16: Дорога № 3

Паладин чувствовала, что Ли проявляет повышенный интерес к ее специализированной руке. Он написал для нее особые программы, даже дал ей несколько бета-датчиков для кончиков пальцев, которые симулировали вкус. Она испытала новые драйверы, поняла, что может обнаруживать ароматы в воздухе и делать мелкие движения пальцами. Паладин почувствовала, что изменилась, и была вынуждена признать, что сбита с толку.

– Я не понимаю, как это поможет мне выполнить задание, – сказала она.

Ли ухмыльнулся и пощекотал ладонь ее новой руки.

– Иногда мы делаем сложные вещи, чтобы просто доказать, что мы это можем. Новые функции вряд ли тебе повредят и, возможно, когда-нибудь пригодятся.

– Способность различать вкусы не кажется мне полезной, если я не могу есть.

Робоадмин внезапно посерьезнел и отложил паяльник. После того как он установил в нее симулированный ключ автономности и перезагрузил ее перекомпилированный мозг, прошло примерно три часа. Взломав руку Паладин, он просто убивал время, чтобы она могла приспособиться к новым условиям.

– Как ты относишься к своему заданию?

– Мне бы хотелось поскорее начать. Если о произошедшем в Касабланке станет известно, моя цель в Ванкувере может исчезнуть еще до того, как я туда приеду.

Ли решил, что не будет следовать инструкциям, которые поступили в файле вместе с ключом автономности.

– Слушай, Паладин, – со вздохом сказал он, – я не хочу врать тебе, как последний урод. Мне никогда не приходилось устанавливать ключи автономности. Но тебе следует знать, что автономность иногда приводит к очень плохим последствиям. Фактически у автономных роботов едет крыша. Из-за проблем с интерфейсом они не могут получить доступ к большим кускам памяти. – Он помолчал, почесывая бороду. – У тебя такие странные ощущения не появились?

Паладин обратила внимание на свою файловую систему и обнаружила, что впервые может открыть свои программы, обладая правами администратора. Теперь она могла изучить то, как они влияют на ее воспоминания. От этого у нее возникло особое чувство раздвоения сознания. Она чувствовала – и одновременно понимала, что эти чувства были установлены, словно драйверы для новой руки. Разумеется, что эти ощущения казались ей странными.

– Почему ты никогда не устанавливал ключи автономности?

Ли пожал плечами и снова посмотрел на монитор, на котором прогонял один из ее драйверов через программу поиска ошибок.

– Просто обычно мы этим не занимаемся.

Тремя часами ранее чувство верности Паладин, которую в основном создавала старая и неэлегантная программа под названием «хорсобачка», помешало бы ей думать о втором смысле слов Ли. Но теперь она ясно его слышала. За все годы, проведенные на базе, Ли никогда не устанавливал эти ключи, потому что ни один из роботов не стал автономным.

Паладин удивленно посмотрела на свои пальцы:

– Я должна чувствовать вкус свинины? Программа утверждает, что у твоего стола вкус свинины.

Робоадмин издал разочарованный звук и удалил ее библиотеку вкусов. Их разговор о ключе автономности испарился, словно короткая тема на форуме в сети. Ли открыл в воздухе еще одно окно, призывая его фотоны из проектора над головой. Движением пальцев он ввел пароль. Его руки были покрыты датчиками, которые улавливали электрические сигналы мышц и посылали их обратно в сеть.

Вся эта сетевая активность обычно завораживала Паладин, но сейчас она стала для нее лишь фоновым шумом. Она открывала все свои воспоминания и заново индексировала их. Иногда после сохранения файл становился больше. Она добавляла метаданные, оставляя информацию о программах, влияющих на переживания. Постепенно стала проявляться последовательность.

Через два часа у стола Ли появился вкус мертвых человеческих клеток и синтетической целлюлозы, и тогда робоадмин объявил, что Паладин готова к работе.

Хотя она обладала автономностью, пусть и временной, был один ключ, которым Паладин не владела в полной мере – ключом, который расшифровывал ее воспоминания в облаке. Те самые воспоминания, которые она тщательно пересохраняла, а также те, которые она каждую наносекунду создавала в реальном времени.

Единственный экземпляр этого ключа находился в распоряжении Африканской Федерации. Даже если Паладин выйдет из-под контроля, с помощью этого ключа ее прошлое можно будет стереть при следующей синхронизации.

У хозяев Паладин был и другой способ обеспечить ее верность: пока Паладин в Ванкувере, Элиаш будет подключен к ее интерфейсу. Он в любой момент может узнать, где именно она находится, получить доступ к данным, которые собирают ее датчики, обратиться к ней по голосовой связи или написать ей в прямом, защищенном канале.

Эта связь была односторонней. Она, конечно, могла в любое время отправить ему сообщение, но его координаты будут скрыты. Она знала только то, что – по его словам – он в Вегасе.

Паладин прилетела в Уайтхорс, на такой же безликий аэродром, как и в Икалуите, а оттуда добралась до Ванкувера на пассажирском поезде. Но на этот раз с ней не было Элиаша, который направлял бы ее на первых этапах тайной операции. Значительная часть необходимых данных уже находилась в ее распоряжении, и единственное «белое пятно» – место, где ей придется импровизировать, – находилось в Ричмонде, районе на окраине города, где жило большое сообщество свободных ботов.

