4. Старший интерн – третья должность
Я понимаю, что все ноют по поводу своей зарплаты и думают, будто они заслуживают надбавки, однако, оглядываясь назад на времена своей работы старшим интерном, я объективно понимаю, что мне явно недоплачивали, – в конце концов, я буквально решал вопросы жизни и смерти, – не говоря уже о том, что я 6 лет проучился в мединституте, 3 года проработал врачом и начал накапливать всякие сертификаты о последипломном образовании.
Даже если смириться с тем, что ты получаешь за неделю меньше машиниста электропоезда, с учетом сумасшедших переработок моя почасовая ставка выходила ниже, чем у уличных паркоматов.
Вместе с тем врачи обычно не привыкли жаловаться на нехватку денег. В конце концов, мы идем в эту профессию не ради наживы, в чем бы там порой ни убеждали лживые политики. К тому же, как бы мы ни были недовольны своей зарплатой, поделать с этим мы ни черта не могли. Она единая для всех. Пожалуй, даже неуместно говорить об этом как о зарплате. НСЗ следует называть те деньги, которые они платят врачам, «пособием». Пускай наша зарплата и ниже рыночной ставки, но мы ведь становимся врачами, потому что это наше призвание, а не ради денег.
Традиционная система оплаты труда наемных служащих оказывается неприменима к профессии врача. Нам не платят премий, – не считая разве что тех 40 фунтов, что получают младшие врачи, подписывая специальный документ для похоронного бюро, подтверждающий, что у пациента, которого собираются кремировать, нет электрокардиостимулятора. (Электрокардиостимуляторы взрываются в процессе кремации, унося вместе с собой крематорий и всех присутствующих, как, видимо, это выяснила на своем опыте одна семья во время особенно нервных похорон.) Если задуматься, то получается прямая противоположность оплате по результатам работы. Не нужно выслуживаться перед начальством или обскакивать своих коллег. Повышение нельзя заслужить: ты двигаешься по карьерной лестнице в заранее заданном темпе.
Такое ощущение, что все думают, будто врачам достаются лучшие места в самолетах просто так, однако на самом деле единственный способ этого добиться – это надеть костюм, найти хорошую работу в городе, начать зарабатывать больше и покупать билеты в бизнес-класс. Что у нас есть, так это, полагаю, неограниченная возможность советоваться с врачами любых специальностей в больнице в случае возникновения любых проблем со здоровьем. Это хорошо, однако у нас все равно не было бы свободного от работы времени, чтобы самостоятельно ходить по врачам. С другой стороны, нам приходится по любому поводу давать всем своим друзьям медицинские консультации, так что не уверен, что оно того стоит. «Не мог бы ты одним глазком взглянуть» слышишь чаще, чем «Привет, рад тебя видеть». Единственным моим небольшим утешением было то, что мне не приходилось консультировать родных, так как большинство из них сами были врачами.
Все медики привыкли иметь дело с медленным продвижением по карьерной лестнице и скудными материальными поощрениями, однако гораздо сложнее смириться с тем фактом, что очень редко можно услышать в свой адрес: «Хорошо сработано!» Пожалуй, дворецкие в Букингемском дворце, обязанные покидать помещение спиной вперед и никогда не встречаться глазами с королевой, и то добиваются большего признания. Только когда в пятый или шестой раз я получил по рукам за какую-то банальную оплошность, связанную с человеческим фактором, до меня дошло, что ни один из моих консультантов ни разу не отвел меня в сторонку, чтобы сказать, что я прекрасно со всем справляюсь. Или похвалить за грамотно принятое решение, за спасенную жизнь, за мою сообразительность или за то, что я тринадцатую смену подряд задержался на работе без малейшего недовольства с моей стороны.
Никто не вступает в ряды НСЗ в поисках похвалы или в надежде получать Золотую звезду или пирожок каждый раз, когда хорошо выполняем свою работу, однако, казалось бы, было бы логично (и справедливо) хотя бы иногда хвалить, если не поощрять, персонал за старания, чтобы добиться максимальной отдачи.
