Глава 3
Поздравления с днем рождения
Мистер и миссис Чарльз Темплтон так и застыли у дверей гостиной. Входящие в дом гости продирались через толпу фотографов из журналов и газет, в нижней части лестницы была установлена передвижная камера для киносъемок, блокирующая первые ступеньки. Новоприбывшие улыбались или задумчиво смотрели в объективы, вспышками выхватывающие их лица из толпы. Затем, сопровождаемые горничной, они приближались к холлу, где на пороге их встречал Грейсфилд. Он громогласно объявлял их имена, и гости проходили в дом.
Приглашенных на вечеринку было не так уж и много — человек пятьдесят. Зато они составляли элиту лондонского театрального мира, и тут уже количество резко переходило в качество. Следует отметить, что по пути на эту коктейльную вечеринку гости, несмотря на присущую им живость и пристрастие к разного рода представлениям, разговаривали мало. Нет, они проходили в дом под музыку, ибо мисс Беллами, встречающая их в алькове большого салона, пригласила безупречное во всех отношениях инструментальное трио.
Хотя в обычной жизни виделись они очень часто, среди гостей бытовала тенденция: выражать крайнее удивление и восхищение при встрече. Каждый спешил поздравить мисс Беллами с днем рождения, а заодно отпустить комплимент по поводу ее внешности. Некоторые даже брали ее за руку и отступали на полшага, чтобы получше разглядеть эту ослепительную красоту. Одни изумлялись вслух и довольно громко, другие почти интимно бормотали ей комплименты на ушко. Затем они по очереди пожимали руку Чарльзу, и самые добросердечные делали над собой некоторое усилие и давали понять, что очень рады его видеть, в то время как другие отчетливо намекали, что Чарльз — человек не их круга.
Когда прибыли Пинки и Берти, мисс Беллами приветствовала их великодушно.
— Я так рада, — сказала она им обоим, — что вы все же решили прийти. — Поцелуй, последовавший за этим, был лишен обычно присущей ему сердечности, и приберегался мисс Беллами для сугубо благотворительных целей. Мало того, от этого поцелуя почти неуловимо веяло угрозой. Очевидно, Берти и Пинки должны были воспринять его как некий тайный знак, и они (пусть и нехотя) сделали это. Ну а затем подошли к Чарльзу, который излучал гостеприимство и был подчеркнуто любезен с ними обоими.
Они прошли по просторной гостиной, и за ними следовали две дамы, рыцарь, трое далеко не простых простолюдинов, еще один рыцарь с дамой и, наконец, Монтагю Марчант и Таймон Гэнтри.
Ричард, исполнявший привычную роль неофициального приемного сына, встречал гостей в самом конце помещения. Там он должен был проводить их через узкое бутылочное горлышко коридора в обеденный зал и оранжерею. Он также помогал нанятому на стороне бармену и служанке с напитками, пока горничная и Грейсфилд занимались приемом гостей внизу. Ричарду было как-то не по себе. Он выходил на ленч в город, вернулся довольно поздно, и ему не представилось удобного случая поговорить с Мэри до прихода первых гостей. И он понимал, что получилось нехорошо. О том свидетельствовали верные признаки, из них самым зловещим было легкое подергивание в уголках рта во время знаменитой треугольной улыбочки Мэри. Наверняка произошла еще одна ссора, подумал Ричард и тут же нашел подтверждение этой догадки, взглянув на Чарльза — его руки немного дрожали, а лицо пошло красными пятнами.
Помещение постепенно наполнилось людьми. Но Ричард по-прежнему не сводил глаз с двери, ожидая появления Аннелиды.
К нему подошел Таймон Гэнтри.
— Я тут побеседовал с Монти, — сказал он. — У тебя найдется для него экземпляр?
— Тимми, как я тебе благодарен! Ну, конечно, найдется.
— Здесь?
— Да. У Мэри есть один. Она обещала отнести потом в мою старую комнату наверху.
— У Мэри? Но почему?
— Я всегда показываю ей свои новые пьесы.
Гэнтри тихо ахнул, потом долго смотрел на него и сказал:
— Думаю, пора поговорить откровенно. Ведь Мэри наверняка подумает, что ты писал главную роль для нее, так?
Ричард замялся.
— Но я… я вовсе не намеревался…
— Даю понять тебе сразу, Дики: у меня и в мыслях не было задействовать Мэри в главной роли в этой постановке. И я не собирался в беседе с руководством предлагать Мэри в этом качестве. В данном случае постановка потерпит полный провал. Тебе ясно?
— Вполне, — ответил Ричард.
— Более того, — продолжил Гэнтри, — я считаю себя твоим другом. И было бы просто нечестно с моей стороны умолчать о том, что тебе, Дики, давно пришла пора освободиться от этого поводка. Благодарю, я предпочитаю виски с водой.
Совершенно потрясенный Ричард отошел за виски. Пока он пробирался обратно к Гэнтри, в уши влетали обрывки разговоров — на коктейльных вечеринках всегда стоял гул голосов. И еще он заметил, что Гэнтри, который был на несколько дюймов выше остальных, стоит и смотрит поверх голов на входную дверь. Несколько человек обернулись, проследили за направлением его взгляда. И тут над морем затылков и плеч Ричард вдруг увидел, как входят Аннелида и Октавиус.
Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: первой реакцией стала благодарность Аннелиде за то, что она есть на этом свете, да вдобавок пришла и просто поразила его в самое сердце своей красотой.
Он слышал, как Таймон Гэнтри сказал:
— Ты только посмотри, Монти! — Монтагю Марчант приблизился к ним.
— Да я смотрю, — пробормотал он. — Еще как смотрю.
И действительно, вся эта троица так пристально уставилась на Аннелиду, что не один из них не заметил, как увяла улыбка на лице мисс Беллами. Впрочем, недюжинной силой воли она почти тотчас же вернула ее на место.