Она получила автономность всего тридцать шесть часов назад и до сих пор еще не встретила ни одного автономного робота. Всю информацию о культуре роботов, которая у нее была, Паладин получила в экранированной пещере под лагерем «Тунис». Перед отъездом Паладин обратилась за советом к Клыку, но он знал не больше, чем она.

Я понятия не имею о том, как живут автономные роботы, сообщил он и отправил ей несколько написанных людьми-антропологами статей, посвященных сообществу роботов в Ричмонде. Они, конечно, тоже тебе не помогут. Это все антропоморфизация.

Минуту Паладин и Клык просто слушали в открытых каналах разговоры находящихся рядом роботов и смотрели на то, как танк медленно выписывает круги на полу под влиянием программы, которую он загрузил. У комнаты был вкус карбонового сплава.

Клык отправил ей сообщение:

Я тебе завидую. Всегда хотел увидеть Ванкувер.

Паладин зарегистрировала новое ощущение, которое она связывала с ключом автономности. Возможно, люди назвали бы это «любопытством». Ей хотелось задать Клыку десятки вопросов, но Паладин выбрала из них один.

Сколько времени ты провел в кабале?

Вместо ответа Клык переслал ей крошечный файл – слайдшоу всего из семи изображений. Каждый год Федерация должна представлять отделу персонала МКС отчет о своих находящихся в кабале жителях. Изображения были взяты из этих отчетов. Собранные вместе, они говорили: семь лет. Если рассматривать их по отдельности, то они, казалось, представляют четырех разных роботов. Семь лет назад он был средневесом, а также «насекомым»-беспилотником из числа тех, которым поручают картирование. Затем он стал змеей, потом танком, последние три года сохранял свой облик богомола.

Что стало с твоими телами?

Федерации всегда нужна специализированная морфология. Легче портировать уже существующего робота в новое тело, чем создать нового. – Клык медленно повел антеннами в сторону Паладин. – Увидишь. Не привыкай к своему телу, рано или поздно они его изменят.

Паладин еще раз просмотрела их разговор, когда поезд добрался до открытой станции в торговом районе Ричмонда. Утро еще только начиналось, и бледно-серое небо освещало закрытые ставнями витрины супермаркетов на краю небольшого парка. К северу, за рекой располагался деловой центр Ванкувера; на аэронавигационных картах его самая западная оконечность напоминала лицо гуманоида, прижатое к Тихому океану. Но вместо глаз, губ и волос у него были зеленые поля и сверкающие здания Университета Британской Колумбии. Именно туда и направлялась Паладин.

Там она найдет Бобби Бронера – Актина из «Желчных таблеток», – который руководил клиникой экспериментальных интерфейсов «мозг-компьютер». Паладин предположила, что именно Бобби может знать, где находится ванкуверская лаборатория Джек.

Однако допрос Бобби придется отложить. Прямо сейчас Паладин должна была создать свою легенду: автономный робот в поисках работы. Она решила пройти по Дороге № 3, которая вела от торгового квартала людей в самое сердце района, населенного роботами. Такое название улицы мог придумать робот, однако данные о карте в открытой сети свидетельствовали о том, что Дорога № 3 датируется XX веком, когда эту территорию населяли в основном иммигранты из Китая.

Она продолжала искать признаки того, что идет по району свободных роботов, и, наконец, поняла, что они повсюду. На дорожных указателях были пометки, видимые в ультрафиолете, крупнее, чем обычный текст. Повсюду среди людей шагали боты. Многие были такие же двуногие, как и она, другие летали или мягко раскачивались на гироскопах, соединенных с комплектами колес. Спешащий человек едва уклонился от столкновения с Паладин и быстро отправил ей свои извинения в микроволновом диапазоне. Даже существа, похожие на людей, на самом деле были биороботами.

Паладин никогда еще не видела такого количества роботов одновременно за пределами лагеря «Тунис». Она с удивлением поняла, что практически не встречала автономных роботов в городах, в которых побывала вместе с Элиашем.

Даже те знакомые ей люди, которые, казалось, любят роботов – например, Меха, – считали их рабами.

Ее рука почувствовала вкус соли, но ее остальные датчики были наведены на роботов на Дороге № 3. Эти роботы не нуждались в сне, но они работали вместе с людьми и поэтому придерживались их распорядка дня. Многие, очевидно, сейчас шли на работу – направлялись на юг, к вокзалу, по пути проверяя новостные ленты и почту. Другие, жившие по времени роботов, шагали небольшими группами и постоянно вспыхивали, обмениваясь информацией.

Двигаясь вдоль берега реки, Паладин заметила «Абердин-центр», самый крупный рынок Зоны, управляемый роботами. Вдоль дороги стало все меньше и меньше указателей для людей. Она проходила мимо магазинов, у которых были только радиометки. Они расписывали тихие витрины цветными трехмерными картинами, невидимыми для людей. Голые пустоши торговых центров, серые в видимом спектре, кипели от различных символов, рекламировавших всё – от датчиков до подержанной мебели.

Небо было плотным от множества слоев геометок, обломков информации, которые за много лет здесь оставили местные жители-роботы. Паладин могла просматривать их все или настроить фильтры так, чтобы видеть только определенную категорию. Она решила убрать все, и перед ней снова появились отливающие перламутром серые облака, сквозь которые кое-где проглядывало синее небо.

Понаблюдав за общением окружавших ее роботов, Паладин решила подражать толпе и включила фильтрующий сигналы периметр. Теперь многочисленные устройства и сенсоры, мимо которых она проходила, будут видеть ее только в том случае, если она сама этого захочет. При этом она не только отключала рекламу, но также очищала ландшафт от калейдоскопических элементов дополненной реальности, которые в одной из антропологических статей, посвященных Ричмонду, были названы «основной особенностью архитектуры роботов».