Пациенты, с другой стороны, обычно это понимают. Когда кто-то из них выражает благодарность, всегда знаешь, что он делает это искренне – даже если для тебя это и не было чем-то особенным, лишь один из крошечных кошмаров, с которыми сталкиваешься днями напролет. Я храню каждую присланную мне от пациента открытку. Поздравительные открытки на день рождения и Рождество от родных и друзей всегда отправляются в мусорное ведро, однако эти ребята пережили все переезды и даже остались со мной после того, как я истошно вычистил все медицинские записи у себя дома, когда с медициной раз и навсегда было покончено. Они придавали мне сил. Эти лучи добра и внимательности подбадривали меня, когда мое начальство не могло или не хотело оказать мне такую честь.
Только сейчас, на моей третьей должности в роли старшего интерна, я впервые почувствовал должное признание со стороны врача-консультанта. Через несколько месяцев на новом месте мой руководитель сообщила мне, что один из ординаторов раньше времени уходит со своего поста, чтобы заняться исследовательской работой, и спросила, не буду ли я заинтересован занять его место. Она сказала, что была сильно впечатлена моей работой в отделении. Я знал, что это неправда, так как встречались мы с ней ровно дважды – первый раз, когда нас представили друг другу, и второй, когда она отчитывала меня за то, что я назначил пациенту антибиотики орально, а не внутривенно. Было очевидно, что она просто просмотрела все резюме и увидела, что я проработал старшим интерном дольше всех. Как бы то ни было, порой не важно, как именно тебя замечают, если вообще замечают, так что я, сияя от радости, сообщил, что с удовольствием соглашаюсь.
Я также осознал, что это принесет мне значительную пользу с практической стороны. Будучи вместе уже три года, мы вместе с Г. собирались совершить очередной шаг во взрослую жизнь и начали присматривать квартиру для покупки. Я решил пожертвовать длинной дорогой, чтобы мы могли наконец обзавестись постоянным жильем, местом, которое бы наконец могли назвать своим домом, где из нашего залога за аренду не удерживали бы 50 фунтов каждый раз, когда мы решим повесить на стене картину. Большинство моих друзей, не связанных с медициной, к этому времени уже перешли на второй этап улучшения своих жилищных условий, и вы знаете, каково это, когда все твои друзья что-то делают, а ты нет. Причем не важно, о чем именно идет речь: о том, чтобы соблазнить кого-то на вечеринке, получить водительские права или раскошелиться на сотни тысяч фунтов за подземелье с плесенью, – никто не любит оставаться в стороне.
Так как каждое дополнительное пенни заработной платы увеличивает шансы на получение ипотеки, я спросил у консультанта, буду ли я получать зарплату ординатора, работая на его должности. Она смеялась так долго и так истошно, что, думаю, ее было слышно во всем родильном отделении.
12 февраля 2007 года, понедельник
Выписал таблетку экстренной контрацепции пациентке в отделении неотложной помощи. Она спросила: «Вчера ночью я переспала с тремя парнями. Точно одной хватит?»
22 февраля 2007 года, четверг
Все утро вместе с ипотечным брокером изучали мою банковскую выписку за последние три месяца, чтобы он мог оценить уровень моих расходов. «Вы… особо нигде не бываете, я посмотрю?» – сказал он, подсчитывая мои траты. В кои веки я был благодарен своей работе – мы в жизни бы не сэкономили достаточно денег на первый взнос, будь у меня возможность вести нормальную социальную жизнь для человека под тридцать.
Было весьма уныло смотреть, на что уходят деньги: много кофе, много бензина, много пиццы навынос – в общем, всякие скучные повседневные траты. Почти ни следа веселья и прочей необязательной мишуры – никаких пабов, ресторанов, походов в кино или поездок в отпуск. Хотя погодите, что это тут? Ну вот – билеты в театр! А почти сразу за ними платеж у флориста, когда в последний момент выяснилось, что пойти я не смогу. Печально, что это происходит настолько часто, что я даже не припоминаю, по какой именно причине мне пришлось остаться на работе в тот самый день.
28 февраля 2007 года, среда
Принимал пациентов в гинекологии и зашел в интернет, чтобы посмотреть официальные рекомендации по лечению. Отдел информационных технологий нашего траста заблокировал доступ на сайт Королевской коллегии акушеров и гинекологов, классифицировав его как «порнографию».
