Глава 19. Энни

Энни только что вышла из зоны таможенного контроля аэропорта Шарля де Голля и ищет в толпе профессора с дочкой. Доктор Барретт представляется ей ботаником в очках и с бабочкой, долговязым и сутулым, как соломинка для коктейля.

– Энни Блэр? – низким мелодичным голосом спрашивает кто-то за ее спиной.

Она оборачивается. На нее с улыбкой смотрит мужчина лет сорока, в джинсах защитного цвета и белой рубашке, с копной волнистых темных волос и фигурой, совершенно не напоминающей соломинку.

– Энни Блэр? – повторяет он.

– Да, – тихо произносит она внезапно пересохшими губами, чуть не забыв, что нужно протянуть руку.

– Добро пожаловать в Париж. Я Том Барретт.

В эту секунду Энни не может думать ни о чем, кроме тепла его ладони и его темных глаз с золотистыми крапинками. Выпустив ее руку, он гладит по голове маленькую девочку:

– А это Олив.

– Привет, Олив, – говорит Энни, опускаясь на корточки.

Бледненькое пухлощекое существо с нелепой заколкой в волосах, доходящих до подбородка, прячется за ногами отца. Когда их взгляды наконец-то встречаются, Энни едва удерживается, чтобы не ахнуть: в карих глазках, увеличенных толстыми круглыми очками в розовой оправе, отражается та же боль утраты, которую испытывает она сама.

Энни инстинктивно тянется к девочке, но та отстраняется, и она быстро убирает руку.

– Меня зовут Энни. Я буду твоей…

– Няней, – договаривает девочка.

Энни улыбается:

– Правильно. Ты молодец, Олив.

– Знаю. А кем еще ты будешь?

Милая крошка. Но колючая, как и предупреждала Солен.

– Надеюсь, – говорит Энни, вставая, – что еще мы с тобой будем друзьями.

Никак на это не ответив, Олив смотрит на отца:

– На картинке, которую ты мне показывал, она намного красивее.

Такая прямота заставляет Энни покраснеть. Улыбка исчезает с ее лица. Но нет, она не должна всерьез воспринимать колкости пятилетней девочки.

– Не будь злюкой, Олив, – говорит Том, разглаживая темные волосы дочки. – Я вот, наоборот, считаю, что живая Энни гораздо симпатичней.

– Нет, – отвечает Энни, молясь, чтобы голос не дрогнул. – Олив права. – Она поворачивается к девочке: – Видишь ли, та фотография была сделана год назад. Тогда я выглядела лучше, правда?

– Да. Ты нас обманула.

– Олив! – испуганно восклицает Том.

Энни смотрит в пол. Ей хочется провалиться сквозь землю. Еще чуть-чуть, и маленькая паршивка возомнит себя победительницей. Чтобы этого не произошло, нужно быстро вернуть себе дар речи. Что в такой ситуации сказала бы мама?

– Я очень хотела стать твоей няней, – говорит Энни, заставляя себя улыбнуться девочке, – поэтому все обыскала и нашла свою лучшую фотографию. Ведь некоторые люди, ты только представь себе, судят о других по внешнему виду. Слава богу, что ты не такая!

Олив морщит лоб, не зная, как ответить, а Том улыбается:

– Пойдемте заберем ваш багаж. – Наклонившись к Энни, он шепотом прибавляет: – Ловко!

Почувствовав кожей его дыхание, она столбенеет. У нее кружится голова. Ей хочется крикнуть: «Да, я свободна и готова быть вашей!» Но он, взяв с ленты транспортера ее чемоданы, задает только один вопрос: не нужно ли Олив сходить на дорожку в туалет.

Сидя в машине, Энни смотрит то в окно, за которым мелькают потрясающие виды залитого солнцем Парижа, то на девочку, которая мечет в нее молнии с заднего сиденья, то на эффектного мужчину, который постукивает большими пальцами по рулю в такт музыке, звучащей по радио. Энни замечает темные волоски на мускулистых руках, большие стильные часы и замшевые ботинки из магазина «Джей Крю». Она хотела купить такие отцу на Рождество, но решила, что для него они слишком модные.

Энни поворачивает голову к окну, по привычке ожидая увидеть запотевшее стекло. Город как раз такой, каким она его себе представляла: величественные здания в стиле боз-ар, отели с мансардами и коваными балюстрадами. Машина въезжает на мост Сюлли. Сена бежит, обтекая полоски суши. Том называет известные острова, такие как Сен-Луи и Сите.