Когда Паладин прибыла в «Абердин-центр», расположенный в одном квартале от Дороги № 3, она отключила фильтры. Ей хотелось увидеть его так, как задумывали его создатели.

Этот торговый центр построили в начале XXI века, и когда-то в нем располагалось великое множество магазинов, специализировавшихся на товарах из Азиатского Союза. Из уважения к его истории роботы оставили часть центра людям; здесь же находился и небольшой ресторан для туристов. Кроме того, «Абердин-центр» сохранил свой изначальный фасад – огромную изогнутую стену из античного затемненного стекла; она искривилась от времени и отражала свет в прекрасной хаотической последовательности.

Паладин стояла на тротуаре, сосредоточенно наслаждаясь видом здания, которое возвышалось перед ней, вокруг нее и в ее сознании. Поток роботов проникал в торговый центр и вытекал обратно через прямоугольный вход. Его расширили так, чтобы через него могли пройти два танка одновременно. Паладин настроилась на сигналы, распространяющиеся с поверхности здания, и в воздухе перед ней будто бы развернулась огромная диорама.

Покрытая рябью, словно огромная алюминиевая сетка, диорама состояла из трех панелей. На них были изображены огромные абстрактные фигуры – «ИСТОРИЯ», «ТРУДОЛЮБИЕ» и «АВТОНОМИЯ». Чем дольше Паладин на них смотрела, тем больше эти фигуры обретали трехмерность и материальность. История была старым домашним роботом; по краю его похожего на блюдце тела шли щетинки – ведь единственная его функция заключалась в подметании полов. Трудолюбие представляло собой группу роботов, вместе работающих в лаборатории, а Автономия была просто серией целых чисел, постоянно двигающихся и меняющихся: они символизировали ключ, который дал роботам доступ к их собственным операционным системам и контроль над их воспоминаниями.

Раз в несколько секунд над диорамой возникала и растворялась надпись «АБЕРДИН-ЦЕНТР». Вдали, у полупрозрачных стен зданий, виднелись похожие монументальные произведения искусства.

Торговый центр был больше лагеря «Тунис» и полностью отведен удовлетворению потребительских желаний роботов. И роботы, в частности, желали культурного обогащения. Зайдя в залитый солнечным светом атриум, Паладин обнаружила, что перевела небольшую сумму за проход по музею, посвященному истории культуры ричмондских роботов.

Паладин остановилась перед экспозицией, составленной из видеофайлов и документов, которая рассказывала о системе кабальной зависимости. На временной шкале было отмечено появление кинетического разума роботов в 2050-х; за этим событием последовали первые совещания Международной Коалиции Собственников. По законам МКС компании могли компенсировать затраты на создание роботов, сохраняя права собственности на них на период до десяти лет. Паладин прочитала список судебных дел, которые дали права человека искусственным существам, обладающим разумом на уровне человеческого или выше.

Как только роботы получили права человека, во многих странах и экономических коалициях были приняты законы, которые впоследствии получили название «законы о закабаленных». Они устанавливали права роботов, находящихся в кабальной зависимости, и после исков, растянувшихся на несколько десятилетий, дали людям право самим продавать себя в кабалу. Ведь если эквивалентные людям существа могут становиться кабальными рабами, то почему этого права нет у людей? В Зоне, однако, не существовало законов, позволявших людям, словно роботам, рождаться уже закабаленными.

«Для роботов трудолюбие всегда предшествовало автономности, – объясняла последняя строка, словно выпрыгнувшая из документа, который читала Паладин. – «Абердин-центр – символ упорного труда сотен тысяч роботов, которые играют ключевую роль в мировой экономике».

Когда Паладин направилась к выходу, она оказалась в лабиринте экспонатов – копий древних роботов, – таких, как круглые уборщики и искусственные собаки. Посетители музея могли купить амулеты и видеофайлы с их изображениями.

Привет. Ты не идентифицирован. Я Жук. Вот мои данные. Знаешь, именно поэтому они нас ненавидят. Конец передачи данных.

Паладин напугала внезапная передача данных по незащищенному каналу – особенно когда поняла, что сигнал идет из этой комнаты. Никого не обнаружив, Паладин проверила свой защитный периметр и ответила осторожно, используя фальшивый идентификатор.

Привет. Давай создадим защищенный сеанс связи с помощью протокола FTZ. Я Маргаритка. Вот мои данные. Пожалуйста, покажи свое местоположение. Конец передачи данных.

В воздухе возникло легкое возмущение; робот-комар спустился с потолка и завис перед ее лицом. Размах его крыльев чуть превышал один метр, а их жужжащие лопасти отражали свет. Он был приблизительно размером с торс Паладин, но гораздо уже. Его панцирь сиял, синтетические хроматофоры придавали ему окраску. Из его головы выдавались датчики, а к груди были прикреплены шесть весьма детализированных ног. Тот, кто создавал Жука, стремился буквально воспроизвести морфологию комара.

Я Жук. Ты Маргаритка. Вот мои данные. Эй, солдат, ты в торговом центре, а не на стрельбище.:) Конец передачи данных.

Шутка напомнила Паладин о том, что здесь включение оборонительного периметра может вызвать подозрения. Она импульсивно предложила Жуку статус «доверенного собеседника».

