Глава одиннадцатая
Командир взвода старший лейтенант Жеребякин
Старший сержант Раскатов, как мне подумалось, очень старался избежать потерь. Не меньше, чем обычно к этому стремлюсь я, если даже не больше. Ему хотелось зарекомендовать себя хорошо, чтобы заработать отличную характеристику для поступления в училище. Дескать, вот он я, старший сержант, уже практически готовый командир взвода. Поэтому он предпочитал вести позиционную перестрелку на короткой дистанции, где мои бойцы за счет оптики и тепловизоров имели значительное преимущество.
Это было в принципе правильное решение. Гораздо более разумное, чем стремительная атака, подавляющая противника. Хотя организовать ее тоже было можно. Для этого следовало первоначально разделить взвод надвое. Одна половина бойцов ведет огонь вместе со снайперами, вторая смещается ближе к противнику. Потом они меняются местами.
Но в такой атаке слишком велик вес любого случайного выстрела, очереди, которая неизвестно кому и в какое место достанется. Поэтому старший сержант предпочел вести позиционную перестрелку. Тем более что торопиться взводу было некуда. По времени проведения операции нас никто не ограничивал, кроме обстоятельств, возникающих на местах.
Позиционная перестрелка свое дело делала. Ряды защитников пещеры таяли на глазах. Вскоре бандиты наконец-то поняли, что при такой войне все они скоро будут перебиты, и стали прятаться за самые крупные камни. Время от времени они, не глядя, высовывали оттуда стволы автоматов и посылали вперед короткие очереди. Длинную с одной руки не дашь – автомат в сторону отбрасывает. А чтобы стрелять с двух рук, следовало из-за камня высунуться. Такое противостояние могло утомить любого бойца с той и с другой стороны.
Но в это время в дело вступили мои снайперы. Стреляли они поочередно. Использовали обычную тактику, проверенную временем и многими боями. Один стрелял в камень. Пуля «Выхлопа» некоторые из них, не слишком крупные, могла и расколоть, но большинство камней, как правило, удар пули выдерживали. Однако по нервам человека, который прятался за камнем, тяжелые пули били нисколько не хуже, чем кулак по носу. Противник пытался перебежать за другой, более мощный камень. В это время в работу вступал второй снайпер, который и валил «духа».
Тактику работы снайперов я знал, сам учил их этому. А понял, что они начали работать, не по грохоту выстрелов, которого не было, а по ударам пуль в камни. Они били в них весьма звучно, со смаком. Эта тактика наносила бандитам значительные потери. Да и я помогал, пользовался тем, что нахожусь в темноте, и посылал пулю за пулей в тела бандитов, открытые мне для прицеливания. Моя работа давала весьма ощутимые результаты.
Прекратились взрывы гранат, которые тоже не доставляли бандитам ничего приятного. Их было не так уж и много, боезапас у взвода вряд ли закончился. Видимо, сыграло какое-то другое обстоятельство. По моим представлениям, старший сержант Раскатов приказал прекратить броски гранат, чтобы не ослеплять снайперов и других бойцов, пользующихся тепловизионными прицелами.
Я по своему опыту хорошо знал, что взрыв гранаты дает обязательную вспышку, которая на некоторое время «ослепляет» тепловизор и мешает вести прицельный огонь. Даже мне, на моей задней позиции, эти вспышки сильно мешали прицеливаться.
Кроме того, бандит, пораженный осколками гранат, может и не подняться из-за своего бруствера. Тогда будет непонятно, сколько боеспособных противников еще осталось. Это было видно только мне с моей позиции. Но у меня не было на голове шлема с гарнитурой связи, чтобы сообщать результаты.
Осколки время от времени летели и в мою сторону, со свистом рассекая воздух над головой. Какой-то из них вполне мог бы меня и задеть – дистанция позволяла. Тем более что я был без шлема, который выдерживает даже пистолетную пулю, выпущенную с пятиметровой дистанции, не говоря уже об осколках гранаты.
Раньше, помню, когда у нас еще не было комплектов оснастки «Ратник», мы в спецназе предпочитали не пользоваться металлическими касками, считали, что, если попадет что-то в голову, значит, так и суждено. Сейчас наши привычки изменились. Изначально шлемы, особенно противоосколочные очки, сильно мешали нам прицеливаться, создавали определенное неудобство. Это было тогда, когда комплекты оснастки «Ратник» только пришли к нам на испытания. Мирило нас с необходимостью носить шлемы только наличие в них системы связи. Потом уже выработалась привычка, а следом за ней и необходимость. Стало иногда даже жалко свою голову подставлять под шальную пулю или осколок.
Один из них, кстати, разорвал полог, прикрывающий вход в грот, занятый эмиром, и легкий луч слабого света лег на каменно-земляной пол в трех метрах передо мной. Впрочем, это не демаскировало меня. Я продолжал спокойно, прицельно стрелять, пользуясь тем, что глушитель на стволе прекрасно справлялся еще и с обязанностями пламегасителя.
