Книга: 24 часа в Древнем Риме
Назад: Час VIII (14:00–15:00) Смотритель бани принимает клиентов
Дальше: Час Х (16:00–17:00) Прачка на вечерней смене
Час IX (15:00–16:00)
Хозяйка организует вечеринку
Час же девятый велит ложа застольные мять.
Марциал, Сатиры, 4.8.5
Рим – мужской город. Возьмем Марка Авла Манида, богатого человека с хорошими связями и громким именем в импортно-экспортном бизнесе. Он владеет более чем пятьюдесятью рабами и имеет склад в авентиновых доках стоимостью десятки тысяч динариев. Как paterfamilias – глава семьи – он имеет власть над жизнью, смертью и двумя дочерьми. Если его жена родит ему еще одного ребенка, она положит младенца на землю перед ним, Марк возьмет ребенка на руки, и младенец будет принят в семью.
Если он решит этого не делать, ребенок будет оставлен на улице, где его сможет забрать любой прохожий, которому по той или иной причине нужен ребенок. Таковы ужасные полномочия, возложенные на человека по имени Марк Авл Манид. В настоящее время, однако, глава дома Манидов занят: он делает заметки.
«Удостоверьтесь, что ужасный Фуфидий не пролезет на верхнюю кушетку, как в прошлый раз. Я не знаю, почему ты пригласил его. Он бесконечно рассуждает о философии, но моется недостаточно часто, и он всегда насмехается над гладиаторами».
Марк поднимает руку, как школьник. «Хм…» – говорит он, но его жена продолжает.
«Кроме того, помни, что на подушках новые шелковые наволочки. Они стоят целое состояние, поэтому нужно убедиться, что никто не прольет на них соус. Шерсти было бы вполне достаточно, но у Элин в ее триклинии есть шелковые подушки, поэтому теперь, я полагаю, что мы все должны их иметь или будем выглядеть, как будто мы отстаем. Проклятая женщина! еще… Так, Селука! Иди сюда!»
Рабыня, которая пыталась проскользнуть мимо дверей незамеченной, осторожно подходит.
«Есть известия от повара? Я просила тебя сообщить мне, как только он придет». Рабыня выглядит усталой и встревоженной.
«Его еще нет, мадам. Я еще раз поговорю с привратником, мадам».
«Поговори. Марк! Иди сюда. Мы еще не закончили».
Марк вздыхает и присоединяется к супруге. В любом случае, идея званого обеда была не его. Насколько он знает, лучший способ заняться бизнесом – это несколько стаканов вина высшего сорта в его офисе возле доков с едой из местной таверны. Затем он и его сообщники могут походить по складу, лично осматривая товары и обсуждая дела со знающим персоналом.
Однако Лициния, его компаньон и помощник, имеет четкие представления о социальных функциях, подходящих для человека его положения, и она решила, что он будет выполнять эти функции, даже если это его убьет.
Римский буфет
И это может произойти. У Марка весьма деликатное пищеварение, совершенно не подходящее для калорийных, жирных блюд, приправленных соусами, которые являются основными продуктами на вечеринках в Риме. Его все еще передергивает при воспоминании о недавнем мероприятии, когда он старался избегать миног в соусе garum, мяса в панировке и медовых пирогов с вином. Несмотря на все это, его все же победила свекла, и он провел следующие три дня, прочно закрепившись в местных туалетах. Все говорят Марку, как хорошо он сделал, что женился на Лицинии, о чьем отце ходят слухи относительно того, что он связан с аристократическим кланом Лициниев в Риме. Марк проверил эту информацию: отношение, конечно, имеется, но хвастать здесь нечем. Несколько поколений назад прапрадед Лицинии был рабом в семье Лициния Лукулла. Когда он был освобожден, раб сделал все, что сделал бы любой освобожденный раб: он принял gentilictum своего manumitter, таким образом став Лицинием. Как и многие амбициозные вольноотпущенники с богатым покровителем с хорошими связями, недавно освобожденный Лициний преуспел и обеспечил себя и своих потомков.
Лициния не знает, что Марк в курсе того, что она считает постыдной семейной историей, и она была бы возмущена, обнаружив, что Марку на самом деле все равно. В конце концов, поэт Гораций был сыном освобожденного раба, а также другом и доверенным лицом императора Августа.
Даже великий стоик Катон произошел от рабыни по имени Салония. Рабство – это несчастье, которое может нанести удар по любому человеку, – и нет причин смотреть на его потомков. Можно, однако, презирать человека за слабое пищеварение, и Лициния действительно презирает Марка за это.
Знание того, почему его жена так сильно цепляется за свои социальные притязания, дает Марку силы выдерживать подробное планирование. На этот раз Лициния решила, что их обычный повар недостаточно хорош для приготовления званого ужина, и Марк должен согласиться с едой, предоставленной внешним поставщиком. Этого шеф-повара настоятельно рекомендовали знакомые Лицинии, и это, конечно же, важнее предпочтений Марка и того, что он тщательно тренировал повара, чтобы он не готовил еду, из-за которой у него случались бы пагубные приступы расстройства желудка или даже еще более прискорбные приступы метеоризма.
