жертвы, шли разговоры о жестоких, бесчеловечных отношениях, царивших в лагере.

– Теперь понятно, почему в составе этой делегации, которая поехала разбираться в Петищево, находился Владислав Семенович, – сказала я. – Ведь ему, как психиатру, наверняка было интересно понять подоплеку возникшего конфликта.

– К сожалению, Женя, это все, что мне известно об этой истории, – произнесла Решетникова. – Это случилось незадолго до того, как Владислав Семенович ушел на пенсию. К тому же я в то время сама находилась в продолжительной командировке, поэтому обсудить все подробности с Перегудниковым у меня не было возможности. Но как знать, а вдруг отголоски той истории каким-то образом связаны с нападением на доктора?

– Да, вы правы, Любовь Викторовна, – кивнула я, – такое вполне возможно. Спасибо вам за эту информацию.

Я попрощалась с Решетниковой и вышла из диспансера. Теперь надо было решить, что делать с теми сведениями, которые мне только что сообщила Любовь Викторовна. То, что в нападении участвовал военный, сомнению не подлежит. Но вот откуда он? А если как раз из того самого лагеря «Воин»? Чтобы прояснить это, мне придется отправиться туда.

Учебно-тренировочный военный лагерь «Путь воина» находился недалеко от районного города Петищево. Проезжая через город, я увидела некоторые местные достопримечательности. В частности, хорошо сохранившийся барский дом, в котором сейчас расположился краеведческий музей. Сама усадьба с парковыми скульптурами, прудами, гротами и беседками чем-то напоминала петергофский ансамбль. Не хватало разве что каскада фонтанов. Ну и самого дворца, конечно.

Я подъехала к высокому забору из кирпича. По его периметру располагались камеры видеонаблюдения. У стальных ворот стояли двое дежурных с автоматами.

– Мне необходимо попасть к начальнику лагеря, – сказала я.

– Фамилия, имя, отчество, – спросил один из них.

– Охотникова Евгения Максимовна, – ответила я.

– По какому вопросу? – спросил дежурный.

– По личному.

– Товарищ полковник сегодня принимать не будет. Он проводит естественный отбор.

«Что еще за естественный отбор? – подумала я. – Прямо как у Чарльза Дарвина. Ладно, посмотрим».

– Я тогда на этот… отбор, – сказала я дежурному. – Я и забыла, что мне и на него тоже надо.

– Направо, в первый корпус, – коротко ответил тот.

Несколько удивленная тем, что меня так легко пропустили, я прошла на территорию. Лагерь представлял собой деревянные постройки жилого типа и обширный полигон с различными полосами препятствий. Я подошла к первому одноэтажному домику. Около него стояли две девушки лет двадцати, не больше.

– Скажите, где можно найти начальника лагеря? – спросила я.

– Сергей Захарович сейчас будет проводить кастинг, – объяснила одна из девушек со светлыми выгоревшими волосами и короткой стрижкой.

– Кастинг? – Я подумала, что ослышалась. – Здесь же не киностудия, при чем тут кастинг? – спросила я.

– Ну, не кастинг, так отбор, если тебе так больше нравится, – объяснила вторая девушка, тоже коротко стриженная, только с рыжими волосами. – Меня Настасьей зовут, а тебя как? – спросила она.

– Евгенией, – ответила я.

– А меня – Полиной, – сказала блондинка. – Идемте, переодеваться надо, скоро начнется. Женя, ты идешь?

Не вполне понимая, зачем мне переодеваться, если мне нужен не кастинг, а начальник лагеря, я все-таки пошла вслед за девушками в домик. Разберусь на месте, решила я.

В домике лежало несколько комплектов камуфляжного обмундирования.

– Ух ты! – восхищенно воскликнула Настасья. – Вот к чему я стремилась!

Она быстро натянула на себя пестрый комбинезон.

– Нет, девчонки, все-таки форма определенным образом влияет на состояние и настроение, – с чувством заявила девушка. – В институте я ходила, как все, и чувствовала такую тоску зеленую! А здесь – это что-то! Уже сам костюм придает такой кайф!

– Настасья, а ты в институте учишься? – спросила я.

– Да. Но я надеюсь, что пройду отбор в эту группу, и с серой тоскливой обыденностью будет покончено.

– Я тоже сюда за этим пришла, – сказала до сих пор молчавшая Полина. – Ведь «Путь воина» – единственный военный лагерь, куда принимают и девушек.

«Все ясно, – подумала я, – девчонкам захотелось романтики. В институте им, видите ли, скучно. Ну-ну. Посмотрим, как вы запоете после „естественного отбора“ в этот лагерь. Кажется, я уже начинаю понимать, что он будет из себя представлять».

– Жень, а ты чего не переодеваешься? – спросила Полина. – Сейчас нас позовут.

Я и в самом деле все еще раздумывала, как мне лучше поступить. В принципе, можно было отсидеться где-нибудь и дождаться окончания «кастинга», как его окрестили девчонки, ведь я уже попала на территорию лагеря «Путь воина». Но потом я подумала: а почему бы и нет? Посмотрю на все изнутри. Ведь Перегудников, надо полагать, приезжал сюда с определенной целью: выяснить, что могло разжечь конфликт, переросший в массовую драку с пострадавшими. И я быстро натянула на себя армейскую форму.

Вскоре нас собрали в актовом зале двухэтажного административного здания. Из девушек нас было только трое, все остальные – парни, человек пятнадцать. На сцену поднялись четверо мужчин. Один из них – высокий, крепко сбитый мужчина лет сорока с волевым подбородком руководителя – кратко поприветствовал нас и представился:

– Меня зовут Сергей Захарович Привлекалов, я – начальник лагеря «Путь воина». А это инструкторы, – он показал рукой в сторону остальных мужчин. – Сначала всем вам предстоит пройти отборочный тур. Те, кого наши специалисты сочтут годными к прохождению учебы, станут курсантами лагеря. Забегая вперед, могу сказать, что уровень подготовки у нас самый высокий, график занятий очень насыщенный, поэтому свободного времени будет в обрез. На территории лагеря расположены десять площадок для проведения практических занятий и семинаров по различным военным дисциплинам. Кроме того, предусмотрено изучение и криминалистики, и иностранных языков, и самых передовых технических средств. Я должен со всей ответственностью вас предупредить, что дисциплина в лагере самая наистрожайшая: никакого алкоголя и психотропных препаратов. Отлучаться из лагеря без разрешения недопустимо. А теперь передаю слово Василию Павловичу.

Вперед вышел один из тех троих мужчин, что сопровождали Привлекалова, тоже высокий, поджарый, состоявший как будто бы из одних мышц.

– Я инструктор по рукопашному бою, – представился он. – Сейчас вам предстоит пробежать небольшой и не очень сложный разминочный кросс. А после него соберемся в спортивном зале. А теперь… – он сделал паузу и уже совсем другим голосом скомандовал: – Вста-ать! Построиться!

То, что Василий Павлович назвал кроссом, было самым настоящим преодолением препятствий. Мы бежали по размякшей земле, можно сказать, по грязи. Не иначе как вчера прошел настоящий ливень и хорошо размыл специальную полосу. После того, как мы отмахали не один десяток километров, впереди блеснула водная гладь. Речка была неширокая, но ее надо было форсировать по узкому, как в цирке, бревну. Несколько соискателей, не удержав равновесия, соскочили в воду. Оставив позади водное препятствие, мы устремились к лесу. Но для того, чтобы преодолеть этот путь, было необходимо карабкаться на довольно высокие пни, торчавшие то здесь, то там. Некоторые изобретательные головы наловчились перепрыгивать с одного пня на другой. Настасья и Полина сильно устали, но держались. Мы миновали лесополосу, но вдали показался белый кирпичный забор высотой не меньше двух с половиной метров.

– Ой, девчонки, – выдохнула Полина, – я, наверное, не заберусь на него.

– Да ладно тебе, – сказала Настасья, – разбежишься, и все дела!

Собственно, у нее так и получилось. А вот Полина действительно совершала одну попытку за другой, но только сползала на землю.

– Давай я подброшу тебя вверх, а там уж ты сама, – предложила я девушке.

