Глава 27
Когда они подъехали к дому Кэт, скрипя шинами по снегу, она наконец выдохнула, впервые за два часа.
Ливай откинулся на спинку сиденья и задрал подбородок. Потом размял руки, сцепляя их в замок и разжимая.
– Давай больше никогда так не делать, – сказал он.
Кэт отстегнула ремень безопасности и прильнула к Ливаю, обвив руками его плечи. Он широко улыбнулся. Ей вдруг стало стыдно. Если бы не адреналин, вряд ли бы она обняла его так крепко. Он обхватил ее за талию, и Кэт с силой прижала его к себе, уткнувшись лицом в куртку.
Губы Ливая приблизились к ее уху.
– Не стоит вознаграждать меня за то, что я подверг твою жизнь опасности. Представь, какой ты создаешь прецедент.
Кэт обняла его еще крепче. Он был такой хороший… слишком хороший, чтобы потерять его. Конечно, она не думала, что потеряет его на трассе. Но ей в принципе не хотелось его терять.
– Я бы не задумываясь поехал в такую погоду домой, – тихо произнес он, – но один. Мне не следовало везти тебя. Прости.
Кэт покачала головой.
На улице царила тишина, а в салоне скользили темно-серые тени, перемешиваясь с ярко-белым светом. Через несколько минут ладонь Ливая скользнула вверх по спине Кэт и спустилась вниз.
– Кэтер, – прошептал он, – ты мне очень нравишься…
* * *
Когда они выбрались из фургона, лобовое стекло уже замело снегом. Ливай понес корзину с бельем. Кэт позволила ему. Он нервничал из-за встречи с ее отцом, а Кэт, в свою очередь, нервничала из-за отца. После рождественских каникул она каждый день общалась с ним и приезжала домой. Внешне у папы все было хорошо, но сказать наверняка никто не мог…
Открыв дверь, Кэт увидела отца в гостиной. Повсюду лежали листки бумаги, на стенах и шторах висела тонкая папиросная бумага, все его идеи были рассортированы по «областям памяти». Сам отец сидел на журнальном столике и жевал маркер.
– Кэт, – с улыбкой проговорил он. – Эй… разве уже наступило время Кэт?
Он посмотрел в окно, перевел взгляд на запястье: часов там не было. Потом увидел Ливая и замер. Снял очки с макушки и, надев их на нос, встал.
– Пап, это Ливай. Он меня подвез. – Вышло не совсем так, как планировалось, и Кэт попыталась снова: – Он, э… Ливай.
– Мистер Айвери, – протянул руку Ливай, – рад познакомиться.
Он опять растягивал гласные. Может, акцент был для него вместо нервного тика?
– И я рад познакомиться, – сказал папа и добавил: – Ливай.
– Мне очень жаль, что я повез Кэт в такую погоду. Я не сразу сообразил, насколько все плохо.
На лице отца не отразилось ни единой эмоции. Он посмотрел в сторону окон:
– Там хаос? Я даже не обратил внимания…
Ливай выглядел озадаченным, но вежливо улыбнулся.
Отец посмотрел на Кэт и вспомнил, что собирался ее обнять.
– Вы голодны? – спросил он. – Уже пора ужинать? Я весь день как во Франкен-тумане.
– Вам уже выставили счет по «Франкенбобам»? – спросила Кэт.
– Все еще проталкиваем свои идеи. Итак, Ливай, – обратился к нему папа, – вы останетесь на ужин?
– Ох, – сказал Ливай, – спасибо, сэр, но лучше я поеду, пока еще светло.
Кэт круто развернулась:
– Ты шутишь? Ты не поедешь в Линкольн в такую погоду.
– Со мной все будет хорошо, – сказал он. – Полный привод, зимняя резина, мобильник.
– Нет, – резко оборвала его Кэт, – не будь дураком. Нам повезло, что мы добрались сюда целыми и невредимыми. Назад ты не поедешь!
Ливай закусил губу и беспомощно изогнул брови.
Отец прошел к двери.
– Господи, – сказал он с крыльца, – она права, Ливай… я буду повторять твое имя, пока не запомню, хорошо?
– Да, сэр.
Кэт потянула Ливая за рукав:
– Ты остаешься, ясно?
Он нервно облизнул нижнюю губу. Кэт не привыкла видеть его нервным.
– Есть, мэм, – прошептал он.
– Ладно, – сказал отец, возвращаясь в гостиную, – значит, ужин…
Он по-прежнему выглядел так, будто был во Франкен-тумане.
