Все это дело с Серджо. Оно просто слишком затянулось.

Не то чтобы раньше восстаний не было. В году 31-м, так ведь? А потом опять, в 68-м? Не говоря уже о сотнях мелких вспышек неповиновения за все эти годы. Разве не так, что проблема всегда заключалась в конкретном человеке, одиноком бунтаре, который просто не смог понять смысл? А когда с этим человеком все было решено (и всегда это был мужчина), пламя восстания, лишенное породившего его кислорода, угасало само по себе, так?

Но вот этот Серджо, с ним что-то не так, как с прочими. Стоя у окна в основании Купола, глядя на грязное пятно плоскоземья и бесцветные предзимние поля, Председатель Хорос Гилдер задумался. Для начала, методы этого Серджо были иными. И не только количественно, но и качественно. Люди сами себя взрывали! Динамитные шашки, примотанные к груди, бомбы из труб, набитые осколками стекла и сломанными шурупами, и у них всегда хватало воли взорвать себя и окружающих, превратиться в кровавые брызги! Это даже не безумие, это полноценный психоз, это значит лишь то, что этот Серджо, кто бы он ни был, обладает сильнейшей психологической властью над своими последователями, больше, чем те, что были до него. У жителей плоскоземья есть безопасность, есть еда, чтобы наполнить желудки, по ночам они спят в постели, не страшась Зараженных. Им позволено жить, другими словами, и вот их благодарность? Неужели они не видят, что все, что он делает, он делает ради них? Что он построил для человечества дом так, чтобы, вопреки текущему ходу истории, оно могло не исчезнуть?

Правда, есть определенная… доля несправедливости. В том, что ресурсы распределяются не поровну, что управляющие отделены от трудящихся, имущие от неимущих, мы от них. Что все основано на неприятной способности человека не делиться тем, что он имеет, на проверенных временем способах – ледяном душе, бесконечных очередях, излишнем использовании имен собственных, динамиках, из которых непрестанным потоком льется чушь, и так далее. Чтобы добиться полного общественного повиновения. «Один народ! Один Хоумленд! Один Председатель!» От этих слов он каждый раз вздрагивал, но определенная доза демагогии на государственном уровне всегда была. На самом деле ничего нового, другими словами, все это оправдано нынешними условиями. Но иногда, как сейчас, в это холодное утро в Айове, когда первый в сезоне холодный фронт ударил по ним ледяным холодом, будто поезд без тормозов, у Гилдера с трудом получалось сохранять прежний энтузиазм.

Множество его кабинетов, также служивших ему и жилищем, за двести лет истории этого места служили резиденцией губернатора Айовы, историческим музеем штата и хранилищем. Последним их обитателем в прежнем мире был ректор Университета Среднего Запада, человек по имени Август Фрай (судя по табличке на двери). Несомненно, он многие часы проводил, глядя через эти великолепные окна на согревающий сердце вид радостных провинциальных студентов, бешено флиртующих друг с другом по дороге на учебу по тщательно постриженным под его руководством газонам. Когда Гилдер занял эти помещения, он с удивлением обнаружил, что ректор Август Фрай украсил все в морском стиле: корабли в бутылках, карты с морскими змеями, в старинном стиле, огромные картины маслом, на которых были изображены маяки, заливы. Якорь, в конце концов. Совершенно непонятный выбор, учитывая, что Университет Среднего Запада («Беркэты», вперед!) находился посреди континента, наверное, дальше всего от моря, чем где-либо еще в мире. Прошла почти сотня лет, а Гилдер ни на каплю не приблизился к разгадке.

Вот ведь главная проблема с бессмертием, если не считать проблему с питанием. Все тебе наскучит рано или поздно.

В такие моменты его могли успокоить лишь раздумья о его достижениях. А они были немалыми, ведь они построили город буквально из ничего. Какое воодушевление он ощущал поначалу! Бесконечный звон молотков. Грузовики, возвращающиеся из путешествий по обезлюдевшему континенту, ломящиеся от брошенных сокровищ старого мира. Сотни тактических решений, каждый день, энергия, кипящая в его помощниках – людях, тщательно выбранных среди выживших за их профессионализм. Если коротко, то им удалось создать мозговой центр из тех, кто выжил в катастрофе. Химики. Инженеры. Градостроители. Агрономы. Даже астроном (который пришелся очень кстати), и историк искусств, который посоветовал Гилдеру (если честно, не способному отличить «Лилии» Монэ от играющих в покер собак), как правильно сохранить и выставить огромный груз шедевров, привезенных из Института Искусств в Чикаго. Теперь они украшали стены Купола и кабинет Гилдера. Как им было здорово! Конечно, надо признать, было в их ментальности нечто от общаги, то, как они вели себя, за исключением, конечно, сексуальных похождений. (Вирус поражал эту часть человеческого мозга, будто превращая ее в ледышку, настолько, что большинство из его сотрудников не могли посмотреть на женщину, не скривившись.) Но в целом главную роль играли профессионализм и приличия.