Аннелида пожала руку хозяйке, ожидая, видимо, после встречи в лавке более сердечного приема, но услышала лишь ее голос:
— Спасибо, что пришли. — И стала созерцательницей знаменитой треугольной улыбочки. Октавиус двигался следом, и она подошла к Чарльзу. И тут столкнулась лицом к лицу с Ричардом, который поспешно подошел с другого конца залы к ней навстречу.
— Ну, что скажешь? — спросил Таймон Гэнтри.
— Ну… — протянул Марчант. — Что это за птичка?
— Она актриса.
— Хорошая?
— Отвечу на этот вопрос несколько позже, — сказал Гэнтри.
— Что-то уже замыслил?
— Да.
— Но что именно, ради Бога?
— Терпение, мой друг, терпение.
— Знаешь, Тимми, я порой удивляюсь, зачем мы только с тобой связались.
— А что тут удивительного? Вы связались со мной, дорогой мой мальчик, потому что именно от меня зависит престиж театра и его управления.
— Ну, это как посмотреть.
— Но ведь так оно и есть, верно?
— Просто тошнит от твоего постыдного самомнения.
— Сделай мне одолжение, побудь немного здесь.
И он направился к группе из трех человек, которая медленно пробиралась сквозь толпу в зале.
А Марчант по-прежнему не сводил глаз с Аннелиды.
Когда Ричард подошел к Аннелиде и взял ее за руку, то он вдруг, к своему удивлению, обнаружил, что просто не в силах произнести хотя бы несколько слов — из тех, на которые он последние лет десять был так щедр при встречах с хорошенькими девушками на вечеринках. При других обстоятельствах он бы нежно поцеловал ее в щечку, сказал, что выглядит она просто потрясающе, а затем подхватил бы под локоток и стал расхаживать среди других гостей. Если бы Аннелида была записной светской львицей, Ричард бы придумал, как провести больше времени в ее компании, и, возможно, они поужинали где-нибудь вместе после вечеринки. Как пройдет вечер дальше, зависело от множества обстоятельств, но ни одно из них как-то не сочеталось с Аннелидой. И Ричард вдруг забыл, что старше ее на целых девять лет, и почувствовал себя девятнадцатилетним юнцом.
А Октавиус меж тем встретил друга. То был семейный врач мисс Беллами, доктор Харкнесс, которого Октавиус знал еще со времен Оксфорда. Они обрадовались друг другу и пустились в веселые воспоминания, и Ричард принес Аннелиде бокал сухого мартини и повел знакомиться с Пинки и Берти, которые на этой вечеринке предпочитали держаться вместе.
Берти тут же выпалил:
— Я вас поздравляю. Только поклянитесь мне, дайте слово чести, что всегда будете носить только белое, и всегда, да, подчеркиваю, всегда надевать эту прелестную шляпку! Отныне и во веки веков!
— Вы не обижайтесь на Берти, — добродушно заметила Пинки. — Это у него манера такая. И это самый потрясающий комплимент, который только можно от него услышать!
— Буду иметь в виду, — откликнулась Аннелида. Как-то странно ведут себя эти двое, подумала она. То и дело заглядывают ей через плечо. Точно некто, там, за ее спиной, постоянно притягивает их внимание. Они делали это так часто, что она не удержалась от искушения, проследила за направлением их взглядов. Выяснилось: они то и дело посматривали на мисс Беллами. Она отошла в глубину помещения и стояла в окружении шумной группы друзей. И болтала, не умолкая. Но тут, к своему смущению, Аннелида вдруг заметила, что мисс Беллами просто не спускает с нее глаз, смотрит холодно и с плохо скрываемым любопытством. И это, как ей показалось, не случайно. Мисс Беллами неотрывно наблюдала за ней, и это приводило в замешательство. Аннелида поспешила отвернуться, и тут же наткнулась на еще одну пару глаз — на нее неотрывно глядел Таймон Гэнтри. А так же стоявший поблизости Монтагю Марчант, и взгляд у него был пристальный и оценивающий. Странная инверсия ее дурацких дневных мечтаний, и она нашла ее обескураживающей. Аннелида подумала: «Вот уж действительно стала центром внимания. Да еще какого!»
Впрочем, Ричард был рядом с ней; и хотя не смотрел на нее вовсе, а лишь слегка касался ее руки, это почему-то успокаивало. Пинки и Берти продолжали трещать, как сороки, явно симпатизируя Аннелиде, однако это не помогало снять нервное напряжение, скорее напротив.
И тут Ричард сказал:
— Хочу познакомить вас, Аннелида, с еще одним человеком. — И она увидела перед собой кирпично-красное лицо старого солдата с удивленными голубыми глазами. — Полковник Уорендер, — представил его Ричард.
После нескольких неловких заходов Уорендер все же начал беседу:
— Сегодня столько шума из-за всех этих вещей, не правда ли? До крайностей пока не дошло, но непременно скоро дойдет. Так вы выступаете на сцене, верно?
— Только начала.
— Превосходно! Что скажете о пьесах Дики?
Аннелида еще не слышала, чтобы Ричарда называли Дики, и никак не ожидала, что ей зададут такой вопрос.
— Ну, они… невероятно успешны.
— О! — воскликнул полковник. — Успешны! Ужасно успешны! И знаете, они мне нравятся, да. Ведь я представляю собой типичную публику, всегда хочу посмотреть что-нибудь веселенькое и занимательное. И чтобы была хорошая роль для Мэри. Нет, упаси боже, ни в коем случае не интеллектуальную драму. Вопрос только в одном: доволен ли он сам? Вы как думаете? Напрасно расходует свой дар или нет? Так что?
Аннелида растерялась и не сообразила сразу, что на это ответить. Интересно, близко ли знаком этот старый вояка с Ричардом, или все друзья Ричарда при первом же знакомстве принимаются анализировать его произведения и столь бесцеремонно вторгаться в жизнь совершенно посторонних людей? И знает ли этот Уорендер о «Земледелии на небесах»?
И снова у нее возникло неприятное ощущение, что за ней пристально наблюдают.