12 марта 2007 года, понедельник
Уверен, что, если в акушерстве и гинекологии у меня не сложится, я где-то минут за 15 смогу переквалифицироваться в психиатра – я уже почти всему самостоятельно научился за дюжину бесед с Саймоном. Сегодня я был весьма на взводе, когда он позвонил, и немного поныл ему насчет работы. Удивительно, но от этого, как оказалось, ему полегчало. Либо он ужасный садист, которому нравится представлять, как паршиво прошел у меня день, либо ему попросту спокойно от мысли, что у других людей в жизни тоже хватает всякого дерьма. Страдать всегда легче вместе с кем-то – достаточно заглянуть в ординаторскую, чтобы это понять.
Это чем-то напоминает ситуацию, когда у тебя впервые в жизни серьезные отношения, ты встречаешься с семьей своей второй половинки и вдруг обнаруживаешь, что не только у тебя в семье все через задницу – другие тоже хранят множество страшных тайн и отвратительно ведут себя за столом.
Сегодняшний звонок закончился истерикой Саймона после того, как я ему рассказал, что кусок плаценты попал мне в рот, пока я вручную доставал ее, и мне пришлось обратиться из-за этого в отделение гигиены труда. Если вдуматься, то он, пожалуй, и правда садист.
15 марта 2007 года, четверг
Спросил у пациентки в женской консультации, сколько недель. Последовала длинная пауза. Заскрежетали шестеренки… Камера медленно поплыла по пустоши… Конечно, не все сильны в математике, однако речь ведь идет про число от 6 до 40, о котором ее спрашивают все подряд. Наконец она нарушила тишину:
– Всего?
– Да, всего.
– Господи, да я даже в месяцах не знаю, сколько…
У нее что, амнезия? Или она клон другой женщины, которую держит у себя в логове злодей из научной фантастики? Я начинаю спрашивать, когда у нее последний раз были месячные, однако она меня перебивает:
– Ну, мне 32 в июне, так что выходит больше тысячи недель…
Господи.
22 марта 2007 года, четверг
Идея для акул бизнеса: пейджер с кнопкой отсрочки сигнала, как на будильнике в телефоне.
5 апреля 2007 года, четверг
Месть – это блюдо, которое подается холодным. Главное только, чтобы оно отравило при этом нужного человека. Меня вызвали в палату осмотреть пациентку: в связи с тазовым абсцессом утром ей установили лапароскопический дренаж, и весь вечер у нее наблюдается повышенный пульс. Судя по ее медкарте, эта женщина лет за 50 на годовщину свадьбы обнаружила, что не только она получила от своего мужа жемчужное колье. Отреагировала она, как в порно с сюжетом – вместе с кредитной картой своего супруга отправилась прямиком в Тринидад и Тобаго, где на протяжении двух недель со всеми подряд занималась сексом, расширив свой постельный (а также пляжный) репертуар анальным сексом.
Вскоре после возвращения домой ее начали беспокоить ужасные боли в животе, а из ее Тринидад и ее Тобаго пошли обильные муссоны. Ей диагностировали воспаление органов таза, с которым даже внутривенные антибиотики справиться не смогли, – судя по всему, среди карибцев гуляет особенно убойная гонорея. Остается надеяться, что сегодняшние процедуры помогут поставить ее на ноги.
