Глава 2

Из железнодорожной больницы мы с Тамарой Семеновной вернулись в коттеджный поселок. Я решила пойти к соседям Перегудникова, раз список, составленный Владимиром, был уже у меня в руках. Но сначала я занялась обследованием местности вдоль забора, который опоясывал поселок по периметру. Мне не давал покоя вопрос: как же преступник мог выбраться за пределы поселка? Поэтому для меня была важна всякая мелочь вроде поломанных веток или вмятин от ножек лестницы, если таковые имелись. Пригодились бы и окурки от сигарет, и пустые бутылки или банки. Все это могло бы пролить свет на то, каким образом преступнику удалось проникнуть на территорию поселка и выбраться из него.

Я, внимательно всматриваясь, пошла по дороге вдоль забора. Сначала ничего необычного не наблюдалось. Но вот мое внимание привлек небольшой участок рядом с кустарником. На первый взгляд это была как будто бы просевшая земля, забросанная ветками. Я подобрала валявшуюся рядом сучковатую палку и поворошила ветви. Так и есть! Кто-то сделал в этом месте подкоп.

Я, как гончая, которая взяла след, быстро вышла за пределы поселка и подошла к месту подкопа с внешней стороны. А здесь трава была примята, как будто бы на ней валялись. Или же что-то по ней волочили. Я тщательно обследовала участок и обнаружила небольшой кусок полиэтилена. Он был явно выдран из пакета. Нетрудно догадаться, что было в пакете: ноутбук, мобильник и документы из сейфа. Но теперь в картину преступления следовало внести коррективы: преступник был не один, у него имелся сообщник. Тот тип, который орудовал в коттедже Перегудникова, закончив свое дело, добрался до места подкопа, который был сделан заранее. С другой стороны уже находился второй преступник. Номер первый привязал конец веревки, или бечевки, или, наконец, лески к пакету, затем подергал веревку – ведь оставшийся моток тоже загодя был протянут через подкоп, – и номер второй, дождавшись условного знака, благополучно вытащил пакет наружу. А что он сделал дальше? Невдалеке я заметила следы от шин внедорожника, предположительно джипа. Значит, сообщник, забрав пакет, благополучно отбыл в неизвестном направлении. А вот куда делся тот, кто напал на Перегудникова? Это пока остается загадкой.

Я еще раз обошла предполагаемое место, где подельник дожидался преступника. Увы, никаких окурков, огрызков и пустых банок или бутылок я не нашла. Ну, разумеется, преступники ведь не олухи царя небесного, а очень даже профессионалы. Но кое-какой след я все-таки обнаружила. Это был отпечаток ботинка военного образца примерно сорок пятого размера. Я стала осматривать ветки росшего рядом дерева. На самой нижней из них висела нитка, да не простая, а тоже армейская. Ошибиться я не могла. Уж у меня-то, как ни у кого другого, на эти дела глаз был наметан. Скорее всего, преступник зацепился за ветку одеждой.

Я снова вернулась в поселок. Но на этот раз я выбрала не основную улицу, а тропинку, которая шла параллельно ей. У меня мелькнула мысль, что преступник, чтобы не засветиться, мог решить пойти в обход, или, как говорят в народе, пробираться огородами. Я тоже нашла неприметную на первый взгляд тропинку, которая и привела меня от самого подкопа к коттеджу доктора. Кроме того, в одном месте, где земля была наиболее рыхлая, я обнаружила и второй след от армейского ботинка.

Я развернула лист со списком соседей Перегудникова, который составил Владимир. Ближайшими соседями в нем значились супруги Шерстобитовы, Капитолина Николаевна и Георгий Прокопьевич. Я подошла к калитке и позвонила. Вскоре дверь открыла женщина лет шестидесяти.

– Здравствуйте, – сказала я, – я расследую нападение на Владислава Семеновича Перегудникова, вашего соседа, меня зовут Евгения.

Женщина понимающе кивнула.

– А я – Капитолина Николаевна, проходите в дом, – пригласила она.

Коттедж Шерстобитовых тоже был одноэтажный, как и у доктора. Пока я шла по поселку, я обратила внимание на то, что таких коттеджей было больше, чем навороченных, двух– или трехэтажных, с башенками, балконами, балюстрадами и прочими изысками.

Капитолина Николаевна провела меня в гостиную и предложила чай. Пока она его готовила, я рассматривала комнату. Она была выдержана в деревенском стиле, с полотняными дорожками, деревянной мебелью и другими элементами подобного декора. Еще в прихожей я обратила внимание на подставку для зонтов, выполненную из березового полена. Потолок в гостиной был беленый, а стены оклеены бумажными обоями коричневато-зеленого оттенка с рисунком из небольших листочков. Шторы были подобраны в тон обоям. Очень эффектно смотрелся ажурный тюль, доходящий до середины окна, на подоконнике которого стояли горшки с геранью.

Мебель в гостиной стояла самая обычная: диван, посудный шкаф, журнальный столик и два кресла, все из дерева. Диван и кресла были застелены накидками, напоминающими домотканое полотно, столик покрывала вязаная кружевная салфетка.

В посудном шкафу стояли белые тарелки с нарисованными цветами, птичками и листьями, а также пара пузатых кувшинов, украшенных ярким орнаментом. На центральной полке шкафа находилась явно дизайнерская «штучка» – чашка в виде половинки яблока.

Капитолина Николаевна вскоре вернулась, неся расписной поднос, уставленный заварочным чайником, чашками из тонкого фарфора, а также розетками с вареньем и вазочками с печеньем и конфетами. За чашкой вкусного, ароматного травяного чая я завела разговор на интересующую меня тему.

– Скажите, Капитолина Николаевна, вы что-нибудь необычное слышали или видели сегодня утром? – спросила я.

Женщина помолчала, потом ответила:

– Нет, ничего такого не было.

– А домашние животные у вас есть? Ну, кошка, собака? Может быть, они вели себя не так, как всегда?

Капитолина Николаевна горестно вздохнула:

– Когда мы только переехали в новый коттеджный поселок – не сюда, этот дом у нас уже второй по счету, все начиналось хорошо и радостно: стройка, ремонт, знакомства, новые перспективы и преимущества. Мы завели кошечку, о которой мечтали, еще когда жили в городе. Но нашим соседям мы почему-то не понравились. А наша кошечка – так тем более. Выяснилось это случайно: я была дома, соседка, думая, что никого нет, бросила в мою кошечку камнем. На мое замечание, что можно шугнуть кошку, а не камнями бросать, она начала вопить, что у нее на огороде все сохнет. В чем связь, я так и не поняла. Там, где мы раньше жили, была глинистая кислая почва, естественно, что ничего не росло, ведь чернозем или перегной соседи не завозили, потому что экономили. Хотя на показуху у них времени, сил и денег хватило: и лужаечку перед домом засеяли, и гараж быстро построили, и забор глухой поставили. Потом я поняла, что эта ситуация была просто поводом, спусковым крючком. Со злости соседка решила нашу кошку отравить, но отравила только соседскую собаку. Когда мы переехали сюда, мы уже не стали заводить ни кошку, ни собаку: уж очень печальные воспоминания у нас остались.

– Понятно, – произнесла я, – а что вы можете сказать о своих здешних ближайших соседях?

– Ну что я могу сказать? Здесь живут люди интеллигентные, не в пример моей тамошней соседке. Я вообще была в шоке, когда увидела, как эти странные соседи – по старому поселку – сливали канализационные воды в русло ручья, который находился рядом с нашим забором. Это же все попадает в грунтовые воды, которые мы все пьем (у нас своя скважина). Мы стали следить за ней, но поймать ее за руку все никак не получалось. Мы с мужем тогда написали на них заявление. Приехали представители из администрации, мы им все показали, они сказали, что примут меры. Но соседи как сливали все это, так и продолжали сливать, а мы для них стали врагами. Нашли на чем сэкономить! – возмущенно проговорила Капитолина Николаевна. – Они явно люди не бедные, самые первые из всех жителей поставили гараж и баню. Пенсия у них очень даже приличная, да и зарабатывают ремонтом неплохо.

– Хорошо, давайте теперь поговорим о тех людях, которые живут здесь, в поселке «Тарасовский Изумруд», – попыталась я направить беседу в нужное русло.