Аннелида ответила:
— Надеюсь, в самое ближайшее время он представит нашему вниманию серьезную пьесу. И пока не сделает этого, доволен не будет, так мне кажется.
— Ага! — воскликнул Уорендер с таким видом, точно она сделала какое-то сверхъестественное по значимости заявление. — Ну вот вам, пожалуйста! Боже милостивый! Так подвигнете его на это. Договорились?
— Я? — удивленно воскликнула Аннелида. И собралась было возразить, сказать, что не вправе «подвигать» Ричарда на что-либо, но тут вдруг подумала: Уорендер может счесть такой отказ проявлением жеманства.
— А разве он нуждается в подстегивании? — спросила она.
— Ну, конечно же, боже ты мой! — ответил Уорендер. — И в этом случае, и в том, другом. Ну, да вы сами все прекрасно знаете.
Аннелида напомнила себе, что выпила всего лишь полбокала сухого мартини, а потому вряд ли находится под воздействием алкоголя. Да и полковник Уорендер тоже едва ли. И вообще то же самое можно было сказать и о мисс Беллами, Чарльзе Темплтоне, мисс Кейт Кавендиш и мистере Берти Сарацине. А также о мистере Таймоне Гэнтри, которому вдруг представил ее Ричард.
— Вот, познакомься, Тимми, — сказал Ричард. — Это Аннелида Ли.
Перед Аннелидой стоял человек-легенда.
— Добрый вечер, — произнес он голосом, которому так часто подражали. — Нам с вами есть что обсудить? А, знаю что. Сейчас вы точно скажете мне, почему делаете столь характерный жест в последнем монологе, ну, словно «что-то бросаете назад, через плечо». И еще хотелось бы знать, это ваша выдумка или жест придумал постановщик?
— А что в нем плохого? — спросила Аннелида. И изобразила столь характерную для ее профессии позу задумчивости. В горле пересохло, глаза смотрели в одну точку, и еще она прикусила пальчик перчатки передними зубами. — Вы же меня на сцене не видели! — спохватилась она.
— Нет, видел. Вместе с Дики Дейкерсом.
— О господи! — прошептала Аннелида. В обычных обстоятельствах они избегала этого восклицания.
— Смотрите. Вы расплескали свой напиток. Здесь шумно, как на скотном дворе. Может, попробуем избавиться от этой какофонии, найдем более укромное местечко? Вроде бы в оранжерее сейчас никого.
Аннелида поспешила избавиться от напитка, одним махом опустошила бокал.
— Пошли, — сказал Гэнтри. — Взял ее под руку и повел к дверям в оранжерею. Ричард словно растворился в мгновение ока. Октавиуса она тоже потеряла из вида.
— Добрый вечер, Банни. Добрый вечер, мой дорогой Пол. Добрый вечер, Тони, — с видом всезнайки здоровался и раскланивался Гэнтри. И на его приветствия отвечали знаменитости, улыбались, вскидывали руку, самые известные лица проплывали мимо. И вот они оказались в оранжерее, где властвовал запах фрезий — он до конца жизни будет напоминать Аннелиде об этом событии.
— Ну вот, — сказал Гэнтри и отпустил ее, легонько шлепнув по спине. — Мы и пришли.
— Но Ричард не говорил мне. Никто не говорил, что вы были у нас в театре.
— Так ведь никто и не знал, дорогая. Мы вошли, когда первый акт уже начался, и вышли перед тем, как опустился занавес. Я счел, что так будет лучше.
Она смутно припоминала, что частью легенды было такое вот странное поведение.
— И с чего вы так всполошились? — спросил Гэнтри. — Разве стыдитесь этого вашего представления?
— Нет, — вполне искренне ответила Аннелида. И тут же торопливо добавила: — Но знаю, там есть совершенно провальные места.
— Сколько вам?
— Девятнадцать.
— Где и что еще играли?
— Только проходные рольки в «Бонавентуре».
— И никаких там ака-де-мий дра-ма-ти-чес-кого искусства? — поинтересовался Гэнтри, как-то злобно растягивая гласные. — Никаких агонизирующих потуг в узком кругу единомышленников? Никаких так называемых представлений? И вы не ложились в постель со Станиславским, чтобы проснуться поутру и понять, что освоили его метод?
Аннелида немного успокоилась и усмехнулась:
— Я обожаю Станиславского. Нет, правда.
— Что ж, хорошо. Очень хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Расскажу вам о вашей игре.
И Гэнтри довольно долго и в деталях начал разбирать ее роль в пьесе. Он был язвителен, дидактичен, остроумен и неоспоримо прав. По большей части Аннелида слушала его внимательно и молча, но затем немного осмелела и принялась задавать вопросы. Он охотно отвечал на них и, похоже, был доволен.
— Ну вот, — заключил Гэнтри, — примерно и все ошибки, допущенные вами при исполнении этой роли. Надеюсь, вы понимаете, я бы не стал столь подробно останавливаться на них, если бы не считал вас актрисой. Большинство ваших ошибок носят чисто технический характер. И их легко исправить. А пока у меня есть для вас предложение. Пока только это. Никаких обещаний. И связано оно с пьесой, которая, возможно, никогда не будет поставлена. Уверен, вы уже читали ее. Желательно, чтобы вы прочли ее еще раз и побыстрей. А потом пришли бы в «Единорог», где я буду ждать вас в следующий четверг к десяти утра. О! Привет еще раз, Монти!
Аннелида уже стала привыкать к невероятной, почти сказочной ситуации, в которой оказалась. Та приобретала все более достоверные черты. И когда перед Аннелидой возникло управление театра в лице самого Монтагю Марчанта, к которому мечтали пробиться все неизвестные актрисы, она сумела взять себя в руки и достойно приветствовать его. Как же бледен был мистер Марчант, как невозмутимо было его лицо, каким невероятным апломбом отличались его манеры! Он болтал о весенней погоде, о цветах в оранжерее, ну и в гораздо менее восторженных тонах — о театре, разумеется. Насколько он понял, она вроде бы актриса?..
