Глава 3
Дождь приглушённо барабанил по крыше и грязным, едва пропускающим свет окнам. Тяжёлые капли медленно стекали по стеклу, искажая слабый свет с улицы. На пару мгновений стекло стало золотым с серебряными разводами капель — мимо прошёл отряд стражи с факелами в руках. Однако вот они завернули за угол, и свет исчез.
— Интересно, чего им тут надо? — протянул Мурмин, уныло уставившись в окно.
— Того же, чего и всегда — сделать вид, что они что- то делают, — сонно ответил Баэльт.
Всё убогое здание таверны «Пьяная подкова» было забито людьми, а потому от шума можно было оглохнуть. Обычная смесь таверны после рабочего дня — крики, смех, чьи- то визги, стук кружек и разговоры. Запахи пота, дешёвого эля, пива, вина. Запахи похоти, усталости и отчаянья, которые пытались утопить в веселящем хмеле.
Всё это походило на праздник во время погребения. Да и лица под стать — усталые маски растягиваются в улыбках, тусклые глаза слезятся будто бы от шуток.
Свадьба на костях.
Сюда не приходили за новостями, собеседниками и приятной едой. Самыми ходовыми новостями тут были личности новых шлюх из ближайшего борделя, лучшим собеседником мог быть чудом попавший сюда ветеран, ещё не напившийся до беспамятства. А лучшей едой тут было бы отсутствие всякой еды.
Сюда приходили, чтобы напиваться. Чаще всего в этом зале был слышен лишь шепот тихих переговоров крайне тёмных личностей. Сегодня же таверна надрывалась исступлённым криком умирающего безумца — моряки с пары кораблей решили обогатить хозяина этого убого места.
Полуфэйне грустно вздохнул — раньше его привлекало в этой хибаре то, что здесь было тихо и безлюдно.
Какой- то заросший щетиной детина сильным хриплым голосом вещал, что угощает сегодня всех. Монеты летели из его рук и падали на пол, где их торопливо подбирали служанки. Моряки хохотали и задирали им подолы, к неубедительному и вялому возмущению девушек. Однако дальше дело не шло.
Пока. Вопрос лишь в количестве выпитого.
Детина, сев на стол и усадив улыбающуюся смущённой улыбкой служанку на колени, рассказывал какую- то чушь благодарным слушателям. До сонного Баэльта доносились отрывки фраз о Ксилматии, Келморе и каких- то леди.
Он не вслушивался — ему было глубоко наплевать на всех, кто окружал его в этот вечер.
Впрочем, он начинал чувствовать раздражение.
Он пристроился в дальнем конце комнаты, в самом мрачном углу, сложив руки на груди и угрюмо глядя на кружку с вином. Видел бы его сейчас отец.
Подающий когда- то надежды полуфэйне похож на уличного грабителя и хлещет мерзкое людское пойло, которое кто- то поимел наглость назвать вином.
Удручающая картина, подумал Баэльт, слегка поднимая голову и глядя в искорёженное отражение на окне. Как и всё вокруг. Хоть я и ненавижу этот город, я его часть. Как и он — часть меня.
Мурмин что- то говорил, но Баэльт привычно не слушал. Нидринг редко рассказывал что- либо полезное. Или хотя бы интересное.
К тому же, сейчас Баэльт не хотел ни о чём думать.
— Я вам клянусь своим мечом, после битвы вода в Веруге на день окрасилась в красный! Конечно, Ксилматия нас озолотила, но потеряла на этом не сильно много — из сотни нас осталось- то человек пятнадцать! — особо громко, видимо, подводя итог рассказу, прокричал наёмник. Немногие слушали его внимательно и начали что- то весело спрашивать.
Жаль. А Баэльт понадеялся, что это издевательство над покоем закончилось.
— Потом? — хохотнул детина. — Потом я на пару десятков дней поселился в борделе! — одобрительный хохот заставил и рассказчика улыбнуться, обнажив плохие зубы. Он обвёл слушающих довольным взглядом и встретился глазами с Баэльтом.
И приветственно кивнул ему, всё ещё улыбаясь.
— Он меня раздражает, — угрюмо заключил полуфэйне, перебивая Мурмина.
— Баэльт, сукин ты сын! Ты слушал меня вообще или нет?! — возмутился Мурмин. Баэльт слегка приподнял шляпу и угрюмо взглянул на друга протяжным взглядом. Нидринг взгляд выдержал, равнодушно глядя ему в глаза, слегка приподняв бровь.