– Ну, а что они? Я же говорю: порядочные люди. Вот взять хотя бы Владислава Семеновича. Добрейшей души человек, великодушный, отзывчивый. Скольким он помог! Кого от запоя вылечил, кого от наркомании. Я уж вам по секрету скажу, – тут Шерстобитова понизила голос, – у моей внучки было ночное недержание мочи, энурез по-научному называется. Уж сколько времени родители с ней мучились. По каким врачам только не ходили, ничего не помогало. А Владислав Семенович провел несколько сеансов, и все прошло. Как рукой сняло! И у какого мерзавца рука на него поднялась! Вот если бы это произошло там, где мы раньше жили, я бы ничему не удивилась. Мои тамошние соседи, кроме всего прочего, еще и нечисты на руку были, воровали всё, даже шланг для слива. Поначалу воровали даже перегной у нас, который мы купили, но развезти не успели, причем тележками таскали, не стесняясь. Муж это увидел случайно, когда неожиданно в обед заехал домой по делам. Странные люди, как так можно? – Капитолина Николаевна пожала плечами. – Есть ли у них совесть? Впору было хоть забор сплошной, высокий ставить, чего мы не планировали. А как иначе? Никак. Мне внучатая племянница так и сказала: «Тетя Капа, есть компромисс. С теми соседями, чьи взгляды на жизнь не совпадают с твоими, – три метра бетона стены, с другими – сеточка, цветочки и общая калиточка. Я б от таких соседей не то что забором – рвом с крокодилами отгородилась бы». Но мне, Евгения, никогда не хотелось жить с трехметровым забором. Вот за границей любо-дорого смотреть на лужайки возле домов, а любой шум соседей наказывается полицией.

«Видно, проживание в прежнем коттеджном поселке Капитолине Николаевне далось очень нелегко, – подумала я, – поскольку она и сейчас вспоминает все перипетии той жизни. Но если она и дальше будет говорить о своем, то я ни на шаг не приближусь к цели своего визита».

– …дома из поколения в поколение переходят, – продолжала Шерстобитова, – все друг друга знают и помогают друг другу. Я думаю, немаловажно, что в этой нашей «старой» части поселка не понты, как сейчас выражается молодежь, и башенки важны. Хотя есть и очень обеспеченные люди, и очень красивые дома. Я помню, когда мы вырвались из хрущёвки в центре города в свой дом, то вздохнули наконец свободно. А на городской квартире, представляете, Евгения, были постоянные разговоры с соседями о том, что вы «двигали табуретками в час ночи на кухне» или «почему вы дома носите обувь на каблуках?», и многое прочее, что вроде бы ерунда. Но феном в квартире я пользовалась до двадцати трех часов, чтобы, не дай бог, не разбудить соседку через стенку. Вот так! – Капитолина Николаевна перевела дух и отхлебнула уже успевший остыть чай.

– Ой, чай совсем остыл, пойду заварю новый, – сказала она и направилась на кухню.

Вскоре она вновь появилась с заварочным чайником в руках.

– Давайте, Женя, я и вам налью. Да, вы вот спрашивали про собак и кошек, не вели ли себя они как-то необычно? Так вот, у моей ближайшей соседки, Регины Васильевны Ширшовой, есть и пес и кот, Тимур и Барс. Ну, естественно, живут они как кошка с собакой. Как только бедная Региночка выдерживает весь этот кильдим, ума не приложу. Говорит, что не может расстаться ни с одним из них. Хотя это еще что! Вот у моей соседки по городской квартире было целых три кошки, представляете!

– Капитолина Николаевна, так что там с животными Регины Васильевны приключилось? – вернула я Шерстобитову в тему.

– Так вот, – продолжила словоохотливая женщина, – рано утром сегодня – сколько было времени, не скажу, не знаю, потому что на часы не смотрела, – проснулась я от жуткого собачьего лая. Ну, думаю, это Тимур надрывается, только с чего бы это? Может, это он на Барса ополчился в очередной раз, чего-то они там не поделили? В общем, побрехал он, побрехал и вдруг неожиданно заткнулся.

«Значит, в это время здесь находился преступник, – подумала я, – ведь неспроста же залаял этот Тимур. И время – раннее утро – совпадает».

– Капитолина Николаевна, а к вашему дому можно пройти обходным путем? – спросила я.

– Нет, – ответила Шерстобитова, – к нам – только по главной улице.

– А к кому из жителей поселка тоже нельзя пройти окольными путями?

– К Масловаровым нельзя. Это муж с женой, они тоже пенсионеры, их дочка руководит строительной организацией, такая деловая, хотя и молодая совсем, еще и тридцати нет, но хватка – ой-ей-ей! – похвалила женщина преуспевающую бизнес-леди. – Так вот, они живут в поселке не круглый год, а с мая по ноябрь, а потом уезжают в город.

– Получается, что у них здесь что-то вроде дачи? – уточнила я.

– Нет, это жилой дом, в нем можно жить и зимой, но зимой он пустует. А летом сюда приезжают внуки Масловаровых, потому что дочка с зятем занимаются бизнесом, и им, сами понимаете, не до детей. Хотя я не понимаю, как можно отодвигать воспитание детей на второй план? – Шерстобитова неодобрительно покачала головой.

– Капитолина Николаевна, вы говорили, что Масловаровы – не единственные, к кому нельзя пройти окольным путем, – напомнила я.

– А, ну да, конечно, еще семья Найденовых. Они музыканты: муж, жена и их дочь. Знаете, так интересно получилось: сначала они жили в Тарасове. Супруги преподавали в консерватории, она – фортепиано, он играл на каком-то духовом инструменте, кажется, на флейте. Ну а дочка тогда училась, тоже, естественно, в консерватории. А потом они уехали в Москву, там обосновались. А сюда приезжают во время отпуска.

«Накладно, наверное, иметь коттедж только для того, чтобы заезжать сюда в отпускное время, – подумала я, – ведь его содержание стоит немалых средств».

– Да и то сказать, расположен их коттедж не очень удачно, как, впрочем, и у Марии Григорьевны Афониной. К ней тоже вход только со стороны дороги.

– А почему неудачно? – спросила я.

Кажется, Шерстобитова перестала отвлекаться на побочные темы и стала говорить по делу:

– Ну, судите, Женя, сами. Поселок наш сам по себе хороший, сосны, речка близко, ходят маршрутки. Первоначально он числился в черте города, там в свое время начали строиться «новые русские». А знаете, какое название он имел поначалу? Его закономерно назвали Кулацким. Ну да, Кулацкий поселок. Единственный недостаток этого поселка – теснота. Участки слишком маленькие. Ну, построил ты себе коттедж, хоть трехэтажный, хоть с балконом, хоть без него. Так какой смысл в этом коттедже, если он окнами на точно такой же коттедж смотрит? Никакой даже тебе иллюзии уединения. А земля все ж таки дорогая, не всем даже обеспеченным по карману, поэтому изначально люди на участках экономили, брали понемножку. Ну, и вот результат: улица с прилепившимися друг к дружке вплотную разнокалиберными домами. И ладно, если с соседями повезло и можно по утрам перемигиваться из окошка в окошко. А если не повезло, как мне?

Я почувствовала, что Капитолина Николаевна тихо, но верно сползает к теме «Я и мои непорядочные соседи», и задала упреждающий вопрос:

– Капитолина Николаевна, а что же с Марией Григорьевной?

– А что с ней? С ней все нормально. Она раньше работала главврачом медсанчасти, да и покойный ее супруг был генералом. Теперь вот живет здесь, а в городе у нее остались дочь, тоже врач, и внук, естественно, тоже врач, только будущий, сейчас учится в медицинском университете.

– Дочь с внуком давно навещали Марию Григорьевну? – спросила я.

– Давно, – ответила Шерстобитова. – Дочь и внук находятся сейчас за границей на курорте. Ну да Мария Григорьевна – женщина еще крепкая, опять же, домработница у нее имеется, так что с покупкой продуктов никаких проблем нет. А вот в соседях у нее, – Капитолина Николаевна понизила голос, – сектанты!

– Неужели? – удивилась я. – Как же так получилось? Ведь сектантов к «новым русским» никак не отнесешь.

