Россия. Москва — Казань. 28 июля 2020 года
Долго ли, коротко ли — а нас дёрнули в Москву. Сначала не всех — только самых авторитетных, глав ключевых регионов. Меня — дёрнули как главу ассоциации Урал, в которую я входил по должности как губер Свердловской области.
Миша Бельский, понимая, что маятник пошёл в обратную сторону, что на носу досрочные выборы Думы, и там его и демократов просто размажут, что он никем не избран и выборы ему никак не пройти — видимо, решил менять политику и становиться «собирателем земель русских». По крайней мере, можно сделать такой вывод исходя из его крайних выступлений. В одном из них он чётко, на всю страну заявил — ни о каком возврате Крыма не может идти и речи, и более того — Россия решительно осуждает политику (точнее, уже не политику, а войну) Украины на Донбассе. Там живут русские люди, и Россия не даст их в обиду. И зазора — у Миши уже не было, сказав это публично — он сжёг все пути к отступлению.
Впрочем, его и изначально не было. На этот раз медовый месяц России и Запада был очень короток — даже года не прошло. Вопрос Кавказа — наш односторонний отказ от Кавказа Запад воспринял достаточно холодно, даже с недоумением. Потом — в Москве в хлам разметелили первый в истории обновлённой России марш ЛГБТ — лесбиянок, геев, бисексуалов, трансвеститов, которые намеревались пройти парадным маршем по Красной площади. Вместо этого — за ними гонялись по всей Москве, больше десятка убитых. Запад может закрыть глаза на многое, но это — лакмусовая бумажка. И Миша понял, что надо выруливать одному.
До Москвы я летел чартером. Заказал его за свои деньги. Вместе со мной летел челябинский губер, Игорь Юрьевич. Он не был переназначен и опасался за своё политическое будущее. Едва только взлетели — он начал налегать на спиртное, потом захрапел.
Я — хладнокровно размышлял. Что может предложить нам Бельский. Как и Горбачёв — он реально не контролирует ситуацию в Москве. Понятно, что в городе полно всякой либеральной швали. Понятно, что на него давят.
Что бы я сделал на его месте. Дождался бы пока зайдёт свердловский губернатор и сказал бы ему — Володя, помогай. П…ц всему. Что бы сделал Володя? Начал бы готовить Екатеринбург к принятию спецрейсов из Москвы. Далее, резко — вывезти в Ебург золотой запас, Алмазный фонд, все ценное — и вылетать самому. Уже из Ебурга — отдать приказ о введении чрезвычайного положения и об объявлении Ебурга временной столицей.
Расклад — идеальный. Дело в том, что став губером, я изучил кое-какие секретные документы и понял, что Екатеринбург — это запасная столица России на случай большой войны. Выбор неплохой — и центр военного округа, и промышленность. Даже застройка — в Ебурге есть здания, которые при чрезвычайном положении должны принять органы власти. На край — под рукой Ямантау.
Оставшись без власти Москва — сразу попадает в окружение воинских частей, которым весь этот либеральный разгул уже в одном известном месте. Резко упадут цены на недвижимость и те, кто сдавал квартиры, а сам ездил на Гоа — уже так не смогут. Ну, могут они там что-то замутить… но что? Собрать русские области и объявить суверенитет они не смогут — ну кто поверит в отделение центральной части России от Сибири. Хозяйствовать они не смогут. Простому народу — все эти либералы уже поперёк горла.
И кончится русская фронда так же неожиданно, как и началась…
— Игорь Юрьевич…
Сосед — ошалело посмотрел на меня, потом — потянулся к минералке.
— Нормально.
…
— Все нормально будет.
Чиновник — ох уж эти чиновники — жалко улыбнулся
— Хотелось бы…
* * *
А вот и Москва.
Город древний, город славный. Хотя в этой песне поётся про Екатеринбург — но эти слова подходят и к Москве.
С добрым утром милый город. Сердце Родины моей.
Нас встречала правительственная машина, а Игоря Юрьевича — ещё и машина представительства Челябинской области в Москве. Вот что я не понимаю, это эти представительства в Москве — это что, уже посольства что ли рассылаем. Я — своё закрыл и тем самым нажил себе ещё врагов.
Москва — летела навстречу, грязная, наглая, неухоженная. О разрухе и кризисе говорили то и дело попадающиеся ободранные рекламные конструкции, да множество машин с частными знаками такси — это Бельский разрешил, чтобы хоть немного разрядить обстановку с потерей работы. Попался даже БМВ-7 — такси. Я такое только в Цюрихе видел, но жизнь заставит — ещё не так раскорячишься.
Поселили в Президент-отеле. Я — не стал проплачивать от себя, потому что у меня в Москве была квартира. Просто — собрался и ушёл из отеля, даже не вызывая такси. Дойду пешком.
Москва — напоминала кошку, упавшую с высоты и теперь ошалело оглядывающуюся и пытающуюся понять, что делать. Из видимого — стало намного больше флагов, триколора, были даже наклейки с флагами на стенах — а сами стены и улицы стали грязнее. Понятно — таджиков больше нет и убирать некому. На некоторых машинах были рожи кого-то из политиков, на мосту — строили мемориал Борису Немцову.
Турки, кажется — строили. А может и не турки.