— Она играет Элизу Дулиттл, — сказал Гэнтри.
— Ну, конечно. Хорошие рецензии, — пробормотал Марчант и сдержанно улыбнулся ей. Должно быть, где-то прочел их, подумала Аннелида.
— Я тут сделал ей несколько критических замечаний по игре, — добавил Гэнтри.
— Вот негодник! — весело воскликнул Марчант. — Вы согласны, милая?
— Ты должен посмотреть этот спектакль.
— Вот, видите, мисс Ли, теперь он меня достает.
— Не позволяйте ему, — сказала Аннелида.
— О, знаю я все его фокусы. Меня голыми руками не возьмешь. Вам нравится Элиза?
— Очень! Страшно повезло, что смогла попробовать себя в этой роли.
— И сколько продлится сезон?
— До воскресенья. Мы меняем репертуар каждые три недели.
— Боже, да, разумеется. Политика любительских театров и клубов.
— Вы правы.
— Не вижу причин, — заметил Гэнтри, — ходить вокруг да около. Ты ведь знаешь, о какой роли я говорил тебе в этой новой пьесе Дики. Аннелида должна прочесть ее мне. А ты, мой дорогой Монти, тем временем должен хотя бы одним глазком взглянуть на это произведение, а затем позвонить в «Бонавентура». — Тут Гэнтри смешно скосил глаза в обычно присущей ему игривой манере. — Никаких обещаний, никаких обид. Просто приложи немного стараний, поскольку сам знаешь, я бы не стал тревожить тебя по пустякам. Давай, Монти, обещай, что сделаешь это.
— Похоже, — протянул Марчант, — я просто загнан в угол. — И по выражению его лица невозможно было определить, серьезно он говорит это или нет.
— Наверное, мы просим слишком многого, — вставила Аннелида. — Так что, пожалуйста, не позволяйте загнать себя в угол.
— Не стану выбирать выражений, если вдруг окажется, что понапрасну потратил время.
— Само собой.
— А, Дики! — воскликнул Марчант. — Могу ли я узнать, неужели ты тоже участвуешь в этом заговоре?
Ричард вошел в оранжерею и встал рядом с Аннелидой.
— Заговор? — переспросил он. — Да я вечно по самое горло увязаю в разных заговорах. А что?
— Эта драма «плаща и шпаги» целиком моя затея, — сообщил Гэнтри. — А Дики просто марионетка.
— Но разве все мы не марионетки? — заметил Марчант. — Нет, мне срочно надо выпить еще. Думаю, и вам тоже.
Ричард подал им напитки.
— Аннелида, — спросил он, — что это они тут затеяли?
И вот уже в третий раз Аннелиде пришлось выслушать о невероятных планах на свое ближайшее будущее.
— Я взял дело в свои руки, Ричард, — заявил Гэнтри. — Бегу впереди паровоза. Это дитя попробует совершить взлет в карьере, прочитав мне роль девушки в твоих «Небесах». Монти обещал прочесть пьесу и посмотреть ее в роли Элизы. Гарантирую, он останется доволен. Плохо, если ты думаешь, что она не справится. — Он взглянул на Аннелиду, и его лицо озарила радостная улыбка. Двумя пальцами он поправил поля ее шляпы, слегка сдвинул ее на лоб. — До чего ж симпатичная шляпка! — добавил он.
Ричард вцепился ему в предплечье.
— Тимми! — заорал он. — Ты просто потрясающий парень, Тимми!
— Ну по крайней мере, — сухо заметил Марчант, — хоть автор вроде бы доволен.
— В таком случае, — предложил Гэнтри, — давайте выпьем за успешное начинание. За ваши ясные глаза, мисс Потенциал!
— А мне, пожалуй, лучше спуститься вниз, — заметил Марчант. — За твой заговор, Тимми. В лице Аннелиды Ли.
Они подняли бокалы и собирались выпить за Аннелиду, как вдруг голос за их спинами произнес:
— Я не потерплю никаких заговоров в моем доме, Монти. Остается надеяться, что я не слишком рассержусь, узнав, в чем состоит этот. Ну что, принимаете меня в свою компанию?
Это была мисс Беллами.
II
Мисс Беллами явилась в оранжерею не одна. Ее сопровождал полковник Уорендер. Следом за ними вошли Чарльз Темплтон, Пинки Кавендиш и Берти Сарацин. Эти трое задержались на входе, чтобы Грейсфилд наполнил им бокалы, а уже затем перешли из обеденной залы в оранжерею, оставив дверь открытой. Грейсфилд, продолжая обход с подносом, уже собрался было последовать за ними. Но его остановил шум голосов, он все разрастался и достиг своего пика, и на общем фоне отчетливо выделялся теперь один голос — Мэри Беллами. Очень эффектный оказался выход. Она посмотрела Аннелиде прямо в лицо, потом наклонилась ближе.
— Нет, нет, нет, моя дорогая. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Тут раздался гул голосов, сравнимый с тем, что сопровождает медленное гаснущее освещение в театре, полном публики. Но его почти тотчас же перебил рокот голосов в самом дальнем помещении и почти неслышная уже игра музыкантов. Головы всех присутствующих обернулись к оранжерее. Уорендер подошел к двери. Грейсфилда отодвинули в сторону. Октавиус тоже оказался здесь, столкнулся лицом к лицу с Уорендером. Гэнтри произнес:
— Нет, Мэри, так не годится.
— Хотелось бы, если это возможно, — начал Октавиус, — пройти к племяннице.
— Пока нельзя, — сказал Уорендер. — Вы не возражаете? — И с этими словами он захлопнул дверь, и голоса людей в оранжерее стали не слышны.
Какое-то время все наблюдали сцену за стеклянными стенами. Губы Мэри Беллами шевелились. Ричард стоял лицом к ней и тоже что-то говорил. Чарльз и Гэнтри также не молчали. Все это напоминало сцену из немого кино. Затем в какой-то момент фигуры Гэнтри, Чарльза, Ричарда и Уорендера задвигались и заслонили спинами от глаз зрителей мисс Беллами и Аннелиду.