– Мария Григорьевна построила себе маленький, хотя и двухэтажный, коттедж, но без всяких там фонтанов и прочих наворотов. Участок ее сейчас вполне благоустроен, а когда-то был весь завален строительным хламом. Я почему это знаю, потому что на наших глазах строительство шло. Ну, так вот, а напротив ее будущего коттеджа стоял массивный особняк, его построил сосед – какой-то бывший криминальный авторитет лет под пятьдесят. Приезжал он редко – этот дом был его летней резиденцией, а жил он в основном в городе. А потом, примерно через пару лет, он развелся с женой и насовсем переехал в этот свой «летний» дом. Он только на словах был «летней» резиденцией, а так – вполне жилой дом, кирпичный, добротный, с хорошей котельной, водопроводом и прочими удобствами. Отдельно располагалась основательная баня размером практически с сам дом. Все было бы ничего, но, разведясь, этот сосед-авторитет принялся безудержно пить. Иногда один, иногда с шумными компаниями, по несколько дней, с огромными колонками, вытащенными на улицу, с помывками в бане в компании женщин легкого поведения, пением под гитару и фейерверками до утра, пару раз был даже живой оркестр. Никакие доводы про маленьких детей не работали. Соседу было наплевать на все вообще и на маленьких детей в частности. У него неделями был совершенно бессмысленный вид – то ли алкоголь, то ли наркотики, то ли и то и другое сразу. Пару раз у него случался пожар. Напившись, он мог валяться в огороде всю ночь, а наутро вызывал такси, чтобы ему привезли новую партию выпивки. Несколько раз по ночам настойчиво напрашивался к нам в гости, когда было не с кем выпить! Представляете, Женя? «Ты меня уважаешь?» – орет и все такое. Кроме безудержного пьянства, он еще любил пострелять. Выйдет из бани, обвязанный полотенцем, поставит на соседский забор банки и бутылки и начинает стрелять по ним из двустволки, а потом и из пистолета. Бедная Мария Григорьевна! Милицию она вызывала раза четыре, еще несколько раз с соседом по-хорошему говорили знакомые внука, не боявшиеся криминальных авторитетов. А ему – хоть бы хны! Все разводили руками: ну вот такой он придурок, что с него взять, пальцем у виска крутили. Посадить – никак. Отнять оружие – тоже никак. Кончилось все тем, что он прострелил своему приятелю во время пьянки то ли ногу, то ли руку и с тех пор со стрельбой завязал.

Я слушала всю эту сагу про соседа-авторитета только потому, что у меня возникло предположение о причастности пьяницы и дебошира к нападению на Перегудникова. Оказалось, что в этой истории произошел неожиданный поворот.

– Наконец этот авторитет допился до белой горячки и скончался, – сообщила Капитолина Николаевна. – И вот через полгода после его смерти в этот дом заселился главарь какой-то секты. Мы все были в шоке, любая секта – неприятное соседство само по себе, даже если не учитывать того, что периодически туда наезжали кавалькады из разномастных машин, среди которых преобладали дорогие внедорожники. Все машины полностью на участке не помещались, их оставляли снаружи, перегораживая подъезд к дому Марии Григорьевны. На попытку сделать замечание ей ответили довольно грубо: заткнитесь и быстро-быстро идите отсюда и больше не отсвечивайте, тогда мы, так и быть, вас не тронем. Все правоохранительные органы, кстати, были в курсе и благожелательно относились к проживанию сектантов, их времяпровождению и вообще любой деятельности. Секта функционировала еще несколько лет, даже после официального закрытия. Там постоянно происходили какие-то события. Сходки, хоровые пения, массовые забеги по снегу босиком. Молебны с кострами до неба. Пару раз этих сектантов пыталась взять штурмом какая-то группа лиц без опознавательных знаков. Несколько раз случался массовый приезд полиции. Сейчас там тихо, дом уже пару-тройку лет стоит нежилой, но время от времени туда приезжают какие-то люди и по несколько дней там тихонько живут. Потом уезжают – и опять несколько месяцев тишина и покой.

– А сейчас там кто-нибудь живет? – спросила я, еле дождавшись окончания всей этой истории.

– Нет, слава богу. Вот уже с месяц никого там нет, – ответила Шерстобитова, – во всяком случае, никого не видно и не слышно.

«Ну, то, что никого не видно и ничего не слышно, – это еще ни о чем не говорит. Преступник узнал, что в доме никто в данный момент не живет, – рассуждала я. – Он мог заранее там обосноваться, проследить за домом Перегудникова, дождаться, пока доктор останется один, и, сделав свое дело, снова вернуться к сектантам, чтобы там временно отсидеться. Надо будет наведаться в этот дом с такой богатой историей».

– Ах, Женя, – между тем продолжала Капитолина Николаевна, – я вот вспоминаю то время, когда здесь были пустующие участки, пока не началось бурное строительство. А уж как началось, то все – прощай, спокойная жизнь! Особенно рьяно кипела стройка у Ларисы Сергеевны, соседки через два дома, – практически круглые сутки. Строители – восточной внешности молодые мужчины числом около десятка – жили там же, в вагончике. Шумели своими бетономешалками, гоготали, подначивали Ларочкиных гостей. А в соседях у Ларисы была молодая мама с трехлетней дочкой, Наташа ее зовут. Я однажды была свидетелем того, как эти строители, когда Наташа со своими подружками загорала у себя на участке, начали делать через решетку забора различные соблазнительные, ну, естественно, с их точки зрения, предложения, один даже сделал попытку перелезть через забор. Прямо по рабице, как обезьяна. Наташа и ее приятельницы тогда от греха подальше ушли в дом, загорание было испорчено, да и черт бы с ним, ультрафиолет вообще вреден. Но ведь эти труженики стройки заговаривали с Наташиной дочкой, просовывая через ячейки забора то конфетку, то кусочек шашлыка. Наташа не выдержала и в конце концов поставила трехметровый забор, но стройка к тому времени уже была завершена.

– А… – Я попыталась остановить Капитолину Николаевну, потому что меня больше интересовал сегодняшний день, точнее сказать, сегодняшнее утро, а не дела минувших дней, но Шерстобитова, не сбиваясь, продолжала на одном дыхании:

– А после окончания стройки в огромный дом въехал какой-то большой полицейский чин. Вообще непонятно, зачем Лариса затевала всю эту стройку, если сама, как выяснилось, не собиралась там жить. Ну да ладно. Казалось бы, все неприятности должны были закончиться, и на самом деле там воцарилась тишина на довольно долгое время. Но потом этот чин начал доставать бедную Наташу: то у нее слишком долго гости на веранде сидят, то чересчур громко скрипят ворота в гараже, то собака гавкает… А потом и жена этого чина, поджав губки, выговаривала Наташе за то, что ее дочка громко кричит и смеется, когда играет. На собственном участке ведь играет ребенок, заметьте, Женя. В общем, соседи – они всегда такие соседи. Хоть в пятиэтажной хрущевке, хоть в коттеджном поселке. – Капитолина Николаевна, сделав сей неутешительный вывод, махнула рукой. – А еще в ближайших соседях у Владислава Семеновича находится писательница Мариэтта Рассказова, – вдруг разом покончив с воспоминаниями, сообщила Шерстобитова. – Женщина она в годах, в основном сидит дома и строчит свои романы, лишь изредка выезжает на бежевых «Жигулях». И наконец, еще одна соседка – Куриганова Валерия Михайловна. Вернее, это семья: муж с женой. Но муж ее почти здесь и не бывает, все время в длительных командировках. У них значительная разница в возрасте, ей на вид можно дать не больше тридцати, а ему уже под пятьдесят. И кстати, Валерия у него вторая жена. Очень хорошо устроилась, надо сказать, – с осуждением произнесла Капитолина Николаевна. – Работать – не работает, а зачем ей? Муж обеспечивает, потому и увела его из семьи. Когда ее муж в командировку отправляется, то по утрам она выезжает в город, весь день неизвестно где проводит, а под вечер обратно приезжает. Бывает, что и не возвращается, где-то у любовников ночует. А что? Скажете, хранит верность мужу? – задала она риторический вопрос. – Как же! Заведет свой «мерин» и была такова!

– А сейчас ее муж дома? – спросила я.

