5. Ординатор – первая должность
Работая интерном, думаешь, что стоящий над тобой ординатор никогда не ошибается и все знает, чуть ли не бог, ну или «Гугл», и стараешься не беспокоить его практически ни по какому поводу. Когда становишься старшим интерном, то ординатор – твое спасение в случае, если ты зашел в тупик и тебе нужна помощь: своего рода страховка из мудрых слов, услышать которые можно, лишь нажав заветную кнопку на пейджере. Не успеваешь, однако, и глазом моргнуть, как сам становишься ординатором.
В акушерстве и гинекологии это означает, что очень часто старше тебя в отделении врача не будет. Чаще всего именно тебе придется возглавлять утренние обходы. Тебя будут называть мистер Кей, словно позабыв, что ты на самом деле доктор, отчего потраченные на учебу предыдущие 10 лет начинают казаться долбаной пустой тратой времени. Предполагается, что ты будешь обучать студентов-медиков. Предполагается, что ты будешь выполнять только самые сложные операции. Самое же главное, тебе придется руководить родильным отделением. В случае необходимости всегда можно вызвать старших ординаторов, а если повезет, то даже и консультанта, однако, став ординатором, ты, как правило, постоянно отвечаешь за жизни доброго десятка рожениц и их детей. Здесь, скорее всего, потребуется кесарево, тут не обойтись без инструментальной помощи, а здесь у нас кровотечение.
Став ординатором, быстро учишься мастерски расставлять приоритеты. Чувство такое, будто постоянно находишься в некой логической головоломке, вроде той про волка, козу и капусту, которых нужно перевезти на лодке на другой берег. Только у тебя добрая дюжина коз, все рожают тройни, а лодка сделана из сахара.
Звучит ужасно – а порой именно так и было, – однако в день, когда я впервые вышел на работу ординатором, я был полон бодрости и уверенности в себе. С тех пор, как я получил диплом, я никогда не был настроен столь оптимистично – да я чуть ли не испражнялся радугой. Теперь я был на полдороге к тому, чтобы стать консультантом. Я наслаждался вечером среды своей карьеры, как если бы, образно говоря, представить всю ее этакой одной неделей. Мало того, что уже через несколько лет я мог стать старшим врачом и легко видел себя в этой роли, причем прекрасно справляющимся врачом. Казалось, что все как дома, так и на работе встает на свои места, словно до меня наконец дошло, что все это время я держал карту вверх ногами. В кои-то веки моя жизнь не казалась такой уж печальной по сравнению с жизнью моих друзей, не занятых в медицине. У меня была квартира, новая (относительно) машина, а также (более-менее) стабильные отношения. Меня все в моей жизни устраивало. Не то чтобы я был самодовольным или беззаботным, однако ощущал себя совсем по-другому, чем все эти годы, когда происходящее в моей жизни по той или иной причине меня не устраивало.
Я осознал, что большинству моих коллег повезло гораздо меньше, чем мне, особенно относительно личной жизни. Моя держалась на каком-то сверхчеловеческом уровне терпения и понимания. У большинства врачей отношения дают трещину уже через год или около, словно подверженные преждевременному старению.
От рабочего графика легче определенно не становится. После 4–5 лет работы в НСЗ уже как-то привыкаешь постоянно задерживаться и подменять коллег. Среди людей, не имеющих отношения к медицине, распространено убеждение, будто мы в какой-то мере сами решаем приходить домой в 10, а не в 8 вечера. На деле же единственное, из чего нам приходится выбирать – так это подвести себя или своих пациентов. Первое, конечно, неприятно, однако второе обычно приводит к смерти людей. Так что выбора как такового у нас на самом деле нет. Персонала вечно не хватает, и практически каждый день – за исключением, может быть, особенно спокойных, – чтобы успеть все сделать, врачи самоотверженно задерживаются на работе. Разумеется, не только врачи работают допоздна – то же самое можно сказать и про юристов и банкиров. Однако они хотя бы могут оторваться на выходных, на 48 часов позабыв про работу и предаваясь бесконечному гедонизму. Мы же свои выходные, как правило, проводим на работе.
Но дело вовсе не только в плотном графике: когда приходишь домой, с тобой, как правило, не повеселишься. Сильная усталость, раздражительность после нервного рабочего дня, и ты даже умудряешься лишать свою вторую половину возможности пожаловаться на своих коллег. Стоит им только начать нытье о своих передрягах на работе, которые наверняка не сопряжены с угрозой смерти (если, конечно, они не канатоходцы в цирке, пожарные или работники на выдаче в «Мак-авто»), как ты сразу же начинаешь делиться ужасами своего рабочего дня, давая тем самым понять, что им до тебя далеко.