Как оказалось, ее учащенный пульс не был связан с какими-то послеоперационными осложнениями, а стал лишь следствием того, что она заливалась слезами. Я спросил у нее, в чем дело, и она сказала, что завтра ее придет навестить 18-летний сын и она не знает, что ему сказать. Как он отреагирует, когда узнает, почему именно она попала в больницу? Я заверил ее, что 18-летний парень скорее кожу сдерет со своих яичек и польет их уксусом, чем станет задавать какие-либо вопросы по поводу того, что его мама делает в отделении гинекологии. Одна только фраза «женские проблемы» – особенно если сказать ее вполголоса, смотря ему прямо в глаза, – заставит его немедленно сменить тему, даже если ради этого ему придется устроить пожар в качестве отвлекающего маневра. Слезы исчезли, а ее пульс вернулся в норму. Своему шикарному загару, с другой стороны, ей лучше бы придумать какое-то вразумительное оправдание…
9 апреля 2007 года, понедельник
Сегодня появились результаты. Каким-то образом мне удалось сдать первый из двух экзаменов на членство в Королевской коллегии акушеров и гинекологов, и я пошел отмечать это в паб вместе с Роном. К сожалению, сегодня пришлось ограничиться исключительно безалкогольными напитками, так как потом у меня ночное дежурство, и не думаю, что меня погладят по головке, если я припрусь в стельку пьяным. Рон недавно сдал последипломный экзамен по бухгалтерскому делу, и мы обменялись впечатлениями. В то время как его компания урезала ему рабочие часы, чтобы он мог готовиться к экзамену, мне приходилось, жертвуя сном, сидеть с красными глазами за учебниками после работы. Перед экзаменом Рону дали целый месяц учебного отпуска; я подал заявку на недельный отпуск, однако из-за нехватки персонала его отменили в последний момент без какого-либо обсуждения. Компания оплатила Рону экзаменационные сборы и учебные материалы; мне пришлось выложить 300 фунтов за учебники, 500 – за курс лекций, 100 – за обучающие онлайн-ресурсы, а также 400 фунтов за сам экзамен, что в итоге составило 1300 фунтов – какие-то две трети моей чистой месячной зарплаты.
Мои тщательно взвешенные ответы проверять-то даже будет не человек – это тест с вариантами ответа, и мы ставим галочки в нужных ячейках, после чего компьютер сканирует бланк и высчитывает результат. Я показал Рону ручку с эмблемой Королевской коллегии акушеров и гинекологов, которую мне удалось стянуть.
После сдачи своего экзамена Рон сразу же получил повышение и надбавку к зарплате; единственное, что получил я, – это допуск ко второму экзамену.
«Нет. Единственное, что ты получил, – сочувственно сказал Рон, – так это ручку за 1300 фунтов».
19 апреля 2007 года, четверг
Служба инфекционного контроля разослала всем врачам письмо, в котором сообщалось, что отныне в больницах запрещено носить рубашки с длинными рукавами. В ходе одного исследования были взяты множество мазков с манжет рубашек врачей, показавших, что было бы более гигиенично, если бы мы носили рубашки, сделанные из свежих человеческих фекалий и неплотно закрытых пробирок с вирусом Эбола. Как оказалось, то же самое касается и галстуков, которые болтаются, то и дело попадая в гноящиеся раны и разнося микробы по всей больнице, словно пчелы из полиэстера с суицидальными наклонностями.
Итак, отныне нам разрешается носить исключительно рубашки с короткими рукавами, так что я отбросил последнюю надежду попасть на обложку «Vogue» в рабочее время и отправился в магазин, чтобы потратить свои сбережения на пять таких рубашек.
Нам также сказали, что эти рубашки с коротким рукавом нам разрешается носить либо вообще без галстука, либо с галстуком-бабочкой. То есть нам предоставили выбор, одеваться как бортпроводники самолетов или как педофилы. Пожалуй, я выберу вариант без галстука. Чай? Кофе? Горячее полотенце?
2 мая 2007 года, среда
Только закончил объяснять паре все тонкости и подводные камни кесарева сечения, чтобы те подписали форму информированного согласия.
– Есть вопросы? – спрашиваю я у присутствующих.
– Да, – подает голос их 6-летний пацан. – Как вы думаете, Иисус был черным?
5 мая 2007 года, суббота
Так как с материальными поощрениями у нас на работе туго, я сам себе придумал дополнительные привилегии. Я забираю домой медицинские костюмы, чтобы использовать их вместо пижам, а по ночам краду дополнительные порции еды, предназначенной для пациентов. Сейчас час ночи. Я просто умираю с голода, и это моя единственная возможность что-то поесть на ближайшие 7 часов, так что я украдкой пробираюсь на кухню отделения гинекологии. Видимо, не я один положил глаз на халяву – на холодильнике появилась записка, предупреждающая персонал, что еда предназначена строго для больных. Не очень-то эффективная система безопасности – им вряд ли удастся остановить решительно настроенного воришку с помощью листка формата А4, двустороннего скотча и шрифта Comic Sans.
Сегодняшнее лакомство – «Фарш из заменителя мяса с изюмом». Такое ощущение, что кто-то специально попросил разработать наименее привлекательное меню. Видимо, придется мне полагаться только на «Ред Булл» и нервную энергию.