Снова — как из-под земли появились МАФы — малые архитектурные формы, ларьки то есть. Их сноси-сносили, а они лезут как из-под земли. Бизнес — реагировал на ослабление административной хватки власти и покупательной способности населения одновременно. Где-то торговали с рук. Машин меньше не стало — но поразило появление на остановках маленьких автобусиков — Богданчиков, которые до этого можно было увидеть только в Киеве и других городах Украины. Мы раньше на Китае ездили и на своих. Ещё — в одном месте увидел украинцев, прямо настоящих — с чубами. Раньше украинцев тоже хватало — но они нормально пострижены были и чем-то заняты, а эти — просто торчали на остановке.
Появились и бомжи. Было видно, что полиция не справляется.
На Манежку я не пошёл — там тоже какой-то мемориал, что ли делали. Но это — не по мне.
Спустился в метро. Грязь, несанкционированная реклама, много рекламы политической. У некоторых к одежде прицеплен триколор, у некоторых — георгиевская ленточка. Обстановка такая, что можно телефон подзаряжать. У нас в городе такого явного раскола нет.
В квартире своей — я не был уже давно, там скопилось немало пыли. Её я убирать не стал — подключил холодильник и пошёл в Седьмой континент за продуктами, прикидывая, сколько же я потерял на этой инвестиции в недвижимость.
И знаете, что поражает больше всего? Ну, ладно, в семнадцатом нечего было терять кроме своих цепей. А сейчас? Что надо было этой офисной хомоте (от слова хомяк) что она на площадь вышла? Чего не хватало — приключений на ж…? Ну так вот сейчас они их и обрели. А потом, лет … цать спустя кто-то, кто жив остаётся, будет отчаянно писать в своей жэжэшечке: а я так не договаривался! А кто с тобой, перхотью вообще должен договариваться и о чем?
Газ, по крайней мере — ещё был. И тёплая вода. Горячей не было, а тёплая — была. Цены в Седьмом континенте были… нормальные такие. На входе прочитал листовку — какой-то кандидат обещал списать потребкредиты. Это уже клиника. Но многие за этим пойдут — как пошли в своё время за большевиками. Великий урок Владимира Ильича Ленина заключается в следующем: пойми, что действительно нужно людям и дай им это — неважно, насколько это дико, глупо или страшно. Отобрать — потом всегда успеешь.
Смахнул пыль, поставил на варочную поверхность (газовую) кастрюльку. Сыпанул пельменей, задумался.
Я ведь простой, по сути человек. Мне много не надо. Машина, пожрать чего-то. Ну, может, путешествовать время от времени. Но я — стал миллиардером. Меня судьба сделала миллиардером. Ради чего?
Может, судьба дала мне эти деньги, послала на моем пути людей, которые помогли их заработать ради того, чтобы я не был именно той перхотью, с которой никто ни о чем договариваться не будет? А величиной, с которой надо договариваться, мнение которой надо брать в расчёт? Может, так? Ведь если так подумать — кого нам не хватило в девяносто первом году, чтобы удержать страну от развала?
А не хватило миллиардеров. Собственников. Куркулей. Которые не будут слушать ни Ельцина, ни Горбачёва, у которых свой интерес и свои возможности его отстаивать. У которых есть свои бизнесы, и они не хотят, чтобы они вдруг оказались в разных странах и потеряли в своей оценочной стоимости, а то и были национализированы. У которых слово «независимость» вызывает не щенячий восторг перемоги, а осознание потребности кланяться пограничному столбу каждый раз и платить новым и новым чиновникам молодым, а, следовательно — голодным. Которые хотят, чтобы тупо вот все как было — так бы и осталось. Потому что так привычно, так бизнес идёт, деньги капают — а там, в новом светлом будущем ещё неизвестно все как будет. Ведь обычному человеку, работяге что терять, кроме своих цепей? Нечего. А куркулю — ему есть чего. И его совсем не устраивает, чтобы через десять лет опамятовались и начали все возвращать назад. Деньги то он уже успеет потерять и немалые. И его это не устраивает — и его не обманешь, когда речь идёт о деньгах, все всё отлично понимают.
Я же бизнесмен. Бизнер. Все это на своей шкуре ощутил. Вот, директор. Натворил дел, потом собрал корреспондентов и с недоуменной миной на лице сказал тра-та-та, тра-та-та… в связи, с чем я прекращаю исполнение обязанностей на посту президента СССР. Прекратил — и отправился мемуары пописывать, да по пресс-конференциям выступать. Или другой, через десять лет — выперся в телевизор: я устал, я ухожу. Хорошо, ты устал, ты уходишь — а людям что делать, которые из-за тебя без копейки денег сидят, которых по твоему попустительству обобрали и переехали? Алкаш долбанный.
Ладно, хоть преемника нашёл. Кстати, я всегда поддерживал Путина — и именно потому, что он чувствовал себя хозяином, а не директором. Директору что — рот закрыл и пошёл, другой бизнес разваливать. А хозяин никуда не денется, он единственный человек, который не может быть уволен в бизнесе. И за все то, что натворили — ему отвечать. По-любому.
А работяга? А ему ещё меньше надо. Накосячил — уволился. Пошёл дальше работу искать. Безработицы у нас — по факту нет почти, что-то всегда можно найти — это вам не Бразилия, не США. Ему то что — была бы шея, хомут найдётся. А в жизни: пора валить, верно? Плохая страна, плохая власть — давай, эмигрируем.