– А у меня получится? – с сомнением произнесла Полина.

– Поменьше задавай таких вопросов, и все будет хорошо, – ответила я.

Я подсадила девушку наверх, а дальше она действовала уже сама. Потом я отошла на шаг назад, разбежалась и ухватилась за верх забора. Подтянувшись на руках, я оказалась вскоре по другую его сторону. А приземляться пришлось в довольно глубокий овраг, который начинался сразу же у забора. Вскарабкавшись по скользкому склону, мы продолжили кросс.

– Господи! Ну сколько же еще бежать? – взмолилась Полина. – Я уже больше не могу.

Настасья, кстати, тоже уже начала сдавать. Понятное дело, девушки не имели такой подготовки, которая позволила бы им спокойно, не на пределе сил, преодолевать подобные препятствия. Но главный сюрприз нас ожидал впереди. Нам предстояло переправиться через импровизированную, однако достаточно широкую пропасть. Причем никакого моста через нее не было и в помине. Все, что было в наличии, – это два, правда, крепких на вид и толстых каната.

– Ну, все, я пас, – сказала Полина, – мне еще жить не надоело!

Мы с Настасьей не стали ее уговаривать: время поджимало, да и, в конце концов, каждый делает свой выбор в соответствии со своими возможностями. У нас в Ворошиловке подобные задания выполнялись очень часто, поэтому то, что мне сейчас предстояло, было не в диковинку.

– А можно страховать? – спросила я инструктора Василия Павловича, который уже стоял около начала переправы и выжидательно смотрел на нас.

– Нужно! – ответил он.

– Настасья, держи страховочную веревку, – я кинула девушке моток веревки, а сама стала разматывать другой его конец. Потом я начала наблюдать за тем, как Настасья довольно ловко заскользила по канату. Да, определенные навыки у девушки были. Было видно, что подобное упражнение она уже не раз выполняла. Правда, к концу маршрута девушка стала уставать и двигалась уже не так быстро, как вначале. Но все равно молодец!

Я дождалась, пока Настасья закончила переправляться на другую сторону. Обессиленная, она на несколько секунд прислонилась к большому камню, но потом, освободившись от страховочной веревки, продолжила кросс. Я тем временем передала свою веревку следующему за мной парню и начала свой путь. Благополучно проскользнув над «бездной» и натерев обязательные при такой переправе мозоли, я бросилась на землю, потому что следующим этапом было преодоление колючей проволоки. Потом на нашем пути попались ограждения из металлических прутьев, так что привычный бег сменился движением по-пластунски. Но кульминацией этого «небольшого» и «несложного разминочного», по словам Василия Павловича, кросса стало горящее здание. Пришлось с ходу броситься в огонь, потому что по опыту я уже знала, что чем дольше раздумываешь, тем хуже. Я только плотно закрыла лицо рукам, задержала дыхание и ринулась вперед. К счастью, площадь этого строения была маленькая, его можно было проскочить за считаные секунды, что я и сделала. На ходу откашлявшись, я с ходу попала на следующее препятствие. Это снова была водная стихия, но на этот раз, видно, для разнообразия с уклоном в болото. Примерно на середине пути я заметила Настасью. Девушку, похоже, стало засасывать, но она из последних сил продолжала бороться с болотом. Я быстро добралась до нее, и снова в ход пошла страховочная веревка. Один ее конец я прикрепила к поясу Настасьи, а второй, размахнувшись, забросила на берег. Я точно попала в возвышающееся на нем дерево. Настасья, держась за веревку, поплыла вперед. Я двинулась вслед за ней. Вскоре мы выбрались на берег.

Сил оставалось все меньше и меньше. Но вот, наконец, изматывающий кросс закончился. В душевой я с наслаждением подставила тело под упругие и прохладные струи воды. Потом до красноты растерлась жестким махровым полотенцем, надела новый комбинезон и, спустившись по лестнице, прошла в спортзал. Парни уже были здесь, а вот Настасьи я не увидела. Наверное, тоже сошла с дистанции, как и Полина. Спортзал был просторным и оснащенным обычными матами и татами. В зале уже находились Сергей Захарович, Василий Павлович и еще один мужчина, имени которого я не знала. Он отделился от руководителя лагеря и инструктора и, выйдя на середину зала, сказал:

– Меня зовут Валерий Васильевич, но в данный момент я не инструктор по рукопашному бою, а ваш противник, враг. Ваша задача – обезвредить меня. Понятно?

Все нестройно ответили, что задача понятна.

– Тогда действуйте, – произнес Валерий Васильевич и вопросительно посмотрел на стоявших перед ним парней.

– Не стесняйтесь, нападайте, – еще раз повторил инструктор. – Кто первый?

Первым вышел вперед высокий крепкий парень с рельефными, словно налитыми, мышцами. Расправив мощные плечи, он начал идти на инструктора. Было заметно, что он ищет, куда бы ударить. Сначала он попробовал зайти слева, но Валерий Васильевич моментально закрылся. Тогда парень ринулся в противоположную сторону, но тут же нарвался на неожиданную атаку и получил такой удар под ребро, что, перегнувшись пополам, стал, как выброшенная на берег рыба, судорожно хватать воздух ртом. Правда, он быстро пришел в себя и снова приготовился к атаке, но не смог предугадать следующий удар инструктора и свалился на пол. Поднявшись, он отошел, уступая место другому. Этот парень был несколько ниже предыдущего, но, на мой взгляд, в нем чувствовалась скрытая сила. Вот он пошел на Валерия Васильевича чуть боком, выставив вперед плечо. При этом он пристально следил за своим противником и, не отводя взгляда, неожиданным резким движением почти достал колено инструктора. Однако Валерий Васильевич моментально отскочил, и удар не достиг цели. Парня это не смутило, и он снова пошел в атаку. Но, видимо, он решил на этот раз не примериваться к противнику, а взять его нахрапом. В этом была его ошибка: он тут же попал в «клещи» инструктора. Как ни пытался парень вырваться из захвата, у него ничего не получилось. Он бешено работал ногами, но Валерий Васильевич стоял как скала. Но и парень попался упрямый и самолюбивый: сопротивлялся он до последнего, не давая инструктору возможности уложить себя. Кажется, он уже начал терять сознание. Тогда Валерий Васильевич отпустил его, похлопав по плечу:

– Молодец! Держался до последнего, уважаю таких!

Потом на ковер стали выходить остальные парни. Но никто из них не смог продержаться так долго, как этот, заслуживший похвалу инструктора. Я наблюдала за ходом этих поединков. Помню, как в Ворошиловке наш инструктор по рукопашке Викентий Сергеевич говорил:

– Чтобы выиграть бой, вам необходимо на время ощутить себя тем, кто на вас в данный момент нападает, стать им, чтобы изучить все его слабые стороны. Как, впрочем, и сильные. Самое главное здесь – обнаружить его болевую точку. Это девяносто девять процентов успеха.

Поэтому я наблюдала за сражающимися, стараясь не пропустить ни одного движения ни с той, ни с другой стороны. А Валерий Васильевич был, судя по всему, весьма опытным инструктором. Он легко и непринужденно, можно даже сказать, элегантно проводил удар за ударом из самых неожиданных положений. Он молниеносно отражал атаки и тут же сам переходил в наступление. Даже в моменты потери равновесия он продолжал активно работать руками и ногами. Инструктор был подвижен как ртуть, и я едва успевала следить за его перемещениями. Пожалуй, он ни в чем не уступал нашему Викентию Сергеевичу, а он в Ворошиловке считался одним из самых опытных наставников по рукопашному бою.

И вот настал мой черед. С самого начала я поняла, что мне поблажки, учитывая мой пол, не будет. И я пошла на инструктора. Успев уклониться от его удара кулаком, я откинулась назад и предприняла атаку ногой. Валерий Васильевич играючи снял мой удар. Потом мы с ним обменялись серией ударов. Я большую часть времени провела в обороне, но потом решила, что пора атаковать. Мне удалось достать бедро инструктора коленом. Но потом мне снова пришлось уйти в защиту, потому что инструктор настигал меня везде, филигранно демонстрируя сложные приемы и взвинтив темп до предела. Один раз мне все-таки удалось все это прервать, и Валерий Васильевич оказался на полу. Однако он тут же юрким движением ящерицы скользнул в сторону, после чего, откатившись назад, быстро вскочил на ноги и снова был готов к бою. А вот мои силы были уже на исходе. Я-то ведь в отличие от него бежала перед этим кросс. Но тут вмешался Привлекалов.