Такие радостные воспоминания. А теперь этот Серджо. Теперь – бомбы из труб. Теперь – кровавые брызги.

Ход мыслей Гилдера был прерван стуком в дверь. Он тяжело вздохнул. Еще один день, заполнять бумаги, распределять обязанности, выпускать высочайшие эдикты. Усевшись за столом, прекрасным столом красного дерева, сделанным в 18-м веке, размером со стол для настольного тенниса, вполне подобающим кабинету Возлюбленного Председателя Хоумленда, Гилдер приготовился к утреннему потоку вопросов по поводу его мнения. Эта мысль пробудила в нем иной аппетит, более физического и срочного характера, кисловатую пустоту в желудке, поднимающуюся к горлу. Так скоро? Неужели то самое время месяца пришло? Хуже этой отрыжки были только газы, потоки такого лукового запаха, от которого даже самому пердуну становилось неприятно.

– Войдите.

Дверь распахнулась. Гилдер поправил галстук и сделал занятой вид, перекладывая по столу документы с наигранной сосредоточенностью. Выбрал один из них, это оказался доклад о ремонте завода по переработке нечистот – если коротко, то о дерьме буквально. Сделал вид, что внимательно его читает, на целые тридцать секунд, и лишь потом поднял взгляд с лицом усталого начальника. Увидел в дверях человека в темном костюме, в руках у которого был планшет с толстой стопкой бумаг.

– Есть секунда?

Глава администрации Гилдера, Фред Уилкс, прошел в кабинет. Как и у всех обитателей Хиллтоп, у него были красные глаза хронически курящего марихуану. Да еще лощеный вид человека двадцати пяти лет от роду – совсем не похожий на семидесятилетнего сухощавого старика, когда-то встреченного Гилдером. Уилкс пришел первым. Гилдер нашел его прячущимся в одном из общежитий университета в первые дни после нападения. Он держал в руках – буквально обнимал – тело своей покойной жены, чье дородное телосложение стало еще выразительнее после трех дней разложения с выделением газов, летом в Айове. Как рассказал Уилкс, они сбежали из Центра Приема Беженцев, бегом, когда не приехали автобусы. Пробежали три мили, и тут его жена прижала руки к груди, закатила глаза и упала замертво от сердечного приступа. Уилкс не смог оставить ее и, найдя кресло-каталку, довез ее огромное тело до университета, где и спрятался наедине с ее трупом и воспоминаниями о прожитой вместе жизни. Несмотря на ужасающий запах, которого Уилкс либо не замечал, либо не обращал на него внимания, эти двое являли собой душераздирающее зрелище, которое довело бы Гилдера до слез, будь он другим человеком, тем, кем он был раньше, но которого теперь не стало.

– Послушайте, – сказал Гилдер, сочувственно опускаясь на колени рядом с ним. – Я хочу сделать вам предложение.

С этого все и началось. В тот самый день, в тот самый час, когда Уилкс сделал свой первый глоток с отвращением, Гилдер услышал Голос. Насколько он понимал, он один таким остался, никто из его сотрудников ничем не показывал, что ощущает мысленное присутствие Зиро. Что же до женщины, кто знает, что у нее в голове творится? Она служит его цели, это точно.

Теперь, спустя полтора срока жизни обычного человека, его великий замысел близок к завершению. Остатки человечества собраны у его ног (этот Кервилл, как и этот Серджо, небольшой, но сильный раздражитель, горошина под периной для Плана), перед ним Уилкс, с его вечным планшетом с бумагами и лицом, на котором читаются плохие новости.

– Я просто подумал, что ты должен знать, что сборный отряд вернулся. Вернее, то, э… что от него осталось.

Начав с такого неприятного известия, Уилкс вытащил из планшета верхний лист бумаги, положил на стол Гилдеру и отошел, будто обрадовавшись, что от него избавился.

Гилдер быстро проглядел документ.

– Какого черта, Фред.

– Можно сказать, что все пошло не совсем так, как планировалось.

