Глава 6

Перед тем, как выйти из дому, я положил на кухонный стол несколько пикселей – плату за пирог. Не забыв при этом усмехнуться: вот же придумали название для местной валюты! Затем проверил наличие патронов в барабане револьвера: точно их семь? Пустых гнезд нет? Снаряжал барабан впопыхах, в темноте, а затем мне стало ни до чего. Кроме девушки, горячей как огонь, и сладкой как мед. Постоял еще немного, глядя на постель и вспоминая подробности ночи, тяжело вздохнул – вряд ли нам предстоит еще встретиться, и пошел на выход.

Теперь света в коридоре было достаточно для того чтобы толком рассмотреть одну из тех тварей, которые устроили ночной переполох в Фартовом.

Больше всего бартр походил на гиену. Такая же мощная шея и несуразно большая по отношению ко всему остальному телу голова. Разве что шкура не пятнистая, а однотонно бурая. И лапы как будто приделаны от обезьяны. Так и хотелось назвать их руками. Но каждый палец оканчивался длиннющим когтем, таких у приматов нет.

«Интересно, есть у него нечто вроде той железы, которую извлек из птера Гриша Воробей? Денег мы неплохо на этом заработали. Понятно, что после такого нападения железа обязательно упадет в цене, но хоть что-то», – размышлял я, глядя на труп с окровавленной мордой. Затем плюнул на него в прямом и переносном смысле. Копаться во внутренностях не хотелось. Особенно в связи с тем – понятия не имел, что именно и где следует искать.

Первым, что увидел, выбравшись на улицу, был Леха Воробей. Он и сейчас напоминал эту птицу. Наверное, даже больше, чем при жизни. Только птицу помятую, со слипшимися от крови перьями, которая побывала в пасти кошки. Мы должны были сегодня встретиться, и мне следовало его отблагодарить. Все-таки именно благодаря ему я и попал к Греку. Не знаю, что будет дальше, но пока меня устраивало все. И люди у него подобрались хорошие. Тот же Гриша, который весь вчерашний вечер внушал мне, что никому верить нельзя, и что каждый заботится только о собственный заднице, когда пришла опасность, сделал все, чтобы меня спасти. Между прочим, рискуя собственной жизнью.

Леху грузили в переполненную телами телегу с впряженной в нее лошадью. Низкорослой, мохноногой и гривастой, и с большой мордой. Чем-то похожей на якутскую породу. «Их-то сюда за что?! Или они местные?».

– Но! – тряхнул возчик вожжами, заставляю лошадь тронуться с места. Та всхрапнула, покосилась на меня грустным глазом, и пошла.

Почему-то мне казалось, первым, что будет после моего возвращения на базу Грека, станут вопросы: так ты живой?! Как удалось уцелеть?! Где прятался?!

И даже придумал на скорую руку легенду, в которой ни слова не упоминалось действительное местонахождение этой ночью. Но нет, встретили меня так, как будто мое спасение никого не обрадовало. Наоборот – на меня смотрели так, как будто я совершил нечто крайне предосудительное.

– Что пялитесь? – не выдержал я.

– Он еще спрашивает! Ты зачем это сделал?! – Гудрон глядел на меня с неожиданной злобой.

– Что именно?

Никакой вины за собой я не чувствовал. Не смог пробиться в «Шантан»? Так уж получилось. Что-то еще? Но что именно? Неужели вместо твари я попал в кого-то из людей? По крайней мере, не в своих точно – они все здесь. В том числе и Грек, с которым мы разминулись в коридоре.

– Ты хоть частично себе представляешь, как всех нас подставил! Как нам теперь выкручиваться?! Ты же один из нас! А значит, мы за тебя в ответе.

– Да что случилось-то?

– Теоретик, ты зачем бабу Шаха трахнул?!

Я сел там, где стоял. Благо, сразу за мной находилась лавка. Откуда они узнали?!

– С чего ты взял?

А что мне еще оставалось, кроме того, что категорически все отвергать?

– С чего?! Да с того, что вас видели голыми и в постели! Вот с чего! Только не говори, что вы так от бартров спасались, не поверит никто!

Как?! Ну как нас могли увидеть?! Не было там никого! Или все-таки были? Где-нибудь за стеной в соседнем помещении? И подглядывали через какую-нибудь щелочку?

А тот продолжал.