У меня во всех бизнесах есть оклад и есть премия — чем выше должность, тем меньше окладная часть и больше премиальная. Но премия — получается не помесячно, она копится. Работяга получает её раз в квартал. Средний менеджмент — раз в полгода, высший — раз в год. Накосячил — все потерял, уволился по собственному или по отрицалову — все потерял. Честно отработал — все получил, у работяг может выходить в квартал ещё одна зарплата, высший менеджмент — иногда в конце года получает больше, чем заработал за весь год окладной части. Поэтому никто у меня не косячит — косячники не приживаются. И не бегают. А менеджеры накосячившие — могут в качестве наказания месяц уборщиками отработать — если ни на что другое не хватает — бери метлу в руки и вперёд.
Директор в стране был в 1991 году. Работяг — хватало. А вот хозяев — не было. Совсем. Вот и рухнули.
Так может, судьба и дала мне эти деньги, а теперь и эту должность — чтобы не повторили мы судьбы СССР. Чтобы нашлись в стране в лихой момент — хозяева…
Задачка.
Я посмотрел на варочную поверхность — пельмени сварились. Переварились даже…
* * *
Кремль…
Не знаю… что-то есть в этом во всем. Харизма что ли какая-то. Хотя я невосприимчив к харизме. Почти.
Но что-то было…
Мы въезжали через Боровицкие ворота, машины за нами прислала ФСО. Шёл какой-то митинг… в Москве теперь все митингуют, митинг превратился в досуг, во времяпрепровождение — так долго молчавшие люди не могут выговориться. Машины — нырнули в ворота… светофор, стоящие на вытяжку солдаты… чисто выметенные, без единого изъяна дорожки… ели… хотя истинно русским деревом считается берёза, вокруг всех присутственных мест сажают ели. Это у нас как в Средней Азии павлины — символ власти…
Остановились около корпуса, ФСОшники открыли двери…
Внутри — скромное обаяние высшей власти немного померкло. С приближением к кабинету, в котором сидел Бельский — а он сидел в кабинете предшественника, не захотел или не успел сделать кабинет под свой вкус. Слишком много молодых для власти людей, вместо чинного ожидания — телефонные разговоры. И — кулер в углу. На фоне дорогой отделки деревом — офисный кулер в углу…
Смешно…
Нас оставили самих по себе, мы старались не смотреть друг на друга — здесь каждый выживает и умирает сам. Приёма не было никакого, потом — из кабинета вышла женщина. Я опознал в ней жену Бельского. Она быстро прошла на выход, мы проводили её взглядами. Не знаю, у кого как — но у меня при этом мысли были совершенно не соответствующие месту и времени. Захотелось даже просто из охотничьего азарта кое-что поразузнать…
Бельский может сидеть в Кремле. А я — в Екатеринбурге. Но я сильнее его. И я это знаю. Интересно, знает ли он.
* * *
Мне пришлось ждать своей очереди два с половиной часа. Я — у себя никого под дверью два с половиной часа не держал, это чисто чиновничьи фокусы. В бизнесе ценят своё и чужое время. Интересно, где Бельский этому научился? Где они все этому учатся?
Бельский — продемонстрировал мне расположение, всё-таки я был однопартийцем. Встретил, приказал принести кофе…
Я кратко доложился. Доложиться было о чем — митингов у меня больше не было, удалось не допустить остановки жизненно важных производств и засеяться — то впрочем заслуга моего предшественника. Но убирать будут уже при мне. На всякий случай — кое-какие объёмы продовольственной пшеницы в соседнем Казахстане уже законтрактованы. Фьючерсами. Не надо будет — продадим и всё…
— Игорь Юрьевич был перед вами — сказал Бельский
Я кивнул
— Он оценивает ситуацию как катастрофическую. Вы так же считаете?
Я покачал головой
— Увольняйте. Я бы уволил.
— А кто вместо него? Вы?
— Завтра я назову вам кандидатуру. Может, даже сегодня.
Я не знал, как разговаривать с президентом России. Потому разговаривал как обычно. Бельский тоже не знал, как разговаривают с президентом России. Но, наверное, уже учился.
— Против нас идёт война — сказал Бельский
О, а вот это уже интересно. А ты, родной, что не знал этого? Против нас идёт война уже тысячу лет. Война — это нормальная среда нашего существования. Мне смешно смотреть на хомячков, которые делают мужскую работу — они то привыкли к миру.
Хомячок остаётся хомячком, с какой бы грозной мордочкой ты его не нарисовал. А ты, Миша — кто ты есть? Хомячок?
— … все договорённости, которые были достигнуты по урегулированию ситуации, они были нарушены. Мы — исполнили все, что они требовали от нас, пошли на все их условия. В обмен мы не получили ничего кроме новых условий…
Ну, не все, Миша, тут ты врёшь. Крым ты не вернул — думаю, он и был лакмусовой бумажкой твоей готовности прогибаться — и нашей. Вопрос ведь не только в тебе лично, Миша. Крым принадлежит Украине. Потому что так решили в Лондоне и Вашингтоне. Мнение негров шерифа не волнует. Кто вернёт Крым Украине — тот свой. Ты вернёшь — это будет твоим прогибом, он будет засчитан. Мы, русские с этим смиримся — это будет нашим прогибом. Ты ошибаешься, Миша — в том, что это по тебе вопрос. Это — по нам по всем стоит вопрос — прогнёмся мы или нет. Как сказал Каха Автандилович Бендукидзе, бывший хозяин Уралмаша: Германия в куда более худших условиях приняла куда больше беженцев. Намёк поняли? Россия должна принять всех кто считает что Крым, Донецк, Луганск — российские к себе в качестве беженцев, а территории — отдать Украине. И компенсацию заплатить — достаточную чтобы Украина стала на ноги как член западного сообщества демократических стран. Вот так просто. Вот то, чего от нас ждут.