– Никого? Ни одного из них? Что же не так с этими людьми?

Уилкс показал на лист бумаги.

– Поставка нефти прервана, по крайней мере на время. Это плюс. Это дает множество возможностей.

Но Гилдер был безутешен. Сначала Кирни, потом вот это. Были времена, когда собирать выживших было относительно безотказным делом. Появлялась женщина, открывались ворота, вращалось колесо подъемника, опускался поверх рва разводной мост. Женщина делала свое дело, будто укротитель львов в цирке, а потом грузовики снова неслись в Айову, набитые человеческим грузом. Пещеры в Кентукки. Тот остров на озере Мичиган. Заброшенные ракетные шахты в Северной Дакоте. Недавний рейд в Калифорнию, настоящее золотое дно, пятьдесят шесть выживших, большая часть которых пошли в грузовики послушно, будто овечки, когда отключили энергию и выставили условия. (Полезайте в машину или станете едой.) Обычный расход состава, кто-то умер по дороге, кто-то не смог приспособиться к новым условиям, но все равно изрядная добыча.

И с тех пор – одно безумное кровопролитие за другим, начиная с Розуэлла.

– Очевидно, стадии переговоров практически не было. Конвой был очень хорошо вооружен.

– Мне плевать, хоть бы у них ядерная ракета была. Мы знали, что нам предстоит. Это же техасцы.

– В определенном смысле именно так.

– Мы тут уже скоро должны онлайн выйти, и теперь ты мне это говоришь? Нам нужны тела, Фред. Живые и дышащие тела. Неужели она больше не может их контролировать?

– Мы можем поступить по-старому, как раньше. Я это с самого начала говорил. Будут определенные потери, но если мы будем продолжать наносить удары по их каналу снабжения топливом, рано или поздно их оборона ослабнет.

– Мы собираем людей, Фред, а не теряем их. Или мне не удалось это объяснить? Неужели ты не можешь сделать элементарные расчеты? В людях смысл.

Уилкс виновато пожал плечами.

– Хочешь с ней поговорить?

Гилдер потер глаза. Наверное, предполагается, что он так и сделает, однако разговаривать с Лайлой было все равно, что играть в волейбол со стеной – мяч все равно вернется к тебе, как сильно по нему ни бей. И самой утомительной задачей в таком разговоре было то, что у Гилдера получалось пробиться сквозь странные фантазии этой женщины, эту стену самообмана, только при помощи самой грубой настойчивости. Почему ему не пришло в голову за все эти годы найти в числе прочих экспертов психиатра? Приходилось с ней нянькаться, чтобы не выводить ее из себя, поскольку ее особый талант был бесценен и незаменим. Но когда в ней просыпался ее материнский инстинкт, она становилась практически непробиваема, и Гилдер опасался нанести вред ее хрупкой психике.

У Лайлы был особый дар. Из всех, попробовавших крови, лишь ей была дарована способность повелевать Зараженными.

Не просто повелевать. В присутствии Лайлы они становились домашними животными, покорными и даже способными на чувства. Это чувство было взаимным. Как только она оказывалась в пределах пары сотен метров от места кормления, то превращалась в мурлычущую кошку с выводком котят. Гилдер был не в состоянии сам добиться такого, хотя, Господь свидетель, он пытался. В первые дни он был просто одержим этим. Раз за разом он облачался в защиту и шел в загон, думая, что сможет найти нужный трюк с состоянием ума, языком тела, мягкими интонациями голоса, и тогда они падут перед ним на колени, как перед ней, как собаки, ждущие, что их за ухом почешут. Они терпели его присутствие секунды три, а потом кто-нибудь из них подбрасывал его в воздух. Его не воспринимали как еду, скорее как игрушку, размером с человека. Гилдер летал туда-сюда, а потом кто-нибудь включал свет, чтобы вытащить его из загона.

Конечно, он уже давно перестал пытаться. Зрелище того, как Хороса Гилдера, Председателя Хоумленда, перекидывают туда-сюда, будто мячик на пляже, не способствовало тому, чтобы его подчиненные были уверены в нем. Никто из медиков так и не смог ему объяснить, чем в данном случае отличается Лайла. Ее тимус работал быстрее, кровь ей требовалась каждые семь дней, и глаза у нее выглядели иначе, в них не было кровавого оттенка, как у остальных. Однако у нее была чувствительность к свету, и, насколько мог судить Суреш, вирус в ее крови был тот же самый. В конце концов он лишь развел руками, списав ее способности на тот очевидный факт, что Лайла – женщина. Единственная среди них женщина, как того и хотел Гилдер.