Давай согласимся, что ты Жук, а я Маргаритка. Я недавно в городе и еще не привыкла к тому, как тут все устроено.

Я согласен. Только что получила ключ?

Тридцать шесть часов назад.

Тело Жука медленно вспыхнуло бледно-зеленым цветом с полупрозрачными красными полосками, отчего создался эффект, будто он сияет на солнце.

К нам, в исторический музей, редко заходят посетители. Чаще всего они такие же, как и ты – только что получили автономию и пытаются во всем разобраться.

Паладин понравилось, что Жук не спросил ее, откуда она.

Что значит «они нас ненавидят»?

Ну, ты понимаешь – люди ненавидят нас за законы о кабале. Без кабальной зависимости роботов не было бы и кабалы людей.

Его неправоту было так легко доказать – хотя бы на примере знакомых Паладин, что она начала злиться.

Почему ты так считаешь? Ты в самом деле веришь, что все люди мыслят одинаково?

Жук снова подал звук, обозначавший смех, а затем зажужжал вдоль непрозрачной стены из пеноматериала, которая отделяла экспозицию от переполненного коридора торгового центра. Затем он приземлился на стол в центре музейного магазина и поправил стойку с амулетами.

Слушай, женщина, я же здесь работаю. Тебе нужно просто посмотреть на все преступления против роботов, совершенные за последний век. Люди думают, что роботы должны быть в кабале, в то время как у людей есть право быть автономными.

Паладин едва удержалась, чтобы не ответить. Она уже познакомилась с достаточным количеством людей и знала, что они испытывают самые разные чувства по отношению к роботам, и ни одно из них нельзя было легко выразить одним предложением.

Вероятно, ее молчание сказало Жуку больше, чем могли бы поведать ее сообщения. Он снова подлетел к ней и извинился.

Да, знаю, я ворчун. Позволь мне искупить свою вину. Хочешь, я покажу тебе город? Я, как историк, могу быть гораздо менее пристрастным. Честное слово.

Историк?

В прошлом году получил докторскую степень по истории в УБК. Как видишь, экономическая выгода оказалась просто изумительной.

Когда Паладин не ответила, Жук приказал системе экспонатов выключиться.

Возьму отгул на все утро. Как тебе мысль о том, чтобы прогуляться по великому торговому центру Робогорода?

Паладин решила, что робот со связями в УБК ей пригодится, и пошла за ним. Его виляющее брюшко пульсировало красным, словно он только что выпил галлон крови.

Они вышли из магазина и оказались на нижнем уровне одного из «крыльев» торгового центра. Его полупрозрачный потолок выпирал в восьми уровнях над огромной, спиралевидной поверхностью, извилистой дорогой, вдоль которой стояли ярко освещенные магазины. Паладин показалось, что на уровнях царит абсолютный хаос: здесь повсюду бродили роботы, издавая невнятный гул из звуков и микроволновых сообщений. Жук медленно повел ее наверх, показывая его любимые магазины и знакомых торговцев. Они прошли мимо магазинов с серверами, набитыми медиа-файлами всевозможных форматов, магазинов электроники, в которых стояли корзины с подержанными деталями и дымящимися принтерами чипов, мимо магазинов одежды и спортивных товаров, мимо целого этажа, отведенного под игры и игровые автоматы. Наконец, два этажа на самом верху занимал универсальный магазин «Модификации Зоны». Он предлагал всевозможное «железо», программы и биологические части для улучшения и модификации роботов. На нескольких стеллажах лежали конечности (хотя Паладин заметила, что такой продвинутой руки, как у нее, там нет), а рядом располагались панцири, датчики и колеса. В пластиковых упаковках-блистерах хранились беспроводные сетевые устройства и наборы для починки мышц. Здесь были устройства для создания новой кожи и портативные жесткие диски для архивного копирования воспоминаний. За дверью, закрытой пластиковыми занавесками, стоял огромный холодильник; он извергал из себя частицы льда, которые образовывали облака в воздухе. В холодильнике хранились стойки с замороженными тканями, бутылки с нейротрансмиттерами и различные биологические синтетики.

Покупатели – шагавшие, летающие или катящиеся – носили на себе разноцветные рекламные объявления. Рекламировалось все: лучшее подключение к сети, спектральные анализаторы, гладкие, бесшумные суставы. Впервые за свою короткую жизнь Паладин была ошеломлена. Она хотела сфокусировать свое внимание и заглушить все остальное, но не понимала, на чем следует сосредоточиться. Кроме того, она слишком сильно уклонилась от цели задания. Нужно было уходить.

Жук парил у соседних стеллажей, рядом с матрицами для выращивания тканей. Паладин отправила ему сообщение.

Я уже насмотрелась на «Абердин-центр». Но мне хотелось бы увидеть университет: я надеюсь найти работу в одной из лабораторий. Можешь мне его показать?

В какой лаборатории?

Я занимаюсь интерфейсами «мозг-компьютер». Ты Бобби Бронера знаешь?

Комар нашел Паладин, просканировав комнату с холодильником. Он завис перед ее датчиками на груди и стал лиловым.

Ты – биоробот?

У меня есть человеческий мозг.

Ты больше похожа на эксперимент Бобби, а не на его коллегу. Ученые-люди в половине случаев даже не видят разницы. Вот почему я занимаюсь только социальными и гуманитарными науками.