— Нет, — ответил Баэльт и снова опустил край шляпы на глаза. Ему не хотелось видеть ничего — ни окружающего его хаоса, ни довольной рожи рассказчика, ни осуждающего взгляда лучшего друга.
— Иногда я и сам не понимаю, почему мы вообще общаемся, — уныло проговорил нидринг, допивая остатки пива из кружки. — Этна, дорогая, плесни ещё мне этой мочи, что твой дядюшка называет пивом! — он перевёл свой взгляд с бёдер полноватой девушки- служанки на друга. — Обычно ты хотя бы немного разговариваешь, Мрачноглаз. Твой язык всё ещё при тебе?
Баэльт устало вздохнул.
— Здесь полно народа, и меня это раздражает, — произнёс он. Его взгляд обратился к шумно хохотавшему и щупавшему грудь служанки крикуну. — А ещё больше раздражает меня только он.
Мурмин окинул оценивающим взглядом заводилу.
— Обычный наёмный ублюдок. Наверняка будет пить тут пару месяцев, пока не спустит свои деньги и не примкнёт к кому- либо ещё. Готов сто фольтов на это ставить, честное слово. Только погляди на его харю.
— Не уверен, — неопределённо проговорил Баэльт, осторожно пробуя вино.
Если бы от отвратительного вкуса можно было умереть, он был бы мёртв трижды.
— И в чём же ты не уверен, мрачная рожа?
— Не уверен что у тебя найдется сто фольтов, — парировал полуфэйне. В ответ он услышал лишь горький смешок.
— А ведь раньше для нас такие деньги были делом одного дня. Всего лишь пара слов в подворотне купеческого квартала, пара угроз, блеск кинжала — и всё, деньги наши. А теперь… Я знаю, почему ты торчишь здесь. Как и я. Потому что у нас нет денег на то, чтобы напиваться где- то ещё.
— Мы завязали с этим, Мурмин, — нахмурился Баэльт и поправив повязку на правом глазу.
— Завязали- завязали, — кивнул нидринг, тоскующее глядя на пламя свечи, что оплавилась посреди стола. — Но деньги…
— Для меня и сейчас такие деньги — дело одного дня, — пожал плечами бывший юстициар.
— Оно и видно.
К столу снова подошла служанка, недовольно глядя на Баэльта. Она тяжело поставила тяжёлый глиняный кувшин с вином и кружку с пивом на стол, расплескав едва ли не половину содержимого.
«Примерно пятнадцать фольтов», — отстранённо приметил цену расплёсканному Баэльт.
А потом поднял на неё взгляд единственного глаза и проскрипел недовольным голосом:
— Каким бы плохим вино не было, проливать хотя бы каплю — глупость.
Глаза девушки широко распахнулись. Тупые, но красивые глаза.
— Я принесу ещё, сир юстициар! — дрожащим голосом заверила она, разворачиваясь и спешно проталкиваясь через толпу. По пути она вихляла задом так, что Мурмин долго не мог оторвать взгляда.
И взгляд этот выражал равные доли презрения и похоти.
Взгляд Баэльта на друга выражал лишь презрение.
— Ты такая щедрая, мать твою дери, — бросил нидринг вслед служанке. — Тебя бесит тот хмырь, Баэльт, а меня бесит этот ходячий окорок. С одной стороны, я люблю её толстую задницу, а с другой — терпеть не могу, когда она так ею виляет. Она же служанка, а не шлюха, дерите демоны её в задницу! — пробурчал нидринг, отпивая из кружки пива.
Баэльт молча последовал его примеру.
— Я сегодня весь вечер буду разговаривать сам с собой? — недовольно поинтересовался нидринг.
Баэльт потёр виски — от гула его голова начинала болеть.
— У меня большие проблемы с деньгами, а с недавнего времени — ещё и с работой. Новое дело. Странное.
— В подробности ты, как всегда, вдаваться не будешь? — безразлично спросил нидринг, снова делая глоток из кружки. Баэльт тоже отпил немного вина. Во имя всех богов, какой ненавистник всего живого делал это вино?
— В этот раз меня просили не распускать язык. Но если понадобится твоя помощь — я скажу.