– Довольно, – сказал он и позвал следующего кандидата в курсанты.

После окончания тренировочного боя нам дали возможность пообедать в столовой лагеря и отдохнуть, а затем последовало приглашение по одному отправиться в кабинет Привлекалова.

– Поздравляю вас, Евгения Максимовна, – сказал начальник лагеря, когда я вошла в его кабинет и села на стул. – Вы показали впечатляющие результаты, вы нам подходите.

– Сергей Захарович, – произнесла я, – а я к вам пришла совсем по другому поводу.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– Я пришла по поводу Перегудникова Владислава Семеновича, – пояснила я. – Помните такого? Не так давно он в составе комиссии приехал к вам разбираться в конфликте курсантов.

– А что такого с ним произошло? – Привлекалов удивленно посмотрел на меня.

– Вчера на него было совершено покушение. В его загородном доме неизвестный нанес ножевое ранение и скрылся.

– Понятно, – сказал Привлекалов. – То есть непонятно, – поправился он. – Непонятно, почему вы приехали именно сюда искать того, кто это сделал.

– Видите ли, Сергей Захарович, я проверяю все версии случившегося. Узнав о том, что Владислав Семенович приезжал к вам разбирать конфликт, я подумала, что, возможно, были задеты чьи-то интересы. И человек решил таким образом отомстить.

– Нет, – решительно ответил Привлекалов, – этого просто не могло быть. Все началось с того, что в лагере действительно – не буду этого отрицать – произошел, нет, не конфликт, а бытовая ссора. Но один журналист местной газеты раздул из этого целую историю и представил дело так, будто бы имел место межнациональный конфликт. Более того, он расписал так, что пьяные курсанты полезли «стенка на стенку», что в ход пошло холодное и огнестрельное оружие, что многие получили серьезные ранения. В общем, получилась у него кровавая резня в лучших традициях Голливуда.

– А из-за чего же произошла ссора? – спросила я.

– Да на пустом, можно сказать, месте. Один курсант попросил другого убрать свои вещи, точнее, переставить их. Ну, а тот почему-то не отреагировал на его просьбу.

– И никто не стрелял? – спросила я. – Никто не получил никаких увечий?

– Абсолютно никто. Была обычная драка. Правда, некоторые из тех, кто взялся разнимать дерущихся, все же получили небольшие ссадины. К нам приезжали представитель Комитета солдатских матерей Степанова Ольга Васильевна, юрист Митрофанов Геннадий Иванович и психиатр Перегудников Владислав Семенович. Каждый из них имел индивидуальный разговор с участниками конфликта. В ходе беседы выяснилось, что никто ни к кому никаких претензий не имеет. Более того, доктор отметил хороший психологический климат среди курсантов. У нас была и еще одна проверка, из прокуратуры. Вот, могу дать вам почитать ее материалы.

Начальник лагеря вынул из одного из ящиков стола папку и передал ее мне. Я пробежала глазами заключение, под которым в числе прочих стояла и подпись доктора Перегудникова. Ну что же, действительно никто ни к кому никаких претензий не имел. Да я и сама смогла убедиться, что атмосфера в лагере доброжелательная, наставники относятся к курсантам уважительно.

Я попрощалась с Привлекаловым и вышла из его кабинета. Значит, моя версия не подтвердилась. Придется искать другое объяснение случившемуся. Я возвращалась в Тарасов и по пути снова анализировала ситуацию.

То, что Решетникова охарактеризовала доктора как честного и порядочного человека, несомненно, было важной информацией. Ведь если допустить, что произошла ситуация, при которой Владислав Семенович случайно или не случайно узнал нечто, что представляло опасность для определенного круга лиц, то, в силу своей порядочности, он, конечно же, не стал предавать ее гласности. Но преступники-то об этом не знали. Вот почему они начали следить за машиной Перегудникова. Может быть, они считали, что доктор обратится в полицию. Во всяком случае, они, видимо, так и не узнали того, что представляло для них интерес, вернее, они не были уверены в том, что информация, которая, как они предполагали, находится у доктора, не передана в полицию.

И вот тогда-то они решили забрать компрометирующие их сведения у доктора. С этой целью они залезли в коттедж Перегудникова, когда в доме оставался один доктор. Поскольку преступники не знали, где именно находится нужная им информация, то один из них – тот, который проник в коттедж, – начал выпытывать эти сведения у доктора. Тот назвал код сейфа, после чего преступник ударил Перегудникова ножом, потом открыл сейф, забрал оттуда деньги и документы, а затем, прихватив ноутбук и мобильник, направился к заранее сделанному подкопу и передал похищенное своему сообщнику. После этого он каким-то непостижимым образом исчез из поселка.

Еще непонятно, почему преступники решили напасть на Перегудникова ранним утром, а не поздней ночью. Ведь ночью действовать-злодействовать не в пример легче: народ в основном спит, в то время как утром может быть больше свидетелей. Итак, преступников было двое. Тот, который дожидался снаружи, носит армейские ботинки сорок пятого размера и водит внедорожник. Еще он определенно имеет отношение к армии: об этом свидетельствует зацепившаяся за ветку выдернутая из одежды нитка. Одежда, стало быть, тоже военного образца. Только вот зачем, идя на «дело», он обрядился в армейскую форму? Это ведь особая примета, по которой вполне можно отыскать ее обладателя.

Теперь относительно того, почему преступник, похитив документы из сейфа доктора, тут же передал их своему сообщнику. Скорее всего, у него не было возможности с ними ознакомиться. Тогда получается, что тот, кто ждал снаружи, является заказчиком? Может быть. Но вполне возможно, что и тот, и другой были лишь исполнителями, а заказчик находился в это время совсем в другом месте. Что же касается личности напавшего на Перегудникова, то, судя по видеозаписи, это был профессионал, проходивший специальную подготовку и, возможно, побывавший в «горячих точках». Он высокий, атлетически сложенный мужчина в возрасте не более сорока лет. Но где его теперь искать? Капитолина Николаевна Шерстобитова, с которой я так продуктивно побеседовала на самые разнообразные темы, утверждает, что ни у кого из жителей «Тарасовского изумруда» не могла подняться рука на доктора, сделавшего так много добра жителям поселка.

Если преступник в поселке не живет, то самый простой вариант его проникновения на территорию – это в компании с кем-то из живущих в поселке. Я отработала только одну такую возможность: с Валерией Куригановой. А мог у преступника, напавшего на доктора, быть сообщник-мужчина из числа жителей поселка? Теоретически да, мог. Но привлекать еще одного человека – это довольно рискованное дело: чем больше задействованных в преступлении людей, тем больше вероятность провала.

А если преступник был из числа бывших пациентов Перегудникова? Возможно, даже из тех, кого доктор возвращал к нормальной человеческой жизни после прохождения службы в местах локальных конфликтов. Тогда получается, что доктор, несмотря на заверения Любови Викторовны в том, что ему подвластны даже самые тяжелые случаи, так и не смог вылечить мужчину. Мне в момент просмотра видео даже показалось, что они – Перегудников и преступник – знакомы, хотя лицо напавшего было скрыто балаклавой. Возможно, доктор узнал его по голосу. Хорошо бы поговорить с Перегудниковым. Но пока к нему не пускают, значит, надо искать какие-то другие пути.

Главное, от чего следует отталкиваться в поисках преступника, – это та информация, обладателем которой Перегудников стал. Его потому и попытались убить, что, судя по всему, она представляла серьезную опасность для преступников. Они не могли допустить, чтобы доктор каким-то образом ею воспользовался. В настоящее время Перегудникова охраняют в больнице. Но это ведь не будет продолжаться вечно. Когда доктора выпишут, преступники обязательно начнут предпринимать новые попытки его убрать. И кто знает, возможно, они и добьются успеха. Правда, непонятно, что помешало преступнику в первый раз. Ведь такому профессионалу не составило бы труда убить доктора. Перегудников – пенсионер, а преступник – полный сил мужчина. Такое впечатление, что преступник и не собирался его убивать, а только хотел ранить. Но это дела не меняет. Как знать, возможно, в дальнейшем планы преступников кардинально поменяются, и тогда Перегудникову нанесут смертельную рану.