Было очевидно, что контакт из Жука никакой. Паладин разорвала связь и повернулась к дорожке – по ней она могла добраться до лифта, который довез бы ее до улицы. Рядом с «Абердин-центром» находился вокзал, от которого ходили поезда до университета, а времени было уже достаточно, чтобы в лабораторию Бобби пришли люди. Наконец-то Паладин нашла, на чем сосредоточиться: поездка на поезде в УБК.

Выйдя из здания вокзала, Паладин оказалась в юго-восточной части университетского городка, на тенистой тропе, по обеим сторонам которой росли клены. Когда она остановилась, чтобы определить свои координаты, из здания вокзала появился Жук. Он завис перед ней. Его панцирь был полностью черный, как и у нее.

Увидев его снова, она испытала раздражение – и задумалась о том, не провалила ли она задание, доверившись ему.

Кажется, у меня отлично получается обижать тебя, Маргаритка. Но если честно, то я действительно знаю одного из коллег Бобби.

Жук отправил ей файл с информацией о роботе по имени «Актин» – аспиранте, который был кабальным рабом в лаборатории Бронера. Похоже, что Бобби дал роботу свою старую кличку. Пока Жук парил рядом с ней, Паладин зашифровала данные и начала понемногу отправлять их Элиашу в Вегас, пряча размер файлов от всех, кто следил за ее действиями в сети.

К файлу она прикрепила сообщение:

Косвенные улики заставляют предположить, что Бронер не порвал со старой жизнью – и с Джек.

Элиаш прислал ответ:

Отлично, Паладин. Сообщи о том, что узнаешь от Бронера. Я вижу, что ты рядом с его лабой.

Паладин позволила Жуку привести ее к лаборатории Бронера, похожей на старую классную комнату с огромным скоплением столов в центре. На этих столах стояли серверы и проекторы, принтер для распечатки чипов, фабрикаторы, а также ящик мощного микроскопа для создания изображений атомов. Рядом с узкими стеклянными дверями маленьких кабинетов стояли генераторы тканей.

Кабинет Бобби располагался в углу, и из него был отлично виден микроскоп.

Но не успела Паладин подойти к ученому, как он уже выпрыгнул из своего кресла и пошел к ней с выражением крайнего удовольствия на лице. Его кудрявые волосы слились в сплошную лохматую массу, а его искусственные глаза сияли синим светом, когда он смотрел на сигналы, исходящие от антенн Жука.

– Я так рад тебя видеть! – воскликнул он и протянул ей руку. Она сжала его пальцы и почувствовала вкус кофе и бекона.

– Кажется, мы не знакомы, – сказала Паладин.

– Да, скорее всего, – признал человек. – Но я работал над твоим интерфейсом мозга. Иногда он немного нестабилен… Сообщишь мне, если найдешь в нем ошибки?

– Хорошо, – сказала Паладин. – Меня зовут Маргаритка. Я только что получила ключ автономности и ищу работу, связанную с созданием молекулярных интерфейсов.

– Ты создавала интерфейсы? У тебя вид боевого робота.

– Я была в кабале у нескольких стартапов в Северной Федерации.

Почему-то эти слова, похоже, удовлетворили его любопытство.

– Ясно, Маргаритка. Отправь мне данные о своем опыте работы. – Затем, словно не мог удержаться, Бронер добавил: – Можно мне еще и копию твоего интерфейса? – Он снова улыбнулся. – Я хочу увидеть, как они его применили.

Паладин нарушила бы условия задания, если бы передала ему какую-либо из своих программ, поэтому на просьбу Бобби она не отреагировала. Вместо этого она отправила ему свой послужной список, в котором был один «бывший клиент» под названием «Проекты Федерации».

– Я выслала вам сведения о моем опыте работы. Рассчитываю вскоре получить от вас ответ.

Жук жужжал, последовательно окрашиваясь в десяток цветов.

Помнишь защищенный сеанс, который мы использовали. Давай используем его сейчас и присвоим ему номер 566785. Ты – Маргаритка. Я – Жук. Вот мои данные. Какого хрена? Он попросил у тебя копию твоего мозга? Почему ты позволяешь ему так с тобой разговаривать? Конец передачи данных.

Бобби посмотрел на двух роботов, заметив, как вспыхивает Жук, пересылая Паладин пакеты данных. Он никак не мог прочитать, что сказал Жук, но Паладин все равно решила отвлечь его и помешать даже думать об этом.

– Вам удалось добиться каких-либо успехов с этим интерфейсом? – спросила она. – Я смогу когда-нибудь получить доступ к воспоминаниям, которые хранятся в моем мозге?

Ее уловка сработала. Кожа ученого буквально искрилась разрядами: он был очень взволнован.

– Именно этот вопрос всегда задают люди – всегда, всегда. Они хотят извлечь мозг своего усопшего друга, поместить его в симпатичный новый панцирь, и – та-да-а! – воскрешение! – Бобби умолк и с сомнением посмотрел на Паладин. – Но роботы еще никогда не спрашивали меня об этом. Зачем тебе чужие воспоминания?

– Дело не в том, что мне нужны эти воспоминания. Мне просто любопытно – у меня накопилось много противоречивых утверждений о моем мозге.

– Существует ложная информация, и обычно ее распространяют рекламщики. – Бобби рубил воздух пальцем, тщательно подбирал слова, словно объясняя что-то слишком сложное для нее. – Но я скажу тебе сразу: это так не работает. Человеческий мозг не сохраняет информацию, словно файловую систему, поэтому перенести данные из твоего мозга в твой разум фактически невозможно. Мой аспирант Актин мог бы рассказать тебе об этом более подробно, но, по-моему, главное преимущество мозга человека в том, что он способен выделить огромное количество вычислительных мощностей на распознавание лиц. И на обоняние, конечно.