— А то, — недовольно покачал головой нидринг. — Не помню ни случая, когда бы ты умолчал о своём бедственном положении. У тебя- то хоть работа есть. А я? Бедный старина Мурмин никому не нужен! В цехи меня не берут — мол, недостаточно умел в кузнечестве. Охранником меня видеть не хотят — не доверяют. Демоны раздерите меня, да меня даже вышибалой не взяли, Баэльт, — грустно вздохнул он. — А из- за тебя к завтрашнему утру я останусь без последних денег. И, раз уж речь зашла о деньгах и работе, позволь всё же полюбопытствовать — какого хрена ты сидишь тут, раз у тебя есть дело?
Баэльт пожал плечами.
— Набиваю себе цену. Если бы я ломанулся делать всё прямо сейчас, то выглядел бы как оборванный голодранец, которому обязательно нужны деньги к завтрашнему вечеру.
— То есть, выглядел бы таким, каков ты на самом деле, — заключил нидринг.
— Именно.
— А твой медальон? Никто ещё им не интересовался?
Баэльт скривился.
Неприятная тема. Опасная.
— Три года не интересовались — чего бы сейчас заинтересоваться? — он тихо и устало вздохнул. — Но это не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно меня найдут и посадят в Котёл.
— Мы уже в Веспреме, дружище, — грустно улыбнулся нидринг. — Он как большая тюрьма для всех в нём живущих, только без надежды на освобождение.
Некоторое время они молчали.
— Слушай, если этот парень так сильно не нравится тебе, может, уйдем? — предложил Мурмин, с сожалением беря с тарелки из чёрствого хлеба последний ломоть вяленого мяса. — Пойдёт к Каэрте…
— Мурмин, — Баэльту не надо было даже впускать эмоции в голос — нидринг и так всё понял.
— Ладно, ладно… Не любит она меня, эта твоя Каэрта.
— Это потому, что при первой встрече ты пытался её изнасиловать.
— Возможно. Никогда не разбирался в вашем тонком фэйнийском характере.
Баэльт, выудив из кармана плаща плакт, запалил тонкий прутик о свечку. Закурив, он пустил дымок в сторону друга, на что тот раздраженно отмахнулся.
— Не делай так. Ты же знаешь, я этого не люблю.
— Знаю, — кивнул Баэльт. — Поэтому и делаю.
— Кстати, тебе эта отрава не нужна? Через пять дней Морир приплывёт с грузом, я мог бы договориться. Быть может, меня даже наймёт — склады охранять хотя бы… — с мясом было покончено, и Мурмин без ложной скромности принялся за чёрствый хлеб тарелки, вымачивая его в пиве.
— Было бы кстати, — сказал Баэльт, затягиваясь. На этот раз дым, извиваясь, стремительно поднимался к потолку. Эти белёсые разводы закрыли от него часть помещения, а гул будто бы отступил. В голове стало легко и пусто.
Всё же плакт был восхитительной вещью.
— И всё же, — недовольно поёрзал нидринг. — Давай двинемся к Каэрте. У неё хотя бы есть очаг, а мне как- то не очень хочется снова спать в подворотне.
— Поздно, — покачал головой Баэльт.
Он начал слушал.
— Самые лучшие шлюхи — полуфэйнийки! Красота, ловкость и мастерство от фэйне, бессовестность и страстность от людей! — хохотал детина, вывалив крупную грудь служанки и сжимая её в руке под хохот компании. — Честно говоря, мне кажется, что все полуфэйнийки — просто прирождённые шлюхи!
Взгляд Баэльта приобрёл болезненную чёткость, а сердце застучало чуть быстрее.
— Помнится, я трахал как- то одну из них… Так она пищала, как несмазанные петли ворот!
Баэльт резко, резче, чем хотелось бы, одёрнул шляпу. Демоны бы побрали его — стоило снять её вовсе. Однако он чувствовал себя неуютно без неё. В конце концов, эту шляпу ему подарила Тишая.
В голову у него снова возникла она, сначала улыбающаяся и приветливая, а потом холодная, валяющаяся на полу в луже крови.
Изнасилованная. Убитая. А он ничего не смог сделать. Не смог защитить.
Самое обычное убийство. Было бы — если бы случилось не у него на глазах. Не с ним.
Не с его женой.
— С тобой все в порядке? — спросил Мурмин, щурясь. Он слегка перегнулся через стол, стараясь взглянуть в глаза другу. — Баэльт?
— Да… — едва слышно прошептал бывший юстициар. Мурмин вздохнул.
— Это просто очередной дурак, — успокаивающе проговорил нидринг. — Сколько уже шуток отшучено про шлюховатость полуфэйне, бородатость женщин моего рода и уродливость аргрингов? Пора бы и привыкнуть, а? Тем более, все мы знаем, что женщины- нидринги вовсе не бородатые!