«…Сигнал для перемены первого курса блюд. Я не хочу, чтобы они налегали на закуски и не оставили места для основных блюд после всех усилий, которые я приложила к этому повару. Марк! Ты меня вообще слушаешь?»
Дело в том, что Марк не очень любит такие вечеринки, однако они являются неотъемлемой частью римской жизни. Принимать гостей и посещать званые ужины – это способ римлян определенного социального уровня оценивать кредитоспособность друг друга, качество своих друзей и знакомых, и вопрос, который с недавних пор волнует Лицинию, – способность их сыновей к заключению брака. Там же можно услышать последние сплетни. Это не просто социальная игра: в эпоху без газет это способ узнать об открытии нового рынка в Аравии или о торговых судах, разрушенных штормом в Индийском океане. Такие вещи оказывают реальное влияние на цены и бизнес-решения и стоят того, чтобы рискнуть последствиями употребления в пищу сонь, запеченных в меде.
Римская леди с изысканной прической
Жаль, что Лициния не может присутствовать на ужине сама – или, еще лучше, заменить на нем Марка. Римские женщины могут посещать званые ужины, но Лициния настаивает на том, что она не такая женщина, как будто римская materfamilias, присутствующая на обеде, – столь же скандальное явление, как свободные женщины, которые посещают симпозиумы в Афинах Перикла. Конечно, если бы она приняла участие в ужине, Лициния сделала бы это, сидя прямо на стуле, а не раскладывалась на кушетке, как другие гости (мужчины). Тем не менее факт состоит в том, что большинство званых ужинов четко разделены по гендерному принципу, и Лициния не помышляет о том, чтобы посетить один из ужинов Марка, в то время как Марк идет на одну из утренних вечеринок, на которые Лициния приглашает своих подруг.
Квинт сказал так осторожно, как только мог: «Помпония, не могли бы вы пригласить дам [на обед]; я приглашу мужчин».Ничто, подумал я, не могло быть более вежливо сказано не только в реальных словах, но и в его намерениях и его выражении. Но она, услышав это, воскликнула: «Я? Я здесь просто незнакомец!».Происхождение этой вспышки было, я думаю, продиктовано тем, что Статий ушел перед нами, чтобы уладить обеденные приготовления. [Таким образом, исключая Помпонию из задачи, которую должна решать materfamilias.]После этого Квинт сказал мне: «Вот это я должен терпеть каждый день».Вы могли бы сказать: «Ну и что это значит?»На самом деле, многое. Она раздражала меня даже этой своей ненужной жаждой ответить, не говоря уже о том, как она смотрела на него, когда она это говорила. Тем не менее я спрятал свое раздражение, когда мы рассаживались на наши места за столом. Она не появилась. Квинт отправил блюда в ее комнату, но она отослала их обратно.В общем, мне показалось, что ни у кого нет характера лучше, чем у моего брата, или кого-то более сумасшедшего, чем ваша сестра.Цицерон, Письма. Аттику [Брату Помпонии], 5.1
Вместо этого Лициния посещает обеденные вечеринки через посредника, тщательно обучая Марка заранее, что и кому говорить. Затем, пока будет готовиться еда, Лициния потратит время на то, чтобы сделать жизнь повара несчастной, допросить обслуживающий персонал о том, как принимают каждую перемену блюд, общее настроение за столом и обсуждаемые темы.
Среди римских аристократов считается дурным тоном обсуждать бизнес или политику за обедом.Вместо этого разговор должен быть абстрактным, например поэтическая критика с проявлениями эрудиции в обсуждении происхождения редких латинских глаголов…
Лициния также использует слуг, чтобы они передавали небольшие заметки Марку с инструкциями и советами, пока даже ее мягкий супруг не был вынужден встать на ноги и указать, что это делает его смешным в глазах его друзей-любителей.
«…Убедитесь, что это подают только людям на верхних диванах. Остальным сойдет мамертинское. Или вы думаете, что мы должны наливать тем, кто сидит на нижних кушетках, последнее греческое вино, которое мы получили в подарок от одного из ваших клиентов? Если бы только ваши другие клиенты были так же благодарны, как…»
Марк смутно осознаёт, что его жена обсуждает подачу ужина. По ее мнению – и по мнению многих других римских хозяев, – действительно хорошее, дорогое вино должно быть подано только тем, кто сидит на верхних диванах. Он делает заметку в уме спокойно, но твердо противопоставить указания своей жены слугам и следить за тем, чтобы каждому подали качественное вино. Некоторые из гостей на нижних диванах – это перспективные молодые люди, которые могут запомнить такие инциденты и отплатят за оскорбление, когда смогут.