— А, вот ты где, Окки! — прозвучал радостный и не слишком трезвый голос. — Как раз хотел спросить тебя, старина. Помнишь, как…
Это был старый знакомый Октавиуса доктор Харкнесс, уже успевший порядком набраться. И тут, словно по сигналу, громко заговорили все разом. От группы отделился Чарльз, прошел через застекленную дверь и быстро захлопнул ее за собой. Подошел к Октавиусу, взял его за руку.
— Все в порядке, Брауни, уверяю вас, — сказал он. — Ничего особенного не произошло. Дики о ней позаботится. Поверьте мне, все в полном порядке. — Он обернулся к Грейсфилду. — Ступай и скажи им, пусть заканчивают. Сейчас же, немедленно!
Грейсфил слегка склонил голову набок и отошел.
— И все равно, — упрямо твердил Октавиус, — я предпочел бы быть рядом с племянницей.
Чарльз как-то странно взглянул на него.
— Вам бы понравилось, — спросил он, — провести большую часть своей жизни среди чуждых по духу людей?
Октавиус растерянно заморгал.
— Не знаю, мой дорогой Темплтон, — ответил он. — Но вы уж извините, я как-то неуютно чувствую себя в этой ситуации и хотел бы пройти к своей племяннице.
— А вот и она.
Дверь снова отворилась, из оранжереи вышли Аннелида и Ричард. Оба были очень бледны. И снова донесся один-единственный голос. Он принадлежал мисс Беллами.
— Неужели вообразили, что меня так легко провести?.. — вопрошала она. Но тут Уорендер снова захлопнул дверь.
— Нелли, дорогая, — пролепетал Октавиус. — Обещал напомнить тебе, что мы должны уйти пораньше. Ты готова?
— Вполне готова, дядя, — ответила Аннелида. Затем обернулась к Чарльзу Темплтону, протянула ему руку.
— Мне так жаль, — заметила она. — Нам здесь не место, не следовало приходить сюда.
— Я с вами, — мрачно заметил Ричард.
— И ничего нельзя исправить? — спросил Чарльз.
— Боюсь, нам давно пора, — отозвался Октавиус.
— Мы и так задержались, — согласилась с ним Аннелида. Голос, к ее собственному удивлению, звучал спокойно. — До свиданья, — сказала она и обернулась к Ричарду. — Нет, вы должны остаться.
— Я с вами.
Октавиус положил ей руку на плечо и повел к выходу.
И тут торжественно запела труба и рассыпался целый каскад звуков. Шум голосов сразу стих. Музыканты встали и принялись весело наяривать неизбежную и довольно глупую песенку:
С днем рожденья тебя,
С днем рожденья тебя…
Толпа, устремившаяся из дальней комнаты в обеденную залу, полностью блокировала выход. Ричард пробормотал:
— Сюда. Быстро! — и подтолкнул их в двери в дальней части холла. Но не успели они подойти к ней, как дверь распахнулась и появилась целая процессия: служанки и Грейсфилд, нагруженный бутылками шампанского, Флоренс, Куки в белом колпаке, тащившая искусно разукрашенный огромный торт, и старуха Нинн. Они подошли к столу в центре, торжественно обошли его по кругу. Водрузили на стол торт. И гости под предводительством доктора Харкнесса разразились бурными аплодисментами.
— Вперед, — сказал Ричард.
И они наконец-то вышли из комнаты в холл. Тут Аннелида впервые заметила, как бешено колотится у нее сердце. Стук отдавался в горле и ушах. Во рту пересохло, ее сотрясала дрожь.
Обеспокоенный Октавиус взял ее за руку.
— Нелли, любовь моя, — сказала он, — можешь идти дальше?
— Да, — пробормотала Аннелида и обернулась к Ричарду. — А вам дальше нельзя. До свиданья.
— Я иду с вами. Должен пойти.
— Прошу вас, не надо.
Ричард схватил ее за запястье.
— Не стану оскорблять вас извинениями, Аннелида. Но одного прошу: проявите великодушие, поговорите со мной.
— Не сейчас. Пожалуйста, Ричард, только не сейчас.
— Нет, сейчас. Вы вся похолодели и дрожите, Аннелида. — Он заглянул ей в глаза и помрачнел. — Никогда, слышите, никогда не позволю ей говорить с вами в таком тоне! Вы меня слышите, Аннелида? Никогда! — Она отпрянула от него.
Дверь отворилась. Вышли Пинки и Берти. Пинки изобразила сочувствие, подошла к Аннелиде, положила ей руку на плечо.
— Дорогая! — несвязно пробормотала она. — Забудьте об этом! Ничего не было! Боже, что за сцена! — Она рассеянно развернулась на ступенях, оказалась отрезанной группой журналистов и телевизионщиков и стала отступать в гостиную. Операторы принялись размещать свое оборудование в холле.
— Это уж слишком! — сказал Берти. — Нет! Это слишком! — И он скрылся в коридоре, ведущим к мужскому туалету.
Появился Таймон Гэнтри.
— Дики, — сказал он, — отвали. Мне нужно поговорить с девушкой. От тебя никакой пользы, пока пребываешь в таком состоянии. Иди отсюда!
Он обнял Аннелиду за плечи.
— Теперь послушайте меня, — сказал он. — Будьте выше этого. Не обращайте внимания, оно того не стоит. Ступайте домой и успокойтесь. Наша договоренность остается в силе. Так что помните об этом. Жду вас в четверг. Понятно? — Гэнтри слегка встряхнул ее и отпустил.
Появился Уорендер, захлопнул за собой дверь. С ужасом взглянул на Аннелиду и пролаял:
— Готов на все… что я могу сделать? Понимаю, как вы расстроены… И все такое.
За Аннелиду ответил Октавиус:
— Вы очень добры. Однако не думаю, что…
Тут Ричард громко заявил:
— Никогда не прощу ее за это! Никогда!
