– Звездное пекло! – выругался Аэро, подходя к корпусу Сивера. На стене красовалось граффити: белая надпись неровными печатными буквами. Краска еще не высохла. Зря Аэро сам повез Майру на побережье: стоило отлучиться, и смирные, казалось бы, солдаты будто с цепи сорвались. Выходки сродни этой грозили пустить прахом столько дней напряженной работы, а ведь армия и без того теряла сплоченность.

– Все хорошо, сэр? – осторожно поинтересовалась майор Тэйбор, обеспокоенно переглянувшись с остальными.

– Нет, нехорошо, – с невольной злобой ответил Аэро и показал на граффити. – Все становится только хуже! Я оставил вас за главных, меня не было каких-то три часа, и вот что произошло! Как до этого дошло, майоры?

Взгляды офицеров обратились к надписи на кирпичной стене:

ГРЯЗНЫЕ ВОНЮЧИЕ СКОТЫ!

ЗВЕРЬЕ ИЗ СЕДЬМОГО!

Тэйбор покраснела:

– Сэр, я занималась доставкой пайков с материнского корабля: их неправильно погрузили, и упаковка дала течь…

– Это вас не оправдывает, майор, – отрезал Аэро, поражаясь резкости собственного тона. – Ладно хоть догадались оцепить территорию. Быстро сотрите это, пока кто-нибудь из седьмых не проснулся и не прочел. Повезло, что они – ночные создания. Только нового скандала нам не хватало.

– А что с виновником, сэр? – осторожно спросил Закай, передавая Аэро планшет: на экране было личное дело солдата, оставившего на стене оскорбительную надпись. Аэро слушал Закая, попутно просматривая документ. – Его задержали. Вычислили по записи с камер Ноя и забрали прямо из казармы. Похоже, действовал он в одиночку.

– Это как-то связано с тем, что случилось на прошлой неделе? – спросил Аэро.

– Если только косвенно, – сказал Малик и тут же осекся.

– Косвенно, говорите?

– Мы полагаем, то происшествие подтолкнуло смутьяна создать граффити, сэр, – пояснил Граймс.

– Так точно, – добавил Малик. – Неподчинение распространяется, как поветрие. Стоит дать слабину, и его уже не сдержать. Инцидент на прошлой неделе задел наших солдат за живое: они недовольны переменами, с трудом адаптируются.

Виски пронзила острая боль.

– Хотите сказать, что это – только начало, майор? – спросил Аэро, хотя ответ знал заранее. Он продолжал смотреть на проклятое граффити, а майоры обеспокоенно переглядывались.

– Есть альтернатива, – произнесла наконец Тэйбор. – Может сработать.

– Говорите, майор.

– Казнить автора надписи. Показательно. Сделать из него пример. Подобная мера устрашения могла бы помочь. Легкие наказания, которые мы применили на прошлой неделе, эффекта не возымели. Напротив, только спровоцировали нарушения.

– Казнить за вандализм? Вам не кажется, что это – перегиб?

Тэйбор поджала губы.

– Нет, если это вернет порядок.

На ее лице не дрогнул ни один мускул, а значит, произнося эти слова, майор совершенно ничего не чувствовала. Аэро взглянул на Малика, Граймса и Закая: та же реакция – никаких эмоций.

Боль в висках сделалась сильнее, и Аэро стоило больших усилий не морщиться от нее. Конечно, вандал поступил глупо и мог причинить ущерб армии, но заслуживал ли он смерти?

– Ну все, – произнес Аэро. – Я слышал достаточно, закончим. Майор Закай, доставьте виновника в мою палатку. Остальные – наведите здесь порядок.

Отдав честь, майоры поспешили прочь – с явным облегчением, и Аэро не мог их за это винить. Он отправился в уборную и там плеснул себе в лицо холодной воды. Она освежила, но боль не уняла.