Учитывая стаж нашего противостояния с Западом — унижать нас будут долго. Изощрённо. Это не унижение. Это проверка. Остались ли мы такими же, какими были всегда — или изменились, и нас теперь можно не бояться.
А ты думал, Миша, что дело лично в тебе? Что стоит сменить власть, регулярно проводить выборы — и мы станем лучшими друзьями Запада, и нас перестанут бить? Отнюдь. Мы должны признать, что мы проиграли. И отдать все что скажут. И даже после этого — нам не сразу поверят.
Да, кстати, Миша — можно уже не стараться. Уже не поверят. Гей-парад разогнали? Разогнали. Все, дальше можно не продолжать. Для Запада обидеть геев — красный свет. Теперь — нас будут добивать…
— … это те условия, на которые я не могу пойти. На которые мы не можем пойти. Поэтому — я принял решение переформатировать команду с включением в неё сильных региональных лидеров. В том числе Вас.
— А Татарстана? — спросил я
Бельский не нашёлся сразу, что ответить. Вот, и понятно все.
— Я могу разузнать в Татарстане. Я приглашён — на обратном пути.
Бельский — не ожидал и этого. Вообще — он явно привык к митинговщине, а не к работе.
— Спасибо.
— Не за что. Можете выполнить одну мою просьбу?
— Смотря какую.
— В Златоусте есть Златоустовский механический завод. Согласно плану эвакуации промышленности на время особого периода — туда эвакуируется Климовское ЦКИБ СОО и Тульский оружейный. Начните эвакуацию сейчас. Я заплачу — за оборудование. Недорого, правда. Но обещаю, что на металл не порежу, оно в дело пойдёт…
Если получится — то это АКС-74У, ПКМ и ПКТ, снайперские МЦ116 и ОСВ-96, плюс комплекс АС-ВСС со всеми производными. Успеем наладить производство — при любых раскладах будем в дамках. Плюс — есть там такая организация как КБАЛ им. Кошкина. Это — автоматизированные линии, то есть — патронные заводы. Под боком Новосибирск и Барнаул — но мало ли…
* * *
На обратном пути из Кремля — я попросил остановиться в том месте, куда дошёл, и где был остановлен гей-парад: первый легальный гей-парад в Москве, который должен был пройти по Красной Площади. Вышел из машины, стоял и… улыбался.
Врут, не возьмут…
* * *
Приглашением в Казань — я воспользовался незамедлительно, понимая, что от этого может зависеть очень многое. Мы можем потерять Кавказ, но при этом сохранить Россию — Кавказ глубоко дотационная и находящаяся на отшибе территория, её опасность лишь в том, что там будет второй Афганистан и буду набеги на нашу территорию. Бельский как Кавказ отделил — так все кто мог, побежали к нам. А вот Татарстан терять нельзя — ни в коем случае. Во-первых — большая республика в самом центре России, важнейший промышленный центр и четыре миллиона населения. Во вторых — второй по значимости народ в России. В третьих — они явно начнут подминать под себя соседей и пробивать выход к морям, к границам других государств — все это пахнет кровью. В четвёртых: там есть серьёзный риск создания не национального, а исламского государства. Либо протурецкого государства. В пятых — один Татарстан сразу разрывает связность страны надвое, в разы повышается риск сепаратизма в других национальных республиках и разрыва страны пополам с возвращением, собственно России в границы Ивана III. Мы можем получить в итоге Россию, которая не то, что к Тихому океану, которая и к Волге то выхода иметь не будет.
Вам это надо? Мне — нет.
Из Москвы — до Казани я взял чартер. Обычный, маленький турбовинтовой самолёт. Оказаться в столице фактически самопровозглашенного государства без собственного транспорта — извините, но дураков нема.
* * *
Казань — встречала новым аэропортом и строгой, протокольной Ауди у трапа. Это за мной.
В Казани — я бывал часто, потому что Казань была одним из признанных центров нефтехимии, нефтяного машиностроения и обучения по специальностям, связанным с нефтью. Это был старый — но одновременно с этим очень молодой город. Татарам удалось очень многое — до того как все началось Казань была одним из самых чистых, и при этом самых современных городов России. Да, в неё вложили — но и сами казанцы сделали очень многое. Шаймиев в своё время ввёл незаконный налог 1 % на зарплату — на расселение деревяшек и ветхого жилья. Потом его отменили — но за это время в республике успел сформироваться мощный строительный комплекс. Плюс — у татар была одна особенность: они прирождённые бизнесмены. В отличие от русских они не слишком сообразительны, но создать примитивный, но крепкий бизнес и держать его — способен почти каждый. Поэтому — Казань была ещё и очень богатым городом, а бизнесы в Татарстане росли как грибы после дождя, чему местная власть всемерно способствовала: что-то изыскивали сами, что-то получали по федеральным программам. Причём — в отличие от других регионов они не специализировались на чем-то одном, а брались за все, на чем можно сделать деньги. От программирования до выращивания шампиньонов.
А потом — пришли свидомые…
Но пока что их разрушительная деятельность была не очень то видна. На улицах грязнее, чем в прошлый раз, но не грязнее, чем в среднем по России. Какое-то пикетирование на пешеходной улице. Старые дома — у Казани неплохо сохранился центр.
Русские, вам здесь не место!