«Если сию минуту не уйду отсюда, — подумала Аннелида, — то просто сойду с ума». И услышала свой голос:
— Забудьте об этом. Идем, дядя.
Она развернулась и вышла из дома на знакомую площадь, Октавиус последовал за ней.
— Нет! — крикнул Ричард и тоже выбежал на площадь.
Гэнтри так и застыл на пороге, глядя ему вслед.
— Пожалуй, — заметил он, — я больше просто не в силах выносить Мэри Беллами.
Из обеденного зала донесся гром аплодисментов. Мисс Беллами собиралась разрезать праздничный торт.
III
Мисс Беллами была прирожденной, способной и опытной актрисой. Ее появления на публике являлись результатом упорных трудов и немалого таланта, и если выделить главный принцип, которому она подчинялась в такие моменты, то его можно было выразить одним знакомым всем девизом: «Шоу должно продолжаться». Для мисс Беллами то была аксиома, и какие бы обстоятельства, пусть даже самые неблагоприятные, не сопровождали выход, после того как она переступала порог и появлялась на сцене, на ее исполнение они не оказывали ни малейшего внимания.
И вечером в день ее пятидесятилетия произошло то же самое. Мэри осталась верна самой себе.
Увидев через стеклянную стену оранжереи процессию с тортом в обеденном зале, она обратилась к присутствующим, с которыми только что воевала, и отдала короткий и четкий, вполне профессиональный приказ:
— Вот отсюда!
И все они повиновались. Пинки, Берти и Гэнтри тут же вышли из оранжереи. Чарльз удалился еще раньше. Остался лишь один Марчант, как и было задумано по сценарию. Потому как именно он должен был сопровождать мисс Беллами к гостям и произнести поздравительную речь. Они стояли рядом в оранжерее и наблюдали за тем, как Грейсфилд открывает шампанское. Слышался смех и приглушенная перепалка между гостями. Бокалы наполнялись шипучим напитком. Затем Грейсфильд и служанки отошли в сторону. И взгляды всех устремились на двери в оранжерею.
— Ну вот, пора, — сказал Марчант. — Так что умерь свой пыл, дорогая, хотя бы ненадолго. — Он распахнул двери и добавил тихо: — Напакостить им можешь и позже, милочка.
— Черта с два, — отозвалась мисс Беллами. Метнула в его сторону злобный взгляд, затем отступила на шаг, собралась, сложила губы в знаменитую треугольную улыбочку и вышла к гостям.
Ее, естественно, приветствовали громкими аплодисментами.
Марчант тоже заулыбался, затем поправил галстук-бабочку и вскинул руку.
— Мэри, дорогая, — повысив голос, произнес он. — И все остальные! Прошу внимания!
Засверкали вспышки камер.
Речь Марчант произнес короткую, изящную, вполне лестную, и всем она понравилась. Он особо отметил, что никто по-настоящему не понимает людей этой старой и замечательной профессии лучше, чем они сами. Мэнтагю иронично высмеял старую устаревшую классификацию, деление на «шутов и бродяг». Он не забыл упомянуть о теплоте и истовой преданности к делу и очень трогательно приписал все эти качества к счастливо сложившимся между «нашей замечательной Мэри» отношениям… он хотел сказать «с Марчант и компанией», но заменил последнее обозначение более известным и знакомым публике словом «Управление». А закончил тем, что попросил всех поднять бокалы и выпить за здоровье «нашей дорогой Мэри».
Мисс Беллами вела себя просто безупречно. Стояла совершенно неподвижно, и со стороны было незаметно, что она оглядывает присутствующих. Однако же она очень внимательно рассматривала ряды гостей и сразу обнаружила отсутствие Ричарда, Пинки, Берти, Уорендера и Гэнтри, уже не говоря об Аннелиде и Октавиусе. От нее также не укрылось, что Чарльз, обязанный оказывать ей супружескую поддержку, подошел позже, чем положено, и был бледен и взволнован. И это страшно ее разозлило. Мэри заметила, что физиономия у старухи Нинн слишком уж раскраснелась — явный признак того, что глотнула лишнего. Наверняка налакалась портера с Флоренс и Грейсфилдом, и выпили они не по одному стаканчику. Вот старая мерзавка, эта Нинн! А уж на этих предателях — Ричарде, Пинки, Берти, Морисе и Таймоне — вообще клейма ставить негде. Как только посмели они не прийти, чтобы выслушать поздравительную речь! Нет, это просто невыносимо: в день своего рождения она сталкивается с вопиющим неуважением, с одним предательством за другим. И все эти мерзости и предательства лишь наслаиваются друга на друга, и, о Боже! ради чего? Ради какой-то костлявой девчонки из книжной лавки! А теперь надо одарить Монти затуманенным и полным благодарности взглядом. Они как раз пьют за ее здоровье.
Мэри произнесла ответную речь, тоже, как обычно, короткую. Главная мысль — она потрясена так, что просто не хватает слов, тон слегка капризный. И закончила, призвав всех присутствующих обратить внимание на торт — на этот раз Куки просто превзошла себя. Да вы только посмотрите, как он разукрашен!
Снова раздались аплодисменты, и тут Гэнтри, Пинки, Берти и Уорендер вошли через дальнюю дверь. Мисс Беллами уже собиралась завершить речь, как вдруг вмешалась старуха Нинн.
— Да что ж это за торт такой, без свечей? — громко, на весь зал, спросила она.
Несколько гостей захихикали, деликатно прикрывая ладонями рты. Слуги засмущались, навострили уши.
— Их должно быть пятьдесят! — заявила старуха Нинн. — О, как бы красиво они смотрелись! — И она тоже залилась квохчущим смехом.
Мисс Беллами предприняла единственное возможное в такой ситуации действие. Не обращая внимания на старую Нинн, схватила ритуальный нож и возила его в самое сердце торта. Этот жест, носивший характер катарсиса, гости приветствовали громкими аплодисментами.
Снова замигали вспышки фотокамер.