Аэро выпрямился и окинул взглядом свой лагерь: он занимал весь внутренний двор и прилегающие территории. Тут было больше четырех тысяч солдат, и все они подчинялись Аэро. Еще в Агогэ, как и большинство сокурсников, он воображал, каково было бы стать Верховным командующим. И хотя колонией управлял его отец, сам он и не думал, что мечты станут явью. Кровные узы роли не играли, но вот цепочка непредвиденных обстоятельств возвела Аэро на высший командный пост.

Чин не принес ничего, кроме неимоверной усталости. Аэро провел ладонью по ежику волос и направился к себе палатку. На лагерь смотреть не хотелось. Не хотелось думать о том, как скоро придется послать этих людей в битву и сколько их поляжет в бою.

Минут десять спустя Закай привел горе-художника: щуплого мальчишку, только из Агогэ. У него и щетина-то толком не прорезалась. Закованный в электронные кандалы – но не лишенный оружия, – солдат споткнулся, однако Закай удержал его.

«Совсем зеленый», – подумал Аэро. Наверное, таким же его самого видел Виник.

Аэро подошел к задержанному:

– Назови свое имя, солдат.

Парнишка хотел было отдать честь, но кандалы не дали вскинуть руку.

– Рядовой Уилсон Джамал Хьюстон, – представился он тонким юношеским голоском.

– Знаешь, за что тебя арестовали? – Их с парнем разделяло не так уж много лет, однако Аэро старался говорить как можно суровее. Смутьян кивнул и зарделся. – Я запретил унижать солдат Седьмого…

– Но, сэр, они же дикари! – взорвался парень.

Аэро ощутил, как в нем закипает гнев. Он навис над юнцом и положил руку на фальшион.

– Либо ты будешь уважать мой авторитет и всех солдат в лагере, либо я лишу тебя фальшиона и отошлю обратно на материнский корабль. Ясно?

Парень попытался вырваться, но Закай держал его крепко.

– Ни за что, сэр! Я не стану биться бок о бок с этими грязными скотами. Вы вручаете им священные фальшионы! А ведь они созданы для нашей колонии. Верховный командующий Виник не допустил бы такого!

– Виник был предателем и убийцей, – не сдержав гнева, напомнил Аэро. – Объявляю тебя эмоционально нестабильным, солдат. Не позволю распространять заразу неподчинения в наших рядах. Майор Закай, отправьте его на корабль со следующим же транспортником. Пусть его обследуют медики, а там уже выберем соответствующее наказание. Но сперва – разоружите его, этот человек больше не служит в моей армии.

Он сам ненавидел себя за такое решение. Перед ним ведь был просто мальчишка, высадившийся на незнакомой пустынной планете в преддверии войны. Чего было ждать от него?

«Послушания, – ответил голос отца. – Ты теперь командуешь армией, а без послушания ей грозит хаос».

«Знаю, но ведь мы караем детей», – мысленно ответил Аэро.

«Они – солдаты, – настаивал отец. – Нельзя менять правила из-за юнца, которого тебе стало жаль. Он нарушил приказ и должен понести наказание».

Майор вытолкал Хьюстона из палатки. Вскоре с улицы раздались крики, переходящие в истошный визг. Закай отобрал у рядового фальшион. Аэро вздрогнул при одной мысли об этом и машинально схватился за эфес, ощутил, как в руку проникает свежий заряд энергии. Боль от расставания с оружием даже вообразить было сложно. Юнца тем временем бросят в камеру на «губе». Аэро не последовал совету Тэйбор и не казнил его, но это – пока; тянуть с наказанием долго не получится.

Может, Аэро чересчур мягок и Тэйбор права? Может, от этого в лагере и началось неподчинение? Головная боль усилилась. Аэро рухнул на койку, и тонкий матрас заскрипел под его весом. Он так и лежал в одной позе – даже час спустя, когда в палатку ворвалась Рен, – и думал.

– Сэр, военный совет, – сообщила она. – Простите, я проспала. Скорее, а то не успеем. Сами знаете, Ной опоздавших не жалует.