О! Крик души, на одной из стен. Вот — оно. И даже если так думает один из десяти, один из двадцати — наш невесёлый опыт показывает, что они добиваются своего. Как? А хотя бы и Майданом…
И просто потому, что оставшиеся девять — не выйдут, и не втопчут этого одного в землю. Потому что стремно, потому что неохота отношения портить, потому что моя хата с краю. Так вот и молчат — пока бомбы не станут падать на дома…
* * *
В помпезном здании Министерства сельского хозяйства заседал Курултай — это незаконный орган, взявший на себя функцию «говорить от имени народа», который по хорошему следовало бы гнать оттуда поганой метлой, а зазевавшихся — в кутузку. Это и есть свидомые. Но я ехал не туда, я ехал к президенту Татарстана.
Про него я знал мало, но, то что знал не внушало доверия. Нуралиев, известный в республике спортсмен, потом тренер, потом депутат. Потом президент — явно декоративная фигура. А у меня нет времени на ритуальные танцы.
Машина подкатила к входу, здесь встречала охрана. С автоматами.
* * *
В кабинете президента Татарстана уютно пахло кофеем и почему то лавандой. Портрет Бельского в кабинете не было — как и у меня самого. Сам Нуралиев — осторожный, представительный — поздоровался, спросил как дела. Заверил в том, что Екатеринбург тут помнят и нам всегда открыта дорога.
Но я смотрел не на него. Я смотрел на Венера Латыпова, сидевшего напротив. Два дня назад — я об этом ещё не знал — он был назначен председателем правительства Татарстана. Это был мой давний деловой партнёр. Мы с ним вместе — пуд соли слопали. Ну, не пуд — но немало. Попасть в экспортную трубу в России — всегда было непросто.
* * *
— Как жив то?
— Нормально…
Венер поправил шапочку на своей короткой стрижке, что от моего внимания не ускользнуло. Раньше он не ходил в дурацком головном уборе. После того, как все положенные слова были сказаны (по протоколу глава одного региона не может зайти к одному из подчинённых другого, минуя кабинет Первого) — мы переместились в его новый, ещё с вещами предыдущего хозяина кабинет…
— Я собственно, вот что тебя пригласил. Ты понимаешь, что нам в Москве сейчас палки в колеса ставят, верно?
— Я об этом не знаю.
— Ставят. Но ты понимаешь, что дело есть дело. Нельзя рушить экономику в угоду политическим игрищам. Мы нуждаемся в вас, как и вы в нас.
— В Минсельхозе это слабо повторить? Или на митинге?
Венер поморщился
— Не надо.
— Что — не надо?
— Спекулировать на трудностях. Это все преходяще.
— Ты так в этом уверен? Курултай — так я уверен, они туда надолго пришли, расходиться не собираются. Ещё бы — говорить от имени народа — круто! Да ещё их никто не избирал, сами пришли и заявились. Совесть народная. И на предвыборную кампанию тратиться не надо, потом отбивать — сразу чистая прибыль в карман.
— Курултай это издержки. Народу слишком долго затыкали рот.
— Народу? Народу, Венер? Они — народ? Ну, хорошо, народу слишком долго затыкали рот, а теперь он открыт и говорит, что я — оккупант русский. Вон отсюда. И в то же время ты говоришь — business as usual. Я кому должен верить? Тебе? И до каких пор? Пока Майдан у вас не случится? Или как? Я сто пудов уверен, любые деньги поставлю, что где-то в девяносто втором — девяносто третьем, весь донецкий бизнес был уверен в том же самом — пусть мы отделились, но все равно business as usual. И так и верили, что все под контролем, все as usual — пока Грады на голову не полетели. Ты хоть видел этих полит эмигрантов? Я — видел, страшно смотреть. Ты на себя — не примеряешь?
Я наклонился вперёд
— Венер. Давай, по-чесноку. Вы понимаете вообще, что весь вот этот дискурс — насчёт языка, насчёт угнетения, насчёт самостоятельности — вы понимаете, какой это п…ц? Вы понимаете, что в Европе, в Америке — снимают границы, упрощают визовые режимы — а мы границы строим. Вы понимаете, что когда все идут вперёд — мы идём назад, причём с идиотскими песнями, скача и игогокая. Все говорят о том, что национальное государство отмирает, а мы это национальное государство создаём. Вы понимаете, что любая таможня создаётся ровно для того, чтобы кто-то с неё кормился — нет? Так нах… вы это взваливаете себе на плечи. Вам что — дармоедов мало? Что за х…я насчёт языка — вот мы с тобой сейчас разговариваем на русском, и понимаем друг друга. Ты хочешь, чтобы наши дети друг друга не понимали, или что ты хочешь?
Венер — он был бизнесменом, управлял крупным химическим предприятием и имел пакеты акций в других местах — не нашёлся что ответить. Потом — он достал бутылку из ящика стола, два стаканчика. Налил. Я заметил, что две трети уже выпито.
Заглотил — залпом. Я не притронулся
— Я не знаю, что делать.
— Не знаешь, что делать?! Венер, ты сам себя слышишь? Ты второе лицо в государстве по факту — нет?
— Да ни х…!
Венер заговорил искренне и зло, словно отплёвываясь.
— Ни х… я не второй и ни третий — никакой я. И мы — никакие. Наш номер в раскладе — шестой. Знаешь, кто правит?
— ???
— Улица правит! Всякая шваль засрала людям мозги, кому отделением, кому халифатом, кому ещё. Я когда на заседания хожу, мне, б… хочется, прямо посреди заседания встать и уйти! Потому что вот мы решаем, решаем — но знаем, что мы можем делать только то, что одобрит улица. Думаешь, я не понимаю, что если мы отделимся, то нефтехиму — п…ц, и всему — п…ц, потому что вся наша промышленность — на сто пятьдесят миллионов человек, а не на четыре миллиона рассчитана.