– Беру все на себя, – сказала Кэт. – Возвращайся к работе. Кажется, у тебя что-то наклевывается.
– Спасибо, милая, – благодарно улыбнулся отец. – Просто дай мне еще полчаса, чтобы все завершить. – Он вернулся к своим записям и сказал: – Ливай, снимай куртку.
Кэт сбросила сапоги, повесила на крючок куртку и снова потянула Ливая за рукав:
– Раздевайся.
Он так и сделал.
– Идем, – позвала его Кэт, выходя из гостиной.
Похоже, везде был порядок. Она заглянула в отцовскую спальню и ванную. Никакой поэзии на зеркале.
– Прости, – сказал Ливай, когда они вошли в кухню.
– Замолчи, – ответила Кэт. – Ты меня нервируешь.
– Мне лучше уехать.
– Нервируешь, но не настолько, чтобы отпустить тебя на машине в метель. Господи, сядь уже! Все хорошо, слышишь?
– Хорошо, – улыбнулся он своей фирменной улыбкой Ливая и сел на высокий стул.
– Странно видеть тебя здесь, – пожала плечами Кэт. – Будто столкнулись два мира.
Ливай провел ладонью по волосам, стряхивая снег.
– Твой отец выглядел невозмутимым.
– Он привык к парням в доме.
– Правда? – в изумлении приподнял одну бровь Ливай.
– Моя сестра… – пояснила Кэт, чувствуя, как розовеют щеки.
Она открыла холодильник и поняла, что приходила бабушка. Все банки с засохшими соусами исчезли, а на полках стояли вакуумные контейнеры, подписанные восковым карандашом. А еще – свежее молоко, яйца, йогурт. Кэт заглянула в морозильную камеру: полуфабрикаты «Здоровый выбор», возможно, те же самые, что были здесь в прошлый приезд Кэт.
Она посмотрела на Ливая:
– Что думаешь насчет яиц?
– Супер, – улыбнулся он. – Думаю, яйца – это просто супер.
В одном из контейнеров Кэт обнаружила итальянскую колбасу с красным перцем. Выложила ее на сковороду, решив приготовить яйца пашот. Чтобы пустить пыль в глаза, так сказать. Нашла хлеб для тостов. И масло. Все должно выйти не так уж плохо.
– Тебе помочь? – спросил Ливай.
– Нет, я справлюсь сама, – ответила Кэт, посмотрела на него через плечо и, переведя взгляд на плиту, улыбнулась. – Позволь хоть раз сделать что-нибудь для тебя.
– Хорошо… – согласился Ливай. – А над чем сейчас работает твой отец?
Кэт все ему рассказала: о том, кто такой чертов Келли, и о «Гравиоли», а также о том времени, когда они ездили всей семьей на каникулы в Большой Каньон, а отец сидел в арендованной машине с блокнотом и маркером.
За многие годы отец успел поработать с разными клиентами из сферы сельского хозяйства штата Небраски, и Ливай даже узнал слоган, написанный им для удобрения: «Огромный урожай и сочные поля – в следующий раз доверьтесь „Спурту“».
– Твой отец, как персонаж из сериала «Безумцы», – сказал Ливай.
Кэт засмеялась, и он виновато посмотрел на нее.
– Ну, то есть не то чтобы он был безумным.
Они сели за обеденный стол, и к середине ужина Кэт подумала, что зря так нервничала. Ливай расслабился – все тот же обаяшка, может, лишь чуточку вежливее, а отец просто радовался тому, что Кэт приехала домой.
Яичница получилась отменной.
За весь ужин единственной неприятной ноткой стал вопрос отца о Рен. Кэт пожала плечами и сменила тему. Казалось, папа не обратил на это внимания. Сегодня он был слегка взвинченным и даже дерганым, отстраненным, но Кэт решила, что он просто с головой ушел в работу. Она отметила здоровый цвет лица, а еще отец сказал, что каждое утро бегает. Время от времени он все-таки окидывал Ливая оценивающим взглядом.
После ужина Ливай вызвался убрать со стола и помыть посуду. Как только парень ушел на кухню, отец спросил у Кэт:
– Это твой бойфренд? – (Кэт закатила глаза, но кивнула.) – И как давно вы встречаетесь?
– Месяц, – сказала Кэт. – Вроде того. Даже дольше. Не знаю.
– Сколько ему лет?
– Двадцать один год.
– А выглядит старше…
– Это из-за волос.
Отец кивнул:
– Кажется, он очень милый парень.