В конечном счете твое подсознание принимает решение вместо тебя. Либо тебе не удается оградиться от всего неприятного, что происходит у тебя на работе, и это постоянно преследует тебя, не давая покоя ни днем, ни ночью, либо ты наращиваешь жесткий эмоциональный панцирь, который, судя по всему, не считается идеальным качеством в отношениях.
Некоторые из моих коллег к этому времени уже обзавелись детьми, и их жизнь состояла из постоянных забот о том, кто будет за ними присматривать, а в список неприятных эмоций, которые приносит карьера в медицине, у них добавилось чувство вины.
У меня самого нет детей, однако я могу представить, насколько паршиво чувствовали себя мои коллеги, усаживаясь перед телефоном, чтобы позвонить детям и пожелать им спокойной ночи, вместо того, чтобы укрыть их одеялом и почитать сказку на ночь. Более того, чаще всего им и вовсе не удавалось этот звонок сделать, потому что в родильном отделении работы было невпроворот. Один мой друг хирург как-то раз не смог прийти в больницу, когда его сыну делали срочную операцию, потому что в этот момент оперировал чьего-то чужого сына, а подменить его никто не смог.
Начав работать ординатором, я заметил любопытный парадокс: став экспертом в расставлении приоритетов на работе, теперь я еще хуже справлялся с этим в реальной жизни. Тем не менее какое-то время я чувствовал себя тем самым исключением, которое только подтверждает правило – единственным парнем, которому удалось в какой-то степени взять себя в руки и успешно удерживать все вращающиеся на шестах тарелки. Теперь мне оставалось только проследить за тем, чтобы ни одна из них не разбилась…
16 августа 2007 года, четверг
Страшилка. Пациентка Г.Л., чей геном, судя по всему, состоит наполовину из рецептов с ягодами годжи и наполовину из постов на сайте для мамочек, объявила нам, что хочет съесть свою плаценту. Вместе с акушеркой мы дружно сделали вид, что не слышали этого. Во-первых, потому что не уверены, каковы на этот счет официальные правила, а во-вторых, потому что это ужасно отвратительно. Г.Л. называет это «плацентофагией», чтобы звучало более официально, однако это особо ничего не меняет; можно все, что угодно, перевести на древнегреческий, и это будет звучать более официально.
Она принялась объяснять, насколько этот процесс является естественным среди других млекопитающих, что также весьма дурацкий аргумент – мы ведь не позволяем другим млекопитающим, скажем, выдвигаться на выборы в парламент или водить автобус, равно как и не считаем нормальным трахать мебель или съедать свое потомство (она, наверное, назвала бы это педофагией).
Я перевел разговор на более насущную проблему, касающуюся необходимости вытащить ее ребенка с помощью щипцов. Все проходит как по маслу, и ребенок в норме – и будет таким оставаться, пока его не посадят на домашнее обучение и не заберут на семейный отдых голышом в какой-нибудь юрте. Пару минут спустя вышла плацента. Я поднял на нее глаза, ожидая неприятного разговора насчет того, что мне с ней делать, и увидел, что роженица держит в руках почкообразный лоток и запихивает себе в рот горстями кровяные сгустки.
«Это плацента?» – спросила она, и кровь закапала из уголка ее рта, словно она была омерзительным детищем графа Дракулы и Коржика из «Улицы Сезам». Я объяснил ей, что это просто кровяные сгустки, которые я оставил в лотке после рождения ребенка. Она бледнеет, а затем зеленеет. Видимо, кровь оказалась далеко не тем послеродовым лакомством, каким она представляла себе плаценту. Она хватает лоток, и ее начинает в него рвать. Простите, я имел в виду, что у нее начался гематемезис.
19 сентября 2007 года, среда
Получил по электронной почте письмо от руководства Центра преддипломного обучения.
«Дорогой Адам!
Как Вы знаете, мы благодарны Вам за то, что Вы обучаете студентов. Впредь, когда будете писать студентам четвертого курса расписание практических занятий, будьте добры называть Центр преддипломного обучения Центром преддипломного обучения, а не Центром дошкольного обучения».
2 октября 2007 года, вторник
Достал свой телефон из шкафчика в раздевалке после долгого дня в родильном отделении. Семь пропущенных звонков от Саймона, куча голосовых сообщений – все оставлены сегодня утром. После некоторых колебаний решаю их прослушать – сердцем чую, что уже слишком поздно, и начинаю обдумывать, что скажу следователю. Как оказалось, Саймон просто забыл заблокировать телефон и многократно случайно набрал меня, маленький засранец.