Только разговоров Аэро и не хватало, но встречу пропускать было нельзя – это еще одна из его обязанностей. Будучи солдатом и даже офицером, Аэро думал, что жизнь подчинена строжайшему режиму, однако сейчас все стало только хуже. У простых солдат хотя бы оставалось свободное время: регулярная трапеза на Камбузе и целых восемь часов на сон, по распорядку. Теперь даже пять минут, с перерывами, дневного сна и пара часиков ночью – чтобы при этом не случилось авралов – казались Аэро роскошью.

«Теперь сознаешь все бремя командования? – заговорил отец. – Оно – не для малодушных».

– Это ты верно подметил, – пробурчал Аэро, чувствуя, как давят на него все прожитые семнадцать лет. День рождения миновал, как вполне обычный будний день, который не принято отмечать. Просто изменилось число в графе «возраст» личного дела.

– Это вы мне, сэр? – с удивлением спросила Рен.

– Отцу, – ответил, вставая, Аэро. Он не смотрел на Рен, но чувствовал на себе ее обеспокоенный взгляд. Отдернул плотный полог палатки, и в лицо ударил яркий свет. – О граффити уже слышала?

– Граффити? – переспросила Рен, щурясь на солнце. – Плохо дело.

– Да, ничего хорошего. Ладно, пошли уже. Расскажу все по пути на совет.

И они направились к крыльцу библиотеки Уайденера, руины которой словно следили за внутренним двором, подобно строгому сторожу.

«Опять совещание, будь оно неладно», – думал Аэро, спускаясь на лифте в Первый ковчег. Он терпеть не мог эти бесконечные разговоры, анализ и мучительно скрупулезное продумывание каждой мелочи. Хотелось просто составить план и работать. Стоявшая рядом Рен раздраженно переминалась с ноги на ногу.

– Тяжелый день? – спросил Аэро.

– Скорее уж тяжелая ночь, – устало ответила она. – Пробовала обучать стаю фехтованию… Ключевое слово «пробовала». Закончилось все сварой: несколько солдат из Седьмого ранены, есть два перелома. Наложили швы. Пришлось разогнать остальных по палаткам, чтобы проводить пострадавших в медпункт. Нельзя было пускать их в наш лагерь без присмотра. И я, похоже, оказалась права – если учесть вандализм.

– Да, ты правильно поступила, сопроводив раненых, – похвалил Аэро. – Объединение проходит не так гладко, как мы надеялись. Требуются дополнительные меры предосторожности.

Рен кивнула:

– В общем, до рассвета я в лагерь Седьмого не возвращалась. Потом вздремнула часика три – и вот, чуть не опоздала на совещание.

– А, совещание, – поморщился Аэро. – Ты ведь их обожаешь.

– Звездное пекло, тебе эта болтовня нравится не больше, чем мне.

– Спорю, даже меньше, – печально улыбнулся Аэро. – Теперь-то я понимаю, что доводилось терпеть моему отцу. Я-то думал, что достаточно быть просто лучшим бойцом, но все далеко не так. Большую часть времени приходится молоть языком, гасить конфликты и совсем чуть-чуть – сражаться.

– Тебе этого не хватает? – Рен посмотрела ему в глаза.

– Чего – этого?

– Быть простым солдатом и не нести бремя командования.

В обычных условиях Аэро счел бы это фамильярностью, но их с Рен отношения выходили далеко за рамки армейской субординации. К тому же Аэро нравилось, что с ней можно говорить о чем угодно.

– Ну, я командовал нашим отрядом. Хотя по большей части приходилось следовать приказам Верховного командующего и майоров, так что я не все решения принимал сам. В общем, ты права, я скучаю по тому времени, когда не был главным.

– Всегда можно уйти в отставку. Уверена, майор Тэйбор или Малик с радостью займут твое место.

Аэро покачал головой, хотя такое решение и показалось соблазнительно простым.

– Я – носитель, и отец доверил Маяк мне. К тому же судьба нашей армии висит на волоске, и смена лидера вызовет еще больше недовольства. Если не откровенный бунт.

– Тут ты прав. Забудь, о чем я говорила.

В молчании прошло несколько секунд.