Церемония следовала по намеченному курсу. Торт разрезали, куски разложили по тарелкам. Бокалы наполнили снова, и гости начали переговариваться между собой. Для мисс Беллами настало время вскрыть подарки, которые уже были разложены на столе в центре комнаты. Вот она закончит с этим, выразит свое восхищение и благодарность, и гости начнут расходиться. И вечеринка, считай, закончена. Но на это потребуется немало времени и все ее внутренние ресурсы. Тем временем старуха Нинн с красным лицом, нетвердо стоявшая на ногах, явно готовилась развить свою мысль о свечах и донести ее до сведения всех и каждого, кто пожелает ее выслушать.
Мисс Беллами быстро приняла решение. Подошла к старушке Нинн, обняла ее за плечи и, весело смеясь, повела к двери в холл. Ей пришлось пройти мимо Уорендера, Пинки, Берти и Таймона Гэнтри. Она полностью проигнорировала их, но крикнула Монти Марчантоу, что идет припудрить носик. Чарльз стоял в дверях. Это вынудило ее на секунду остановиться. Он произнес еле слышно:
— Ты поступила просто ужасно. Чудовищно!
Мэри с презрением взглянула на него.
— Чего стоишь на дороге? Мне надо выйти.
— Я не позволю тебе так поступать.
— Пошел прочь! — тихо прошипела она и протиснулась мимо него к двери. В душном замкнутом пространстве ее духи окутали его, словно туманом.
Он заметил громко:
— Хотя бы постарайся не использовать больше эту гадость. Хотя бы этого прошу. Мэри, послушай меня!
— Да ты совсем, как я вижу, рехнулся!
Они смотрели друг на друга. Затем Чарльз отступил в сторону, и она вышла, забрав с собой Нинн. Оказавшись в холле, Мэри сказала:
— Вот что, Нинн. Ступай к себе в комнату и приляг. Ты меня слышала?
Старуха просмотрела ей прямо в глаза — уголки рта опущены — и, крепко цепляясь за перила, стала подниматься наверх.
Ни Мэри, ни Чарльз не заметили Флоренс, которая, стоя в двух шагах позади, живо прислушивалась к их перепалке. Затем она отошла в глубину холла, а буквально через секунду с улицы появился Ричард. Увидев мисс Беллами, он остановился как вкопанный.
— Где ты был? — тут же спросила Мэри.
— Пытался, впрочем, не слишком успешно, извиниться перед моими друзьями.
— Но их вроде бы никто не выгонял. Сами ушли.
— А ты думала, они останутся?
— Я думаю, что такие, как они, способны на все.
Ричард взглянул на нее с плохо скрываемым удивлением и промолчал.
— Мне надо с тобой поговорить, — сквозь зубы процедила Мэри.
— Вот как? Интересно, о чем же?
— Прямо сейчас.
— Что ж, чем скорее, тем лучше. Но разве ты, — он кивком указал на обеденный зал, — не должна быть сейчас там?
— Сию секунду!
— Хорошо.
— Только не здесь.
— Где хочешь, Мэри.
— У меня в комнате.
Она направилась к лестнице, и в этот момент из обеденной залы выскочил, улыбаясь во весь рот, фотограф из газеты.
— Мисс Беллами, разрешите сделать ваш снимок? Вот здесь, у двери? Может, рядом с мистером Дейкерсом? Какая прекрасная возможность! Вы не возражаете?
Секунд пять она колебалась. Ричард что-то пробурчал себе под нос.
— Там, в зале, такая толчея. А нам хотелось бы сделать снимок на весь разворот, — сказал фотограф и назвал газету, в которой работает.
— Ну, разумеется, — согласилась мисс Беллами.
Ричард наблюдал за тем, как она подправляет прическу и подкрашивает губы. Хоть он и привык к ее профессиональному мастерству в этом плане, но всякий раз изумлялся, как быстро и ловко она управляется. Но вот мисс Беллами отложила пудреницу и с сияющей улыбкой обернулась к фотографу.
— Так где? — спросила она.
— Думаю, у входа. Будто вы встречаете мистера Дейкерса.
Она прошла через холл ко входной двери. Фотограф вертелся вокруг нее.
— Только без мелких подробностей, — попросила мисс Беллами и приняла позу.
— А мистер Дейкерс? — поинтересовался фотограф.
— Может, лучше так, как есть? — пробормотал Ричард.
— Не обращайте на него внимания, — весело отмахнулась она. — Иди сюда, Дики.
— Тут ходят слухи о какой-то новой пьесе, я не ошибся? Может, сделаем так? Пусть мистер Дейкерс показывает вам эту пьесу, ладно? Я тут на всякий случай прихватил одну папку.
Фотограф извлек папку в бумажном переплете, открыл ее и вложил в руки мисс Беллами.
— Ну, будто вы наткнулись на одну особенно смешную реплику, — не унимался он. — И показываете пальцем на эту строчку, а он смотрит. Согласны, мистер Дейкерс?
Ричарда едва не стошнило.
— Знаете, я совершенно не фотогеничен. Так что давайте лучше без меня.
— Ну уж нет! — воскликнула мисс Беллами.
Ричард покачал головой.
— Вы просто скромничаете, — заметил фотограф. — Вот сюда, чуть-чуть ближе друг к другу. Замечательно!
Мэри ткнула пальцем в рукопись.
— А теперь прошу улыбочку! — сказал фотограф. Сверкнула вспышка. — Превосходно! Спасибо вам, — и он удалился.
— Вот теперь, — произнесла сквозь зубы мисс Беллами, — и поговорим.
Ричард поднялся следом за ней по лестнице. На площадке они проследовали мимо старухи Нинн. Та видела, как они прошли в комнату мисс Беллами. Дверь за ними захлопнулась, но старуха осталась стоять и ждать.
К ней присоединилась Флоренс, поднявшаяся по боковой лестнице. Они обменялись выразительными взглядами.
— Вы в порядке, миссис Пламтри?
— А как же, — живо откликнулась Нинн.
— Что-то вы сильно раскраснелись, — сухо заметила Флоренс.