– Нет, сейчас он как раз в командировке, – ответила Шерстобитова. – Ах, Женя, как все переменилось, как переменилось! Ну разве наше поколение могло вот так в открытую крутить шашни на стороне? И вот еще один момент: в наше время была только одна форма брака – законный, то есть зарегистрированный в загсе. А все остальное – просто сожительство. А что сейчас? Столько их развелось, этих браков, что и не упомнить, какой как называется. И пробный брак, и гостевой, и гражданский, и бог знает еще какой. А на самом деле никакого брака и нет, есть сожительство. Или вот еще: по паспорту – муж и жена, все чин чинарем, а живут раздельно, у него своя квартира, у нее своя. Ну и как это все можно назвать? Да, Женя, хочу вас предупредить. Если надумаете покупать коттедж, обходите стороной поселок «Волжская отрада», – Капитолина Николаевна вновь резко поменяла тему. – Даже врагу не пожелаешь там поселиться! Представляете, в самом центре располагается большая конюшня, три или четыре цыганских дома, в свое время известных тем, что все их обитатели приторговывали наркотиками – правда, не знаю, как сейчас, да все так же, наверное, – и один большой питомник алабаев. Это такие среднеазиатские собаки, овчарки ростом с теленка, злющие, как дьяволы. Кстати, у нас тоже один тут завел себе алабая, это когда из-за его пьянства жена его бросила. Ну, а алабаю-то все равно, он только зубы свои показывает размером с акульи и рычит так, что земля дрожит. Но вот однажды он чуть не разорвал одного смельчака, который тоже спьяну полез на его хозяина. Ну, знаете, как это водится: сидят, выпивают, душа в душу, все хорошо, все замечательно, потом одному собутыльнику что-то там такое не понравится, и все! Прощай, дружба! Так вот этот смельчак только успел замахнуться, а алабай как вцепится ему в глотку, едва не загрыз, да! Хорошо еще, что хозяин собаки не успел упиться до потери пульса, а крикнул алабаю, что там обычно кричат в таких случаях, а то бы все, конец! Так вот, Женя, я все же докончу про «Волжскую отраду». Зимой там сугробы по уши, воет ветер, ни одного магазина, и даже на собственной машине не всегда можно выехать. Врачи туда не ездят, а приглашают к себе на прием в поликлинику. Весной и летом там каждый год горят торфяники вдоль реки, летом и осенью достает комарье со страшной силой, и мне вообще неясно, почему там одна сотка земли стоит, как благоустроенная двушка в городе?

Мне тоже было непонятно, как это Капитолина Николаевна умудряется соединять в своем рассказе совершенно не относящиеся друг к другу темы, однако из беседы с ней я выяснила две важные вещи. Во-первых, есть пустующий коттедж, в котором проживали сектанты. И есть «соломенная вдова» Валерия Михайловна Куриганова, которая от скуки рассекает на «Мерседесе» и вполне может привезти в поселок любовника. А он, возможно, и есть тот самый преступник.

– Спасибо вам, Капитолина Николаевна, за чай и разговор, – поблагодарила я Шерстобитову и встала из-за стола. – А как вы считаете, мог кто-нибудь из жителей поселка совершить нападение на Владислава Семеновича?

– Нет, Женя, – заверила меня Капитолина Николаевна, – мы уже с Георгием Прокофьевичем – это мой муж – всех наших обсудили и пришли к выводу, что никто из постоянно здесь живущих не мог совершить такое зло. Георгий Прокофьевич перебрал всех мужчин поселка, ну не подходит ни один из них! Если только пришлый какой…

Я вышла от Шерстобитовой. Уже стемнело, и я подумала, что сейчас самое время наведаться в пустующий дом бывшего сектанта. А вдруг преступник именно там и прятался? Тогда в доме должны обязательно остаться следы его пребывания, возможно, даже улики, которые смогут дать дополнительные подсказки, как его найти.

Я вошла на территорию этого участка, вынув пару досок из довольно расшатанного забора. Участок был неухоженным, а точнее, просто заброшенным. Видно было, что постоянно здесь никто не живет, а наезжает от случая к случаю. Сам дом снаружи производил довольно мрачное впечатление: массивная дубовая дверь парадного входа, выкрашенная синей краской крыша, давно не мытые окна. Пробираясь сквозь заросли крапивы и шиповника, я обошла дом по периметру и обнаружила, что здесь имеется еще одна дверь, своего рода «черный ход».

Я решила зайти в дом с тыльной стороны. Вытащив из сумки свои универсальные отмычки, я открыла ими дверь и вошла внутрь. Длинный коридор вел в комнату с распахнутыми дверями, наверное, это была гостиная. Но сначала я открыла дверь, которая находилась недалеко от входа. Это оказалась ванная комната. Выглядела она неприглядно: плитка местами обвалилась, на стене над старой полуразбитой раковиной висело треснувшее зеркало. Оно было измазано чем-то красным. Сначала я подумала, что это кровь, но потом поняла, что ошиблась: это была краска. В углу стоял разбитый, давно не чищенный унитаз.

Затем я вновь вышла в коридор, прошла его и оказалась в большой комнате, которая, очевидно, служила хозяевам гостиной. Она была просторной, середину ее занимал огромный деревянный стол прямоугольной формы, а под потолком висела большая люстра, тоже деревянная. Такую люстру я видела впервые. Стены гостиной были увешаны картинами, изображавшими кресты, лебедей, корабли, еще, кажется, Китежград или что-то в этом роде. Я вышла из гостиной и прошлась по остальным комнатам. Их было пять. Меблировка была старая и довольно аскетичная: узкие кровати, по одному стулу в каждой из комнат, комод. В комнатах, да и в гостиной тоже у стен стопками лежала литература на религиозные темы. Но никаких следов недавнего пребывания кого-либо в доме я не заметила. На втором этаже было три комнаты с такой же обстановкой, как и на первом этаже, без излишеств. Необследованным остался только подвал. В него я решила заглянуть напоследок. Может быть, именно в нем скрываются какие-нибудь интересные вещи?

Спустившись по ступенькам вниз, я открыла дверь и посветила фонариком. Вообще-то на стене я увидела коробку с рубильником, но не стала рисковать, включая свет, мне вполне было достаточно света фонарика. Подвальное помещение было завалено какими-то станками, похожими на типографские. А может быть, это и есть типография? Сектантская, разумеется. Ведь видела же я в доме гору книг подобного содержания.

Я прошла в глубь подвального помещения. В бетонном полу я увидела небольшие канавки, которые напоминали отверстия для водостоков. В стене тоже находились отверстия, но забранные решетками. Я остановилась и, присев, наклонилась над водостоками. Приглядевшись, я увидела, что в некоторых местах их стенки были покрыты каким-то налетом, он был темный и напоминал ржавчину. То ли краска, то ли… Кровь? А что, вполне возможно, если речь идет о сектантском жилище.

Я выпрямилась и тут заметила еще одну дверь, стальную, без ручки, в ней имелась только замочная скважина. Интересно, что в ней находится? Может быть, это комната, где складируются ритуальные жертвы? Как ни странно, но мои универсальные отмычки в данном случае оказались бессильны. Внимательно все осмотрев, я поняла, в чем дело: замочная скважина была намертво чем-то залита. Скорее всего, помещением, которое находилось за этой дверью, перестали пользоваться. Ну и ладно. Главное, что в подвале ничего подозрительного не оказалось: нет никаких следов проникновения в дом преступника. Все замки на месте, двери и окна целые.

Я вышла с территории сектантской обители и направилась в коттедж Перегудникова.

– Тамара Семеновна, – обратилась я к сестре доктора, которая вместе с домработницей хлопотала на кухне, – что вы можете сказать о пациентах Владислава Семеновича?

Алешечкина вытерла руки о полотенце и сняла фартук.

– Пойдемте в комнату, Женя, – сказала она.

– Пациенты у Владислава были разные, – начала женщина, – были и дети, и взрослые. И диагнозы тоже были разные. Например, брат лечил одну девочку от энуреза. Другой ребенок, мальчик, страдал заиканием, стеснялся посещать школу, родители совсем отчаялись. Ну, а взрослые… Тоже разные случаи были. Вот одна девушка хотела покончить с собой из-за несчастной любви, каким-то чудом удалось ее снять с крыши буквально в считаных сантиметрах от края. Мужчина едва не сбил пешехода, так после этого не мог сесть за руль. К брату обращались и люди, которые пытались бросить курить, но самостоятельно у них это не получалось. Еще были случаи алкоголизма, наркомании и даже клептомании.