12 мая 2007 года, суббота
Когда я летаю на самолетах, то специально так нажираюсь, что ни один бортпроводник в здравом уме близко не подпустит меня к больному пассажиру. Такая стратегия служила мне верой и правдой последние несколько лет. Сегодня карма настигла меня. Правда, не во время полета, а через 12 часов после приземления в Глазго, куда я прилетел на выходные. Я возвращался в отель из ресторана, где ужинал и все пил, пил, пил вместе с Роном и его женой Ханной. В час ночи на Бат-стрит мы увидели снаружи какого-то магазина трех подростков, окруженных невероятным количеством крови. Сцена была просто немыслимая, словно из какого-то триллера. Все трое выглядели весьма потрепанными – хотя, пожалуй, не более потрепанными, чем мы, – а у одного из них из артерии в предплечье хлестала кровь. Угадать, сколько именно крови успело вылиться на асфальт, было невозможно, однако точно не меньше литра. Пацан был едва в сознании, а кровь остановить никто даже не попытался.
В мгновение ока я протрезвел и сказал, что я врач. Парни показали мне на разбитую стеклянную дверь и многократно повторили, что их приятель споткнулся и упал, словно кого-то в тот момент беспокоил факт, что он явно хотел ограбить продавца газет. Парни уже вызвали «скорую», однако я сказал Рону набрать службу спасения, чтобы ускорить их появление, и попросил Ханну порвать футболки, чтобы сделать жгуты. Я поднял руку парня как можно выше и изо всех сил ее сжал. Его пульс был слабым и нитевидным, и он то и дело терял сознание.
Я все говорил, говорил, говорил с ним. Что «скорая» уже на подходе, что я врач, что все будет хорошо. Не важно, сколько раз ты это повторишь и является ли что-либо из этого правдой. Ну, насчет врача я точно не соврал. Самое главное – верить в свои слова, потому в них должен поверить он.
Казалось, его сердце может остановиться в любую секунду, и я уже начал мысленно проводить СЛР, чтобы быть готовым, когда это случится. Законно ли это вообще – пьяным проводить реанимацию? Я был уверен, что все делаю правильно, однако, если бы парень умер, мое состояние могло вызвать неприятные вопросы. К счастью, «скорая» прибыла практически сразу же, и его забрали, тут же начав делать все необходимое, чтобы спасти ему жизнь. Все хорошо, что хорошо кончается, однако я не мог отделаться от ощущения полной беспомощности, пока ждал появления «скорой». Вернувшись в отель, я налил себе в стакан содержимое крохотной бутылочки виски за 12 фунтов из мини-бара и осознал, что в самолете у меня было бы даже больше возможностей ему помочь. Даже виски мне обошелся бы там дешевле.
14 мая 2007 года, понедельник
В ординаторской мой друг Зак – сейчас он работает в ортопедическом отделении – поведал мне, что всегда путает слова «плечо» и «локоть», и ему приходится хорошенько напрячься, прежде чем употребить одно из них. Не успел я осознать услышанное, а также представить, чем это может обернуться для одного из его пациентов, как к нашему разговору присоединилась сидевшая на соседнем диване ординатор из интенсивной терапии. Она сказала, что с детства всегда путала между собой слова «кома» и «кокон». Чем больше она старалась запомнить, какое из них что значит, тем усерднее разум пытался ее убедить, что она все напутала. Она показала нам бумажку, которую носит у себя в бумажнике. На ней было написано:
КОКОН = Насекомое
КОМА = Пациент
По ее словам, если бы не эта бумажка, то она неминуемо бы сказала какой-нибудь безутешной жене, что ее супруг в коконе. Стоит признать, ситуация была бы крайне уморительной.
12 июня 2007 года, вторник
Осталось пять минут до конца моего дежурства, и мне нужно уйти вовремя, чтобы успеть в ресторан. Как и следовало ожидать, в последний момент попросили осмотреть пациентку – у нее разрыв второй степени, а ее акушерка говорит мне, что у нее пока нет разрешения зашивать такие серьезные раны.
Я: «Я тоже не получал на это разрешения».
Акушерка: «Вам и не нужно разрешение, чтобы что-то делать – вы ведь врач». (Печально, но правда.)
Я: «А другая акушерка не может это сделать?»
Акушерка: «Нет, у нее перерыв».