Значит, необходимо выяснить, какую опасность несут в себе сведения, которые стали известны доктору. Кто об этом может знать? Ну, в первую очередь, самое близкое окружение Владислава Семеновича. То есть сестра, водитель и домработница. С Тамарой Семеновной я уже говорила на эту тему. Но ей, похоже, неизвестны такие подробности. Как она сказала мне вчера? Брат на вопрос, что его беспокоит в последнее время, не отвечая прямо, заметил, что не надо ему было делать добра, тогда бы не получил и зла. Довольно-таки туманно. Есть такая народная поговорка. Но что это может означать?

Доктор лечил больных, то есть делал доброе дело. А кто-то из пациентов отплатил ему за это злом. В чем именно оно заключалось? Ведь тогда на него никто еще не нападал. А что же тогда имел в виду Перегудников? Возможно, что кто-то совершил что-то, что напрямую не имело отношения к нему самому, но сводило на нет все то, что он сделал для этого человека. «Что-то», «кто-то»… Да… Все равно такая догадка слишком расплывчата, чтобы можно было понять, что имел в виду Перегудников. Значит, мне необходимо снова встретиться с Алешечкиной и расспросить ее. Возможно, она вспомнит еще что-нибудь, какие-то подробности, относящиеся к делу. Вчера она находилась в расстроенных чувствах, а сегодня, возможно, уже успокоилась, ведь ее брат остался жив и его успешно прооперировали.

Я взяла сотовый и набрала Алешечкину:

– Алло, Тамара Семеновна, это Евгения. Мне необходимо с вами встретиться и поговорить.

– Хорошо, Женя, приезжайте. Я сейчас в поселке.

– Тамара Семеновна, – начала я, когда мы с сестрой доктора расположились в гостиной, – вот вчера вы мне сказали, что вы в последнее время ощущали какое-то неблагополучие, тревогу, напряжение, как будто что-то должно было случиться. Хотя Владиславу Семеновичу никто не угрожал ни в письмах, ни по телефону.

– Да, Женя, я не могу это объяснить, но что-то вроде предчувствия, что все это добром не кончится, у меня было.

– Кстати, по поводу «добра». Владислав Семенович, вы упомянули, сказал, что лучше бы он не делал добра, тогда бы не получил и зла.

– Было такое, – ответила Алешечкина.

– Тамара Семеновна, а что могла означать эта фраза?

– Ох, Женя, даже и не знаю, – покачала головой Алешечкина. – Я, конечно, сразу же уцепилась за эту фразу, но ничего конкретного Владислав мне не сказал. Что, в общем-то, и следовало ожидать, ведь брат всегда отличался скрытностью. Но в данном случае я все же думаю, что он просто не хотел меня расстраивать. Он начал отнекиваться, сразу перевел разговор в другую плоскость, и я так ничего и не узнала.

– И больше вы к этому разговору не возвращались?

– Нет. Я поняла, что брат ничего мне не скажет, сколько бы я ни настаивала. В таких случаях, если он что-то решил для себя, никто и ничто не заставит его отступиться от своего решения. Одно было, конечно, несомненно: Владислав был очень расстроен и подавлен.

– А могло это его состояние быть каким-то образом связано с одним из его пациентов? Ну, возможно, заболевание, которое трудно поддается лечению, или что-то в этом роде?

– Не думаю, – поразмышляв, ответила Тамара Семеновна, – хотя… кто знает.

В это время в гостиную вошла Зинаида Александровна.

– Я вам приготовила чай, – сообщила она, ставя на стол поднос с чашками, заварочным чайничком и тарелкой с бутербродами и печеньем.

Я решила поговорить и с домработницей тоже. Как знать, может быть, ей-то как раз и известны те подробности, в которые Перегудников не захотел посвящать сестру.

– Зинаида Александровна, – обратилась я к ней, – скажите, вы ничего необычного не замечали за Владиславом Семеновичем в последнее время?

– Как не замечать? Замечала, конечно. – Домработница присела на диван. – Он был такой печальный, я давно его таким не видела. Все больше молчал, только по кабинету ходил. Я как-то раз зашла к нему, кофе приготовила. Так он меня сначала-то и не заметил, все продолжал ходить. А когда к окну подошел, то сказал вполголоса: «Невероятно, как такое может быть. Вернул их к нормальной жизни, а они лишают ее других людей».

– Прямо так и сказал? – спросила я.

– Слово в слово, – уверила меня женщина. – Я еще спросила его: «Вы, Владислав Семенович, о чем-то спросили меня?» А он отвечает: «Нет, Зинаида Александровна, это были просто мысли вслух». И так горестно вздохнул.

– А больше вы ничего не слышали от Владислава Семеновича? Ну, может быть, он потом назвал имена и фамилии?

– Нет, он только поблагодарил меня за кофе, сказал, что он у меня всегда получается необыкновенно вкусным.

«Вот это фраза! Какие варианты здесь вообще могут быть? Однозначно, речь шла о преступниках-убийцах, которые лишают жизни других людей. И они, безусловно, в прошлом являлись пациентами доктора. Как же могли разворачиваться события в этом случае? Например, Перегудников повстречал своего бывшего больного, а тот ему и рассказал о „них“. А этот гипотетический пациент, получается, тоже связан с убийцами? Или он просто рассказал то, что ему было известно?»

– Вернул их к нормальной жизни, а они лишают ее других? – повторила Тамара Семеновна. – Женя, пойдемте со мной в кабинет, я вам кое-что покажу.

В кабинете Алешечкина достала из письменного стола ежедневник и вынула оттуда лист бумаги.

– Вот, взгляните, – она протянула его мне. – Вчера, когда я наводила здесь порядок, мне на глаза попался этот листок. Это почерк Владислава, – добавила она.

Я начала читать: «Объективная сторона состоит в заранее не обещанном укрывательстве особо тяжкого преступления, то есть сокрытии преступника, орудий и средств совершения преступления, следов преступления, предметов, полученных преступным путем. Формой рассматриваемого противоправного деяния может выступать недоносительство, если оно совершено лицом, обязанным сообщать об обнаруженных признаках преступления. Например, врач не сообщил о пациенте с огнестрельным ранением. Укрывательство наказуемо лишь в случае, если оно осуществлено, когда речь идет об особо тяжких преступлениях».

Перегудников подчеркнул красным карандашом строчку, в которой говорилось о недоносительстве, о совершении особо тяжких преступлений и о несообщении о пациенте с огнестрельным ранением.

Я продолжила чтение: «Укрывательство преступления, а также приобретение или сбыт предметов, добытых заведомо преступным путем, могут быть признаны соучастием и тогда, когда исполнитель по другим причинам, например в силу систематического их совершения, заранее, то есть до начала преступления, рассчитывал на подобное содействие. В некоторых случаях укрывательство может быть сопряжено с использованием должностным лицом своего служебного положения, с незаконным хранением огнестрельного оружия и т. д. Указанные случаи содержат признаки нескольких преступлений, поэтому виновные должны отвечать за совокупность преступлений».

И в этом фрагменте доктор подчеркнул «использование должностным лицом своего служебного положения». А чуть ниже следовала приписка: «Добиться от главного согласия на явку с повинной, в противном случае пригрозить». Это последнее слово было зачеркнуто, а взамен него написано: «Пообещать, что я сам сделаю это». Видимо, интеллигентность не позволила доктору употребить слово «пригрозить» даже на бумаге.

Но ведь это означает, что Перегудникову стали известны факты о совершении убийства или убийств! А что еще может скрываться за словами об особо тяжких преступлениях? И сообщил ему об этом его бывший пациент. Который мог быть сам замешан в этом преступлении, а мог и не иметь к нему непосредственного отношения. А Владислав Семенович чувствовал себя ответственным за все, что происходит с его пациентами, пусть даже и бывшими. Недаром же им было подчеркнуто, что врач, не сообщивший об огнестрельном ранении, тоже подпадает под статью о недоносительстве. Хотя в данном случае никакого огнестрельного ранения не было, а было, если так можно выразиться, ранение душевное.