– Вопрос времени, и весь Фартовый узнает. А там и до самого Шаха дойдет. После чего заявится он со своими людьми сюда и потребует твою голову. Если уже не в пути. Ну и что нам тогда делать? Мы отдавать тебя не должны. Но и проблемы с Шахом нужны нам в самую последнюю очередь. Дилемма. Короче, все идет к тому, что придется тобой пожертвовать. Но такие вопросы принято решать коллегиально, и потому мы сейчас проголосуем: отдавать тебя, нет?

– Не надо голосовать, – выдавил из себя я.

Если они большинством голосов проголосуют за выдачу, меня сразу же схватят, свяжут, и примутся ждать, когда пожалует Шах. И когда тот заявится, отдадут ему в руки. «Нате, мол, Сергей Вениаминович, нам с вами ссориться не с руки!». Судя по словам Эли, он – тот еще зверь. Затем Шах устроит мне с ней очную ставку. Если Эля к тому времени будет еще жива. Попытаться вырваться отсюда с боем? Народ тут тертый, и мне даже наган не дадуи выхватить. Может, и получится, и даже пальнуть пару раз, но что дальше?

– А что надо? – живо поинтересовался Гудрон.

– Две просьбы выполнить.

– Какие именно? Спрятать тебя понадежней – это понятно. А вторая?

– Не надо меня никуда прятать. Дайте нормальный ствол. Такой как у Яниса вполне бы меня устроил. Ну и пару магазинов к нему.

У Яниса в наплечной кобуре Стечкин. И если мне не хватит шестидесяти патронов на то, чтобы исполнить свой замысел, не хватит и шестисот. И шести тысяч.

– А вторая?

– Толком объяснить, где этот ваш Шах обитает. Желательно с подробностями.

– А дальше что?

А дальше мне придется его убить. Причем сделать это как можно скорее, пока он еще ничего не узнал. И тогда Эля останется живой. Что делать потом, будет видно, но именно это сейчас самое главное. Возможно, у меня не получится, и тогда он сам или его люди убьют меня. Что ж, может произойти и так. По крайней мере, не придется скрываться непонятно где, в надежде, что произойдет чудо и Шах отправится на небеса без моей помощи. Или случится совсем невероятное – он про все забудет. Лучше так, чем вздрагивать от каждого шороха. В страхе, что Шах выяснил мое местонахождение, и пришел убивать.

– Пацан, да он тебя одним пальцем раздавит! Убить самого Шаха вздумал?! Знаешь, сколько у него за душой? И не таких сопляков как ты.

– Это мои проблемы. Ну как, Янис, дашь свой пистолет? Или что-нибудь другое, АКСУ, например, – посмотрел я на Гришу.

АКСУ – короткий, в помещении с ним будет удобно, патрон куда мощнее, и в магазине их больше. Можно, конечно, попросить и ФАЛ. Как будто бы он теперь мой, но тот со своими габаритами точно не для подобных дел.

– Ну так что?

Тут ведь какая подоплека. Если мне не удастся убить Шаха, и все случится наоборот, а затем он узнает, что ствол для его убийства я получил от Яниса, Гриши или любого другого, проблемы у них будут огромнейшие.

Мне непонятна была реакция Славы. Он выглядел так, как будто участвует в чем-то для него постыдном. Хотя, возможно, вся его мимика выражала сочувствие, и я всего лишь неправильно ее истолковал.

– Ну, парень, ты меня рассмешил! – заявил Гудрон, хотя вид у него оставался быть совершенно серьезным.

– Так дадите или нет? А там сидите и дальше смейтесь, сколько вам влезет.

Именно тогда Слава и сказал.

– Борис, может, хватит уже? А то ведь он и вправду пойдет и Шаха убьет. Судя по его виду, с него станется!

– Может, и хватит, – легко согласился Гудрон. После чего добавил. – Теоретик, расслабься! Тебя же на понт взяли, а ты взял и раскололся. И не беспокойся: мы – могила! Иди, поспи часок-другой, ведь точно ночью было не до сна, – и неожиданно подмигнул. – А нам, как однажды выразился сам Иосиф Виссарионович, только и остается, что молча тебе завидовать.

Грек появился бесшумно. Я вздрогнул от неожиданности, когда за спиной раздался его голос.

– Ну что, наигрались? Теперь давайте о деле поговорим. Мне хотелось бы еще раз маршрут обсудить.

– Суки! Суки!!! – шептал я им всем в спину, когда они сгрудились вокруг стола с лежащей на нем картой. Рисованной от руки, и рука эта – сто к одному, принадлежала Греку.

– Ну и как? – поинтересовался Гриша после моего знакомства с новым оружием.

– Нормально! И даже более того.