24 октября 2007 года, среда
В родильном отделении выдалась спокойная ночь, так что я пошел в комнату отдыха, чтобы поваляться в кровати и полазить на «Фейсбуке». Кто-то выложил ссылку на тест из 100 пунктов, в котором нужно отметить, что ты успел сделать в своей жизни. Бывали ли вы на Великой Китайской стене? Катались ли вы верхом на страусе? Занимались ли оральным сексом с одним из охранников Барри Манилоу в панорамном бассейне в Лас-Вегасе? Как оказалось, я вообще мало чего успел за свою жизнь сделать. Я проверил почту, а затем передернул.
Пока я был занят делом, сработал сигнал экстренного вызова. Быстренько напялив трусы, я побежал в родовую палату – роженица тужится изо всех сил, а КТГ вызывает крайнее беспокойство. Не прошло и минуты после моего появления в палате, как я принял роды с помощью щипцов. С мамой и ребенком все в порядке – я не подкачал. Теперь я могу составить свой собственный список того, что хочу успеть сделать перед смертью, и отметить в нем пункт «Принять роды, пока еще не прошла эрекция».
1 ноября 2007 года, четверг
Только я начал проводить срочное кесарево, как в операционную ворвалась старший интерн и сказала, что у пациентки в другой палате весьма не обнадеживающая осциллограмма, в связи с чем может понадобиться во время родов инструментальная помощь с целью ускорения процесса. Мой старший ординатор в это время проводил довольно сложную и неприглядную операцию пациентке гинекологии в главной операционной, а этот старший интерн, проходящая у нас свою 6-месячную практику, учится на терапевта, так что все целиком и полностью лежит на мне. Я отправил ее сделать фотографию КТГ на телефон, чтобы посмотреть, насколько все плохо, и составить некое подобие плана.
К моменту ее возвращения в операционную я уже успел принять роды и начал зашивать матку. Осциллограмма оказалась гораздо более тревожной, чем описала мне старший интерн, а мне, чтобы зашить, нужно еще минут 15. Сделав очередной шов, чтобы остановить кровотечение в матке, я попросил операционную медсестру положить большой влажный тампон на раскрытую брюшную полость пациентке (что сделало ее похожей на жуткого телепузика), после чего, извинившись, убежал, чтобы в срочном порядке с помощью щипцов принять роды у другой женщины. Не успел я выпустить голову новорожденного из щипцов, как сработал тревожный сигнал над дверью соседней палаты. Еще одна безобразная осциллограмма – принимаю роды вакуум-экстрактором, после чего еще вожусь с послеродовым кровотечением.
К тому времени, как я вернулся в операционную, чтобы разделаться наконец с кесаревым, прошло уже почти полтора часа, и, когда с ним было покончено, пришло время утренней пересменки. Я рассказал вышедшему на дневное дежурство ординатору про свои героические похождения, рассчитывая, что он предложит переименовать в честь меня нашу больницу. В ответ же я только и услышал, что «ага, бывает», словно я сказал ему, что в кофейне на углу закончились булочки с изюмом.
5 ноября 2007 года, понедельник
Пациентка в женской консультации сказала мне, что борется со стрессом с помощью Дороти. Кто такая Дороти? Какая-то двоюродная бабушка, с которой она выходит на прогулку, чтобы расслабиться, как это делают с собаками? Она сообщила мне, что Дороти на улицах называют кетамин.
«И что, помогает со стрессом?» – спросил я. Меня и правда интересовал ответ.
12 ноября 2007 года, понедельник
Весь хирургический персонал вызвали в Центр дошкольного обучения на лекцию по безопасности пациентов. На прошлой неделе одному пациенту вырезали совершенно здоровую левую почку, оставив ему лишь совершенно бесполезную правую.
Нам напомнили, что за последние три года было целых пятнадцать случаев, когда нейрохирурги сверлили своим пациентам череп не с той стороны. Пятнадцать раз они перепутали лево и право, держа дрель у чьей-то башки. Как по мне, так достаточное основание, чтобы убрать из обращения поговорку «Это тебе не операция на мозге».
Больница очень заинтересована в том, чтобы ошибки вроде той путаницы с почками больше не повторялись – хотя тому бедняге, чей прах, наверное, развеяли не на том пляже, уже ничем не поможешь.
Все кончилось утверждением нового правила, согласно которому у пациента, попадающего в операционную, должна быть нарисована на ноге с нужной стороны маркером большая стрелка. Я поднял руку и спросил, что делать, если у пациента уже есть татуировка с изображением стрелки не на той ноге. Аудитория засмеялась, а мой консультант назвал меня долбаным клоуном.
13 ноября 2007 года, вторник
Получил по электронной почте письмо от доктора Вэйна из Управления, в котором сообщалось, что в случае наличия у пациента на одной из ног татуировки со стрелкой следует заклеить ее хирургической лентой, а затем нарисовать маркером стрелку на нужной ноге. Это примечание теперь будет включено в официальный регламент, а мне была выражена благодарность за мой ценный вклад.