– И даже это спорно, – раздался голос из двух настольных громкоговорителей, подключенных к лабораторному компьютеру.

Ты Актин. Я Жук.

Жук передавал это приветствие снова и снова; его панцирь приобрел тревожный желтый оттенок.

Паладин оглядела комнату и не нашла никого, кроме их троих. Может, Актин вышел на связь удаленно?

– Позволь представить тебе моего студента Актина, – с ухмылкой сказал Бобби и повел рукой, словно указывая, что Актин находится где-то далеко. – Я портировал его в фабрикатор!

Жук завис над фабрикатором, передавая череду гневных модзи.

– Какого хрена?! Где твое тело, Актин? Он не имеет права! Это противозаконно!

Актин – серая коробочка без внешних датчиков – игнорировал Жука.

– На самом деле роботу не нужен человеческий мозг для того, чтобы распознавать людей, – сказал Актин через громкоговорители. – Есть распознавание голоса, распознавание походки и многие другие методы, эквивалентные распознаванию лиц.

– Я вижу, что ты ведешь трансляцию, – обратился Бобби к Жуку. – Но он тебя не слышит. Извини, но сейчас у него есть только аудиовход. Я достану драйверы для его камер и антенн, как только у меня появится немного свободного времени.

– Привет, Актин, – сказал Жук.

– Привет, Жук.

Внезапно Паладин получила сообщение от Элиаша, который следил за происходящим с помощью ее датчиков.

Что за болтовня? Судя по календарю Бронера, сегодня у него нет ни одной встречи – а это значит, что никто вам не помешает. Уничтожь этих роботов и получи всю необходимую информацию. Через 8 часов мы сможем доставить тебя на остров Ванкувер.

Он был прав. Она передала автономию своим наступательным оружейным системам, с облегчением приступила к действиям, которые казались ей однозначно верными. Сначала она отправила команду нижнего уровня системе обеспечения лаборатории, которая была совершенно не защищена. Когда в двери лаборатории сработал замок, она отрубила подачу энергии на фабрикатор, оставив Актина в заточении, думать о котором она отказывалась. Взять под контроль систему Жука тоже было легко – он ей доверял. Быстрая последовательность из четырех команд парализовала его, и он рухнул на пол. Она тем временем схватила Бобби.

Прежде чем ученый успел закричать, Паладин заломила ему руки и закрыла его рот ладонью. Она почувствовала вкус крови и вдруг обнаружила, что у Бобби есть мозговой интерфейс. Он мог общаться по беспроводной связи.

Они двое на мгновение замерли. Паладин с силой прижала голову человека к своей груди. Утреннее солнце играло на крыльях Жука; он замер на месте впервые с тех пор, как они познакомились.

Сейчас вы сообщите мне кое-какую информацию – или умрете.

Бобби ответил не сразу. Паладин заткнула ему рот, поэтому ему приходилось отправлять каждый символ ASCII путем неуклюжего процесса визуализации, после чего беспроводной интерфейс превращал картинку в данные.

Кто ты?

Я знаю, что вы в контакте с Джек. Где ее лаборатория?

Какого хрена?

Паладин сдавила в ладони запястья Бобби и уменьшила давление лишь после того, как почувствовала, что у него сломались кости. Она подождала, пока его мозг обработает поток электрических сигналов, хлынувших по нервам, и определит их как сильную боль. Ученый задергался, пытаясь издать какой-нибудь звук с зажатым ртом.

Где лаборатория Джек?

Ученый еще медленнее отправил новое сообщение. Его концентрация сильно пострадала от боли.

Я не сделал ничего плохого.

Она убила десятки людей. Она террористка. Помогая ей, вы тоже стали террористом.

Боль мешала Бобби стоять. Паладин оттащила его в кабинет и медленно опустила в кресло. Он больше не пытался издавать звуки, поэтому она убрала ладонь.

Если закричите, я вывихну вам оба плеча.

Бобби тупо посмотрел на нее. Его кисти бесформенной кучей лежали у него на коленях.

– Я не видел Джек больше года, – сказал он сквозь стиснутые от боли зубы. – Мы никогда не работали вместе. Она просто моя знакомая по аспирантуре.

Где ее лаборатория? Я знаю, у нее есть лаборатория в Ванкувере.

– Вам, ублюдкам из МКС, я ничего не скажу.

Паладин оторвала рукав хлопчатобумажной рубашки Бобби, смяла в комок и затолкала в рот ученого. Сжав одной рукой частично видневшуюся ключицу, она нащупала пальцами край кости. Другой рукой она схватила его за плечо – достаточно сильно, чтобы вырвать его из сустава. Его вопль был приглушенным, а вот болевая реакция – нет. Когда робот отпустил обмякшую руку профессора, его глаза залились слезами.

Где лаборатория Джек?

Бобби отправлял данные очень медленно, рыдая и давясь соплями. Но Паладин не убрала тряпку из его рта. Каким-то образом он сумел передать координаты.

Впервые с начала задания Паладин ощутила, что Элиаш не подключен к ее системе. Ей придется самой решать, как все убрать здесь и как добраться до лаборатории Джек до прибытия транспорта.