Баэльт слегка склонил голову в знак согласия, чувствуя, как пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
— А ты послушай подольше пары мгновений, — посоветовал он прохладным тоном.
Мурмин прислушался.
— Я тебе клянусь, в Ксилматии они сами платят, чтобы кто- нибудь их трахнул! Как угодно, куда угодно и где угодно! Говорят, их тут много водится — может, стоит походить да поискать таких?
Нидринг вздохнул и привычным движением хрустнул пальцами. Потом — шеей. А потом встал и направился сквозь толпу, легко распихивая подвыпивший народ.
Баэльт, одним глотком допив остатки вина, двинулся вслед за ним. Может, в них говорило вино. Может, они оба были на пределе. А может, они слишком любили Тишаю. Как подругу и жену.
Он не знал. Главное — просто добраться до мудака.
Под глухое ворчание, Баэльт проталкивался через галдящих выпивох.
Он даже будто бы не качался на ходу. Будто бы.
— А я смотрю, к нам не перестают подтягиваться люди, — радостно заявил детина, переводя взгляд с замершего перед ним насупленного нидринга на мрачного полуфэйне. — Или не совсем люди! Чего хмуримся? Давайте лучше выпьем, и всем будет веселей! Ну- ка, давайте сюда кружки!
— Зря, — коротко произнёс Баэльт, делая шаг вперёд.
— Что зря? — мощный удар кулака Мурмина прервал зачинщика веселья, повалив того на пол.
Кровь вскипела, и Баэльт с наслаждением заехал ногой по лицу упавшего.
С размаху. Подкованным носком. Раздавшийся хруст обласкал ему слух и заставил прохрипеть что- то бессмысленное в упавшей тишине.
— Вот ещё, — он замахнулся, однако его руку перехватили.
Мир снова ожил и вскипел жизнью.
Моряки бросились на них — никто не бил их, их лишь оттаскивали от стонущего на полу мужчины. Гул сменился восторженным хохотом.
Баэльт не сопротивлялся — позволил своему телу безвольно повиснуть в крепких руках моряков.
Толпа чувствует кровь и забавы раньше, чем они покажутся на горизонте. И лучше не злить её тогда, когда она уже восхищённо ревёт и требует зрелища.
— Какого демона?! — рявкнул наёмник, вскакивая с пола и тут же бросаясь на Баэльта. Однако на нём тут же повисли ещё трое крепких моряков. — Опустите меня, я из него всё дерьмо выпущу! Вы что, сброд веспремский, только по двое и можете?! А, сукины дети, отпустите меня, я им покажу!
— Зубы- то хоть вкусные? — угрюмо поинтересовался Мурмин, вызвав хохот моряков. Похоже, они находили ситуацию крайне забавной.
Чего ещё ожидать от пьяного, воняющего потом сброда, подумал Баэльт.
— А ну прекратили, засранцы! — рявкнул кто- то из толпы. Между моряками выбился хозяин таверны, широкоплечий здоровяк, возвышавшийся почти на голову над толпой. — А ну пошли вон отсюда, все трое! Хотите драться — деритесь на улице, нехрен мне погром устраивать! Как кровь поостынет — возвращайтесь!
Баэльт вздохнул, однако холодной ярости в нем не убавилось. Моряки отпустили его, продолжая что- то бормотать со смехом. Однако их он не слушал.
— Хочешь сразиться по- настоящему, по- мужски? — спросил мужчина с залитым кровью лицом, вырываясь наконец из хватки моряков. — Со сталью в руках? Или снова налетишь на меня со своим ручным нидрингом?
Баэльт молча дотронулся до меча и, благодарно кивнув морякам, направился к выходу.
Ливень на улице обдал ледяными струями лицо, чуть- чуть освежая мысли. Мрачное, тёмное небо было затянуто тучами, и это небо вместе с грязно- жёлтым светом отражалось в огромных лужах.
Хорошо, что я тут ненадолго, подумал Баэльт. Очень ненадолго.
Столпившись у входа, пьяные гуляки молча глядели на них.
Баэльт одним движением снял шляпу и подал её угрюмо молчавшему Мурмину, который уже промок до нитки под потоками воды. Взгляд нидринга был холоден и смотрелся жутко из- под облепивших массивное лицо волос.
Меч сам порхнул в руку.
Главное — не убивать. Покалечить — можно. Но не убивать. Слишком много шуму.