Я: «У меня тоже перерыв». (Неправда.)
Акушерка: «У вас не бывает перерывов». (Печально, но правда.)
Я (таким жалобным тоном, который прежде мне никогда не удавался, словно я открыл новые способности своих голосовых связок): «Но сегодня у меня день рождения». (Печально, но правда.)
Акушерка: «Это родильное отделение – тут всегда у кого-то день рождения».
19 июня 2007 года, вторник
Всему персоналу больницы пришло по электронной почте письмо, сообщавшее о пациенте психиатрии, которого перевели в отделение пульмонологии в связи с воспалением легких. Только вот это письмо было не из разряда «поздоровайтесь при встрече», которые получаешь, когда тебе в школу переводят новенького. Вчера выяснилось, что он бродил по отделению, словно потерянная тетушка на свадьбе, и проглатывал содержимое каждой баночки для сплевывания, которая только попадалась ему на прикроватных столиках других пациентов.
Нам было указано незамедлительно отправлять в лабораторию любые клинические пробы и не оставлять их без присмотра. Кто-то ответил на письмо: «Фу-у-у». Это все равно что при виде взрывающегося ядерного реактора сказать: «Вот черт».
26 июня 2007 года, вторник
Вот уже несколько дней, как Г. на меня злится. Мы были в гостях у нашей подруги Луны – она беременна и прямо перед ужином достала альбом со сделанными недавно трехмерными снимками плода. Я смекнул, что мои настоящие соображения по поводу таких трехмерных УЗИ (а делаются они исключительно для того, чтобы дальше обогащать занимающиеся этим бизнесом компании) будут до смерти докучать гостям за ужином и вызовут весьма холодную реакцию. Так что из вежливости я бегло просмотрел снимки вслед за всеми остальными.
«Все нормально на вид?» – спросила меня Луна. Мне хотелось ответить: «На вид, блин, как все остальные», однако я смекнул, что после таких слов мне придется покинуть помещение, а потому мило улыбнулся, протянул альбом со снимками обратно и сказал: «Она выглядит идеально». В комнате резко повеяло холодом, и я отчетливо увидел, как в глазах Луны мелькнула мысль о расправе. «Она? ОНА?»
К слову, подобным образом я опростоволосился впервые в жизни, и, как назло, не с пациентами в больнице, а с нашими друзьями. Ужин, казалось, тянулся целый месяц – хозяева избегали зрительного контакта со мной и бесцеремонно плюхали передо мной тарелки с едой.
Нисколько не улучшил ситуацию и тот факт, что атмосфера у нас дома в последнее время и без того накалялась. Две недели назад наш план по покупке квартиры пошел коту под хвост. Как оказалось, владельцы, совершенно наплевав на мое кровяное давление, а также на наши слегка подпортившиеся отношения, решили вообще ее не продавать. Я подозреваю, что они на самом деле решили просто не продавать ее нам, потому что кто-то другой предложил им больше денег. К счастью, мы потратили всего лишь пару тысяч долбаных фунтов на услуги агентов, составление досье и прочие штуки. Теперь я знаю об этой квартире – в которой ноги моей больше никогда не будет – больше, чем обо всех моих кровных родственниках. Все меня успокаивают, говорят, что на все есть свои причины. В нашем конкретном случае причина была в том, что судьба благоволит к мерзавцам, а также явно хочет, чтобы ближайшие несколько месяцев все наше свободное время мы проводили с агентами по недвижимости.
Тем не менее жизнь продолжается, даже если она усеяна надоедливыми напоминаниями о былых неприятностях. Такими, как опустевший банковский счет, а также тот факт, что если я не сделаю 5-минутный крюк по дороге на работу, то каждое утро буду проезжать мимо ушедшей у нас из-под носа квартиры. Ко всему прочему, сегодня – словно чтобы дать понять, что скрыться у меня не получится, – та самая пара, что обошла нас, появилась у меня на приеме в женской консультации. Я не встречался с ними прежде, однако передо мной был их адрес, в точности совпадавший с адресом той квартиры, которая навсегда оставила шрам на моем семейном счастье.