8 января 2008 года, вторник
Население заплывает жиром быстрее, чем мчатся инвалидные скутеры в булочную ближе к закрытию. Сегодня операционный стол родильного отделения заменили во второй раз за последние несколько лет, потому что в прошлом месяце поступила женщина, чей вес превысил максимально допустимый для недавно приобретенного «стола для больных ожирением».
Я понимаю, что тут все сложно, однако, когда ты настолько большой, что специально для тебя заказывают новое оборудование, то пора бы уже и призадуматься над тем, чтобы начать худеть.
У нового стола огромные боковины, которые поднимаются вверх, чтобы уместить пациента целиком – своего рода промышленная версия обеденного стола, который бабушка раздвигает на Рождество, чтобы разместить еще больше закусок. По моим прикидкам, на нем запросто можно было бы разместить небольшой парусный корабль. Чтобы разместить его в операционной, потребовалось 10 человек, немного гидравлики, а также добрых 2 часа времени. Полагаю, наша следующая проблема будет заключаться в том, что прямо посреди кесарева стол проломит пол, погребя под собой целое отделение дерматологии, расположенное под нами.
19 января 2008 года, суббота
Сегодня у меня случился самый настоящий стокгольмский синдром, и я пошел на работу в субботу, хотя у меня был выходной. «Если ты изменяешь, то можешь просто мне признаться», – услышал я от Г.
Вчера я впервые самостоятельно провел полную абдоминальную гистерэктомию и двустороннюю сальпингоофорэктомию и хотел убедиться, что пациентка в порядке. С каждым звонком телефона сегодня утром я вздрагивал, представляя, что это звонят врачи дневной смены, чтобы сообщить, что швы разошлись, что я проткнул ей кишечник, повредил уретру, ну или просто оставил ее умирать от внутреннего кровотечения. Мне попросту нужно было увидеть все собственными глазами, чтобы прекратить сходить с ума.
Как и следовало ожидать, пациентка была в полном порядке, и мой коллега Фред ее уже осмотрел. Мне сразу же стало не по себе – мне бы не хотелось, чтобы он думал, будто я сомневаюсь, что он может сделать все как надо, так что я быстренько поспешил покинуть отделение, чтобы остаться незамеченным. Ну или не так уж и быстренько – я столкнулся с ним на выходе, и мне пришлось сделать вид, будто я просто «был поблизости» и решил проверить, в порядке ли женщина.
«Я на тебя не в обиде», – сказал мне Фред и рассказал мне про то, как умерла пациентка после его первой серьезной операции. Он следил за ее состоянием, словно одержимый, и тщательно планировал ее послеоперационный уход. Затем в день выписки она подавилась сэндвичем с яйцом и умерла.
Теперь я уже начинаю задумываться о том, чтобы запретить моей пациентке пероральный прием пищи, пока ее не выпишут, просто чтобы подстраховаться.
После «просто оказавшись поблизости» я отправился в часовую поездку обратно домой и стал размышлять над тем, что мы с Г. обсуждали ранее. Даже если бы мне и хотелось завести интрижку на стороне, думаю, я был бы слишком уставшим, чтобы расстегнуть молнию на брюках.
26 февраля 2008 года, вторник
Собирался провести гистероскопию пациентке Ф.Р., и пока я рассказывал ей, что представляет собой процедура, она спросила: «А что самого плохого может со мной случиться?» Пациенты спрашивают меня об этом постоянно, и мне хотелось бы, чтобы они этого не делали, так как честный ответ заключается в том, что они могут умереть. В ее конкретном случае, как и с большинством, кто об этом спрашивает, вероятность смерти бесконечно мала, однако этот вопрос вынуждает меня упомянуть старуху с косой прямо перед операцией.
На протяжении последних нескольких месяцев каждый раз, когда меня кто-то спрашивал: «А что самого плохого может случиться?» – я отвечал: «Мир может взорваться». Как правило, это помогало пациенту осознать, что он переживает понапрасну, и атмосфера сразу разряжалась. К тому же это правда – однажды это обязательно случится, и в этот день я, без всякого сомнения, буду работать в родильном отделении.
Что же касается этой пациентки, то Ф.Р. горячо верит, что конец света настанет в ближайшие 5 лет, и ко всему прочему она пригласила меня на лекцию Дэвида Айка в Брикстонской академии на следующей неделе. Я, может, даже и пойду. В конце концов, что самого плохого может случиться?
29 февраля 2008 года, пятница
По особому случаю пациенты любят засовывать себе во влагалище и задний проход особые предметы.