Тепловизор давал мне возможность пересчитать бандитов, которые остались за бруствером и вяло отстреливались. Их было всего семеро. Они то ли не решались сдаться без приказа, то ли проявляли свой характер прирожденных воинов, отказывались бросить оружие и поднять руки. Тут играл свою роль еще и другой фактор. Среди боевиков, оставшихся боеспособными, могли найтись один или два фанатика, которые пристрелят того, кто первым поднимет руки.
Я успел сделать еще три прицельных выстрела, когда на каменно-земляной пол перед моей позицией легла основательная полоса света. Не поворачивая головы, я догадался, что у эмира Дадашева кончилось терпение. Он сначала выглянул, посмотрел, дождался, когда я произведу последний выстрел, после чего шагнул вперед.
Али Илдарович сделал это совершенно напрасно. Любой из моих бойцов мог выстрелить в него, просто страхуя меня. Они не знали, кто подходит ко мне сзади. А эмир, ко всему прочему, был даже без бронежилета.
– Товарищ подполковник, лежать! – скомандовал я.
Али Илдарович команду выполнил быстро, но сделал это скорее по привычке, чем по необходимости. Однако четыре пули тут же ударили в полог, оставили на нем новые дыры. Моя команда спасла эмира от двух коротких очередей, направленных в него моими бойцами.
Я посмотрел на эмира, прижавшегося к каменному полу, и увидел у него в руке пистолет. После первого выстрела Али Илдарович так и не выпустил его из рук. Чтобы не допустить новых очередей в его сторону, мне пришлось встать в полный рост перед Дадашевым, прикрыть его собой.
– Вы что-то хотели спросить, товарищ подполковник? – осведомился я.
Лица эмира я не видел, на него свет не падал, только услышал его смешок и почувствовал, что он улыбается. Потом Али Илдарович обернулся и глянул на полог, украшенный пулевыми отверстиями.
– Хорошо стреляли. Как раз туда, где я стоял… – признал он с хладнокровием, присущим всем дагестанцам. – Твоя команда, старлей, спасла меня. А почему в меня стали стрелять, я так и не понял. Я же не участвую в бою.
– Пистолет в руке… – объяснил я. – Мои бойцы меня подстраховали.
– Понятно… – сказал эмир и убрал пистолет на спину, за пояс. – Что же они тебя, старлей, не страховали так же во время захвата, когда ты в плен попал? Было бы больше пользы…
– Для меня возможно. Но не для вас, товарищ подполковник. А не страховали потому, что я приказал это делать снайперам. Вот они и работали. Застрелили не то четверых, не то пятерых ваших людей…
– Мне сообщили только об одном убитом…
– Нет, это неправда. Четверо или пятеро. Мне было не до того, чтобы их считать, я смотрел, как можно вырваться. Снайперы не стали стрелять, когда ваши бандиты повели меня в расщелину, потому что пуля «Выхлопа» часто пробивает человека насквозь и поражает того, который находится рядом. Опасались, как я думаю, в меня попасть.
– Может быть, – согласился Али Илдарович, как человек, хорошо понимающий суть любых боевых действий. – Сколько моих моджахедов осталось? – спросил он.
– Четверо. Но это ненадолго. Мои ребята вот-вот покончат с ними…
– Останови своих бойцов. Дай команду «отбой». Я прикажу своим сдаться…
– Взвод, прекратить стрельбу! Противник сдается! – прокричал я. – Но пока он об этом не знает. Поэтому не высовываться!
Голос мой в гулкой высокой пещере оброс эхом, но был, я думаю, без труда узнан бойцами взвода. Сразу после моей команды откуда-то из темноты, отделившись от стены неподалеку, ко мне шагнули три человека. В переднем я узнал старшего сержанта Раскатова.
Юра сразу отстегнул от своего пояса мой шлем, протянул мне и сказал:
– Все в порядке, товарищ старший лейтенант. Связь нужно только подключить. А так все работает, я проверял.
Я быстро подключил связь и продублировал свою команду о прекращении огня, хотя делать этого, скорее всего, и не требовалось. Судя по тому, что старший сержант Раскатов без сомнений подошел ко мне с двумя бойцами, мой голос был узнан.
– Как вы сами, товарищ старший лейтенант? – спросил Раскатов, наставляя ствол автомата на эмира, поднимающегося с пола. – Это кто?
– Эмир Дадашев. Он же – отставной подполковник ВДВ, герой Афганской войны. Он сейчас прикажет своим людям сложить оружие. Идемте к ним, Али Илдарович… – кивнул я в сторону бруствера.
– Идем, старлей… Своих людей можешь здесь оставить.
– Почему? – не понял я. – Они с таким трудом ко мне пробирались и наконец-то дошли. Несправедливо будет их оставлять, не по-человечески…
Со стороны могло бы показаться, что я опасаюсь оставаться наедине с эмиром. Но мне было наплевать на любое мнение. Я просто рад был встретить своих бойцов и не хотел с ними расставаться так быстро.