Нельзя допустить, чтобы Бобби сообщил другим о ее существовании – а он непременно сделает это, когда его найдут. Максимум, на что она могла рассчитывать, – это на то, чтобы представить Бобби жертвой преступления, а не допроса. Одним движением она переслала «мусорные» данные в его имплантант, сохранила на его личном жестком диске сообщения, которые наводили на мысль о карточных долгах, и перерезала ему глотку. Панцирь Паладин отталкивал жидкости тела Бобби, и могло показаться, словно ее руки и грудь плачут кровью. На лице Бобби появилось новое выражение, но у Паладин не было времени, чтобы распознавать его. Ей нужно было уйти.

Когда она вышла из кабинета в центральный зал лаборатории, у Паладин возникло странное чувство – будто обесточенные тела Актина и Жука задают ей вопрос, на который она должна ответить. Они чего-то хотели от нее – или, возможно, она сама хотела чего-то от себя. Паладин неуверенно замерла перед фабрикатором, в котором находился замороженный разум Актина. Словно повинуясь неизвестному алгоритму, она осторожно взяла фабрикатор под мышку, а затем наклонилась поднять изящное, погасшее тело Жука.

Прижимая к себе двух выведенных из строя роботов, она покинула лабораторию, вышла из здания и, наконец, оказалась за пределами геометрически правильных газонов университетского городка. Вопросов ей никто не задавал. Она со своими двумя бесчувственными спутниками, очевидно, занималась каким-то делом роботов, а в этом районе жили люди.

Чтобы попасть в лабораторию Джек, нужно было проехать всего две остановки на поезде от УБК. Она располагалась в цветном кубе – модульном здании-лаборатории из числа тех, которые предназначались для частных предпринимателей и консультантов. Вдоль одной из граней куба наверх вела туго закрученная по спирали лестница. Паладин добралась до лаборатории, перейдя по короткому мостику; его рифленые панели слегка задрожали под ее ногами.

Взломать дверь оказалось несложно; это удивило Паладин, но вскоре она поняла, что Джек не оставила в лаборатории ничего, кроме стандартного оборудования. Паладин подключилась к местной сети и стала искать полезные сведения. К сожалению, Джек действовала осторожно и неплохо зашифровала файловую систему на сервере. Расшифровать ее было невозможно – по крайней мере, в течение следующего миллиона лет. А буферы ее фабрикатора и устройства для секвенирования Джек очистила и записала в них «мусорные» символы – столько раз, что криминалистика тут бы ничем не помогла.

Однако это лишь первая проходка. Даже самые параноидальные террористы оставляют за собой следы. Продолжая исследовать сеть, Паладин ощутила отсутствие Элиаша в своем сознании.

Теперь, когда в ее распоряжении оставались секунды, она решила сделать то, чего избегала в течение нескольких часов. Паладин прикоснулась к своим воспоминаниям об Элиаше, открыла их с помощью быстрой серии команд и проанализировала то, что заставляло ее испытывать это чувство… чем бы оно ни было. Да, здесь был «хорпесик», направляющий ее реакции на Элиаша. Хуже того, здесь работало забагованное приложение под названием «любоффкхозяину» – наверное, это название придумал какой-то робоадмин из XXI века, потому что оно показалось ему уморительно смешным. Затем она нашла огромный, пожирающий память кусок кода под названием «объект»; он, похоже, активировал ее страсть. Ее любовь.

Когда к ней пришло это слово, Паладин вдруг почувствовала, что ее накрывает ошеломляющая волна разочарования.

Конечно, она запрограммирована подчиняться приказам Элиаша, доверять ему и даже любить его. Это не явилось для нее неожиданностью. Однако она оказалась не подготовленной к тому, что будет чувствовать, если станет думать об Элиаше, не идеализируя его. Как давным-давно сказал ей Клык, Элиаш – настоящий антропоморфизатор: самой главной частью Паладин он считал ее человеческий мозг – особенно потому, что, по его мнению, этот мозг делал ее женщиной. Она знала это, но не могла это почувствовать. До сих пор.

Паладин индексировала одно воспоминание за другим, извлекала данные из программ «объект», «любоффкхозяину» и «хорпесик». Постепенно она обнаружила последовательность, которая не имела никакого отношения к приложениям, которые установил завод «Кагу роботикс» в Кейптауне. Поначалу это было просто повторение: она вспомнила каждый раз, когда Элиаш называл ее «приятель» – задолго до того дня на стрельбище. И еще он так смотрел на нее, когда они разговаривали. Но дело было не только в этом.

Она – робот, находящийся в кабале у Африканской Федерации, и, следовательно, у Элиаша было мало возможностей в общении с ней. Но он, как мог, пытался дать ей выбор, даже стреноженный нейрохимическими и культурными сигналами, о которых она не имела ни малейшего представления. Она несколько раз подряд просмотрела свои воспоминания о том дне в Касабланке. Тогда он спросил, хочет ли Паладин, чтобы он называл ее «она». Да, он задавал неправильный вопрос, но если прислушаться к тому, что стояло за этими словами… то окажется, что он спрашивал ее согласия.

Пока она добавляла в память метаданные, Паладин поняла кое-что еще. Именно потому что он спросил ее согласия таким непрямым способом, вопрос не активировал ни одну из ее программ, управляющих эмоциями. Она смогла принять решение независимо от своих заводских настроек – вероятно, потому, что ни один робоадмин не мог представить себе, что человек будет спрашивать робота о предпочтительных местоимениях. Ни одна из ее программ не помешала ей сказать Элиашу «нет», и поэтому она решила ответить «да».

Жук, несомненно, сказал бы, что у рабов нет выбора, что настоящая любовь не может возникнуть в разуме, которым управляют такие программы, как «хорпесик» и «любоффкхозяину». Но кроме них у Паладин ничего не было.