Теперь стало многое проясняться. Можно было с известной степенью уверенности говорить о том, что некоторые бывшие больные Перегудникова стали наемными убийцами, а попросту говоря – киллерами. Хотя определение «киллер» в данном случае не совсем подходит, потому что киллер всегда действует в одиночку, а тут имеется группа, ведь не зря же доктор сказал: «они», то есть «они лишают жизни других». Но как бы то ни было, у него произошла встреча с одним из тех, кто замешан в совершаемых убийствах. Почему, по каким причинам он решил рассказать об этом Перегудникову? Неизвестно. Однако совершенно ясно, что доктор решил, что в его силах положить этому конец, и с этой целью он попробовал добиться от преступников явки с повинной. Точнее, от руководителя этой группы, ведь он написал: «добиться от главного». Получается, что Перегудников знает этого самого «главного»? Выходит, так. И вполне возможно, что доктор тоже его в свое время лечил.

Теперь надо выяснить, когда у Перегудникова вдруг резко изменилось настроение. Ну вот был он, как всегда, спокойный, уравновешенный, а потом стал подавленным. Когда это произошло и с каким предположительно событием могло быть связано?

– Тамара Семеновна, а вы можете сказать, когда у вашего брата впервые проявилась подавленность? А главное, с чем это было связано? Может быть, произошло что-то в поселке? Ну, например, кто-то родился или, наоборот, умер. У кого-то из жителей поселка шумно праздновался день рождения, или кто-то нешуточно подрался. Словом, какие-нибудь подобные события. Я не утверждаю, что именно они привели Владислава Семеновича в расстроенные чувства, просто это будет ориентиром для того, чтобы понять, в какой именно день в настроении вашего брата произошла такая перемена. Понятно, что истинная причина такого вот состояния вашего брата кроется в том, что до него дошла неприятная информация о его бывших пациентах. Да что говорить «неприятная». Это были просто убийственные сведения. Но если мы выясним день, то можем определить и то место, где именно это произошло. А уже потом выявить, с кем тогда встречался Владислав Семенович. И наконец, выяснить, кто же сообщил ему эти шокирующие сведения.

– Нет, Женя, – подумав, ответила Алешечкина, – ничего такого, что бы можно было связать с состоянием Владислава, я припомнить не могу. Дело в том, что я же здесь постоянно не живу, а бываю только наездами. Поэтому и в событиях поселка ориентируюсь не очень хорошо. Лучше всего спросить об этом Зинаиду Александровну.

– Давайте так и сделаем, – согласилась я.

Мы вернулись в гостиную.

– Зинаида Александровна, припомните, пожалуйста, когда в первый раз вы заметили, что Владислав Семенович выглядит расстроенным? Можете назвать день? Чтобы вам легче было ответить на этот вопрос, припомните, что в тот день происходило в поселке? Какие такие запоминающиеся события? Может быть, играли свадьбу? Кто-то машину купил или разбил? Или повздорил кто-то с кем-то и очень бурно выяснял отношения? Или еще что-то в этом роде?

– Надо подумать, – сказала домработница.

– Конечно, подумайте.

После некоторого молчания Зинаида Александровна начала рассказывать:

– Ну, мордобоя у нас точно не было, люди все порядочные, привыкли на словах отношения выяснять, а не на кулаках. Машины тоже никто не разбивал, лихачей, которые носятся как угорелые, тоже нет. Вот свадьба… Свадьбы вообще-то не было еще, но помолвка была. Точно, Агафоновы отмечали помолвку старшей дочери. Она вообще-то разведена, сын есть от первого брака. Но вот как-то, будучи в туристической поездке, она познакомилась с одним немцем. И в прошлом году в октябре он приехал в Россию, чтобы познакомиться с родителями Ольги. Потом она поехала к нему в ноябре. После рассказывала, что все было просто прекрасно. Ну, а дальше, на Рождество и Новый год, он пригласил ее приехать с сыном. Оля все боялась, что Кирилл будет чувствовать себя не очень уверенно у него дома и вообще в Германии. Но оказалось, что напрасно она так переживала, потому что их сыновья, Кирилл и двое мальчиков немца от первого брака, прекрасно поладили, хотя Кирилл совсем не знает немецкий язык. Но мальчишки понимали друг друга, общались кое-как на английском. Да, я почему так все подробно рассказываю. Потому что Владислав Семенович тоже принимал участие во всей этой истории. Ведь это к нему поначалу пришла Ольга со своими сомнениями и насчет Кирилла, и насчет себя. Ну, а Владислав Семенович поговорил с ней, наверное, успокоил, и все наладилось. Так вот, когда они решили устроить помолвку…

– Да, кстати, какого числа это произошло? – спросила я.

– Так, сегодня у нас… Это было неделю назад. Точно, в прошлое воскресение. Так вот, все было очень торжественно, цветы, шампанское, еду из ресторана заказали, гостей пригласили. Немец подарил Ольге помолвочное кольцо, очень красивое. А в этот день Владислав Семенович ездил в город к какому-то больному, наверное, а может быть, и не к больному. И когда вернулся сюда, я и заметила, что он какой-то не такой, как всегда. Сначала подумала, что он устал, говорю: «Отдохните, а потом к Агафоновым пойдите, они вас ждут, уже спрашивали, когда вы из города вернетесь». А он и отвечает: «Нет, я не смогу к ним прийти». Я спрашиваю: «Как же так? Вы для них не посторонний человек, у людей радость такая, как же не прийти? Может, – спрашиваю, – вы заболели?» – «Со мной все в порядке, – отвечает, – здоров я». – «Тогда надо будет пойти», – говорю. Ну, а вскоре и Ольга явилась и увела Владислава Семеновича. Побыл он у них какое-то время, правда очень недолго, потом вернулся. Смотрю я на него: такой же расстроенный. Что уж у него в городе приключилось, что его так расстроило?

«Об этом может рассказать Владимир, – подумала я, – ведь он же возит доктора к его пациентам. Надо расспросить водителя».

– Зинаида Александровна, а Владимир сейчас где?

– В гараже он, с машиной возится, – ответила женщина.

Я вышла из коттеджа и отправилась в гараж. Металлические двери гаража были открыты, и я вошла внутрь. Владимира нигде не было видно.

– Владимир, – позвала я, – это Евгения, мне необходимо с вами поговорить. Вы здесь?

– Да, да, я тут, сейчас, подождите, я вылезу, – послышалось из дальнего угла гаража.

Только теперь я обратила внимание, что из-под «Лады Гранта» красного цвета торчат чьи-то ноги. Владимир вылез из-под машины, отряхнулся и вытер руки о кусок материи.

– Да, я вас слушаю, – сказал он. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– Прежде всего я хотела бы узнать: вам удалось что-нибудь выяснить по поводу видеозаписи нападения на Владислава Семеновича? Помните, там было почти невозможно разобрать слова. Вы сказали, что передадите запись своему знакомому, чтобы тот попытался что-то с этим сделать. Ему это удалось?

– Да, но, собственно, разговор весь сводился к тому, что этот бандит требовал, чтобы Владислав Семенович назвал код сейфа. Когда тот назвал цифры, преступник сразу же пошел в кабинет.

– И все? – спросила я. – Больше никаких вопросов к Владиславу Семеновичу у него не было?

– Похоже, что не было, – ответил Владимир.

– Может быть, надо было отнести запись в полицию? Все-таки у них этим занимаются специалисты, да и технические возможности, скорее всего, лучше, чем у вашего знакомого.

– Так Борис сам работает в полиции, как раз в техническом отделе, я потому его и попросил, – объяснил Владимир.

– Ну, тогда другое дело, – сказала и перешла на интересующую меня тему: – Владимир, сейчас я выясняю, кто мог напасть на Владислава Семеновича. Зинаида Александровна вспомнила, что его настроение ухудшилось в прошлое воскресение, когда у соседей была помолвка, в тот день доктор вернулся из города не в себе. Ведь это только вы возите Владислава Семеновича, больше никто?