Рождество особенно радует меня подобными сюрпризами – застрявшей игрушечной феей («Хотите ее обратно?» – «Ага, сполосну, и она будет как новенькая»), ужасно распухшими половыми губами из-за контактной аллергии на омелу (кустарник, который традиционно используется в качестве украшения на Рождество в Англии. – Примеч. перев.), а также незначительными ожогами влагалища у пациентки, которая запихнула внутрь гирлянду, а затем включила ее (придав тем самым новый смысл фразе «Зажечь в себе огонь Рождества»). За то время, что я работаю врачом, это мой первый високосный год, и на это Рождество из мешка мне досталась весьма и весьма необычная травма.
Пациентка Д.Б. решила воспользоваться традицией (29 февраля в Великобритании отмечается День святого Освальда – раз в 4 года девушка может, не боясь осуждения общественности, сделать предложение парню. – Примеч. перев.) и сделать предложение своему парню. Она раскошелилась на обручальное кольцо, положила его в контейнер из-под «Киндер-сюрприза» и додумалась поместить все это себе во влагалище. Предполагалось, что она попросит своего партнера поласкать себя рукой, он обнаружит контейнер, достанет его, и тут она встанет на одно колено (и он предположительно тоже).
К сожалению, все пошло не по плану и он не смог его достать – контейнер встал поперек, и, сколько он ни пытался, эта волшебная гусыня так и не снесла ему золотое яичко. Удивительно, но ей настолько хотелось сохранить сюрприз, что она не стала говорить ему, что и зачем она сделала, в конечном счете решив, что нужно обратиться в больницу, так что мы встретились втроем за ширмой. Это были очень простые роды с использованием окончатых щипцов.
Вплоть до последнего момента она так и не сообщила мне содержимое контейнера, так что, когда она попросила своего парня открыть контейнер, нам обоим было несколько неловко. Я дал ему пару резиновых перчаток, уничтожив последний намек на романтику в происходящем. Наконец она сделала предложение, и он ответил согласием. Скорее всего, от шока, ну или из-за боязни того, что женщина, проделавшая такое с «Киндер-сюрпризом», сделает с ним в случае отказа. Интересно, откуда шафер будет доставать обручальные кольца во время церемонии?
17 марта 2008 года, понедельник
Не совсем уверен, кто решил, будто у младших врачей столько свободного времени, что им следует проводить ежегодный аудит, однако собрание аудиторов на этой неделе, так что я сижу и перебираю медкарты своих пациентов после ночного дежурства, делая это скорее для видимости, подобно леди Чаттерлей после того, как парализовало ее мужа, сэра Клиффорда. Собрав данные оценок по шкале Апгар, я заметил любопытную закономерность и провел статистический анализ.
Введение
Ежегодно в нашем отделении рождается 2500 детей, из которых приблизительно 750 появляются на свет посредством кесарева сечения. Для каждого пациента врач от руки записывает отчет о проведенной операции, который получает статус официального документа.
Методология
Я лично изучил 382 отчета о кесаревых сечениях, проведенных в период с января по июнь 2007 года.
Результаты
В 109 случаях (28,5 процента) хирург, проводящий операцию, написал «кесорево» вместо «кесарево».
Заключение
Почти в трети случаев мои коллеги – идиоты, которые не могут запомнить название единственной долбаной операции, название которой им вообще нужно запоминать.
17 апреля 2008 года, четверг
Порой в родильном отделении погоду делают всякие мелочи. Прикосновение руки и произнесенная шепотом благодарность от новоиспеченной мамы, настолько измученной родами, что не в состоянии говорить. Банка диетической колы, купленная сжалившимся над тобой старшим интерном. Одобрительный кивок консультанта, как бы говорящий: «Ты все делаешь правильно». А порой погоду делают и куда более серьезные вещи – например, когда муж пациентки отвел меня в сторонку после экстренного кесарева, чтобы поблагодарить, и, упомянув, что работает директором по маркетингу у крупного производителя шампанского, узнал, как меня зовут, чтобы прислать «маленький презент». Целую неделю я грезил, как буду плескаться в гигантском бокале, наполненном до краев неприлично дорогим шампанским, словно звезда шоу в стиле бурлеск.
Сегодня на работу пришла посылка – и я не хотел бы показаться неблагодарным, однако… Что, серьезно?.. Бейсболка и брелок для ключей с логотипом компании?..