Отстреляв с полсотни патронов, я убедился в мысли, что ФАЛ сделан как будто бы под меня.

Отдача чувствительная, и стрелять из него очередями, попадая при этом на дистанции в цель – это надо умудриться. Ни какой отсечки на два или три патрона в механизме не предусмотрено. Хотя и после очереди из трех выстрелов ствол унесет вверх – мама не горюй! Правда, из моего экземпляра очередями не постреляешь, и остается только хорошенько к нему привыкнуть. К тому же Гриша оказался прав: бой на редкость точный.

– Сможешь попасть? – движением головы он указал на пролетающую над нами птицу.

– Смогу, – и летит она невысоко, и полет у нее ровный, не то, что у какого-нибудь там вальдшнепа или стрепета. – Но стрелять не буду.

Ладно бы птер – в него без всякого сомнения и жалости. Летит какая-то птаха и, возможно, птенцам в клювике корм несет. А те, желторотики, сидят себе в гнезде, и мамку свою в небе высматривают. И тут я свое искусство стрельбы демонстрирую. Нет, не буду.

– Ну не будешь, так не будешь. Точно ФАЛ тебе подойдет?

– Точно.

– Теоретик, я вот что подумал. Про сверловку Ланкастера слышал?

– Слышал.

Про нее все, кто хоть сколько-нибудь интересуется оружием, слышали. При ней в стволе вместо четырех или больше борозд нарезов, делается всего две. В итоге получается ствол с пусть и не с теми же характеристиками, как и у нормального нарезного, но куда лучше чем у гладкоствольного. А что самое приятное, разрешение для такого оружия, что и для последнего.

– Так вот, есть у меня один экземплярчик именно с такой сверловкой, «Вепрь». Парень ты вроде хороший, вот я и подумал: а почему бы мне тебе его не дать? Калибр у него серьезный, да и магазин той же вместимости, что и у тебя сейчас – на двадцать патронов. Приклад регулируемый, эргономика на уровне и так далее. Ну так что?

– Спасибо, Григорий, я уже определился, – не надо мне регулируемого приклада. Взяли моду на всякие там полимеры. У ФАЛа приклад из дерева. И пусть вес больше, зато к нему щекой куда приятней прикладываться. – Ты мне лучше флягу дай.

Из человеческих потребностей вода стоит на первом месте. Затем идут сон, еда, секс. В этом мире воды хватает, но далеко не везде ее можно пить.

– Это тебе к Сан Санычу.

– И ремень бы неплохо. Портупею.

– Тоже к нему.

– Нож бы еще.

Мой складень всем хорош: и маркой стали, и фирмой-производителем. Пожизненная гарантия. Но он для города, в лесу к ножам совсем другие требования.

– Ты сразу список составь, – хохотнул Гриша. – И если Грек его завизирует, по нему и получишь. Если серьезно, нож я тебе дам. Завалялся у меня один, прежде он Пашкин был.

– Это тот, чей шкафчик я занял?

– Именно.

– А может у тебя и коллиматор завалялся?

Читал я статейку, в которой говорилось, что, согласно расчетам, уменьшение времени прицеливания в два раза, приводит к повышению скорострельности почти наполовину. Подобные девайсы и созданы именно для того чтобы уменьшить время прицеливания.

– Теоретик! Не наглей! Такие вещи здесь вообще редкость. Мне что, свой тебе отдать?

– Ну, нету так нету. Да, кстати, куска байки на портянки не найдется? И еще бы кожи толстой, стельки вырезать. А также парафин. Воск, кстати, тоже подойдет.

Картинно взметнув руки к небесам, Гриша взвыл. И чего так нервничать? Как будто я требую, а не прошу. Нет у меня пока ничего, не обзавелся еще. Пройдет какое-то время, глядишь, и сам начну раздавать.

– Спасибо Сан Саныч! – от души поблагодарил я деда Пихто, обеими руками сгребая со стола и прижимая к груди все то, чем он меня оделил. Особенную радость мне доставила поясная разгрузка. Как и полученная от Титова, тоже далеко не новая, но куда более удобная в обращении. Особенно в том случае, если придется много ползать, или долго лежать в засаде.

– Наворачивать портянки умеешь?

– Умею, – кивнул я, не пускаясь в объяснения, в какой именно семье вырос.

Это в профессорской с младых ногтей учат отличать Моне от Мане. Или импринтинг от импрегнации. В нашей семье все было иначе. Ноги – в дальнем походе главное ноги. Не сбить их, не насадить мозолей, не растереть до крови и так далее. И состояние ног полностью зависит от состояния обуви.