Будь это фильм Тарантино, в этот самый момент я бы непременно достал два самурайских меча и выдал 10-минутную тираду о чести, уважении и мести, после чего отрезал бы им головы. В действительности же я им просто сказал: «Здравствуйте, меня зовут Адам – я один из ваших врачей». Они не имели ни малейшего понятия, как подпортили мне жизнь.
К сожалению, мораль, этические принципы и закон ограничивают доступные способы мести практически до нуля, так что во время визита я старался изо всех сил, пускай и скрипя зубами. Я не был уверен на все сто, что у ребенка головное предлежание, так что быстренько прошелся УЗИ-сканером по животу матери. Ребенок был расположен как надо, и с ним все было в полном порядке. «Хотите увидеть, как бьется его сердце? – предложил я. – Вот оно – все выглядит в норме. Вот рука, еще одна рука, вот нога, вот его член… Ой, а вы не знали?»
30 июня 2007 года, суббота
Очередная статья в газете про больничного санитара, которого посадили в тюрьму за то, что последние несколько лет он выдавал себя за врача.
Только что закончил одну из тех смен, в течение которой задавался вопросом, не уйти ли мне из больницы, выдав себя за санитара.
10 июля 2007 года, вторник
Мне определенно стоит поработать над тем, что я говорю. Обычно я выдаю что-нибудь вроде: «С помощью сканера УЗИ мне не удалось разглядеть все у вас в животе. Это вовсе не означает, что что-то не так. На ранних этапах беременности часто бывает сложно все разглядеть таким способом. Вы позволите мне провести УЗИ с помощью вагинального зонда, чтобы получше все рассмотреть?»
После сегодняшнего случая – при условии, что меня не лишат лицензии, – я буду говорить: «С помощью сканера УЗИ мне не удалось разглядеть все у вас в животе. Это вовсе не означает, что что-то не так. На ранних этапах беременности часто бывает сложно все разглядеть таким способом. Вы позволите мне провести УЗИ с помощью вагинального зонда, чтобы получше все рассмотреть? Через несколько секунд я пойду рыться в выдвижном ящике и достану из него презерватив вместе с пакетиком смазки. Сразу уточняю на всякий случай: презерватив нужен, чтобы надеть его на зонд, и смазка тоже для зонда. Когда вы увидите все это у меня в руках, пожалуйста, не кричите, иначе в кабинет могут прибежать трое сотрудников больницы».
23 июля 2007 года, понедельник
Отправлял пациентку домой после лапароскопической операции по стерилизации в отделении дневной хирургии. Сказал ей, что она может заниматься сексом, как только сама захочет, однако должна использовать альтернативные методы контрацепции до следующих месячных. Я киваю в сторону ее мужа и говорю: «Это значит, что он должен надевать презерватив». Не возьму в толк почему, однако их лица искажаются гримасой ужаса, напомнив мне плавящихся нацистов в конце фильма «В поисках утраченного ковчега». Что я такого сказал? Вполне неплохой совет, не так ли? Я снова перевожу взгляд на них, и тут до меня доходит, что мужчина рядом с ней – на самом деле ее отец.
31 июля 2007 года, вторник
Вчера в отделение неотложной помощи пришла одна из интернов – она пыталась покончить с собой путем передозировки антидепрессантами. Никого из врачей, однако, это не удивило. Вообще, удивляет то, что такое не случается чаще – на нас вешают огромную ответственность, почти никак нас не контролируют, а о поддержке наставника вообще нет речи.
Мы работаем до изнеможения, работаем за пределами своих возможностей, и нас постоянно преследует ощущение, будто мы не знаем, что делаем. Иногда это действительно просто ощущение, и на самом деле мы прекрасно со всем справляемся, однако порой мы и правда не знаем, что делаем.
К счастью, она приняла совершенно безвредную дозу антидепрессантов. Когда работа в любой другой профессии доводит человека до попытки самоубийства, то обычно после этого проводят расследование случившегося, а затем предпринимают необходимые меры с целью не допустить подобного в дальнейшем. Тем не менее никто ничего не сказал. Мы просто услышали об этом от друзей, словно были не в больнице, а на школьном дворе. Сомневаюсь, что в случае ее смерти нам удосужились написать хотя бы письмо по электронной почте. Я отреагировал на это вполне спокойно, однако меня не перестает поражать целенаправленное бездействие больничного руководства, когда дело касается заботы о персонале больницы.