– А сколько таких пациентов вел Владислав Семенович? – спросила я. – Двадцать, тридцать?

– Думаю, с десяток наберется, – ответила Алешечкина и, увидев на моем лице удивление, пояснила: – Понимаете, Женя, работа психиатра требует помимо душевных еще и временных затрат. Недаром же в клиниках на прием одного больного отводится времени почти в два раза больше, чем у врачей остальных профилей. Психотерапевту, чтобы понять причину болезни, необходимо поговорить с пациентом не пять минут, а гораздо больше.

– Ну, хорошо, а кто конкретно был у Владислава Семеновича в пациентах? Фамилии можете назвать?

– Извините, нет. Я думаю, и сам брат не стал бы этого делать. Ведь проблемы у пациентов Владислава очень деликатные.

– Я вот о чем подумала, Тамара Семеновна, ведь наверняка у вашего брата имелась записная книжка, где были записаны фамилии пациентов, а также их адреса.

Алешечкина отрицательно покачала головой:

– Нет, Женя, Владислав соблюдал полную конфиденциальность по отношению к своим пациентам, поэтому никаких записей он не делал.

– Но не мог же он все держать в голове, – недоумевала я.

– Обычно он записывал данные пациента на отдельном листке бумаги, там были фамилия, имя, отчество и адрес. Этот листок он брал с собой, когда выезжал на дом, а потом уничтожал.

– А когда нужно было ехать повторно, он снова все записывал? – спросила я.

– Совершенно верно, – подтвердила Тамара Семеновна. – Владислав считал, что так надежнее всего.

Я подумала, что если спрошу о пациентах Перегудникова его водителя, Владимира, то и от него не дождусь ответа. Но, поразмыслив, я подумала, что вряд ли знание конкретных фамилий приблизит меня к разгадке нападения на Перегудникова. В самом деле, ну, получила бы я список фамилий пациентов доктора, и что? Напасть на него мог и кто-то из тех, кого он лечил совсем недавно, а возможно, что и кто-то из больных, проходивших лечение много лет назад. Можно только гадать о причине нападения да перебирать варианты до скончания века. Здесь надо было искать другой путь.

Гораздо более перспективным мне виделся вариант с работой Перегудникова в психоневрологическом диспансере. Возможно такое, что нападение на доктора имеет связь с его пребыванием в этом лечебном заведении на посту одного из членов комиссии (а может быть, и председателя), которая проводит судебно-психиатрические экспертизы? Вполне возможно. Предположим, что некто совершил тяжкое преступление и психиатры признали его невменяемым. Последствием такого заключения стало принудительное лечение в психиатрической больнице. А там, как известно, условия мало чем отличаются от колонии строго режима, кроме того, там еще и накачивают нейролептиками.

Но одно дело, если этот некто действительно совершил преступление. А если произошла ошибка? Если обвинили человека, который был совершенно непричастен к этому преступлению? Допустим, ему каким-то образом удалось выйти из психбольницы или он сбежал. И вот он принял решение поквитаться с теми, кто способствовал его заточению, по сути дела, в ту же тюрьму.

Ведь он забрал из сейфа документы, а также мобильник и ноутбук. Зачем он это сделал? Может быть, он хотел узнать о пациентах доктора? Однако ему не было известно о том, что Перегудников все данные записывает на листках, а потом рвет их. А возможно, что у преступника имелись какие-то иные мотивы, предполагать которые весьма и весьма затруднительно. Потому что если моя версия верна, и нападение совершил бывший психиатрический больной, то логики в его действиях ждать не приходится.

Значит, решено, завтра с утра еду в психоневрологический диспансер. А сейчас отправлюсь-ка домой. Я уже встала со стула, как зазвонил телефон. Тамара Семеновна сняла трубку:

– Алло, да, я слушаю. Это вы? Вы ничего не знаете? На Владислава Семеновича сегодня утром было совершено покушение… Нет, он остался жив, его прооперировали… Да. Хорошо, приезжайте. – Она положила трубку.

– Женя, сейчас звонил один из пациентов Владислава, вернее, отец пациентки, Тузулайкин Виктор Павлович. Владислав сегодня должен был проводить сеанс лечения его дочери, вот он и интересуется, что произошло. Он находится недалеко от поселка, так что скоро подъедет. Подождете его? – спросила Алешечкина и, не дожидаясь ответа, предложила: – Давайте пока пообедаем, Зинаида Александровна приготовила очень вкусный борщ.

Борщ действительно был просто объедение: наваристый, ароматный, густой. Мы только-только все втроем его доели, как появился Тузулайкин – высокий широкоплечий мужчина лет шестидесяти или около того, с седыми волосами, подстриженными под «ежик». Алешечкина представила ему меня как частного сыщика. Я не возражала, ведь я действительно в данный момент выполняла функции частного детектива. Мы разговорились. Оказалось, что Виктор Павлович воевал в Афганистане, а теперь он – крупный тарасовский предприниматель и глава «Промышленного союза» Тарасова.

– Евгения, вы обязательно найдите того, кто совершил это гнусное дело, – попросил Тузулайкин, когда узнал подробности произошедшего, – я ведь Владиславу Семеновичу жизнью обязан. После Афгана вернулся я домой и – не поверите – жить не захотел! В той мясорубке уцелел, а к нормальной жизни никак не мог привыкнуть. Все время у меня перед глазами стояла жуткая картина: как мы под непрерывным пулеметным огнем душманов пробиваемся в ущелье, чтобы помочь нашим, попавшим в засаду. Только через день мы смогли добраться до этого места. А как добрались… Трое суток мы выносили трупы, раненых практически не было. Никогда больше я не видел вокруг столько крови, как в том бою. Со всех сторон свистят пули, живые бойцы прикрываются мертвыми телами товарищей, а рядом лежат еще убитые, и нет им числа. После того боя я впервые заметил седину в своих волосах. Это в двадцать-то с небольшим лет! А теперь вот снова стал жить, и все благодаря Владиславу Семеновичу. Владислав Семенович – поистине золотой доктор, он не только мне помог, но и многим таким же, как я, которые вернулись на родину, а как жить дальше – не знали. Сейчас вот Владислав Семенович лечит мою дочку.

– А с ней что случилось? – спросила я.

– Клептомания, – коротко ответил бывший афганец. – Тащит из супермаркетов, торговых центров и бутиков все, что под руку попадется, и ничего не может с собой поделать. Но когда доктор стал проводить свои сеансы, все потихоньку стало налаживаться, она уже может держать под контролем свои импульсы. Сегодня должен был состояться очередной сеанс, а Владислав Семенович вдруг не приехал. Это так на него не похоже, уж если он назначит время, то точно будет в срок. Я и решил узнать, что произошло. Ведь несколько дней тому назад, когда Владислав Семенович приезжал к нам домой на очередной сеанс, он выглядел… ну как-то не так, как обычно.

– Что вы имеете в виду, Виктор Павлович? – спросила я.

– Владислав Семенович явно был чем-то озабочен, расстроен, я бы сказал. И вот еще что: он по окончании сеанса попросил разрешения позвонить от нас.

– А вы не в курсе, кому Владислав Семенович позвонил?

– Нет, конечно, да я сам только услышал эту его просьбу, потому что уже выходил из дома. Возможно, моя супруга может сказать что-то определенное. Евгения, скажите, какая помощь вам нужна? Может быть, какие-нибудь технические приспособления для поимки преступника, ну, например, подслушивающие устройства или что-то в этом роде? Материальная помощь? Не стесняйтесь, говорите прямо. Могу отрядить свою охрану – парни проверенные, не подведут.

– Пожалуй, последнее предложение, Виктор Павлович, – подумав, произнесла я. – Сейчас у дверей реанимационной палаты, где находится после операции Владислав Семенович, дежурит его водитель, Владимир. Но ему, как вы сами понимаете, нужна смена.

– Без вопросов, – ответил Тузулайкин, – сейчас я все организую. В общем, Евгения, если вам понадобится еще что-то, звоните мне немедленно, вот моя визитка.

– Договорились, – ответила я.