Человек стоял напротив него, обнажив неплохой с виду клинок. Тяжёлый, явно ксилматиейской работы. Длиннющий, тяжёлый с виду.
Баэльт с чувством холодного превосходства поднял свой меч. Короткий, лёгкий, острый. Прощальный — и единственный — подарок отца перед тем, как Баэльт покинул Лаэ- Корте.
Впрочем, какая разница, что у него в руках? Даже пьяный карлик- калека со сломанной пикой победит этого детину.
— Пусть боги рассудят то, что не в силах рассудить слова, — громко проговорил человек, свободной от меча рукой быстро утирая кровь с лица.
Толпа молчала — были слышны лишь барабанная дробь дождя, стоны из соседнего с таверной дома и звуки драки котов из подворотни.
Все отодвинулись назад, освобождая место для поединка.
Баэльт сосредоточился. Его соперник, выставив вперед меч, начал медленно приближаться на полусогнутых ногах.
Ясно, типичный солдат. Абсолютно незнакомый с веспремским стилем боя. Наверняка действительно рубился в многих битвах и привык к строю…
Человек ринулся на него.
Баэльт легко отскочил назад. Пригнулся под косым ударом. Отшатнулся от удара сверху.
Одного пропущенного удара хватило бы, чтобы разрубить меня, подумал Баэльт, переводя дух.
Только вот этот мудила слишком медленный.
Завершив серию ударов, мужчина отскочил назад, переводя дыхание.
«Никогда не думал, что буду вступаться за мертвых. Разве что после дождя…»- пронеслось в голове у юстициара. Его волосы промокли и прилипли к лицу, капли били по глазу, попадали за шиворот.
Человек тряхнул головой, убирая волосы с лица.
— Доволен? — прошипел он.
— Нет.
Баэльт рванулся вперед, проскользнул под выпадом и приставил клинок к горлу мужчины.
— Кажется, я выиграл, — прохрипел он ему в лицо. — И даже не запыхался.
Что бы на это всё сказала Каэрта? Скорее всего, надавала бы ему по голове.
— Неплохо, — прохрипел мужчина, медленно кивая. Меч с грохотом выпал из его руки на мостовую. — Я был бы признателен тебе, если бы ты не убивал меня. Даже спасибо скажу.
Толпа всё так же молчала. Неужели остались ещё люди, которые помнили, что кровь и смерть — не развлечение? Баэльт был приятно удивлён.
— Ты мог бы убить меня, — заметил Баэльт, не спеша убирать клинок от горла мужчины.
— А ты можешь убить меня сейчас.
— Справедливо, — Баэльт убрал клинок и отошёл на пару шагов.
Мужчина утёр воду с лица. На его лице проступило удивление.
— Вот так? И никакой крови?
— Разве что чуть- чуть.
Рана легла поперёк плеча, вспарывая промокшую рубаху. Человек от удара откинулся назад с диким криком.
Никто не сдвинулся с места.
— Возможно, ты когда- нибудь поблагодаришь меня, — расслабленно проговорил Баэльт, вытирая клинок платок.
Он кивнул гулякам в сторону человека, и они бросились к нему. Надо же. Помогают, а не обирают, как обычно. Неужели что- то меняется в Веспреме? Или же это потому, что эти люди — не из Веспрема?
Баэльт не знал ответа. И не хотел знать. Он прикрыл глаз и попробовал просмаковать момент, когда до детины дойдёт, что меч в руках он более держать не сможет.
Но наслаждения не было.
Тишая бы накричала на него за такое.
А ему это всё было безразлично. До боли безразлично. Он должен был запыхаться. Должен был чувствовать удовольствие от победы.
Но чувствовал лишь тяжёлые прикосновения мокрого плаща.
Мурмин подошёл к нему тяжёлым шагом. Он протянулюстициару его любимую шляпу.
— Пошли отсюда, Мрачноглаз. Здесь нам больше делать нечего. Совсем.
Поправив шляпу, Баэльт снова взглянул на собравшихся зрителей. Переводя взгляд с наёмника на юстициара, они молчали.
На их лицах не читалось ни осуждения, ни гнева. Лишь какое- то глухое непонимание.
Тишая, что я сделал не так?…
Баэльт слегка отсалютовал морякам. И, развернувшись, поравнялся с шлёпающим по лужам Мурмином.
— К Каэрте? — мрачно поинтересовался Мурмин.
— Мурмин.
— Ладно, ладно…
Дождь и город поглотили их.