Оказавшись на левом берегу, седан продолжает путь по многолюдному бульвару Сен-Жермен. Энни смотрит в оба: вдруг в многотысячной толпе между магазинами и ресторанами затерялась Кристен? Но как найдешь ее здесь, особенно если она этого не хочет? Энни падает духом.

Автомобиль сворачивает на Рю де Ренн, симпатичную зеленую улицу в квартале Сен-Жермен, и вскоре останавливается возле старинного здания из светлого камня – как с картинки. Том поднимает чемоданы на верхний, четвертый этаж. Все это время он мило болтает с Энни, чего не скажешь о его дочке, которая едва отвечает на вопросы. Пока он отпирает квартиру, дверь напротив распахивается и на пороге возникает долговязый светлокожий молодой человек.

– Всем привет! – потрепав Олив по голове, парень улыбается. – Ты, наверное, Энни?

– Привет, Рори, – говорит Том. – Да, это наша новая няня Энни Блэр. Энни, это Рори Зелик, наш добрый друг и сосед. Он учится в «Ле Кордон Бле».

– Привет, – отвечает Энни, пожимая ему руку.

– Я с радостью покажу тебе город, – произносит Рори с явным немецким акцентом. – Как раз собираюсь прогуляться. Если хочешь, присоединяйся. Я подожду.

Энни смотрит на Тома в надежде, что он спасет ее от этого нового знакомого – похожего на жердь и немного излишне активного. Но Том улыбается:

– Распоряжайтесь своим временем, как вам угодно.

– Спасибо, но я бы хотела сначала распаковаться.

– Тогда как-нибудь потом.

– Конечно, – соглашается Энни.

На самом деле она приехала не гулять по городу, а искать Кристен, и ей не нужно, чтобы ее отвлекали.

– Давай скорее! – говорит Олив, подпирая открытую дверь своим маленьким телом.

Энни входит. Квартира меньше, чем ее нью-йоркская, но высокие потолки и большие окна создают иллюзию простора. Вслед за Томом она идет через гостиную и столовую, минует маленькую уборную, выложенную черно-белым кафелем, и попадает в коридор. Здесь расположены три спальни и второй санузел.

– Моя комната та, дальняя. – Том указывает на закрытую дверь. – Это дамская комната, – он кивает в сторону сверкающей ванной, – ваша с Олив общая. Надеюсь, вы не против?

– Нет, конечно.

– Пусть не берет мой шампунь! – требует девочка.

– Не буду. Я привезла свой – миндально-вишневый. Можешь попробовать, если захочешь.

– Твои волосы воняют.

– Олив! Как ты себя ведешь?!

– Вот это да! – говорит Энни, наклоняясь к лицу девочки и дотрагиваясь до кончика ее носа. – Ну и нюх у тебя! Завтра, когда пойдем в кондитерскую, он тебе очень пригодится.

Заговорщицки улыбнувшись Энни, Том открывает среднюю дверь:

– А здесь опочивальня Олив.

Энни заглядывает в комнату с бледно-розовыми стенами. На окнах шторы, тоже розовые, в черный горошек. На прикроватной тумбочке фотография красивой брюнетки, сидящей в плетеном кресле с малышкой на руках. Это, наверное, мама Олив. Энни хочет переступить порог, но девочка забегает вперед и обеими руками со свистом захлопывает дверь прямо у нее перед носом:

– Не входи!

– Олив! – Том снова открывает дверь. – Осторожнее! Ты чуть не ударила Энни по лицу!

Энни приходит ему на помощь:

– Хорошо, Олив. Будем играть в моей комнате. Покажешь мне ее?

Девочка упрямо скрещивает руки на груди:

– Это не твоя комната. Ты не наша семья.

– Хватит, Олив! – произносит Том твердо и подводит Энни к последней двери слева.

Комната выкрашена в приятный оттенок желтого. На двуспальной кровати поверх белого пухового одеяла навалена гора белых и голубых подушек. Двустворчатая стеклянная дверь ведет на крошечный балкончик.

– Как красиво! – говорит Энни и, подойдя к старому комоду, на котором стоит ваза с веселыми цветами, дотрагивается до золотистых лепестков. – Подсолнухи! Мои любимые! Моя сестра обожала орхидеи, но им не всегда можно доверять. А вот подсолнухи – надежные, верные цветы, правда?

– Ты странная, – говорит Олив, сощурившись.

Отец открывает рот, чтобы одернуть ее, но Энни начинает смеяться. Через несколько секунд смеется уже и он. Девочка быстро переводит взгляд с отца на няню и обратно. Энни готова поклясться, что маленькая негодница сдерживает улыбку.