Я попрощалась с ним и с Тамарой Семеновной и, сев в свой «Фольксваген», выехала из ворот. На самом выезде из поселка меня обогнал «Мерседес» с коротко стриженной блондинкой за рулем. Уж не Валерия ли Куриганова это? Та женщина, которая замужем за вечно командировочным и весьма состоятельным мужчиной? Я решила проследить за ней и слегка прибавила скорость.

Следуя за Куригановой, я продолжала думать над тем, каким же образом преступник мог попасть на территорию поселка? Что касается того, как он добрался до коттеджа Перегудникова, то здесь ответ был достаточно простым: он шел по основной дороге, потом дошел до пустующего дома сектантов, а оттуда – прямиком к доктору. Так, значит, шел он по главной улице и на него никто не обратил никакого внимания? Ну да что же в этом странного? Вот если бы он вел себя как-то необычно, настороженно, скованно, например, поминутно оглядывался, то тогда бы он точно привлек к себе внимание. Наверняка одет он был неброско, одежда была незапоминающейся, ничего такого особенно выдающегося в его облике не было. Хотя кто мог находиться на улице в такое раннее время? Только случайный прохожий. Получается, что преступнику особенно и маскироваться-то не надо было. Он просто зашел на участок, принадлежащий секте, надел сверху какую-то темную одежду и отправился к Перегудникову, благо его участок находился совсем рядом. А потом, сделав свое дело, так же снял с себя ранее надетое сверху, затолкал все это в пакет с документами, мобильником и ноутбуком и отправился к подкопу, где его уже ждал сообщник.

Но все же каким образом преступник пробрался на территорию поселка? На охраняемую, между прочим, круглосуточно. И никто из охраны этого не заметил? Тут может быть два варианта. Во-первых, преступник является местным жителем, и его наняли для совершения нападения на Перегудникова. Тогда становится понятным, почему охрана утверждает, что посторонних на территории не было. Он действительно не посторонний, он тут живет. Тогда он должен был как минимум служить в армии, ведь след, который я обнаружила, был от армейского ботинка. Наверное, мне следует разузнать, кто из проживающих в поселке проходил воинскую службу. Возможно, эта информация сыграет не последнюю роль в поиске преступника. Я вспомнила видеозапись, на которой был запечатлен мужчина в доме Перегудникова. Да, он явно служил в армии, это заметно по его выправке и манере держаться. Более того, скорее всего, он прошел специальную подготовку, возможно, что воевал в «горячих точках», может быть, в Чечне.

Афганистан, Чечня… И там, и здесь воевали совсем молодые ребята, практически мальчишки. Что они могли знать о войне? Только то, что видели в кино или на экранах телевизоров. А когда им довелось лично испытать все ужасы той бойни, то психика у многих не выдержала. То есть из вполне нормальных людей они превратились в жестоких убийц, для которых лишить жизни человека ничего не стоит. И куда им было податься? Прямая дорога в криминальные группировки, ведь для мирной жизни они стали практически непригодны. И ведь не всем повезло так, как Тузулайкину, не всем довелось встретить на своем жизненном пути такого специалиста, как Перегудников. Так что если напавший на доктора – местный, то есть смысл заняться поиском тех, кто имеет отношение к воинской службе.

Второй вариант: преступник не является местным жителем, он просто приехал с кем-то из них. Тогда события могли разворачиваться следующим образом. Преступник должен был хорошо подготовиться, чтобы пробраться на территорию поселка. Для этого ему надо было познакомиться с живущей здесь женщиной. Допустим, он познакомился с Валерией Куригановой, за которой я сейчас следую. Если муж Куригановой находится в отъезде, то Валерия могла тайно – она ведь замужем, ей ни к чему светиться – привезти его к себе в дом. А находясь в поселке, преступник имел возможность досконально изучить все, включая привычки местных жителей, а также их распорядок дня.

Вполне возможно, что Валерия и знать не знала о том, что за штучка ее поклонник. Она просто привезла его в поселок, а потом также благополучно и вывезла. Естественно, что в настоящий момент ее воздыхатель – если только он завязал с ней знакомство, лишь чтобы незамеченным проникнуть в поселок, – находится далеко за пределами «Изумруда». Как говорится, «мавр сделал свое дело, мавр может удалиться». Вероятнее всего, что после того, как Валерия уже стала ему не нужна, он отделался от нее, специально доведя отношения до разрыва. В таком случае, чувствуя себя оскорбленной и униженной, она будет искать, кому можно поплакать в жилетку.

Кто подойдет на роль жилетки? Мама, сестра, подруга? Вряд ли. Еще неизвестно, в каких она отношениях с родственниками и есть ли они в принципе. Если в хороших, то да, к ним она, пожалуй, обратится в первую очередь. А если с мамой натянутые отношения или их вообще нет – не виделись несколько лет, например, – вряд ли женщина решит нагрянуть к родительнице. То же самое и с сестрой. Некоторые соперничают еще с раннего детства – за внимание родителей, учителей, да мало ли еще кого, – то есть родные сестры могут вести себя друг с другом как заклятые враги. Ну а уж подруга, это вообще – классика жанра, что называется. Недаром же считается, что женская дружба в принципе невозможна, потому что женщины всегда остаются соперницами. И совсем нередки случаи, когда, рассказав своей лучшей подруге все самое сокровенное о себе, о своем мужчине или о работе, в результате возникшей зависти получаешь удар в спину.

Валерия Куриганова, надо полагать, знает цену женской дружбе. Разговориться о бросившем ее любовнике – опять же, если все это имело место, – она сможет, пожалуй, только со случайной собеседницей. Это как попутчики в купе поезда: поговорили и сошли каждый на своей станции, пребывая в уверенности, что больше они не встретятся.

Еще у таких женщин, как Валерия, наверняка имеются визажисты, стилисты, имиджмейкеры, не говоря уже о парикмахершах, маникюршах и педикюршах. Но с ними она откровенничать не станет, это уж стопроцентно.

Продолжая развивать тему «Валерия и ее поклонник-преступник», я подумала, что познакомиться они могли… ну, скажем, в каком-нибудь фитнес-центре. Некоторые дамы настолько явно приходят туда знакомиться, что благоухают, как парфюмерный бутик, и накрашены, как куклы. Подергают один тренажер, потом сидят пять минут и смотрят на мужиков. Совершивший нападение на Перегудникова прекрасно знает, что некоторые дамы в тренажерке не прочь закрутить роман.

Кроме того, в фитнес-центр зачастую ходят не только для того, чтобы добиться результатов в совершенствовании тела, но и чтобы устроить личную жизнь, покрасоваться, продемонстрировать новую одежду известных брендов и сделать селфи, чтобы все знали, что они в тренде и ведут здоровый образ жизни. Да что говорить! Некоторые «атлеты» и «атлетки», тренируясь в центре, не добиваются результатов, потому что приходят нагулять аппетит, поплавать в бассейне, погреться в бане и потрындеть.

Я продолжала незаметно ехать за «Мерседесом» Валерии. Та наконец остановилась… у фитнес-клуба «Колизей». Я предусмотрительно отстала от нее примерно на полквартала. Из моего «Фольксвагена» мне хорошо было видно, как Куриганова быстро вышла из машины, уронив при этом что-то на асфальт, и направилась в клуб.

Я стремительно выскочила из своего автомобиля и подошла к «Мерседесу» Валерии, когда та уже скрылась за входной дверью. Предмет, который уронила женщина, оказался клубной картой. Я прочитала фамилию на пластиковом прямоугольнике: Куриганова Валерия. Значит, это и впрямь та самая особа, о которой говорила Капитолина Николаевна.

Я открыла входную дверь. Валерия стояла перед охранником – высоким плечистым парнем – и на повышенных тонах вела с ним разговор:

– Я же уже сто раз объяснила, что забыла карту дома! Неужели непонятно? – Она досадливо повела плечом.

– Но без карты нельзя, – бубнил свое охранник.

– Вот… – тут Валерия запнулась, – вы что, первый раз меня видите, что ли?

– Да нет, конечно, можно, конечно, в порядке исключения, но мы уже никого не пускаем – время.

– Что?! Какое еще время? – Куриганова буквально задохнулась от гнева.

– Да, вот так: клуб на выход сейчас работает, – объяснил парень.

– Да вы что тут, все с ума посходили, что ли? Времени только… – Она взглянула на свои швейцарские люксовые часы «Морис Лакруа». – У меня есть еще час до закрытия.