— Да жара в доме просто кошмар.
— Она поднялась?
— Ага. И сразу сюда.
— Ссорятся? — спросила Флоренс и прислушалась. Нинн промолчала. — Это ведь он там, мистер Ричард, да? Интересно, что все же он затеял?
— Да ничего, — буркнула Нинн. — Он мальчик порядочный, Фло, запомни это раз и навсегда.
— Эх, милая моя, — язвительно произнесла Флоренс. — Он ведь мужчина, все они хороши.
— Он лучше многих.
Из спальни доносился голос мисс Беллами, бубнил что-то, потом поднялся до крика и стих. Голос Ричарда был еле слышен и звучал лишь в интервалах. Затем оба голоса зазвучали в унисон, укоризненные, возмущенные, повысились до крика и снова стихли. Последовало долгое молчание, во время которого женщины лишь переглядывались, затем вдруг послышался странный звук.
— Что это было? — прошептала Флоренс.
— Вроде бы она смеялась?
— А теперь перестала, да?
Нинн не ответила.
— Ну ладно, — пробормотала Флоренс. И уже собралась отойти, как вдруг дверь отворилась.
Из спальни вышел Ричард, бледный как полотно. Прошел мимо них, не заметив, остановился на площадке, прижал ладони к глазам. Они слышали его неровное дыхание, а затем он громко всхлипнул. Ричард стоял так с минуту, не меньше, как человек, окончательно потерявший самообладание, затем дважды с силой стукнул кулаком по перилам и стремительно сбежал вниз.
— Ну, что я тебе говорила… — пробормотала Флоренс и подкралась поближе к двери. Она была закрыта неплотно. — Поссорились.
— Но то была не его вина.
— А тебе откуда знать?
— Да все оттуда же, — буркнула Нинн. — Потому как я свое дело знаю, а в чужие не лезу.
Из комнаты послышался звон разбитого стекла.
Они так и застыли в нерешительности у двери, продолжали прислушиваться.
IV
Мисс Беллами хватились не сразу. Вечеринка продолжалась все в том же духе, только языки окончательно развязались, потому что шампанское продолжало литься рекой. Его подавали в гостиную и обеденный зал, а также в оранжерею, и везде шум голосов нарастал. Все забыли о церемонии рассматривания подарков ко дню рождения. Никто не замечал и отсутствия Ричарда.
Гэнтри протиснулся к Чарльзу, сидевшему в гостиной, и наклонился, чтобы тот его расслышал.
— Дики сбежал, — сказал он.
— Куда это?
— Полагаю, к девчонке и ее дяде, больше вроде бы некуда.
Чарльз поднял на него глаза. В них читалось отчаяние.
— Что тут поделаешь, — пробормотал он. — Ничего. После этой позорной сцены…
— А кстати, где она?
— Понятия не имею. Может, в соседней комнате?
— Не знаю, — сказал Гэнтри.
— Молю Бога, чтобы это шоу поскорее закончилось.
— Но она должна открыть все подарки. И гости до тех пор не разойдутся.
Подошла Пинки.
— А где Мэри? — спросила она.
— Мы не знаем, — ответил Чарльз. — Она должна была открывать подарки.
— Уж она своей реплики никогда не пропускала. На нее можно положиться, дорогой. Я права?
— Пойду поищу ее, — произнес Чарльз. — А ты по возможности постарайся их утихомирить, ладно, Гэнтри?
Тут подошел Берти Сарацин, раскрасневшийся и взвинченный.
— Что происходит? — поинтересовался он.
— Вот, дожидаемся Мэри.
— Пошла в свою комнату-сад ремонтировать фасад, — громко заявил Берти и хихикнул: — Вот уж не знал, что во мне дремлет поэт! — добавил он.
— Ты ее случайно не видел?
— Слышал, как она говорила с Монти. Меня, беднягу, вниманием не удостоила.
В этот момент к ним подошел Марчант.
— Монти, голубчик, — воскликнул Берти, — твоя речь получилась просто бесподобно пикантной! Живее всех живых! О, как я жалок в сравнении с тобой!
Марчант сказал:
— Мэри пошла припудрить носик, Чарльз. Может, пора нам поработать пастухами? Навести тут порядок?
— Думаю, да.
Гэнтри поднялся на стул и заявил громким режиссерским голосом:
— Внимание, труппа! — Почти все тут же послушно затихли. — Все к столу, пожалуйста, и освободить вход! Последний акт, леди и джентльмены. Последний акт! Прошу!
Они тотчас же повиновались. Грейсфилд и служанки уже отодвигали в сторону стол, заваленный пакетами с подарками. Гости расступились и образовали в центре проход к главной двери, как хор в большой опере.
Чарльз произнес:
— Пойду посмотрю… — и вышел в холл. Подошел к лестнице и крикнул: — Эй, Флоренс! Скажи мисс Беллами, что мы готовы и все ее ждут, хорошо? — И тут же вернулся назад. — Флоренс ей скажет, — пояснил он.
Настала долгая томительная пауза. Гэнтри со свистом втянул воздух сквозь зубы.
— Пойду скажу ей сам, — бросил Чарльз и снова направился к двери.
Но не успел выйти, как где-то наверху громко хлопнула дверь, и кто-то торопливо побежал по лестнице. Гости облегченно выдохнули. Послышались смешки.
— Впервые в жизни Мэри пропустила свой выход, — тихо заметил кто-то.
Вот быстрые шаги уже в холле. Несколько гостей робко и нестройно зааплодировали, но тут же перестали.
В дверях возникла фигура. Остановилась.
Но то была не Мэри Беллами, а Флоренс.
— Флоренс! Где мисс Мэри? — спросил Чарльз.
Та запыхалась и еле слышно пролепетала:
— Она не придет.
— О, Господи! — воскликнул Чарльз. — Когда же это закончится?
И тут, придавая сцене особую драматичность, Флоренс пронзительно взвизгнула:
— Врача! Ради бога! Быстро! Есть в этом доме врач или нет?