– Как скажешь. Ты – хозяин положения. Просто я подумал, что, увидев большую группу, мои парни могут начать отстреливаться.
– Так крикните им. Или вы внезапно голос потеряли? – я и в самом деле начал разговаривать, как хозяин положения.
Али Илдарович усмехнулся, прокашлялся в кулак и выкрикнул какую-то команду на незнакомом мне языке.
Я доверял эмиру Дадашеву, но все же понимал, что он может дать бандитам любой приказ, который я буду не в состоянии понять. Потому присутствие здесь трех бойцов моего взвода было совсем не лишним.
Из глубины пещеры кто-то так же громко отозвался.
– Идем… – сказал Али Илдарович и двинулся вперед.
Первым шел Дадашев, следом я с Раскатовым, замыкали нашу колонну два бойца взвода. Мы миновали ближайший костер. В нас не стреляли, хотя я готов был при первых же звуках автоматной очереди упасть на камни. Уверен, что и мои бойцы тоже были к этому готовы. Так я их когда-то обучал, а такие уроки на всю жизнь остаются в голове и в теле.
Свет костра осветил спину эмира.
Раскатов толкнул меня стволом автомата под локоть и проговорил:
– У эмира на спине за поясом пистолет.
– Я в курсе… – прошептал я. – Не переживай, но ситуацию контролируй.
Не знаю, услышал ли наш разговор Дадашев, но плечами он отчего-то передернул. Бывает такая привычка у людей. Раньше я этого за эмиром не замечал, хотя подобные мелочи обычно вижу и анализирую.
Мы подошли к каменному брустверу, двинулись вдоль него. Нам навстречу из-за крупного монолитного камня поднялся бандит с громадной лопатообразной бородой и бросил к нашим ногам свой автомат. Я сразу обратил внимание на то, что тот поставлен на предохранитель. Хотя российское оружие и не имеет страсти к самопроизвольным выстрелам, тем не менее бросание автомата на камни мне не понравилось. Сам же бандит всем своим видом выражал презрение к нам, победителям.
Два бойца, идущие сзади, быстро обыскали боевика, отобрали у него большой нож, который бандиты почему-то обычно зовут боевым, хотя я бы отнес его к туристическим мачете, которым можно ветки деревьев для костра рубить, но не применять в бою. Для удара таким тяжелым ножом требуется размах, что вообще-то в схватке недопустимо.
Мои парни связали руки бандита и пристроили его в колонну за мной и старшим сержантом. Там бойцам удобно было за ним следить.
Точно так же себя повел и второй бандит, обладатель еще большей бороды и длинных волос, заплетенных во множество косичек. По его внешнему виду я предположил, что это какой-то иностранный наемник, скорее всего, из Северной Африки. Африканские черты в лице просматривались, но кожа была достаточно светлой, что можно было заметить даже при отблесках костров. Этот бандит автомат к нашим ногам не бросал. Он имел при себе американскую автоматическую винтовку «М-16».
Со вторым бандитом мои солдаты поступили точно так же, как и с первым.
Мы двинулись дальше. Какое-то чувство, не поддающееся словесному описанию, заставило меня поднять ствол автомата и опустить предохранитель. Наверное, оно называется интуицией.
Мы подошли к третьему бандиту, который вставал из-за камня с явной неохотой. Был он высоким, сильно худосочным, скуластым и, судя по всему, беззубым.
Так, по крайней мере, мне показалось, когда он начал говорить:
– Ты что, эмир, всех нас решил сдать? А какого хрена тогда ты меня сюда звал? Я не хочу снова на зону…
Али Илдарович повернулся ко мне и проговорил:
– Это тот самый уголовник, который стал единственным пополнением моего джамаата по возвращении в родные места.
– Не хочу снова на зону! – вдруг истерично выкрикнул бандит. – Не хочу и не пойду…
Я видел, как он поднимает автомат, но стрелять не мог, потому что между нами стоял Дадашев. Автоматная очередь раздалась сразу. Пули ударили в спину эмира и толкнули его в мою сторону. Он упал вперед лицом. Теперь я мог стрелять. Обе пули моей очереди попали в голову бандита и отбросили его спиной на бруствер.
К нам со стороны уже бежал четвертый боевик. Последний из оставшихся в живых. Он был без оружия. Бандит бросился к эмиру, перевернул его на спину, приложил ухо к груди.
– Жив еще, – сообщил он на выдохе. – Его срочно в больницу надо…
Я по связи вызвал к себе младшего сержанта Аникеева, санинструктора взвода, который оказался рядом меньше чем через минуту.
– Осмотри товарища подполковника, Володя. Если надо, перевяжи…
Младший сержант распахнул куртку на груди Али Илдаровича, тут же застегнул ее и красноречиво посмотрел на меня. Я все понял.
– Не выживет?
– Уже умер… Вот только что. Я ухо приложить к груди хотел, но под рукой биение сердца услышал – еще живой был. И уже умер…