Чашей в две унции пью, ты же, Цинна, в одиннадцать унций,А негодуешь, что пьешь, Цинна, не то же, что я?Марциал, Эпиграммы, 12.28
В римской столовой обычно три кушетки (отсюда и название – «триклиниум»). Гости откидываются на диванах, опираясь на один локоть, по трое или четверо на одном диване, и берут еду со стола, вокруг которого и расположены эти три кушетки. Как правило, в конце перемены блюд слуги просто забирают весь стол с открытой стороны и приносят новый, уже накрытый для следующей перемены блюд. Ужин обычно является возможностью для хозяина показать свое богатство, хороший вкус и мощные связи, поэтому он будет стараться обеспечить лучшую еду, которую он (или, скорее, его жена) сможет получить, и подавать ее наиболее влиятельным людям, которых только можно найти.
На днях мне довелось поужинать с кем-то, кого я не очень хорошо знаю. Этот человек (по его собственному мнению) ведет дела экономно, но с чувством. Насколько я вижу, он сочетает в себе самые худшие черты подлости с экстравагантностью.Элегантные блюда были поданы мне и еще нескольким избранным, в то время как все остальные получили дешевые угощения и остатки. В бутылки было разлито три вида вина: не для того, чтобы дать гостям выбор, а чтобы вообще его убрать. Было вино для меня и нашего хозяина и другие виды – для его менее ценных друзей (он, по-видимому, оценивает свою дружбу в степенях).Плиний младший, Письма, 19
Среди римских аристократов считается дурным тоном обсуждать бизнес или политику за обедом. Вместо этого разговор должен быть абстрактным, например поэтическая критика с проявлениями эрудиции в обсуждении происхождения редких латинских глаголов и вежливыми, но остроумными философскими дебатами.
В те дни, когда Лициния отправляла Марку записки за столом, она пыталась склонить его вести разговор именно на эти темы. Это никогда не срабатывало, потому что те, кто присутствовал на ужинах Марка, не были за столом аристократа и не собирались упускать шанс поговорить со своими коллегами.
На беду Лицинии, которая подслушивает под дверью, разговор вертится вокруг процентных ставок, имперского законодательства, провинциальных налогов и фьючерсов на зерно. Когда он отходит от этих тем, обычно обсуждается перспектива той или иной команды, участвующей в гонках на колесницах, или шансы известного гладиатора в предстоящем поединке на арене.
«…До того как флейта смолкнет, Марк, я знаю, что ты совсем меня не слушаешь. Что случилось, девочка?»
«Девочка» – рабыня Селука, которая, несмотря на унизительную форму обращения, на самом деле на десять лет старше своей хозяйки. Она нервно сглатывает, а затем передает новости о том, что привратник уверяет ее, что повар еще не прибыл. Теперь и повар явно опаздывает, и так как он приносит еду, на званом ужине в настоящее время нет ни еды, ни кого-либо, кто мог бы ее приготовить. Теперь Лициния горько сожалеет, что отпустила своего повара.
Ничего не остается, кроме как послать посланников к посетителям с просьбой отложить их прибытие на час. Все остальные слуги, свободные от домашних дел, должны рыскать вокруг жилища шеф-повара, разыскать его и привести в дом Манидия – если понадобится, силой. Лициния отдает приказы с тихим отчаянием в голосе. Марк может быть хозяином вечера, но успешное планирование и подготовка лежат на плечах materfamilias, которая отвечает за дом. Если званый обед потерпит неудачу, которая ему в настоящее время угрожает, Лицинии несколько недель придется терпеть притворное сочувствие друзей.
Она смотрит на мужа. «Это все твоя вина…»
[Римляне брали на званые обеды свои платки,
Но не всегда возвращались с ними обратно.]
Вор на платки Гермоген такой пронырливый, Понтик,
Что даже Масса и тот денег так ловко не крал!
Хоть и за правой гляди, и держи его левую руку,
Все же платок твой и тут он ухитрится стащить.
Змей так холодных из нор олень извлекает дыханьем,
Также Ирида в себя воду вбирает дождя.
Раз, когда был поражен Мирин и просили пощады,
Целых четыре платка уворовал Гермоген.
А когда претор платок собирался бросить намеленный,
Преторский этот платок тоже стянул Гермоген.
Как-то никто не принес платка, опасаясь покражи,
Скатерть тогда со стола уворовал Гермоген.
Если ж и этого нет, тогда и покрышки на ложах,
Да и на ножках столов смело сдерет Гермоген.
Даже когда и печет раскаленное солнце арену,
Тянут завесу назад, если вошел Гермоген;
В страхе спешат моряки паруса убирать поскорее,
Лишь заприметят, что к ним в гавань идет Гермоген;
И облаченные в лен носители лысые систров
Все убегают, когда в храме стоит Гермоген.
Хоть на обед Гермоген платка никогда не захватит,
Но, отобедав, идет вечно с платком Гермоген.
Марциал, Эпиграммы, 12.29
Назад: Час VIII (14:00–15:00) Смотритель бани принимает клиентов
Дальше: Час Х (16:00–17:00) Прачка на вечерней смене