Так что импрегнацией в самое ближайшее время, мне и предстояло заняться. Пропитать кожу берц, и, особенно швы воском. Ну и про шнурки не забыть. И обязательно заменить стельки. Носки – к дьяволу, теперь, когда у меня достаточно байки на портянки. Да, еще обклеить строительную каску тканью.

– Игорь, Сноуден просил передать, – с этими словами дед Пихто протянул мне нож в деревянных ножнах. – Только сразу проверь: под руку, нет?

– Проверю. Сан Саныч. И что я вам за все это буду должен?

– Будешь, – и когда я напрягся, (мало ли что он запросит?) сказал. – По возможности, если она представится, железу птера принеси. Суставы иной раз к непогоде ноют так, что выть хочется! Они не протухают, так что не обязательно свежую. И весят немного. Разве что воняют неприятно, но ты уж заверни во что-нибудь.

– Сделаю! – твердо пообещал я.

Даже если не попадется, по возвращению пойду и куплю, сколько бы она ни стоила.

Нож оказался эвенкийским. Не слишком-то они и различаются, ножи северных народов: массивная деревянная рукоять, чтобы удобно было держаться за нее даже в толстой меховой варежке. Хотя, учитывая местный климат, мне эта опция вряд ли понадобится. Никакого намека на гарду, односторонняя заточка и ярко выраженный дол на противоположной стороне клинка. И все же этот нож был именно эвенкийский, поскольку острие клинка располагалось строго на осевой линии.

Заточка оказалась левосторонней, под левшу. То есть, как раз под меня. Именно на это и просил обратить внимание дед Пихто. Сталь была довольно мягкой, но именно такой она и должна быть. Ведь в этом случае можно поправить режущую кромку на любом подвернувшемся камне. Настоящий нож для выживания, который с одинаковым успехом можно снять со зверя шкуру. Затем полностью разделать тушу без всякого топора или тяпки, поскольку его конструкция позволяет расчленять ее по суставам. Настрогать стружки для костра, почистить рыбу, а при нужде и вонзить его, не дай бог, кому-нибудь между ребер. На деревянных ножнах снизу имелось отверстие, куда должна стекать влага, не задерживаясь в них самих. Я точно знал, что при изготовлении ножен с одной стороны по всей их длине делается пропил. Но сколько ни всматривался, так и не смог его увидеть, настолько плотно сошлись края. В довершении ко всему своеобразная подвеска, благодаря которой рукоять всегда будет смотреть вверх, какие кульбиты ты не выкидывай. В общем, стоящая вещь!

Когда в комнату вошел Гудрон, человек, к которому я начал испытывать стойкую антипатию, мне пришлось сделать вид, что в упор его не замечаю. Он постоял немного, наблюдая за моим занятием, и сказал.

– В общем, так, Теоретик. Не очень-то мне и хотелось, вернее, не хотелось совсем, но Грек поручил мне взять над тобой шефство. Я теперь твой куратор, так сказать.

В связи с недавними событиями, новость не очень-то меня и обрадовала. Лучше бы им стал тот же Гриша. С другой стороны, если пойти к самому Греку, и попросить его заменить Гудрона Гришей, получится слишком по-детски. К тому же, судя по всему, опыта у Гудрона куда больше, чего это не коснись.

Если мне хочется выжить в этом мире, стоит пошире разуть глаза, больше слушать и почаще задавать вопросы. Вот с последним и могут возникнуть проблемы. Все-таки вопросами можно достать любого. А тут предоставляется возможность задавать их сколько захочешь. И этот самый Гудрон должен ответить на все. Иначе, зачем он нужен? Тогда я и задал тот самый, ответ на который хотел получить прежде всего.

– Скажи, Борис, – назвать его по кличке, у меня не повернулся язык. К этому предстояло еще привыкнуть. – Как тебе вообще пришло в голову…

– Спросить насчет Элки? – не дал договорить мне он. – Так там все просто. Целую ночь по всему Фартовому кипежь стоял: Шахова Элка пропала. И тебя тоже нет. Видели все, как ты на нее в «Кафе-Шантане» пялился! Да так, что едва слюни не пускал. Вот я и решил над тобой подшутить. Кто же мог знать, что вы и на самом деле того?.. Но тут ты уж сам виноват: незачем было себя выдавать.

– А дальше?