– Самый милый на свете, – сказала Кэт со всей искренностью, чтобы отец тоже проникся. – Он хороший, клянусь тебе.
– Я не знал, что ты рассталась с Эйбелом.
Как только с посудой было покончено и Кэт насухо вытерла тарелки, они с Ливаем решили посмотреть фильм, но стоило ей передвинуть бумажки с дивана, как отец занервничал.
– Вы не могли бы посмотреть телевизор наверху? Обещаю, Кэт, завтра я в полном вашем распоряжении. Просто я…
– Конечно, – сказала она. – Не засиживайся долго.
Папа улыбнулся, отворачиваясь к блокноту.
Кэт взглянула на Ливая и кивнула в сторону лестницы. Он последовал за ней по ступенькам. Пока они шли, желудок Кэт сжимался в комок, а когда добрались до верха, Ливай прикоснулся к ее плечу. Кэт отпрянула и зашла в спальню.
Она представила, что смотрит на свою комнату глазами Ливая, и поняла, как по-детски здесь все выглядит. Огромная спальня занимала почти половину этажа – с покатой крышей, ярко-розовым ковром и двумя одинаковыми кроватями с кремовым балдахином.
Каждый дюйм стен был покрыт постерами и рисунками: они с Рен ничего не снимали, а просто вешали новое поверх старого. Стиль шебби-шик а-ля Саймон Сноу.
Переведя взгляд на Ливая, Кэт увидела, как искрились его глаза, как он закусывал нижнюю губу. Она толкнула парня, и тот расхохотался.
– Еще не видел ничего более очаровательного, – сказал он.
– Проехали, – вздохнула Кэт.
– Нет, серьезно. Мне кажется, эту комнату нужно сохранить для потомков именно в таком виде, чтобы люди будущего знали, каково быть девочкой-подростком в двадцать первом веке.
– Я уже поняла.
– Господи! – весело воскликнул Ливай. – Для меня это слишком…
Он спустился по лестнице, но через мгновение вновь поднялся в комнату и зашелся новым приступом смеха.
– Ну ладно уже! – сказала Кэт, забираясь к себе на кровать.
Она была застелена покрывалом в розово-зеленую полоску, а сверху лежали подушки с Саймоном Сноу. Над головой, словно ловец снов, висел мобильник «Санрио».
Ливай прошагал к кровати и сел посередине:
– Сейчас ты ужасно милая, ослепительная. Может, мне лучше смотреть на тебя сквозь дырочку в листке бумаги? – Кэт засмущалась, а Ливай скрестил свои ноги с ее. – Не могу поверить, что твой отец пустил меня в твою комнату при первой встрече. Обо мне ему известно лишь то, что я повез тебя в бурю.
– Такой вот он человек, – сказала Кэт. – Он никогда не держал нас на коротком поводке.
– Никогда? Даже детьми?
– Нет, никогда. Он нам доверяет. К тому же ты сам его видел – его мысли где-то далеко.
– Что ж, когда ты встретишь мою маму, будь готова, что она с нас глаз не спустит.
– Могу поспорить, Рейган это просто обожала.
Ливай изменился в лице.
– Между моей мамой и Рейган особой любви не было, уж поверь мне. Старшая сестра Рейган забеременела на последнем курсе, и моя мама не сомневалась, что это у них семейное. Она испробовала на нас все свои молитвы. А когда узнала, что мы расстались, то воздела руки к небу.
Кэт неловко улыбнулась и положила подушку себе на колени, теребя ткань.
– Тебя смущает, когда я говорю о Рейган? – спросил Ливай.
– Я первой о ней заговорила.
– Так смущает?
– Немного, – призналась Кэт. – Расскажи побольше о своей маме.
– Я наконец-то поднялся с тобой в спальню, а мы вспоминаем мою бывшую и мою маму.
Кэт улыбнулась, глядя в подушку.
– Что ж… – начал он. – Моя мама выросла на ранчо. Она шьет стеганые одеяла. И активно участвует в жизни церкви.
– Какой?
– Баптистской.
– Как ее зовут?
– Марлисс, – сказал Ливай. – А как зовут твою маму?
– Лора.
– Какая она?
Кэт подняла брови и пожала плечами:
– Она была художницей. Может, и сейчас этим занимается, не знаю. Они с отцом познакомились в рекламном агентстве сразу после колледжа.
Ливай коснулся коленом ее ноги.