21 апреля 2008 года, понедельник
Выполнял запланированное кесарево, а ассистировал мне студент-медик с похмелья. За исключением разве что диатермического ножа, который создает аппетитный запах жареного бекона, зрелища и запахи родильного отделения наутро после бурной пьянки воспринимаются не очень-то хорошо. Вы только взгляните на составляющие: во время операции проливается более полулитра крови, из матки, когда ее разрезаешь, хлещут околоплодные воды, ребенок обмазан такой гадостью, на фоне которой меркнет содержимое кошачьего лотка, а плацента пахнет затхлой спермой – ни с чем из этого явно не стоит иметь дела, когда у твоей отрыжки все еще привкус «Егермейстера», а глаза не перестали слезиться от индийской еды. Я принял роды и только начал зашивать матку, как студент упал в обморок, плюхнувшись лицом прямо в раскрытую брюшную полость. «Пожалуй, нам стоит дать пациентке антибиотики», – предложил анестезиолог.
13 мая 2008 года, вторник
Вместе с Роном и еще парой приятелей участвовали в викторине в пабе, и одним из вопросов был: «Сколько костей в организме человека?» Я ошибся где-то на 60, вызвав негодование своих товарищей по команде. Я пытался было объясниться: этому никого не учат; не может быть такой клинической ситуации, в которой это действительно нужно будет знать; это бесполезный факт; я не стал бы ожидать от Рона, что он скажет, сколько всего разных налогов существует… Но уже поздно. По искаженным ужасом лицам моих приятелей становится понятно, что они все вспоминают те случаи, когда обращались за медицинским советом к врачу, который даже не знает, сколько в человеческом теле костей. Три остальные команды дали правильный ответ.
2 июня 2008 года, понедельник
Женская консультация. Вызвала акушерка, чтобы я осмотрел ее пациентку – первая беременность с низким риском, 32-я неделя, пришла на очередное обследование. Акушерке не удалось поймать сердцебиение плода с помощью фетального монитора, так что попросила меня взглянуть. Такое случается довольно часто, и в 99 процентах случаев все оказывается в порядке. Обычно я иду за портативным аппаратом УЗИ, прикатываю его, словно тележку с едой в гостинице, быстренько показываю на мониторе родителям сердце их ребенка, а затем укатываю его обратно, скалясь, словно ведущий телевикторины. После того как они безуспешно пытались услышать биение детского сердечка, все, что им нужно, – это лишь безоговорочные доказательства на экране того, что он в норме.
Данный случай, однако, явно относится к тому самому одному проценту, что мне становится ясно, как только я захожу в кабинет. Акушерка явно знает свое дело, и она бледная как смерть. Пациентка – терапевт, замужем за ординатором-офтальмологом, так что мы оказались в редкой ситуации, когда все присутствующие уже знают, что что-то совсем не так. Я даже не могу выдавить из себя привычные «уверен, что все в полном порядке», готовясь провести УЗИ.
В довершение ко всему мне еще пришлось вызвать консультанта, чтобы тот официально подтвердил смерть плода, хотя и мама, и папа оба знали, что передо мной на экране были четыре неподвижные камеры сердца их нерожденного ребенка. Она вела себя рационально, практично, сдержанно – резко переключилась в рабочий режим, полностью отгородившись, подобно мне, от эмоций. Он же просто разбитый. «Родители не должны хоронить своих детей».
5 июня 2008 года, четверг
Мой график дежурств мотает меня по всей больнице чуть ли не в случайном порядке – из женской консультации в операционную гинекологии, из клиники лечения бесплодия – в родильное отделение, от колоноскопии – к УЗИ, так что вокруг ни одного знакомого лица. Я уже чуть ли не отчаялся увидеть кого-нибудь, кого я узнаю, – если не считать работников соседней кофейни.
Редко когда повторно видишься с пациентами, однако во время вечернего обхода родильного отделения я наткнулся на того самого терапевта, который диагностировал ранее на этой неделе внутриутробную смерть плода. Теперь она пришла на индуцированные роды. Странно, но они вместе с мужем вроде как рады меня видеть – я для них знакомый человек, которому не нужно ничего объяснять, который в курсе случившегося и может немного подбодрить в этот кошмарный, страшный день.
Что тут вообще можно сказать? Огромный и прискорбный недостаток нашего обучения в том, что никто никогда нас не учил разговаривать со скорбящими парами. Будет лучше или хуже, если я скажу, что в следующий раз обязательно все получится? Мне хочется дать им надежду, однако кажется, что лучше этого не говорить. Звучит как какая-то особо извращенная версия поговорки «на нем свет клином не сошелся», сказанной после расставания с возлюбленным, словно один ребенок может полностью заменить другого. Сказать, как я им сочувствую? Разве тем самым я не стану перетягивать внимание на себя, вынудив их задуматься о чувствах еще одного человека? Им хватает жалости и сочувствия со стороны родных – зачем им это от постороннего человека? Может, обнять? Или перебор? Или недобор?
Делай то, что умеешь. Я просто рассказал им, что произойдет в ближайшие несколько часов. У них тысячи вопросов, на которые я отвечаю по мере своих возможностей. Очевидно, что так они справляются со своим несчастьем, фокусируясь на его медицинском аспекте.