Может, в этом все дело, сказал Суреш. Может, они просто считают ее своей матерью.

Гилдер вдруг понял, что Уилкс смотрит на него. О чем они говорили? О Лайле? Нет, о Техасе. Но Уилкс хотел сказать ему что-то еще.

– Что приводит нас к следующему.

И Уилкс рассказал ему про взрыв на рынке.

Блин! Блин, блин, блин!

– Понимаю, понимаю, – сказал Уилкс, качая головой, в своем собственном, уилксовском стиле. – Не самый лучший оборот дела.

– Он один человек. Один!

Лицо Гилдера, все его тело затрясло от праведного гнева. Снова пушечная отрыжка. Он желал мщения. Он желал, чтобы все наладилось, черт побери. Хотел, чтобы голова этого Серджо, кто бы он ни был, красовалась на колу.

– Люди над этим работают. Служба ЧР всех расспрашивает, мы предложили двойной паек всякому, кто даст нам наводку. Но не всех там, внизу, это воодушевило.

– Пусть мне кто-нибудь объяснит, как ему удается шляться по всему плоскоземью, как по бульвару? У нас что, патрулей нет? Нет пропускных пунктов? Пусть кто-нибудь прольет свет на эти мелкие подробности.

– У нас на этот счет есть теория. Улики указывают на классическую сетевую организацию. С небольшими ячейками, действующими в рамках общего плана.

– Я хорошо знаю, Фред, что такое террористические ячейки.

Глава администрации смущенно развел руками.

– Я просто хочу сказать, что, возможно, решение не в том, чтобы найти конкретного человека. Суть в идее Серджо, а не в конкретном Серджо, мы должны бороться с ней. Если ты меня понимаешь.

Гилдер все понимал, и это его не радовало. Он уже таким занимался прежде в Ираке, Афганистане, потом в Саудовской Аравии после переворота. Отрубаешь голову, но тело не умирает, оно просто отращивает другую голову. Единственной действенной стратегией в таких случаях является психологическое воздействие. Убить тело недостаточно. Ты должен убить дух.

– Сколько у нас человек в исправительном центре?

Снова бумаги. Гилдер прочел полный отчет. Согласно показаниям очевидцев, самоубийцей на рынке была женщина, работавшая в сельскохозяйственном секторе, лет тридцати. С ней никогда никаких проблем не было, кроткая, как ягненок. К пущему разочарованию, такая же, как остальные самоубийцы. Родственников в живых нет, только сестра. Ее муж и сын умерли шесть лет назад, во время вспышки сальмонеллеза. Судя по всему, миновала пропускные пункты, одетая в форму поса (чье тело позже нашли в мусорном контейнере с перерезанным горлом и сломанной в локте рукой). Но вот откуда она взяла взрывчатку, непонятно. Не было никаких сообщений о пропаже, ни из арсенала, ни из строительного отдела, однако полную инвентаризацию еще не провели. Девятерых ее соседей по бараку и семью ее сестры арестовали для допроса.

– Похоже, никто ничего не знает, – сказал Уилкс, махнув рукой. Сел по другую сторону стола, пока Гилдер продолжал читать. – Если не считать сестры, и то они вообще едва виделись. Можем пытаться и дальше, но не думаю, что получим полезную информацию. Эти люди и так уже перепуганы.

Гилдер положил папку к остальным. Отрыжка продолжалась без перерыва, во рту стоял мерзкий вкус разлагающейся животной плоти, не сильно лучший, чем запах от разлагавшейся миссис Уилкс. Что, безусловно, не ускользнуло от внимания начальника администрации, судя по тому, как на его моложавом лице мелькнуло едва скрываемое неудовольствие от обонятельных ощущений.

– Незачем, – сказал Гилдер.

Уилкс задумчиво нахмурился.

– Хочешь, чтобы мы их отпустили? Не думаю, что это правильно. Пусть еще пару дней поторчат в исправительном центре. А мы еще подергаем за ниточки и посмотрим, куда нас это приведет.

– Сам сказал, если бы они что-то знали, то уже бы сказали.