– У нас в правилах указано время, когда можно зайти, – возразил охранник. – На вход закрываемся за час до закрытия.

– Мне всего-то надо каких-нибудь полчасика поплавать, – продолжала стоять на своем Валерия.

– Поплавать полчасика? – Охранник, кажется, уже собрался покрутить пальцем у виска. – Каких полчасика? Да вы ни за что не уложитесь.

– Уложусь! – перебила его Куриганова и начала перечислять: – Пара минут на переодевание, поплавала, потом в душе помылась, высушилась и переоделась.

В это время в холле появилась уборщица – женщина лет сорока, худощавая, невысокого роста, в темных очках, скрывавших ее лицо почти наполовину.

Очевидно, она уже давно прислушивалась к спору Валерии с охранником.

– Послушайте, девушка, – начала уборщица, – вам не хватит и часа, потому что даже если только в душе помыться, то пока дойдете до раздевалки, разденетесь-разуетесь, помоетесь, оденетесь, уже с полчаса запросто набежит.

– Я быстро раздеваюсь, – ответила Валерия.

– Если что, то я наблюдаю копуш в раздевалках каждый день, они трусы по пятнадцать минут надевают, поэтому не надо мне тут рассказывать о скоростных переодеваниях теток.

– Ну, наверно, я все-таки не такая уж и тетка, и переодеваюсь я моментально, – презрительно глядя на уборщицу, ответила Куриганова. – Что, долго юбку, что ли, снять?

Охранник негромко хмыкнул. Валерия уничтожающе взглянула на него.

– А вы что, только в одной юбке ходите, – спросила уборщица, – и больше на вас ничего нет? А в бассейн вы полезете в чем мать родила? Как бы быстро вы ни переодевались, вы полезете в бассейн, не помывшись либо помывшись, но плохо. Понятно, что многие так делают даже при наличии времени, но если у человека в запасе всего час, то шансов на полноценные гигиенические процедуры совсем мало. Господи, неужели людям до того делать нечего, что они весь день мотаются по бассейнам? И это – смысл жизни?

– А вы, наверное, из соседнего дома, где целый день гладят, стирают, готовят и полы намывают? – с пренебрежением спросила Валерия.

– Нет, я не из соседнего дома. Хотя там люди хоть делом занимаются, а не целыми днями по тренировкам мотаются, – с достоинством ответила женщина.

– У меня интересная и насыщенная жизнь, в которой есть место разным увлечениям, – глядя в сторону, произнесла Куриганова.

– Да о чем вообще тут говорить! – воскликнула уборщица. – Мне надо еще все проверить, чтобы не запереть кого-нибудь случайно, прежде чем приступать к уборке-помывке после закрытия. Да и Аллочке на ресепшен надо посчитаться-отчитаться. Неужели вы думаете, что мы будем ждать всех, кому взбредет в голову поплавать десять минут?

Куриганова от ярости вся побелела. Я поняла, что необходимо вмешаться, и подошла поближе к Валерии.

– Простите, девушка, – обратилась я к Куригановой, протягивая ей клубную карту, – это не вы потеряли пропуск в фитнес-центр?

Валерия повернулась ко мне:

– Точно, это моя! Спасибо вам большое!

Куриганова взяла карту и, смяв ее, швырнула прямо уборщице под ноги:

– Чтоб я еще когда-нибудь пришла в ваш паршивый клуб?! Да ни за что! Подавитесь!

Она стремительно выбежала из «Колизея». Я поспешила за ней.

– Представляете, меня сейчас не пустили! – сказала Валерия. – Там сегодня дежурит такой… Впрочем, не буду говорить, а то настроение испортится окончательно. Знаете что? Вас как зовут? Меня – Валерией.

– А я Евгения, – ответила я.

– Евгения, давайте пойдем… Тут недалеко есть очень уютное кафе, посидим там, домой мне совершенно не хочется. Да меня там никто и не ждет: муж – в очередной командировке, так что…

Я согласилась, более того, это было мне на руку: в неформальной обстановке разузнать все, что меня интересовало, о предполагаемой связи Валерии и напавшего на Перегудникова.

Кафе «Золотая роза» действительно было очень уютным: небольшое помещение, мягкий, приглушенный свет, тихая, приятная музыка, деревянные столики с придвинутыми к ним мягкими диванчиками.

В ожидании заказа мы с Валерией разговорились. Она рассказала мне о том, как безобразно поставлено обслуживание в этом фитнес-центре.

– Вот, Женя, послушай, что там творится, и держись от «Колизея» подальше. Купила я на свою голову абонемент, заключила договор, выдали мне клубную карту, которая является еще и ключом от шкафчика в раздевалке. Однажды во время тренировки я обнаружила, что карточка исчезла с того места, где я ее оставила. Скорее всего, кто-то по ошибке забрал. Обошла я весь зал, осмотрела все тренажеры, в раздевалке тоже все проверила и не нашла. Тогда я обратилась на ресепшен, и мне сказали, что в течение двух недель я должна заплатить штраф за перевыпуск карты, если не найду свою. Я резонно заметила, что потеряла я ее в зале, а не на улице, и попросила как-то посодействовать в поиске, например повесить объявление. Назвала администратору номер карты, чтобы она могла ее обнаружить, если кто-то перепутал и вместо своей взял мою. Ведь эта карта является еще и пропуском, который прикладывается к считывателю на входе. И что ты думаешь, Женя? Администратор отказалась помочь, объяснив это тем, что я не одна такая. В договоре прописано, что за перевыпуск карты взимается оплата по действующему на данный момент времени тарифу. Сам тариф не указан. И вот у меня вопрос: является ли такая цена за перевыпуск карты адекватной? Ведь при такой цене и таком потоке потерь карт им выгодно «не находить» мою карту, даже если на самом деле ее отыщет кто-то из персонала или из клиентов и принесет на ресепшен. Нет, я не обеднею, если заплачу за перевыпуск карты, просто это дело принципа.

Я незаметно перевела разговор в русло семейно-брачных отношений. Валерия сразу помрачнела и, вынув из брендовой сумки от Валентино пачку «Капри», закурила.

– Представь себе, Женя: вот ты заполучила миллионера, ну, не миллионера, но очень обеспеченного мужчину. Вот он, в твоих руках. Светится, как приз, переливается бриллиантами, как в перстне или мобильном телефоне. Салон его машины отделан нереально дорогой белой кожей. Он оставляет чаевые, равные зарплате среднестатистического россиянина, и заваливает тебя подарками. Ты в раю, в сказке, в своей фантазии? Вовсе нет. Это реальность, которую ты жаждала, к которой стремилась всеми силами. Пожалуй, у идеальной девушки должно быть все это. Но почему же ты готова бежать на край света? – задала риторический вопрос Валерия, пуская дым колечками. – Все дело в том, что большинству женщин больше не нужны прекрасные принцы на белых конях или в каретах или романтики, которые готовы отправиться за ними куда угодно. Теперь им подавай белые «Лексус» и «Мерседес-Бенц» в придачу с поездками на Мальдивы и Канары. Женщины выставляют для себя минимальный уровень дохода мужа-партнера. На сайтах знакомств, в дорогих кафе и ресторанах они высматривают богатых женихов и даже не замечают влюбленных в них, но бедных. Их в поисках второй половинки пропускают дальше по конвейеру.

– Довольно циничная позиция. И меркантильная, – заметила я.

– Согласна, – ответила Валерия. – Но такова сегодняшняя реальность. А вопрос: будет ли счастье с богатым? – приходит гораздо позже. Ведь женщины уходят от миллионеров. И причиной тому особенности жизни с ними.

– Особенность номер один, – подала я голос и вопросительно взглянула на Валерию.

– Итак, особенность номер один, – повторила она. – Он дарит роскошные подарки: и имиджевую дорогую машину, и бриллиантовые перстни, и походы по бутикам. Он готов за все платить, и, что самое приятное, он к этому привык. Он покупает все, включая и тебя. А ты не знала, что являешься его вещью, собственностью, которую он приобрел за определенные деньги? Ты можешь согласиться с этим, сказав, что он сильный мужчина и ему можно. Ты сама захотела таких отношений. Но вот в определенный момент он может захотеть новую игрушку. А куда деваться тебе? При большинстве знакомств с богатыми мужчинами инициаторами выступают яркие женщины, хищницы. Они общительны, сговорчивы и, безусловно, красивы. В определенный момент твой муж может клюнуть на другую блестящую игрушку, то есть променять тебя на другую женщину.