Каждый час я заглядываю к ним, чтобы проверить, как у них идут дела. Уже перевалило за восемь вечера, однако я решил задержаться в родильном отделении, пока они не закончат. Г. ждет меня дома с минуты на минуту, однако я соврал, что у нас неотложная ситуация и мне нужно остаться. Не знаю, почему я не мог просто рассказать все как есть. Я вру и пациентке, когда она меня спрашивает, почему я все еще здесь в двенадцатом часу ночи. «Я кое-кого подменяю», – говорю я. Мне действительно кажется, что если не мои навыки общения, то мое присутствие уж точно хоть немного, да помогает им.
«Роды» происходят вскоре после полуночи, я беру у мамы кровь на анализ и рассказываю ей про все анализы, которые можно сделать для выяснения причины смерти плода. Они соглашаются на все, что вполне можно понять, однако это значит, что мне придется взять у ребенка образцы кожи и мышечной ткани, что является для меня самой ужасной частью работы в родильном отделении. Когда я только начал этим заниматься, мне было настолько не по себе, что приходилось, по сути, смотреть в сторону, пока я проделывал все необходимые манипуляции. Теперь же, став менее восприимчивым к тому, в потерю восприимчивости к чему попросту невозможно поверить, я могу смотреть. У меня просто разрывается сердце, когда нужно резать мертвого ребенка. Ожидаешь, что они будут выглядеть красивыми, совершенными, невинными – чаще всего это далеко не так. Вот уже пару недель, как он мертв – тело ссохшееся, кожа облазит, голова размякшая, выглядит чуть ли не обгоревшим. «Прости, – говорю я ему, забирая необходимые образцы тканей. – Ну вот и все».
Я снова его одеваю, поднимаю глаза к богу, в которого не верю, и говорю: «Присмотри за ним».
10 июня 2008 года, вторник
Остановила полиция в Голландском парке. «Вы в курсе, что проехали на красный свет?» Честно говоря, нет, не в курсе. Я ехал домой на автопилоте, совершенно измотанный после бесконечного ночного дежурства, за которое сделал пять кесаревых. Остается надеяться, что в операционной я был более внимательным, чем за рулем.
Я объяснил, что возвращаюсь домой после 30 часов в родильном отделении. Плевать они на это хотели – штраф в 60 фунтов и 3 штрафных балла (Система наказаний за нарушения ПДД в Европе. – Примеч. перев.).
18 июня 2008 года, среда
Мне не привыкать говорить перед пациентами шифрами. Одного-двух подслушанных слов может оказаться достаточно, чтобы пациент, строивший амбициозные планы воздвижения в твою честь храма, внезапно начал истерично обвинять тебя в том, что ты замышляешь их смерть. Так что, подобно тому, как хозяева собак по буквам произносят «Г-У-Л-Я-Т-Ь» перед своими питомцами или «Р-А-З-О-Й-Д-Е-М-С-Я Н-А В-Р-Е-М-Я» супруги, чтобы облапошить своего развесившего уши ребенка, у нас также есть свой секретный язык. Однако порой приходится держать в неведении не только пациентов. На этом месте работы мне тоже пришлось придумать специальный шифр, чтобы меня не понимала мисс Бэгшот, и все ради того, чтобы пережить устраиваемые ею бесконечные обходы палат. Когда мне нужно подзарядиться кофеином, я говорю интерну «проверить мистера Бакстера», и он бежит для меня в «Старбакс». Прошло три месяца, и она так и не разгадала этот шифр. Ну или она просто кайфует, когда от меня пахнет кофе.
20 июня 2008 года, пятница
Учу старшего интерна зашивать кожу с помощью скоб, которые, как я считаю, дают точно такой же результат с косметической точки зрения, что и обычные швы, в то время как времени на них уходит в 4 раза меньше. Он прекрасно со всем справился, однако, когда я посчитал в конце скобы, их оказалось 10. Я объяснил ему, что четное число скоб – это к несчастью, и попросил поставить еще одну по центру разреза. Я не суеверный – я без колебаний пройду под раскрытой стремянкой или буду жить в квартире, заставленной раскрытыми зонтами, – однако этому меня научили многие годы назад, и с тех пор я передаю эти знания младшим врачам. Наука, может, и выше всего сверхъестественного, но когда кто-то говорит тебе, что какая-то оперативная техника приносит несчастье, то лучше уж подстраховаться, чем потом сожалеть. Никто не захочет, чтобы его вызвали посреди ночи, потому что у пациента из живота полезли наружу кишки.
Полностью осведомленный о том, как избежать проблем с загробным миром, мой интерн берет в руки хирургический степлер, чтобы поставить последний талисман, – и случайно засаживает скобу глубоко мне в палец.