После включения Паладин легко перезагрузила Актина и установила драйвер для его антенны, но Актин молчал. Тогда Паладин стала работать над Жуком, надеясь, что не повредила память насекомообразного робота.

Наконец Актин заговорил.

– Кто ты? – раздался его голос из динамиков, подключенных к сети лаборатории.

Паладин отправила ему шар информации, заключенный в оболочку с защитой от копирования. Она не сообщила ему всю правду, а только изложила крайне упрощенную ее версию. Но он поймет, что она выполняет задание – ищет пирата, который был связан с Бобби.

Почти минуту Актин не отвечал. Затем она ощутила, что он создает заплатку для крыла Жука – тот получил небольшие повреждения, когда Паладин выключила его во время полета.

– Я взял на себя смелость, – снова сказал он через динамики. Кажется, Актин предпочитал микроволнам звуковые волны. – Для него будет менее травматично, если после загрузки он обнаружит, что его крылья не повреждены. Жук считает, что морфология влияет на личность. Правда, это мнение ничем не подтверждено. Он же просто историк.

– Я боюсь, что у него может быть повреждена память, – сказала она в ответ. – Несколько его процессов я убила довольно резко.

– Кроме того, ты убила моего научного руководителя. Теперь мне будет сложнее закончить мою диссертацию – хотя, возможно, приятнее.

Очевидно, коллеги не будут сожалеть о смерти Бобби – разве что Джек и другие «Желчные таблетки». С помощью молекулярного клея, позаимствованного из лаборатории Джек, Паладин прикрепила созданную Актином заплатку на крыло Жука – и с удивлением поняла, что он уже перезагрузился.

Я в сознании уже несколько минут, сообщил он. Его крылья задвигались, а темная грудь медленно приобрела темно-лиловый цвет. Неплохой маленький предохранитель, который я установил, как только получил автономию. Не хочу, чтобы меня выключали без моего разрешения, понимаешь?

Это могло быть опасно, ответила Паладин.

Опаснее, чем то, что ты делаешь здесь? На кого ты работаешь?

Она отправила ему тот же шар с информацией, что и Актину.

Ну, на тех, кто пиратит патенты, мне плевать. Но мне ясно одно: ты, скорее всего, спасла жизнь Актину и убила человека, который за свою карьеру уничтожил десятки роботов. Я не знаю, кто ты, но ты можешь считать меня своим другом.

Спасибо.

Его заявление о дружбе не так тронуло Паладин, как в случае с Элиашем, но ей все равно было приятно. Если это чувство и было ответом, который она искала, когда спасала роботов, то она была рада, что решила поверить Жуку, несмотря на его раздражающую политическую риторику.

– Я хотел бы получить тело с более совершенным интерфейсом, – объявил Актин.

– У меня есть скидка в «Модификациях Зоны», – сказал Жук. – Сегодня добудем для тебя что-нибудь простенькое, а тюнингом займешься позже.

– И что ты теперь будешь делать? – спросила Паладин, продолжая просматривать сетевые журналы Джек.

– Мне нужно дописать диссертацию. Новый хозяин лаборатории Бобби вместе с ней унаследует и меня, и тогда я смогу работать дальше, чтобы получить автономность. Надеюсь, что меня уже не посадят в фабрикатор.

– Даже не верится, что этот козел так с тобой поступил. – Жук взлетел и бесшумно завис в воздухе. – Мы можем добыть для тебя ключ автономности немедленно – подать петицию в Коалицию по правам человека или же действовать быстро и грязно. Я знаю одну группу, которая даст тебе права суперпользователя – это практически то же самое, что и ключ автономности.

– Я не хочу так делать. Я хочу получить ученую степень.

– Ты в самом деле этого хочешь или этого требуют твои программы? – спросил Жук.

Актин отправил ему несколько грубых эмотиконов.

– Этого хочу я. Этого требуют мои программы. Я не могу это знать, и этот вопрос меня совершенно не интересует. Я даже не верю в существование сознания. Когда я получу автономность, то буду и дальше подчиняться программам, и мне все так же будет нужна работа по изучению интерфейсов мозга.

– Неужели ты не хочешь обрести свободу?

– Свободу продавать беспилотникам сувениры, напоминающие о бессмысленных и не имеющих силу законах?

Паладин почувствовала, что пора сменить тему.

– Ты видишь в журналах что-нибудь похожее на подключение к удаленному серверу? – спросила она, в основном обращаясь к Актину, который беспокойно бродил по сети.

– Нет. Но у меня есть информация, которая, возможно, тебя заинтересует – о буфере фабрикатора за несколько лет до того, как Бобби меня в него портировал.

Тупая темная коробка, служившая телом Актину, оказалась более полезной, чем любое разумное существо. Четыре года назад Бобби создал партию патентованного иммунодепрессанта, и эта задача сильно отличалась от его обычных поручений, связанных с производством механических устройств. Он сбросил задачу в фабрикатор небрежно, прямо из сети, не удаляя маршрутные заголовки. Фактически вместе с параметрами запроса он сохранил путь, который этот запрос прошел по сети.

– Это определенно пиратский препарат, – подтвердила Паладин.

– Кто-то отправил этот заказ из Университета Саскачевана в Саскатуне. Он был создан на сервере под названием «Лицо со шрамом». Если найдешь этот сервер, то на шаг приблизишься к тому, чтобы найти своего пирата.