— А чего? — подъелдыкнул я — в Европу вступите, будете туда нефтехимию свою грузить. Там зарплаты от семисот евро — а?
— Ага. Мне только это не рассказывай, да? Я всё-таки там учился. Никому мы там и на хрен не сдались. И рынок нам никто не отдаст — скорее наш хапнут. Я когда на правительство уходил — мы грузили продукцию в двадцать три страны мира. В двадцать три, б…! Китай брал… нормально все было. А теперь что? Ты понимаешь, что политическая нестабильность — это сам по себе серьёзный риск. До того как все это началось — нам Китай предоплату за год вперёд мог загонять!
Венер схватился руками за голову
— Б… все как ополоумели. Интеллигенция эта сраная… откуда взялось её столько, ну, б… откуда? Ведь где-то они были до поры, в две дырочки сопели, на унитаз работали, как-то на жизнь зарабатывали. А теперь… с. а, каждый в Курултай рвётся. Лучшие люди народа, е… твою мать. За всю жизнь рубля руками не заработали! Только языком. Но народ за ними ведётся. И знаешь, что х… всего?
…
— Народ то ведётся. Только думают по-разному. Дербанить — хотят все. Только эти интеллигенты думают, что раздербанят — и будет все их. А толпа думает — все будет наше. Вот когда столкнутся лбами — вот крови то будет…
…
— Шпана… лезгинку танцует — Венер уже заговаривался, видать, выпитое сказывалось — говорят, у нас рождаемости нет. А эти откуда? Б… они же ни к чему не годны, кроме как камни кидать. В глазах зеро, в кармане — зеро, в голове — зеро. Ну, вот что с ними делать? Закиров докладывал на правительстве — менты отказываются стрелять, говорят — в детей стрелять не будем. А какие это дети? Это же зверьё… конченые отморозки… готовая Аль-Каида. Они же все что мы сделали — в унитаз…
В унитаз…
Что самое страшное во всем в этом — знаете? В том, что начинается социальная война — война отцов и детей. Венер — он же страшные слова сказал, сам того не поняв — про рождаемость, мол много нарожали. А ведь это страшно — получается, чем меньше детей, тем лучше, тем меньше угрозы для нас. Мы родили детей, но не воспитали их, не дали им дороги в жизни и что самое главное — не дали мечты. Мечту им дали ваххабиты. И сейчас — мы с ужасом ждём, пока они впустят в построенный нами для них дом бандитов с ножами…
— Венер… — позвал я
— А?
— Земля на связи. Поговорку знаешь — ты бабай и я бабай, и ты мозги мне не сношай.
…
— Давай, попробуем друг для друга людьми оставаться. Как бы ни было. Мы ведь все равно — в одной лодке плывём, как ни крути. И мы понимаем, что друг без друга нам никак. Где то мы вам поможем. Где то вы нам. Но давайте, останемся людьми. Иначе между нами произойдёт то же самое, что произошло с Украиной. А нам тут жить ещё, верно, Венер? И нашим детям тоже…
…
— И ещё об одном подумай… прошу, просто пока подумай. Вот смотри, Курултай этот, из кого он состоит?
…
— Из интеллигенции, правда? Интели, те кто в хадж съездил, наверное… авторитеты, короче. Там сколько бизнеров — нормальных, серьёзных бизнеров, скажи?
— Двое
— На?
— Сто человек…
— Двое. На сто человек. Так вот, это значит, Венер, что когда будет голосоваться любой вопрос, у тех, кто работает руками, будет два голоса. А кто языком — оставшиеся девяносто восемь. А знаешь, чего они хотят?
— Стать новой элитой, понятное дело…
— И не просто элитой. А наследственной элитой. Которая будет сношать мозги молодёжи татарским языком и русской оккупацией, как на Украине. Все — татарский язык, строительство татарской нации — делается не для народа-стройматериала, а для строителей. Которым не предъявишь ни за то, что дом кривой — косой ни за то, что смета давно и в хлам перерасходована. Они и тут сделают, чтобы была вата и была элита. Чтобы ватой было полстраны. И что-то мне подсказывает, Венер, что никто из вас, никто из тех, кто работает руками и реально что-то может — в элиту не попадёт. Места там — строго ограничены. И распределены между наследственными диссидентами и горлодёрами.
…
— Просто подумай пока. И все…
* * *
Телефонный звонок — застал меня, когда я уже подъезжал к аэропорту. Звонил Венер.
— Перезвони мне на этот номер — коротко бросил он — и быстро.
Я огляделся… черт побери. Я ехал в правительственной машине, тут телефон просить — тоже очень чревато.
— Пять минут.
— Хорошо.
Я похлопал водителя по плечу.
— Останови…
Мы были где-то на окраине Казани — но торговая точка Билайна тут работала…
* * *
Телефон мне обошёлся в сто долларов — помог продавец, дал свой. Как и в девяностые — за доллары можно было купить все.
— Алло…
— Слушай и не перебивай — я не со своего звоню. Здесь есть люди, которым конкретно проплатили турки за то, чтобы Татарстан отделился от России. Они сейчас в Правительстве мутят воду в этом направлении, я слышал, что они себе срок поставили следующей весной, не позднее. Главный у них Сибагатов, ему по слухам турки двадцать лямов занесли.
— А Нуралиев?