– Вандал оказался просто салагой, – наконец неуверенно произнес Аэро. – Я пролистал его дело: Агогэ окончил меньше месяца назад. Он напуган, зол… и сбит с толку.

– Но все-таки опасен. Его выходка – угроза безопасности целой армии. Надо его наказать, сурово наказать.

– Тэйбор предлагала казнить его.

– За вандализм? – вскинулась Рен.

– Тэйбор считает, что казнь станет примером для остальных, иначе нас ждет еще больше случаев неповиновения. И казнь вандала – единственный способ остановить эту чуму.

Рен долго и пристально смотрела на Аэро.

– Ну, и… что ты решил?

– Пока замял дело: объявил парнишку эмоционально нестабильным, лишил оружия и отправил назад на корабль. Я не мог решиться…

Он умолк, так не договорив, и тогда Рен взяла его за запястье. От такого проявления близости по коже побежали мурашки. Рен с Аэро встретились взглядами, и она нежно сжала его руку.

– Ты поступил, как считал верным. Это лучшее, что ты мог сделать. Лучшее, что мог бы сделать любой командир. Не Тэйбор у нас главная, а ты, и у тебя… у вас острое чутье… сэр, – поспешила добавить Рен и, отстранившись, скрестила руки на груди.

Остаток пути вниз прошел в тишине.

– Вы опоздали, Верховный командующий Райт, – упрекнул Аэро Ной, стоило выйти из лифта в прохладу подземелья. – Как и вы, майор Джордан.

– Спасибо. А еще новости есть? – проворчал Аэро, ускоряя шаг. Когда они проходили между рядами криокапсул, Аэро мельком взглянул на плавающие внутри резервуаров эмбрионы.

– Оружейник тоже задерживается, – не уловив сарказма, ответил Ной. – Он не отвечал на мой вызов, и пришлось поднять тревогу в Кузне. Только тогда он откликнулся.

– Работа Ордена гораздо важнее любого совещания, – сказал Аэро, воображая новый цех, устроенный в необжитых пещерах Первого ковчега. Мастерам вполне хватало просторных камер с голыми каменными стенами, вдоль которых тянулись трубы. Юный оружейник вместе с выжившими братьями и сестрами – всего их было человек двенадцать – открыл нечто вроде полевой мастерской. Днем и ночью они трудились, создавая новые фальшионы для солдат из Седьмого и заряжая уже существующие.

– Профессор считает иначе, – заметил Ной. – Он говорит, что совещания помогают отточить боевую стратегию. Мисс Джексон согласна с ним.

– Как же биться с Четвертым ковчегом, если нам не хватит оружия? – спросил Аэро, готовый сорваться. – Оружейника следует освободить от обязанности присутствовать на встречах.

– Сожалею, но не мне решать, – возразил Ной. – Можете, однако, обсудить этот вопрос с профессором. У нас на такой случай предусмотрены процедуры.

Аэро прикусил язык. В конце концов, Ной – лишь компьютер, и спорить с ним бесполезно. У входа в комнату управления к ним присоединился оружейник – от него исходил легкий запах раскаленного металла, на пальцах чернела сажа.

– Верховный командующий Райт, – произнес он в качестве приветствия.

– После тебя, брат, – ответил Аэро, жестом приглашая его войти. Майра, Калеб и профессор Дивинус уже ждали их за длинным столом, над которым светились голограммы Четвертого ковчега. Когда Аэро садился рядом с Майрой, та стрельнула в него раздраженным взглядом. Спустя несколько минут в комнату вбежали Ищунья с Ползуном. Эти ненавидели совещания раз в сто, наверное, сильнее, чем Аэро, однако на встречах должны были присутствовать все колонии.

– Призываю собрание Объединенных ковчегов к порядку, – произнес профессор Дивинус, когда все заняли места.

И, пока он что-то бубнил, Аэро уселся поудобнее в кресле, жалея только, что это не койка и нельзя закрыть глаза, прикорнуть ненадолго. Чувствовалось, что разговор предстоит долгий.