– Ну да, он ездит только со мной, – подтвердил Владимир.

– Вы, Владимир, пожалуйста, вспомните, куда именно вы ездили с доктором в прошлое воскресение. Вспомните детально, ничего не пропускайте, это очень важно, – подчеркнула я.

– Хорошо, попробую, – ответил Канареечников. – Значит, так. Сначала мы поехали к Тороповым. Там Владислав Семенович проводил сеанс Алине. У нее была жуткая анорексия. Какой-то идиот или идиотка внушили ей, что она жирная бомба, что у нее зад, как кузов у «КамАЗа». Родители обегали кучу врачей, запичкали ее таблетками. В доме постоянные истерики, вопли, крики: «Хочу быть анорексиком!» Ничего не помогало, тогда, когда уже совсем плохо стало, попросили Владислава Семеновича помочь. Ну, вот…

– Скажите, Владимир, – перебила я его, – после лечебного сеанса Владислав Семенович был расстроен, угнетен?

– Нет, ничего такого не было. Наоборот, он был даже доволен, сказал, что эффект наступил даже быстрее, чем он ожидал. Все очень быстро нормализовалось.

– Хорошо, продолжайте. Куда вы поехали дальше?

– А дальше Владислав Семенович попросил заехать в «Аврору», ну, это торговый центр на Чапаева, там мы с ним поднялись на четвертый этаж в «Читай-город». Владислав Семенович сказал, что давно не был в книжных магазинах, а за это время появилось много книжных новинок, вот, говорит, надо исправить это упущение. Так вот, приехали мы в книжный. Я тоже решил подняться вместе с Владиславом Семеновичем, хотел что-нибудь по технике приобрести. Он пошел сразу к разделу «Медицина», долго что-то рассматривал, потом наконец выбрал книгу и пошел к кассе. Я-то сразу выбрал себе, что хотел, и ждал его на выходе. И вот когда мы уже почти выходили из «Читай-города», в магазин вошел мужчина лет сорока – сорока трех. Он сказал: «Владислав Семенович! Какая встреча! Сколько лет, сколько зим!»

– А что доктор? – спросила я.

– Владислав Семенович его сначала не узнал, – ответил Владимир. – Он сперва как-то недоуменно на него посмотрел и ничего не сказал. И только уже потом улыбнулся и произнес: «Костя! Это ты?»

– Они о чем-то разговаривали?

– Да, конечно, они даже отошли в сторону от прохода, но еще оставались на территории магазина.

– А вы где в это время находились?

– Я сначала тоже отошел, чтобы им не мешать, а потом спустился вниз по лестнице и закурил.

– То есть о чем говорили Владислав Семенович и этот мужчина, вы не слышали?

– Нет, – ответил Канареечников.

– Ладно, расскажите тогда, как выглядел этот знакомый доктора, Костя, как он его назвал. Внешность: цвет волос, особенности лица, телосложение, одежда, может быть, еще что-то запоминающееся, – попросила я.

– Блондин, роста он выше среднего, телосложение атлетическое, – начал перечислять Владимир, – лицо особо ничем не выделяющееся, разве что близко посаженные глаза, а так – невыразительное лицо. Вот одет он был очень хорошо, можно даже сказать, роскошно. Судите сами: стильный кожаный пиджак, ботинки явно из кожи крокодила, ну и аксессуары, как вы сказали, тоже не из дешевых. У него на руке были швейцарские часы «Ролекс Субмарина», известные как часы Джеймса Бонда. А из-под пиджака выглядывали запонки с бриллиантами. А по поводу особых примет… Была одна такая. В общем, он был или обкуренный, или обколотый.

– Как вы это определили? – с удивлением спросила я.

– А по глазам, – ответил Владимир, – и по манере поведения. Он слишком возбужденно говорил, размахивал руками, на них даже стали обращать внимание посетители магазина, ну, кто туда входил или выходил. А я хотя и на лестнице стоял, курил, но сквозь стеклянную дверь мне все было видно.

«Ну, раз далекий от медицины водитель сумел определить, что мужчина, которого они с доктором встретили в книжном магазине, употребляет наркотики, то Перегудников понял это молниеносно», – подумала я.

– Владислав Семенович сразу напрягся, я это даже с лестницы увидел, – продолжал рассказывать Канарейчиков. – Вся первоначальная радость от встречи сразу исчезла. Он как-то так настороженно стал смотреть на этого мужчину.

– А этот знакомый доктора как себя вел? – спросила я.

– А он вроде бы и не замечал, как переменился Владислав Семенович, – ответил Владимир, – как ни в чем не бывало продолжал что-то ему рассказывать, пару раз громко засмеялся.

– И чем же закончилась эта встреча? – спросила я.

– В общем, Владислав Семенович еще немного его послушал, а потом о чем-то спросил. И этот Костя сразу умолк, как будто на полуслове, потом что-то ответил. Но Владислав Семенович уже не стал его слушать, а начал спускаться по лестнице и все качал головой. А я еще раз взглянул на этого Костю и увидел, что он очень зло смотрит на доктора. Потом Костя, наверное, хотел что-то еще сказать Владиславу Семеновичу, потому что тоже поначалу стал спускаться.

– Но он так и не спустился вслед за доктором? – спросила я.

– Да, скорее всего, он передумал, потому что потом махнул рукой и снова поднялся наверх. А я решил еще немного задержаться на лестнице, чтобы докурить, и увидел, как этот Костя вошел в «Читай-город» и направился к какой-то девушке, наверно, сотруднице, потому что на блузке у нее был прикреплен бейджик. Она сразу же бросилась к нему, прямо повисла. А он довольно резко отстранил ее от себя, что-то коротко ей бросил и пошел на выход.

– Девушка – брюнетка или блондинка? – задала вопрос я.

– Блондинка, – ответил Владимир, – волнистые волосы до плеч, такая вся из себя фигуристая. Ну, я докурил, тут и Владислав Семенович дошел до лестничного пролета, на котором я стоял, и мы с ним вместе спустились к выходу. А потом, когда я уже приготовился отъезжать, увидел, как этот Костя садится в темно-синий «Порше Кайен» и уезжает со стоянки.

– Значит, этот Костя уезжает со стоянки, – подхватила я, – а вы с Владиславом Семеновичем…

– А мы с Владиславом Семеновичем тоже поехали. Домой. И вот тут-то я заметил, что он не такой, как всегда. Сосредоточенный, что ли, нет, пожалуй, удрученный. Да, это слово больше подходит. Обычно, если он покупает книгу, сразу же начинает ее читать, даже в салоне машины. Ну, или хотя бы листать. А в тот раз он даже к ней не притронулся. Сидел на заднем сиденье и молчал. Я его спросил, все ли с ним в порядке, а он сказал, чтобы я не беспокоился.

– Хорошо. Вот приехали вы в поселок, а что было дальше? Владислав Семенович был все такой же удрученный? Он кому-нибудь звонил, ходил к кому-то из соседей?

– Звонить он не звонил, и к соседям тоже не собирался. Но вот Агафоновы устроили помолвку и пригласили Владислава Семеновича. Он очень не хотел идти, но соседи так настаивали, да и Зинаида Александровна тоже, что пришлось ему пойти. Правда, пробыл он у них недолго, поздравил, ну, поговорил, наверное, немного и все такое, а потом вернулся. Дома тоже был молчаливый, задумчивый. Да, а книга, которую он купил в «Читай-городе», так до сих пор на столе в кабинете и лежит. Не похоже, чтобы Владислав Семенович ее открывал. Раньше он такую литературу сразу же начинал читать.

– А что это за книга? – поинтересовалась я.

– По психиатрии, – ответил Канареечников, – то ли справочник, то ли… В общем, не знаю, там слово какое-то мудреное.

– Ладно. Значит, эта встреча произошла в прошлое воскресение, а до субботы, то есть до нападения, прошла почти неделя. Вы куда-нибудь еще ездили с ним? – спросила я.

– Только на лечебные сеансы к его пациентам, – ответил Канареечников. – Да, вот еще что. Когда мы были у Тузулайкиных, Владислав Семенович позвонил от них кому-то.