– Се ля ви, как говорят французы, – пожала я плечами, – что ж, такова жизнь.

– Идем дальше, – кивнула Куриганова, – особенность номер два. Твой муж – это Мужчина с большой буквы. Он напорист и добивается любой цели. Может пойти по головам. Жесткий характер и агрессивность – его основные качества, это следствие тяжелой работы, он привык подавлять и подчинять себе людей. Не боишься, что это отразится на семье? Ведь все мы – заложники своих профессий, потому что они откладывают неизгладимый отпечаток. В семье военных зачастую все ходят по струночке и ждут приказа, в семье психолога – стараются докопаться до внутренних мотивов каждого члена семьи, искренне стараясь ему помочь. Вполне возможно, что свою кровожадность и беспощадность в работе миллионер будет проявлять и дома. Он привык манипулировать и будет властвовать и над своей женой. А при неудачных завершениях сделок он будет на ней еще и срываться. Жена – своеобразная кукла для битья, хотя на людях, в гостях их отношения смотрятся идеальными. Вот почему многие жены миллионеров рано или поздно обращаются к психологам и психоаналитикам. Они страдают неврозами и депрессиями, которые со временем, как говорят врачи, выливаются в соматические болезни желудка, сердца, головы и так далее. Теперь – дальше. У богатого человека всегда есть враги и те люди, которые хотят приобщиться к его деньгам. Это значит, что вопрос безопасности стоит на первом месте, и жена, как уязвимое место мужчины, будет ограничена в общении. Богатство действительно запирает в четырех стенах, ведь муженек содержит тебя, за все платит, соответственно, он же является и цербером, который ограничивает твою свободу. Он не только выбирает, с какими людьми тебе общаться, а с какими нет, но и не всегда готов впускать тебя в круг своих интересов: у мужа своя компания и своя жизнь, в которую ты не вписываешься. Далеко за примером ходить не надо: он перед тобой. Да, да, сколько раз я просила мужа взять меня хотя бы в одну из своих бесчисленных поездок! Нет, ни в какую.

– Это даже как-то странно, если не сказать – подозрительно, – заметила я.

– Я уже просто вся извелась. Да и немудрено. В такой атмосфере запросто зачахнешь и засохнешь, – продолжала Валерия. – А уж сколько в нем упрямства! Это качество в сочетании с настойчивостью хорошо в бизнесе, но никак не в семейной жизни. А переубедить его почти невозможно, ведь в любой ситуации он будет стоять на своем до конца. А ведь он не провидец. Он рискует и выигрывает, но ведь может и проиграть. Из миллионера можно превратиться в бедняка в один миг.

– Из принца в нищего? Легко! – согласилась я с Куригановой.

– А еще, Женя, знаешь, что обидно? Часто, выходя замуж, женщина думает, что деньги богатого человека – это и ее деньги. Но на деле все происходит совершенно иначе. Засыпая розами и оплачивая каждодневные походы в ресторан, тебя еще раз попросту покупают. А после он считает, что ты всецело его. Он просто знает, сколько и когда надо тратиться, чтобы потом все окупилось. А после регистрации брака жене может выдаваться совсем небольшое количество денег. Женщина вроде бы и одета хорошо и по моде, и обута в дорогие бренды. Однако все это – воля супруга. Вот и получается, что она так сильно стремилась показать своим подружкам, завистницам, какого богача отхватила, а в итоге выпрашивает у мужа каждую тряпку. Многие мои покупки муж считает прихотью. А как он переменился по отношению ко мне, когда мы поженились! Я понимаю, что он выкладывается на работе и порой не хочет развлекаться после нее. Но ведь можно же сказать комплимент, поухаживать, повосхищаться так же, как и раньше. Ой, Женя, извини за интимную подробность, но… – Валерия посмотрела по сторонам, словно нас мог кто-то подслушать, и сказала, понизив голос: – Он стал таким грубым в постели, что…

Она не договорила и отвернулась.

– Он что, поднимал на тебя руку? – спросила я.

– Нет, но… – Куриганова закусила губу, – он совершенно искренне недоумевает, ему просто непонятно, чем я недовольна, ведь он за все платит, у меня пара машин и шикарный коттедж, и я всем должна быть довольна. Но тебе бы такое понравилось, скажи?

– Нет, разумеется, – ответила я, – да и кому это может нравиться?

– Вот и я о том же. Я чувствую, что он управляет мной, создает кучу комплексов. С такими мужьями трудно чувствовать себя женщиной. От этого и случаются любовные романы с шоферами и поварами, подчиненными мужа. Они-то млеют, делают кучу комплиментов и боготворят супругу хозяина.

Я внимательно посмотрела на Валерию. Что означает это ее последнее высказывание относительно мужчин ниже ее по статусу?

– Мне кажется, что ты, Валерия, не из тех женщин, которые способны завести интрижку с мужчиной не своего круга, – пустила я пробный шар.

– Ну, разумеется, я не опущусь до такого, – подтвердила она мое предположение. – Ты не думай, я не страдаю снобизмом, но мне и в голову не придет завязать знакомство с мужчиной ниже меня по социальному положению.

Я поняла, что Куриганова говорит вполне искренне. Так что вариант со знакомством с напавшим на Перегудникова отпадает.

Мы еще немного посидели в кафе, а потом поехали каждая в свою сторону. Домой я возвратилась поздно. Свет в комнате тети Милы не горел, скорее всего, она уже легла спать после того, как по привычке почитала что-то из детективного жанра. Я заглянула на кухню и обнаружила там свежеиспеченный пирог с яблоками и персиками. И хотя в «Золотой розе» я съела приличную порцию десерта, я никак не могла удержаться, чтобы не попробовать тетушкин пирог. Когда на тарелке остались одни крошки и я собиралась ее помыть, на кухню, прикрывая ладонью зевок, вошла тетушка.

– Тетя Мила, ты что, разве еще не спишь? – спросила я.

– Уже засыпала, но услышала, как ты пришла. А почему ты вернулась? И кстати, Перегудников – это тот самый, о котором я тебе говорила, или другой человек?

– Да, тетя Мила, это тот самый Перегудников. Все сходится: и имя, и отчество. И то, что у него есть родная сестра Тамара Семеновна, а у нее – дочки-близняшки, которые сейчас живут и работают в Канаде. А вернулась я потому, что Владислав Семенович сейчас находится в больнице.

– А что с ним случилось? – с тревогой спросила тетушка.

– Рано утром на Перегудникова напал неизвестный и нанес ему ножевое ранение, – объяснила я. – Его уже прооперировали.

– Может быть, тебе, Женя, надо было поторопиться? Тогда, глядишь, все и обошлось бы.

– Ну, тетя Мила… Может быть, и надо было бы. Но я не опоздала, а приехала вовремя, как и договаривалась с Перегудниковым. Только у преступника были свои планы.

– Стало быть, надобность в твоих услугах отпала? – спросила тетушка.

– Нет, как раз наоборот. Тамара Семеновна наняла меня в качестве детектива, чтобы найти того, кто напал на ее брата.

– Ты считаешь, что Перегудникову по-прежнему грозит опасность? – произнесла тетя Мила.

– А ты как думаешь? Ведь доктор остался жив, так что и тот, кто заказал его, и тот, кто напал, своей цели не достигли. А она у них определено была, иначе зачем же совершать нападение? Да сейчас до Владислава Семеновича добраться им будет затруднительно, потому что он находится в реанимации, да его еще и дополнительно охраняют. Но свои попытки они не оставят, они явно не из тех, кто может махнуть на все рукой. К тому же я предполагаю, что причины у них были очень веские. Да, тетя Мила, у тебя пирог получился просто нереально вкусный, – похвалила я, – особенно это нежное суфле сверху.

– Я рада, что тебе он понравился, – тетушка радостно улыбнулась. – Я просто добавила сверху взбитый с сахаром яичный белок, и вот, пожалуйста, – новый вкус. Ну, спокойной ночи, я пойду спать.

– Приятных сновидений, – пожелала я ей и тоже отправилась спать.