Гилдер замолчал, понимая, что он на грани. Тринадцать жителей плоскоземья в заключении, в конце концов, люди, человеческие существа, возможно, ни в чем не виноватые. А если точнее, то ценный человеческий ресурс в их скудной экономике. Однако, учитывая эту раздражающую неуловимость Серджо плюс провал в Техасе, а также критичные по времени великие планы Гилдера, которые наконец-то приблизились к завершению, а также быстро нарастающую в нем физическую потребность, титанический императив биохимии, который, пока он глядит на Уилкса поверх полированной равнины своего огромного стола, расцветает внутри его, будто цветок на ускоренной прокрутке видео, Гилдер был не в состоянии думать долго. Дойдя до грани, он мельком бросил на нее взгляд и пересек ее.

– Мне кажется, – сказал Председатель Хорос Гилдер, – что пришла пора продать эту штуку.

Гилдер подождал пару минут, после того как ушел Уилкс, чтобы спланировать свой выход. Как он неоднократно напоминал себе, изрядная доля его авторитета основывалась на ощущении достоинства и целеустремленности. Лучше, чтобы люди не видели его в столь возбужденном состоянии. Он достал из стола связку ключей и вышел из кабинета. Странно, почему голод вернулся так быстро. Обычно он подбирался к нему медленно, в течение дней, а не минут. От основания купола на первый этаж вела винтовая лестница, украшенная по стенам картинами маслом с портретами герцогов, баронов, генералов и других властителей мира, череда суровых лиц с массивными челюстями в приличествующих их эпохам костюмах. (По крайней мере он не согласился, чтобы написали его портрет, хотя, если задуматься, почему бы и нет?) Он посмотрел вниз, через перила. В пятнадцати метрах внизу виднелись небольшие фигурки охранного отряда в форме и членов администрации в темных костюмах и галстуках, которые ходили туда-сюда с портфелями и планшетами в руках. Пара горничных, чинно плывущих по полированному камню в своих одеяниях, похожих на монашеские, будто бумажные кораблики. Он искал взглядом Уилкса. Вот он. У массивной входной двери, украшенной затейливой резьбой с китчевыми образами (сжатые в кулаке колосья, плуг, мерно вздымающий плодородную землю Айовы). Его верный глава администрации остановился, чтобы поговорить с двумя другими руководителями, министрами Хоппелом и Чи. Гилдер предположил, что Уилкс уже принялся раздавать текущие распоряжения, но его предположение оказалось ложным. Хоппел запрокинул голову, всплеснув руками и расхохотавшись. Звук заметался, эхом отражаясь от мрамора, будто пуля в подводной лодке. Интересно, что там, на хрен, такого смешного, подумал Гилдер.

Отойдя от перил, он двинулся к другой, более простой и совершенно незаметной лестнице, которой пользовался лишь он один. У него внутри уже просто ревело. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не перепрыгивать по три ступеньки за раз. В его нынешнем состоянии это приведет к хорошему падению, с переломами, которые будут исцеляться не один час, а еще будет чертовски больно. Неся себя, будто хрустальный графин, способный в любой момент выплеснуть содержимое на пол, Гилдер осторожно спускался вниз. Началось слюноотделение, будто водопад, и он с трудом удерживал его во рту, втягивая воздух и слюну сквозь зубы. Слюнявчики для вампиров, мрачно подумал он, вот бы нынче бизнес прибыльный был.

И наконец подвал, с его массивной, как сейф, дверью. Гилдер достал ключи из кармана костюма. Его руки дрожали в предвкушении. Открыв замок, он повернул массивный штурвал и плечом открыл дверь.

Дойдя до середины коридора, он уже успел раздеться до пояса, а теперь сбросил ботинки. Теперь он полностью владел собой, будто серфер, оседлавший волну. Мимо проносились двери, одна за другой. Гилдер слышал доносящиеся из-за них приглушенные крики обреченных, звуки, которые уже давно не порождали в нем ни капли жалости, если таковая и была когда-то. Пронесся мимо предупреждающего знака ВНИМАНИЕ, ЭФИР. НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ОТКРЫТЫМ ОГНЕМ. Стремглав, как спринтер, вбежал в морозильник, обогнул угол и едва не столкнулся с техником в лабораторном халате.

– Председатель Гилдер! – ахнул тот. – Мы не знали…

Но он не успел договорить. Гилдер, даже сильнее, чем требовалось, вложив весь свой вес, ударил ему левым предплечьем в голову, впечатывая его в стену.

Он хотел крови, и не просто крови. Бывает кровь, а бывает кровь.

Он оказался у последней двери и с трудом остановился. Дрожащими руками расстегнул штаны и скинул их. Сунул ключ в замок и открыл дверь.

– Привет, Лоуренс.