– А вы слышали, кому звонил доктор? – спросила я.

– Нет, этого я не знаю, просто слышал, как Владислав Семенович попросил у Виктора Павловича разрешения позвонить, – произнес Владимир.

– А кто у них был дома в это время?

– Ну, хозяин-то уже уходить собирался, в холле стоял, а в гостиной находилась его жена, домработница – она там уборку делала – и… все. Дочь, которую лечит Владислав Семенович, в это время еще из кабинета не вышла после сеанса.

«Что же из всего этого следует? – самой себе задала я вопрос. – В „Читай-городе“ Перегудников повстречал некоего Костю, поговорил с ним. И если сначала он обрадовался встрече, то под конец разговора сильно расстроился. Стало быть, сведения, которые сообщил доктору этот самый Костя, были довольно серьезные, причем можно с известной долей уверенности сказать, что речь шла об убийстве или убийствах. Теперь-то мне известно, что Владислав Семенович делал выписки из статьи Уголовного кодекса как раз на эту тему. А для чего он попросил разрешения у Тузулайкина позвонить от них? Почему не сделал звонок из дома? Или с мобильника? Наверное, сведения, которые он получил, были настолько небезопасные, что доктор не хотел подвергать опасности своих близких: сестру, домработницу, водителя. Ага, а Тузулайкина ему не было жаль? Так, что ли? Нет, не так. Виктор Павлович – бывший афганец, сейчас известный предприниматель, наверняка у него имеется служба безопасности, а может быть, даже и личный охранник».

– Владимир, скажите, а у Тузулайкина есть охранник? – спросила я Канареечникова.

– Лично у него нет, а в доме есть. То есть Виктор Павлович нанял его для жены и дочери.

– А что, была необходимость?

– Да, как-то раз что-то там у них произошло, – туманно объяснил Владимир, – вот с тех пор охранник там и дежурит.

– Ну хорошо, расскажите, что происходило в последующие дни.

– Да ничего особенного не происходило, – пожал плечами водитель. – Мы, как и обычно, выезжали в город к пациентам. Больше никаких встреч ни с кем не было.

– А вот вчера вы рассказали, что за вами была слежка, – заметила я.

– Да, было такое, – подтвердил Владимир.

– Теперь еще раз расскажите, только поподробнее, как все это происходило.

– Ладно. Когда мы выехали отсюда, как обычно, в город, то я заметил, что за нами следует серая «Вольво». Мне это сразу показалось подозрительным, даже сам не знаю почему. Интуиция, наверное. И я не ошибся, потому что, когда мы в Тарасов въехали, и тачка эта тоже вместе с нами. Сначала мы приехали к Зерновым. Когда от них вышли, то «Вольво» еще стояла неподалеку. А как поехали к следующему пациенту, то и «Вольво» за нами тоже двинулась. Ну, тут и ежу понятно, что за нами следят.

– А вы сказали об этом доктору? – спросила я.

– Конечно! – воскликнул Владимир. – А как же?

– А как отреагировал Владислав Семенович? Он был удивлен? Или испуган?

– Ни то ни другое. Он довольно спокойно отреагировал на мои слова, как будто бы так и должно было быть. Мне даже показалось, что он кивнул, когда я ему об этом сказал. Владислав Семенович только спросил меня, на самом ли деле это так. Ну, я ему и показал эту «Вольво». Он ничего не сказал, и мы поехали дальше. Приехали к Волынкиным, «Вольво» рядышком припарковалась. Потом сеанс закончился, спустились мы во двор, этой тачки уже нет, зато стоит вишневая «Ауди». Получается, что она заняла место «Вольво», потому что ехала за нами почти до самого поселка. Я даже остановился около супермаркета, типа, сбегать за пачкой сигарет, а сам решил понаблюдать за «Ауди». Подумал, что мне уже мерещиться начало, ну, всякие там хвосты. Оказалось, что нет. Правда, из тачки никто не вылез, просто подождали, когда я снова за руль сяду, и поехали следом. Я уж и на обходную дорогу свернул, есть тут такая, о ней мало кто знает и уж тем более ездит. Считай, единицы. Ну, и вот, «Ауди» эта за нами двинула. Так почти до самого дома и проводила. Почетный эскорт называется, – Владимир невесело усмехнулся.

– Да, а больше вы ни к кому из пациентов не ездили? – задала я вопрос.

– Ездили, – ответил Канареечников, – но пациентами их в прямом смысле не назовешь, хотя когда-то они ими были.

– То есть это бывшие больные, которых лечил Владислав Семенович?

– Да. Дело в том, что в нашем охранном агентстве работает много парней, которые когда-то побывали в «горячих точках». Им в свое время психологическая помощь требовалась, чтобы войти в привычный ритм. Кстати, агентство основал один бывший военный, которого тоже Владислав Семенович лечил. Он долго не мог от войны отойти. И вот, когда у Владислава Семеновича выдается свободное время, мы с ним едем в их офис. Владислав Семенович заранее звонит хозяину этого агентства – зовут его Седлаковский Валентин Михайлович, – а тот обзванивает всех, у кого выходной, и они приходят в офис.

– Владислав Семенович, что же, с каждым из них беседует? – спросила я.

– А как же? Как же не беседовать? – удивился Владимир. – В этом и заключается работа психотерапевта, а для Владислава Семеновича разговор является самым главным в лечении, главнее всяких лекарств.

– Вы долго пробыли в офисе? – спросила я.

– Долго, почти до самого вечера, – ответил Канареечников.

– А когда вы ездили в агентство, за вами слежка велась?

– Нет, вот тогда хвоста точно не было.

– Владимир, надо будет поехать в отделение, чтобы с ваших слов составить фоторобот этого Кости, – сказала я.

– А зачем фоторобот? Я могу нарисовать его, – ответил Канареечников.

– Да? Вы умеете рисовать?

– Умею. Мне всегда нравилось это дело, а потом я поступил в художественную школу. Говорят, что у меня неплохо получается, особенно шаржи.

– Ну что же. Давайте попробуем, – кивнула я. – Только, пожалуйста, без шаржирования, – предупредила, – дело серьезное, и необходимо, чтобы рисунок получился как можно более достоверным.

– Разве ж я не понимаю? Нарисую как портрет, – пообещал Канареечников.

– Тогда давайте пойдем в коттедж, – предложила я.

Мы вышли из гаража и направились в дом. Там, в кабинете Перегудникова, Владимир взял лист бумаги и начал рисовать. Рисунок получился четким, особенно глаза, которые, по словам Канареечникова, у этого Кости были глубоко посажены.

– Ну что же, – сказала я, взяв в руки листок, – теперь нужно размножить и объявить в розыск. Но этим уже займутся в отделении. Спасибо вам, Владимир.

В это время за дверями кабинета послышались голоса, два женских и один детский. Я уловила слова: «да, она здесь», «вот ведь чертенок», «бабушка, ну ты вечно». Дверь в кабинет открылась, и на пороге я увидела Тамару Семеновну, Капитолину Николаевну и высокого нескладного подростка лет тринадцати. Мальчишка чуть не плакал, а Капитолина Николаевна, грозно глядя на него, проговорила:

– Ишь, чего удумал! Курить тайком уже начал! Я тебе покажу!

– Бабуль, ну чего ты, – заныл подросток.

– Не хнычь, о сигаретах разговор еще впереди, – строго прикрикнула на него Шерстобитова. – Ты расскажи, кого ты видел вчера рано утром на участке сектантов. Видите ли, Евгения, мой драгоценный внук решил тайком покурить и вышел из дома ни свет ни заря, а там… Давай, рассказывай все как было, все, что ты видел, – приказала она внуку.

– Ну, а чё я видел, – шмыгнул носом мальчик и замолчал.

– Подожди, – сказала я, – тебя как зовут?

– Алексей, – ответил внук Капитолины Николаевны и снова шмыгнул.

– Леша, ты уже, наверное, знаешь, что на вашего соседа Владислава Семеновича вчера утром было совершено нападение?

Он молча кивнул.

– Так вот, – продолжила я, – для следствия очень важны все подробности того, что происходило вокруг дома Владислава Семеновича. Так что ты, пожалуйста, вспомни все, что видел, и расскажи.