– Пойми, Теоретик, ну не мог я упустить такую возможность! Человек ты новый, дело нам предстоит серьезное, и всем нам хотелось узнать: чего ждать от тебя? Ну я и постарался нагнать на тебя жути. Хотя какая там жуть! Все так и было бы, если бы вас действительно кто-нибудь увидел в одной кровати. За тем исключением, что Шаху мы тебя в любом случае не отдали бы, будь уверен!

Вряд ли Элеоноре от этого стало бы легче, если бы Шах все узнал.

– А…

– А то, что ты живой, так мы тебя еще на подходе сюда увидели, – снова не дал договорить Гудрон. – В общем, это тебе урок на будущее: никогда и ни в чем не сознавайся. Никогда и ни в чем. Хотя, если разобраться, ты молодец! Не из-за Элки, конечно, из-за своего поведения. Так сказать, проверку выдержал с честью.

– А другие были в курсе того, что ты задумал?

– Нет, это чисто моя импровизация. После того как ты сам себя выдал. Мы и собрались-то, чтобы попытаться тебя найти. Живого или мертвого. А тут ты и сам пожаловал. На этом все. Теперь о деле. Готов к делам приступить?

– Готов, – кивнул я. Жестоко, конечно, он со мной. Но, если разобраться, Гудрон прав: сам я во всем случившемся и виноват.

– Тогда слушай внимательно. Для начала мы посмотрим твое снаряжение. В нем каждая мелочь важна. Поскольку добираться придется долго, и все время ножками. Места почти сплошь опасные, и в любой момент можно остаться без головы. Мало зверья и бандитов, так еще и перквизиторы могут попасться.

Значение слова было смутно мне знакомым. Перквизитор – это латынь, и означает оно то ли следователь, то ли изыскатель. Но в этом мире так могут назвать кого угодно. И потому я спросил.

– Перквизиторы – это кто?

– Больные на голову люди. Перквизиторами сами себя называют. Они куда опасней зверей, и жесточе бандитов. Звери, они нападают либо с целью сожрать, либо защищая себя или свое потомство. Бандитам нужно твое добро, они и убивать-то не всегда убивают.

– А эти?

– Этим нужно совсем другое.

– Что именно?

– Знать, из-за чего ты сюда попал.

А когда я недоуменно на него посмотрел: что же, мол, в них такого, что попасть им в руки хуже, чем встретиться с хищниками или бандитами? Да, неприятно исповедоваться чужим людям, но ведь и не более того. Тогда Гудрон пояснил.

– Есть у них какой-то свой план, как вернуться обратно на Землю. Но для этого им нужно собрать как можно больше этих самых причин. Вот только методы у них!.. Находили попавших им в руки людей. Иногда еще живых. Но все, что можно отрезать или отрубить – отрезано или отрублено, а на иных и вовсе кожи нет.

«Да уж, – поежился я. – Точно больные!».

– И много их?

– Да кто же их сосчитал? Хотя вряд ли. Но повстречай мы всего пять-шесть перквизиторов, может хватить и этого. Бойцы они отменные, и в лесу как у себя дома.

– А обитают они где?

– В лесах, где же еще?

– И как они умудряются там выжить?

– Попадаются на этой планете места, мы их называем оазисы, где никто никого не трогает. Можешь себе представить: пасется себе местный аналог земного зайчика, а другой аналог лисы или волка на него ноль внимания. Но стоит только выйти за пределы оазиса… Шахты на нашем пути именно на таком месте расположены, да и конечная цель нашего путешествия – Вокзал тоже.

– А почему тогда Фартовый в оазисе не построили? Из-за шахт? Чтобы быть к ним поближе?

– С Фартовым совсем другая история. Он тоже расположен где надо, пусть и случайно. Но поначалу люди понятия не имели, что достаточно не трогать местную фауну, как бы устрашающе та не выглядела, и она не тронет тебя. И вот однажды все и случилось. Жертв были сотни, поскольку нападения не ждал никто. Затем еще раз, другой, третий… Когда все-таки разобрались что и к чему, было уже поздно. Какое-то равновесие нарушилось, или еще что. Одно хорошо, что Фартовый не стоит на пути сезонных миграций. Иначе совсем было бы кисло.

– А кроме и зверья, есть еще какие-нибудь опасности? – вспомнился мне рассказ Эли.

– Полно, – с готовностью кивнул Батон. – Всевозможные ползающие и летающие гады, плотоядные растения, способные поглотить человека полностью. Болота с ядовитыми испарениями. И еще аномалии.

– Пространственные?