– И…
– И она… – вздохнула Кэт, – она не хотела выходить замуж или рожать детей, ничего такого. Они даже толком не встречались, она пыталась найти работу в Миннеаполисе или Чикаго, но забеременела – наверное, это тоже было семейным, целые поколения «беременностей». И они поженились. – Кэт посмотрела на Ливая. – Это было хуже катастрофы. Она одного-то ребенка не хотела, а тут еще неприятный подарочек – двойня.
– Откуда ты все это знаешь? Отец рассказал?
– Мать. Она считала, что мы должны знать, кто она на самом деле и как оказалась в такой прискорбной ситуации. Полагаю, она хотела, чтобы мы избежали подобной ошибки.
– И чему она собиралась вас научить?
– Не знаю, – сказала Кэт. – Держаться подальше от мужчин? А может, просто пользоваться презервативом? Или же держаться подальше от мужчин, которые не умеют пользоваться презервативом.
– Твой рассказ заставляет меня по-новому взглянуть на молитвы.
Кэт усмехнулась.
– Когда она ушла? – спросил Ливай.
Он уже знал, что мать бросила их. Кэт как-то сказала ему это, намекая, что не хочет вдаваться в подробности. Но сейчас…
– Когда нам было по восемь, – вздохнула она.
– Ты предполагала, что такое может случиться?
– Нет. – Кэт посмотрела ему в глаза. – Вряд ли кто может такое предположить. Будучи ребенком, ты не ожидаешь, что твоя мама уйдет, как бы там ни было. Даже если ты считаешь, что не нравишься ей.
– Я уверен, ты ей нравилась.
– Она ушла, – сказала Кэт, – и не вернулась. Кто так поступает?
– Не знаю… Кто-то, кто пытается найти недостающий кусочек.
Кэт почувствовала, как на глаза навернулись слезы, и усиленно заморгала.
– Ты скучаешь по ней? – спросил Ливай.
– Нет, – тихо ответила Кэт. – Меня она совершенно не волнует. Я скучаю по Рен!
Ливай отодвинул ноги и подался вперед, перебираясь поближе к Кэт. Положил руку ей на плечо и притянул к своей груди.
– Все хорошо?
Она кивнула и нерешительно прильнула к Ливаю, будто сомневалась, подходит ли она ему. Большим пальцем он массировал ей плечо.
– Знаешь, – шепнул Ливай, – мне все хочется сказать… Такое ощущение, что Саймона Сноу здесь стошнило или кто-то съел Саймона Сноу, а может, сходил в буфет «Все о Саймоне Сноу» и потом его стошнило.
– А мне нравится, – засмеялась Кэт.
– Я не говорил, что мне не нравится.
* * *
Пока они общались, все было просто. Ливай всегда болтал без умолку.
Он рассказал ей о «четырех элементах».
– И что это означает?
– Голова, сердце, руки, здоровье. Разве в Южной Омахе такого нет?
– Есть, только в другом виде – тяжелая жизнь, хип-хоп и песни Ишема из альбома «Homey Don’t Play».
– Жаль это слышать. Ты многое потеряла без разведения кроликов для конкурсов.
– Вы разводили кроликов?
– Кроликов, занимающих призовые места, – гордо сказал Ливай. – А один год еще и хрюшек.
– Ты словно вырос на другой планете.
– Голова, сердце, руки, здоровье… так мило, не находишь?
– И у тебя есть фотографии с кроликами?
– И голубые ленточки, – кивнул Ливай.
– Возможно, мне придется сделать камеру-обскуру, чтобы посмотреть на них.
– Ты шутишь? Я был таким милашкой, что тебе придется надеть специальные очки. Эй, я только что вспомнил клятву «четырех элементов»: «Я клянусь, что моя голова будет ясно мыслить, мое сердце будет верным, мои руки пойдут на великое благо, а здоровье в этом поможет, – за мой клуб, мою общину, мою страну и мой мир».
– Где же очки? – спросила Кэт, зажмурившись.
Потом Ливай поведал ей о городской ярмарке – еще больше кроликов, хрюшек плюс целый год непрерывной выпечки брауни – и показал на телефоне фотографии своих четырех светловолосых сестер.
Запомнить их имена Кэт не смогла. Все были взяты из Библии.
– Ветхий Завет, – пояснил Ливай.
Одна из сестер была ровесницей Кэт, другая – старшеклассницей.
– Тебя это не пугает?
– Что?
– Встречаться с девушкой, которой столько же лет, сколько твоей младшей сестре.
– Меня напугало бы, встречайся я со своей младшей сестрой…
– Я все еще тинейджер.