– Ну, а чё вспоминать-то? – недоуменно спросил Алексей. – Я и так все помню, вчера ж все было. Ну так вот, вышел я из дома, достал сигареты и закурил.

Капитолина Николаевна при этих словах страдальчески вздохнула.

– Ну, чё ты, баб, опять? У нас в классе все пацаны курят, а я, что ли, белая ворона, да?

– Алексей, не отвлекайся, – прикрикнула я на него, – рассказывай, что видел.

– Ну так вот, вышел я, закурил, смотрю, по улице дяденька идет.

– Что за дяденька? Ты его знаешь? Раньше когда-нибудь видел? – стала спрашивать я.

– Не-а, не видел раньше и не знаю, – ответил Алексей. – Ну вот, идет он, по сторонам оглядывается. А потом зашел на участок, где живут сектанты, там он надел на себя черную куртку, на одежду, которую носит охрана.

– Охрана? – переспросила я. – Ты уверен, что в такой форме ходят охранники?

– Так на спине у них написано: «Охранное агентство „Илья Муромец“»! Я ж умею читать!

Я вопросительно взглянула на Владимира и Капитолину Николаевну.

– Да, наш поселок охраняет это самое агентство, «Илья Муромец», – подтвердил Канареечников, – все правильно.

– Леша, а как выглядел этот мужчина? – спросила я.

– Ну как… Высокий такой, выше меня, сильный, мускулистый, что еще…

– Цвет волос запомнил?

– Волосы у него светлые, – ответил мальчик. – Да вот же он! – воскликнул Алексей и кивнул на лист бумаги, на котором Владимир нарисовал Костю.

– Ты уверен, что это он? – почти в один голос вскричали мы с Владимиром.

– Ну да, уверен. А чё? У него еще глаза были такие… глубокие, как будто их вдавили внутрь.

– Ладно, что потом делал этот… охранник? – спросила я.

– А ничего, черную куртку он сложил в пакет, снова вернулся на дорогу и пошел к их будке, ну, где они обычно сидят, – ответил Алексей.

– Хорошо, спасибо тебе, – сказала я. – Да, а он тебя не видел?

– Не-а, я за деревом стоял, там густые ветки, ничего не разглядеть.

– Ну ладно, Леша, иди домой. И слушайся бабушку, – произнесла я на прощание.

Мальчишка кивнул, шмыгнул носом и пулей вылетел из кабинета.

– Куда? – кинулась за ним Капитолина Николаевна. – У нас с тобой еще серьезный разговор будет!

– Так это что же получается? – спросил Владимир. – Выходит, преступник находится среди сотрудников охранного агентства? Вот ни… себе! – он покрутил головой.

– Подождите, Владимир, все еще надо проверить, – сказала я, а про себя подумала, что такое вполне возможно. Значит, предположительно дело было так. Седлаковский Валентин Михайлович организовал охранное агентство и набрал туда бывших воинов-интернационалистов, которые ранее служили в «горячих точках». Может быть, сначала они действительно только охраной и занимались. Но вот потом хозяину «Ильи Муромца» пришла в голову идея организовать еще и агентство по заказным убийствам. Параллельно, так сказать. Это, кстати, довольно умно. Где еще можно надежно спрятать наемного убийцу? Охранное агентство для этого – самое идеальное место. В самом деле, что стоит открыть агентство по оказанию охранных услуг какому-нибудь частному лицу или, скажем, предприятию? А в данном случае – целому коттеджному поселку. Ведь люди хотят жить в безопасности. А если предоставлять услуги личной охраны, то вообще не подкопаешься. Под видом телохранителя наемный убийца спокойно себе отправляется туда, куда ему нужно. Опять же, оружие можно носить вполне легально – лицензия на его ношение ведь имеется.

Стало быть, организатором заказных убийств является Валентин Седлаковский, он же владелец охранного агентства «Илья Муромец». А как же иначе? Не может же быть такого, что он занимается только охраной, а о том, что в его агентстве под видом сотрудников охраны работают киллеры, он знать не знает. Или существует другой человек, который ведает только заказными убийствами, который принимает заказы, обеспечивает убийц оружием, дает им задания. Может быть. Однако, как бы то ни было, официальный владелец «Ильи Муромца» – Седлаковский, с него и весь спрос. И где сейчас этот Валентин Михайлович? Скорее всего, узнав о несостоявшемся убийстве Перегудникова, он сейчас элементарно прячется.

Теперь этот Костя. С большой долей вероятности можно утверждать, что в «Илье Муромце» он числится только формально. Вряд ли он появился там хоть раз. В пользу этого свидетельствует тот факт, что Перегудников, который появляется в офисе агентства довольно часто, по словам Владимира, ни разу его не видел. Если бы это было не так, то при встрече с Костей в «Читай-городе» доктор сразу бы его узнал. Но Канареечников сказал, что Перегудников сначала недоуменно посмотрел на него, как смотрят на незнакомого человека. А этот Костя, приняв наркотик и будучи под «кайфом», видимо, начал хвастаться и рассказал доктору такое, что Владислав Семенович, приехав домой, стал изучать соответствующую статью Уголовного кодекса. Но потом до Кости дошло, что он натворил. Не зря же он сначала начал спускаться вслед за доктором, но потом передумал и пошел в торговый зал. А поскольку он работал не в одиночку и был связан с другими наемными убийцами, то был вынужден рассказать о случившемся как минимум хозяину, то есть Седлаковскому. Нападение на Перегудникова Костя организовал не один, потому что был сделан подкоп и за периметром поселка его ждал подельник.

Когда Владислав Семенович услышал от своего бывшего пациента, которого, как ему казалось, он избавил от последствий войны, шокирующие сведения, то взялся изучать соответствующую статью Уголовного кодекса. Видимо, доктор отказывался верить в то, что ему рассказал Костя, считая это наркотической эйфорией. Может быть, думал, что он приврал, сочинил, нафантазировал. Но потом Перегудников принял решение проверить эту информацию. С этой целью он стал звонить, скорее всего, своим знакомым, которые смогли бы подтвердить или опровергнуть полученные доктором сведения.

Точно известно, что Владислав Семенович один раз звонил от Тузулайкина – тот сам об этом рассказал, когда приезжал вчера в поселок узнать, что случилось с доктором. Но возможно, Перегудников звонил не только от него, но и от других своих пациентов. Просто выяснить сейчас этот факт не представляется возможным. Владимир ведь не всегда сопровождал доктора к его пациентам, когда-то он ждал его в машине. Но, как бы то ни было, Перегудников путем телефонных переговоров сумел выяснить, что сказанное Костей, увы, не выдумка наркомана, а самая что ни на есть правда. И вот тогда-то Перегудников и решил «добиться от главного согласия на явку с повинной, в противном случае пригрозить». Точнее, пообещать, что он сам сделает это, то есть сообщит в полицию. Так он записал на листке, на котором делал выписки из Уголовного кодекса.

Теперь стало ясно, каким образом преступник попал в поселок и как из него выбрался. Ему совершенно ни к чему было где-то прятаться, он находился в «Тарасовском изумруде» в качестве охранника. Я-то думала, что он будет искать обходные пути, чтобы пробраться в коттедж Перегудникова, но он, ни от кого не прячась, шел по улице, ведь был уверен в том, что как охранник он не привлечет к себе внимания, и только для того, чтобы снять черную куртку, зашел на соседний участок.

Я решила поговорить с тем охранником, который сейчас находился на дежурстве на въезде в поселок. Конечно, я понимала, что рискую, ведь неизвестно, кто прячется под личиной сотрудника охранного агентства. Маловероятно, конечно, что тот, кто сейчас на вахте, тоже по совместительству работает киллером. Скорее всего, дежурство в поселке несут люди, даже не подозревающие о том, что творится у них за спиной. Но, с другой стороны, существовала опасность, что после нашего разговора охранник сообщит о нем главарю и тот предпримет соответствующие меры, скроется, например. Хотя, по идее, он уже должен был это сделать.

Я попрощалась с Тамарой Семеновной, Владимиром и Зинаидой Александровной и вышла из коттеджа.