— Это так, полезный дурачок. Его они в распыл пустят, как только жареным запахнет — скинут толпе на расправу и обвинят во всем. Сибагатов — в этом замешан конкретно, он с какого-то времени в Турцию как к себе домой ездить стал, даже какие-то исламские комплексы для переселенцев начал строить там, с..а.
— Понял.
— Второй этап — провозглашение чего-то вроде Татарской федерации, собирать земли. Удмуртия, Башкирия, Астрахань, ХМАО, ЯНАО. Про сибирских татар говорили. Это уже конкретно кровью пахнет.
Ну, да. Если кто от Москвы и самоопределится — то явно не для того, чтобы в казанское ярмо тут же полезть. Особенно башкиры — в Уфе уже татар били, а будут — резать.
— Понял.
— Американцы тоже замешаны. Их офис на Ямашева, они там целый этаж снимают.
…
— Есть ещё вахи. У них главный — Закиров, его замешали, когда он в Саудовскую Аравию на хадж ездил. Он тогда главой района был, за счёт района всем спутник тогда поставили, чтобы слушать аль-Джазиру. Он пока не высовывается, но в его родном районе — вах на вахе сидит и вахом погоняет. В полиции тоже одни соблюдающие, они нормальных выжили. В нужный час все эти соблюдающие менты окажутся в Казани. Со стволами…
— Понял. Я на тебя могу рассчитывать?
Венер помолчал несколько секунд
— В разумных пределах.
И дал отбой.
Вот… такие вот пироги с котятами, мальчики и девочки. Если брать пятьдесят восьмую статью УК — тут можно её всю вменять, целиком. Только кто вменять то будет? Куда мне с этим идти? И что делать?
Не знаете? И я — не знаю. Но ничего, прорвёмся…
* * *
После Москвы и Казани — как только я вернулся в Екатеринбург — ко мне подкатилась Энн. Стандартный набор — ужин плюс постель, плюс разговоры о том, что я видел и слышал в Москве и в Екатеринбурге. Я начинаю думать, что в наших отношениях есть что-то ненормальное. Как психотерапевт — она мне обходится слишком дорого, а как баба — слишком дёшево. Порш в подарок — для человека моего уровня это ничто. Другая выманила бы намного больше.
Короче, недорого британки обходятся.
После секса — Энн удалилась на кухню и вернулась с кофе. Видимо, вычитала в глянце, что за своим мужчиной надо ухаживать.
— Как дела в Москве — словно мимоходом спросила она
— Не очень…
…
— Бельский не тот человек.
— Почему? Он демократический лидер.
— Кем он избран?
…
— Вот то-то же. Знаешь, что не прощает Россия? Слабость.
— Он националист. Я думала, русским это нравится.
— Ты не права. Бельский только кажется националистом, на самом деле это совсем другое.
…
— Знаешь, в чем главное отличие? Националист — это тот, кто любит свой народ, свою нацию. Такой как она есть. А не такой, какую он её придумал. Наши доморощенные националисты — любят не свои нации, а то, что они придумали в своих дурных головах. Какой-то недостижимый идеал. И ради того, чтобы этого идеала достичь — они готовы послать реальных, живых людей на смерть, понимаешь? Реальных, живых, реально существующих людей их нации. Каждый из них выставляет реальным, живым соотечественникам счёт — вы отказались от языка, вы отказались от своей культуры, вы стали вторым сортом — и потому должны делать то, что скажем мы, чтобы снова стать народом. Это уже фашизм, Энн. Гитлер — ради арийской чистоты расы и его безумных фантазий — угробил более десяти миллионов реальных живых немцев, и одновременно с этим — угробил Германию. Мы не знаем, и никогда не узнаем, сколько в числе тех миллионов полегло изобретателей, писателей, композиторов. Может, если бы не это, мы бы уже на Марс летали. А знаешь, что самое омерзительное во всем в этом?
…
— Немцев на смерть ради этого арийства посылали никакие не арийцы, верно? Уродец Гитлер, псих и куровод-неудачник Гиммлер, карлик Геббельс, толстяк Геринг. Никто из них и близко не соответствовал тому идеалу, к которому они стремились и стремили все государство. Но люди поверили им. И пошли за этот бред умирать…
Энн не нашла, что ответить и решила сменить тему
— Кстати про слабость. Я должна передать тебе приглашение. В Лондон
— Что там?
— Курс лекций… семинары.
— Не поеду.
— Это нужно. Ты должен поддерживать своё реноме.
— Реноме демократического лидера?
Энн серьёзно посмотрела на меня
— Ты напрасно к этому так относишься
— Меня назначают. А не выбирают. И — в России.
— Сегодня так. Завтра — может быть и по-другому.
Проговорилась!
Видимо, Энн и сама поняла это.
— Володя. Ну, тебе же есть что сказать.
Да уж.
— Посмотрю, что с графиком
— Йес! — сделала рукой характерный жест она
Я вопросительно поднял брови
— С чего это ты так взялась за мой пиар на Западе, позволь спросить.
— Ну, для начала, дорогой, мы с тобой в одной лодке. Чем выше шагнёшь ты, тем выше шагну я. Знаешь, варианты могут быть очень разные. И от того, как тебя воспримут на Западе — могут зависеть многие принятые решения…
* * *
Информация к размышлению
Документ подлинный
Уральская республика
…
«Под идею "Давайте отделимся от Москвы" можно собрать 20 % голосов».