– Закон я не нарушаю, – пожал плечами Ливай. Она отпихнула его. – Кэт, я всего на два с половиной года старше тебя.
– Университетские годы, – вздохнула она. – Кажется, что на десять.
Ливай закатил глаза.
– Мой отец подумал, что тебе тридцать, – сказала Кэт.
– Не может быть!.. – ахнул Ливай. – Правда?
– Нет, – засмеялась она.
Ливай увидел викторину по Саймону Сноу и настоял, чтобы они сыграли. Кэт думала, что обставит его, но у Ливая была невероятная память, а все вопросы касались не книг, а фильмов.
– Тебе не повезло: здесь нет вопросов с гомосексуальным подтекстом, – сказал он. – Когда я выиграю, хочу, чтобы ты сделала мне голубую ленточку.
В полночь Кэт подумала об отце, сидевшем внизу. Пора бы ложиться спать.
– Ты устал? – спросила она у Ливая.
– У меня будет собственная кровать-палатка?
– Это называется балдахин. И нет. У тебя будет собственный диван. Если я скажу отцу, что ты устал, то он закруглится с работой.
Ливай кивнул.
– Тебе нужна пижама? – спросила она.
– Нет, посплю в своей одежде. Всего-то одна ночь.
Кэт нашла запасную зубную щетку, достала чистую простынь и взяла одну из своих подушек.
Спустившись с Ливаем вниз, Кэт увидела, что кипа бумаг выросла, но отец стоически убрал все с дивана и поцеловал дочь в лоб. Она взяла с него обещание не работать в спальне: «Не заставляй ругаться на тебя при посторонних».
Застелив диван, она вручила Ливаю подушку, когда тот вернулся из ванной с влажным лицом и волосами. Он положил подушку на диван и улыбнулся Кэт.
– Тебе нужно что-нибудь еще? – спросила она.
Ливай покачал головой. Кэт собралась уходить, но он поймал ее за руку. Девушка провела пальцами по его ладони и высвободилась.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, милая.
* * *
Проснулась она в три часа ночи – с ясной головой и учащенным сердцебиением.
На носочках спустилась вниз, хотя знала, что все равно будут скрипеть ступеньки.
Прошла на кухню, удостоверилась, что плита выключена, дверь притворена, что все в порядке…
Дверь в спальню отца была открыта. Кэт подошла ближе и услышала его размеренное дыхание. Потом предельно медленно проплыла мимо дивана. Входная дверь была заперта. Шторы задернуты. За окнами шуршала снегоуборочная машина.
Когда Кэт повернулась, Ливай приподнялся на локте и посмотрел на нее.
Сняв свитер, он остался в свободной майке. Волосы растрепались, губы и глаза были сонными.
«Голова, сердце, руки…» – вспомнила Кэт.
– В чем дело? – прошептал Ливай.
Кэт мотнула головой и убежала наверх.
* * *
Ливаю пришлось уехать до завтрака, чтобы успеть в «Старбакс». Джим Флауэрс, любимый метеоролог отца, сообщил, что состояние дорог улучшилось, но не стоит сильно разгоняться.
Отец хотел отвезти Кэт обратно в колледж в воскресенье, но, взглянув на заснеженную «хонду», Ливай сказал, что ему несложно вернуться.
– Значит… – сказал папа, когда они с Кэт стояли на крыльце и смотрели вслед фургону Ливая, – это твой новый бойфренд. – (Она кивнула.) – Все еще рвешься домой? Хочешь перевестись в Университет Омахи? Всю жизнь ухаживать за психически неуравновешенным отцом?
Кэт направилась обратно в гостиную, спросив через плечо:
– Завтрак?
* * *
Выходные прошли хорошо. Пять тысяч слов по «Так держать!». Рыбные тако с редиской и шинкованной капустой. Всего два разговора о Рен. И днем в воскресенье приехал Ливай. Взлетел по ступенькам ее крыльца.
* * *
Тоскливиус повертел в руках маленький красный мячик.
Саймон почти год повсюду таскал этот мяч с собой и потерял его, когда приехал в Уотфорд – за ненадобностью.
– Ты лжешь, – сказал Саймон. – Ты – это не я. Ты не часть меня.
– Я то, что осталось от тебя, – сказал Тоскливиус.
Саймон мог поклясться, что еще никогда не слышал свой голос таким звонким и сладким.
Из главы 23, «Саймон Сноу и Седьмой Дуб»
© Джемма Т. Лесли, 2010