3 июля 2008 года, четверг
Пациентка Т.Г. вот уже как два дня пытается меня убедить, что у нее в молокоотсосе жучок. Мне пришлось ее заверить, что мы займемся этой проблемой, потому что, когда сначала я пытался ее успокоить, она принялась кричать, что я тоже заодно с русскими. Я поставил ей довольно-таки логичный диагноз – послеродовой психоз, однако убедить психиатров, что ее нужно осмотреть, мне так и не удалось. Они посчитали, что она не представляет риска причинения вреда самой себе или ребенку. Это было то же самое, как если бы хирурги-ортопеды отказались принимать пациента со сломанной ногой на основании того, что тот не собирался принимать участия в Нью-Йоркском марафоне.
Сегодня позвонили из отделения неотложной помощи – пациентку Т.Г. осматривают психиатры после того, как ее привезла полиция. Персонал «Старбакса», что по соседству, вызвал «скорую», когда она вскочила с места, содрала с себя всю одежду, залезла на стол и принялась напевать «В ожидании героя» («Holding Out for a Hero»). Теперь буду знать, где психиатры проводят черту.
4 июля 2008 года, пятница
Пациентка Н.С. пришла в урогинекологическую клинику для замены выпавшего кольцевого пессария. Она спросила, нет ли других вариантов пессария, помимо кольцевого, потому что они теперь несут для нее определенный «багаж» (эмоциональный). Ей 58, и несколько недель назад она выплясывала на свадьбе у своего племянника, надев под платье «недостаточно надежное нижнее белье». От ее энергичных па под «Макарену» пессарий сместился и плюхнулся прямо на танцпол, покатился по нему и в конечном счете упал прямо у ног шафера.
«Что это? – закричал он, подняв его над головой. – Ни у кого колеса от коляски не терялось? А! Это, наверное, детское зубное кольцо!» Пациентка в спешке покинула танцпол, а затем и свадьбу, так и не узнав, засунули ли это «кольцо» какому-нибудь несчастному малышу в рот. Я выдал ей грибовидный пессарий и свою сочувствующую улыбку.
7 июля 2008 года, понедельник
Тревожный вызов в палату родильного отделения. Муж одной из пациенток дурачился с гимнастическим мячом, используемым для родов, упал и размозжил голову о пол.
8 июля 2008 года, вторник
Словосочетание «эмоциональные качели» в отделении акушерства и гинекологии пользуется огромной популярностью, однако я никогда не видел, чтобы кто-то делал уверенное «солнышко» со столь огромной скоростью, как это было сегодня.
Один старший интерн вызвал меня в отделение для беременных на ранних сроках, чтобы подтвердить выкидыш – он еще не делал толком УЗИ и хочет, чтобы взглянул кто-то другой.
Я помнил подобное ощущение слишком хорошо, так что поспешил туда прийти. Интерн не стал лишний раз обнадеживать пару и ясно дал понять, что все выглядит плохо. Когда я зашел, они сидели грустные и не издавали ни звука.
Только вот с УЗИ интерн справился не так хорошо, как с корректировкой их ожиданий. С тем же успехом он мог просканировать тыльную сторону своей ладони или пакетик чипсов. На самом же деле мало того, что с ребенком все в порядке, так там еще и второй ребенок, которого он не заметил. Не уверен, что мне когда-либо прежде доводилось сообщать хорошие новости.
10 июля 2008 года, четверг
На следующей неделе мы с Г. решили отправиться на две недели на Маврикий, чтобы отметить нашу пятую годовщину. Я с нетерпением предвкушаю возможность порадоваться жизни без срочных вызовов и надеюсь, что не позабыл, что такое отношения, не ограничивающиеся поспешными завтраками и СМС с извинениями.
К сожалению, этому мыльному пузырю все-таки было суждено лопнуть, о чем я узнал, когда получил по электронной почте письмо от службы управления медицинским персоналом, в котором сообщалось, что я должен выйти на работу прямо посреди нашего отпуска. Никто из коллег не мог меня подменить, а я не умею принимать роды по скайпу, так что решил направиться прямиком к ним в кабинет, чтобы попытаться объяснить свою ситуацию. У меня было такое же нехорошее предчувствие, как у ребенка с перепачканными шоколадом зубами, который, будучи вызванным к директору, всячески отрицает причастность к краже конфет из столовой.
Моим коллегам приходилось сокращать медовый месяц и пропускать похороны родственников, так что вероятность изменения графика дежурств была крайне мала. Они отказались нанять врача на замену и предложили мне приехать на пару дней в Англию, а затем вернуться на отдых. Не думаю, что мне удастся отделаться, сообщив об этом Г. СМС.