Екатеринбург — живой богатый город. Ещё со времён Росселя все первые этажи в центре отданы под магазинчики, кафе, ателье, мастерские. Такси на улицах ловить не принято: большинство пользуется интернет-приложением для вызова ближайшей машины. Для соседних городов Екатеринбург — это такая региональная Москва: его не любят, но едут сюда жить и зарабатывать. Как столица, по мнению екатеринбуржцев, "всосала весь креативный класс вплоть до Нижнего Новгорода", так в их город едут из умирающих моногородов, с северных территорий. В области огромное количество газет, каналов и электронных СМИ. Как следствие, кипит общественная жизнь: политическим оппонентам в продолжение дискуссий в блогах дают пощёчины в барах, активисты переходят из лагеря в лагерь, каждое интервью заканчивается вопросом, с кем ещё я буду встречаться, и фразой "Только вы их не слушайте, они ненормальные".
"Очень часто звучит такое мнение, что, мол, какая региональная политика, никому не интересно, — говорит политолог Крашенинников. — А у нас тут, извините, было пять региональных партий, и люди в них разбирались. Я помню, как со мной до хрипоты спорил один мужик, доказывая, что "Городской Урал" лучше "Преображения Урала", и ему было абсолютно понятно, в чем между ними разница. Это, может быть, сейчас какому-нибудь московскому политологу 1995 года рождения кажется, что региональной политики у нас не было никогда. А я-то помню, какая она сильная была".
…
Неофициальные "автономные" настроения настолько сильны в области, что, когда в августе 2011 года (ещё до того, как попал в автокатастрофу) губернатор Александр Мишарин задумался о грядущих выборах, он использовал росселевские идеи о самостийности уральцев. Так, по инициативе губернатора появилось "Бажовское общество", концепцию которого, по словам депутатов, предложил тот самый Баков. Разговоры об уральском характере, выделение Свердловской области как особенного региона России, лёгкие нотки сепаратизма — организация создавалась под выборы, уверены депутаты. Можно сказать, это ремейк движения "Преображение Урала", идеология которого привела Росселя к победе на выборах. Мишаринское "Общество" назвали в честь знаменитого уральского сказочника Павла Бажова. В задачах организации значилось "укрепление патриотических настроений, восстановление музеев, рассказы об истории и культуре Урала". За пару месяцев в него вступило 35 тыс. человек, появилось три филиала. Позже деятельность поутихла, но политологи уверены, что к следующим выборам его расконсервируют.
"Если представить, что все запреты сняты, то, я уверен, под идею "Давайте отделимся от Москвы" можно собрать 20 % голосов. Убедить людей, почему они не должны финансировать Северный Кавказ и саммит АТЭС на Дальнем Востоке, очень легко", — считает Крашенинников. Он вспоминает поговорки о том, что в Сибирь ссылали интеллигенцию, а на Урал — уголовников, и неформальный гимн Екатеринбурга — песню барда Новикова "Город древний, город славный". Причём, по словам политолога, увлечение политических элит идеей автономии — именно екатеринбургский феномен. "Казалось бы, Челябинск — такой же промышленный город с той же историей, но находится в политической коме". Действительно, проведя несколько дней в Челябинске, я узнала все о претензиях местных жителей к губернатору Юревичу, вплоть до его народных прозвищ, но о требовании большей самостоятельности никто не говорит. Севернее, в Перми, писатель Алексей Иванов издал книгу об Урале "Хребет России" и даже снял фильм на деньги бизнесменов Анатолия Чубайса, Дмитрия Рыболовлева и Андрея Кузяева, но этим культурным проектом пока все ограничивается — в политику "сепаратисты" не идут.
"Народ у нас, конечно, свободолюбивый и самостоятельный. Здесь никогда не было крепостного права, здесь убили царя. Но никакого сепаратизма, конечно, не было, и народного движения за Уральскую республику тоже. Россель вернулся в губернаторы на идеологии "Москва далеко, а мы тут сами". Москва тогда испугалась, и этот испуг и есть причина того, почему Россель так долго сидел в кресле губернатора и почему сейчас он не хочет об этом говорить, — считает Крашенинников. — Мифология "А Россель это тот, кто придумал уральские деньги и хочет от России отделиться" зародилась где-то в Москве, и он сам такие мысли поддерживал — ему было выгодно, чтоб в Кремле боялись бородатых уральцев, которые с криком вылезут откуда-то, если Росселя тронуть. Но с 2003 года под давлением федерального центра эта тема стала для Росселя запретной, и он просто забыл обо всем, что с ней связано. В последние годы он превратился в человека, который сдал все Москве — в глазах жителей тому оккупационному режиму, который куда-то все увозит".
…
Ещё больше, чем присланными из Москвы силовиками, местные жители недовольны заходом в область московского бизнеса. "Я за десять лет на рынке с такой наглостью первый раз сталкиваюсь", — рассказывает мне екатеринбургский предприниматель, занимающийся строительством, об аукционе, недавно проведённом Росимуществом. Зимой 2011 года на торги было выставлено пять нежилых помещений на улице Ленина, по расположению и ценам на недвижимость аналогичной Тверской в Москве. Из 14 подавших заявки екатеринбургских компаний и физических лиц к аукциону не допустили ни одну, а находившиеся в федеральной собственности площади в итоге получили московские бизнесмены.
…
"Московский бизнес заходит сюда только чтоб хапнуть. Если задаром забрать не получается, они бросают. Им до региона дела нет, они плевали, вон, отрабатывают до пятницы и летят на выходные в Москву", — выговаривает мне областной "мебельный магнат"
http://www.kommersant.ru/doc/1966881