– О них я только слышал. Самому мне с ними встречаться не приходилось, что совсем не значит, будто их нет. А вот с временными дело имел.

– И что они собой представляют?

– Забрел ты случайно в такую аномалию и счет времени потерял. Чувствуешь что-то не так, и пытаешься из нее выбраться. Час бредешь, другой, третий, пятый, а все на том же месте. Хотя, возможно, черта с два они временные, и вообще аномалии. Какие-нибудь особые испарения, которыми надышишься, и начинаешь глюки ловить. Тебе только кажется, будто ты идешь, на самом деле просто стоишь на месте, и все. Затем ветерок посильнее дунул, разогнал всю эту хмарь, ты пришел в себя и дальше потопал. Или не дунул, и тогда ты там и остался, навечно.

– Как же вы умудряетесь здесь выжить?!

– Далеко не все умудряются. Но ты же сам сделал свой выбор, – а когда я недоуменно на него посмотрел, Гудрон пожал плечами. – Мог бы и в шахту завербоваться. Там опасностей куда меньше. Хотя не поздно и переиграть.

– Нет.

Лезть в шахту, несмотря ни на что, мне по-прежнему не хотелось. Я и в лифте-то не совсем уютно себя чувствую, а тут еще и глубоко под землей.

– Что-то мы далеко в сторону уклонились.

Не совсем. Вернее, совсем не уклонились. Любой знание об этом мире однажды поможет мне спасти жизнь. По крайне мере, хочется в это верить.

– Значит, так. Держись всегда в середине. Как бы мы не шли – цепочкой, шеренгой или тесной группой, именно в середине. И почаще поглядывай вверх. На земле опасностей не меньше, но чтобы их обнаружить, нужен опыт. С воздухом проще: увидел что-то гипотетически опасное – стреляй, не раздумывая. Если, конечно, не будет другого приказа. Кстати, каска готова?

– Не успел, – я посмотрел за спину Гудрона на все еще ярко-оранжевую каску.

– Как только закончим, так сразу ею и займись. Знаешь, эта нехитрая штука не одному жизнь спасла. Да, вот еще о чем хочу сказать. Может возникнуть ситуация, когда ты потеряешься, случается и такое. Лес густой, куда там земным джунглям! В иных местах в паре шагов уже ничего не видно. Так вот, в панику не впадай, обязательно оставайся на месте, найдем сами. По возможности, если честно сказать. Бывает, когда пожертвовать одним человеком – означает спасти остальных.

– И что делать в таком случае? Я имею в виду: жду вас сутки, другие, третьи, неделя прошла, а вас все нет и нет?

– Что делать в таком случае? Постарайся выжить и добраться до ближайшего поселения.

Дельный совет! Емкий такой и исчерпывающий. Остается только надеяться, что он мне никогда не понадобится.

– А теперь давай, наконец, посмотрим, что у тебя в рюкзаке.

Спасибо Сан Санычу, в нем все как надо. Да и сам рюкзак появился именно благодаря нему.

Кружка, ложка, котелок, – все алюминиевое, и на удивление новое. Иголки с нитками, рыболовная леска с крючками, и даже проволочная пила. Аптечка с самым необходимым – бинты, жгут и антибиотики. Присутствуют и предметы личной гигиены. Есть кресало – часть от старого напильника. Трут – герметичная баночка, до краев заполненная пережженными лоскутьями ткани. Нет кремня, но не думаю, что с ним возникнет проблема. Все-таки кремний – самый распространенный элемент во Вселенной, его и здесь должно быть полно. Бельишка бы еще запасной комплект, но чего нет – того нет. Зато есть мыло, так что недолго при любой подвернувшейся возможности и простирнуть. В общем, насчет рюкзака, я спокоен полностью. Позже в него улягутся боеприпасы, продукты, и, возможно, часть общего груза, который поделится на всех. Так что проверяй сколько влезет.

Уже на пороге Гудрон оглянулся. Посмотрел на рукоять нагана, которая торчала из кармана моей разгрузки. И я уже было подумал – Гудрон посоветует сменить револьвер на что-нибудь более подходящее а, возможно, и что-то предложит, когда он сказал.

– Теоретик, ты вот еще что… Выкинь Элеонору из головы, знаю я вас, молодых! – Выглядел он лет на тридцать пять – тридцать семь, не больше. Но произнес таким тоном, как будто передо мной стоял убеленный сединами глубокий старик. – Иначе только проблем себе огребешь. И чтобы тебе было легче это сделать… знаю я, как минимум, еще об одном таком случае. Ты понял, о чем я.