Трудно, очень трудно принять (не понять, а именно принять), что наш покой, наш рай – внутри нас. Намного лучше у нас получается ад, в этом мы все специалисты. Смирившийся кроткий Руслан шлепал по мелководью к супруге, логикой признавая ее правоту, но не соглашаясь с ней.

Три белых тела в ночи бултыхались по колено в ледяной воде, спины сгибались, замерзавшие руки усердно двигались. Одна за другой очищенные вещи отправлялись на прибрежные ветви, которые назначили вешалками.

Света вдруг выпрямилась.

– Почему человек никогда не успокаивается на достигнутом? – проговорила она, глядя куда-то вдаль. – Пока наша семейная улитка ползла себе потихоньку на вершину Фудзиямы, мир скакал в сторонке, как разогнавшийся заяц, а в душе боролись и продолжают бороться два ожидания, противоположных и абсолютно взаимонеприемлемых: спокойной радости до скончания века и пожара, в котором хотелось бы сгореть без остатка, отдав всю себя за мгновение и вознесшись на недосягаемые непредставимые небеса. Это нормально?

Кажется, вопрос обращен ко мне – об этом свидетельствовал оборот тела, чего я нисколько не желал, чтобы не нарваться на лишние неприятности. И вопрос оказался с подвохом. На непростой вопрос требовался ответ, который являл бы вершину простоты, иначе мы до такого договоримся…

– Более чем, – кратко ответил я.

Роман промолчал.

– Кстати, почему наша «гора» у японцев – «яма»? А наоборот? – попробовал я свести отдающий знобящим эхом спич в сторону непритязательного юмора.

Не получилось. Никто не прореагировал.

У меня работы было меньше всех. Оттерев куртку и брюки, я вернулся к костру, развесил вещи сушиться на окрестных кустах и быстро понял, что это неэффективно. Одежду нужно держать ближе к огню, чтобы высушилась, а огонь – дальше от кустов, чтобы ничего не загорелось.

Вынутым из валявшихся ножен кукри я нарубил длинных жердей-рогатин, воткнул их вокруг длинной нодьи и укрепил поперечинами. Рядом с моими перевешиваемыми вещами одежду развесил и подошедший Руслан. Затем я присел по-турецки прямо на холодный песок, а он расположился напротив, с другой стороны огня. Парень обреченно глядел вместе со мной (я – с удовольствием), как появившаяся из тьмы девушка порхает вокруг, занавешивая своим гардеробом последние пробелы деревянного стоунхенджа. Потом он раздвинул ноги, освобождая место – Света впрыгнула в уютную лагуну, ее спина оперлась на мужа, а руки окольцевали прижатые к груди гладкие колени. Сверху пристроился подбородок. Руслан обнял, и она превратилась в куколку волшебной бабочки, от шеи вниз спеленутой в кокон четырех ног и четырех рук.

В тело постепенно возвращалась жизнь. Тепло поплыло по венам, огонь потрескивал, и все взоры волей-неволей сошлись на нем. Конструкция из лежавших друг на друге бревен с пламенем между ними удивляла гениальной простотой, меня переполняло недоумение: почему так не делается повсеместно?!

– Как долго такое сооружение гореть будет? – спросил я, чтобы что-нибудь спросить.

– Всю ночь. Для того и старался.

Сидеть на земле было холодно. Я подсунул под себя ступню. Эта нога, на которой расположился всей тяжестью, быстро затекла и замерзла. Поворочавшись, пришлось сменить позу, пересев на корточки, причинные места при этом свесились, грустно уткнувшись в песок.

– Ольф, не простудись, – донесся заботливый голос Светы.

Руслан нервно высвободился, им будто выстрелило вверх. Глаза под рыжей челкой, что во тьме стала черной, выглядели не менее черными.

– Поможешь? – Тьма взгляда коснулась моего лица. Если это приглашение, то весьма требовательное.

Оставленная Света переместилась к огню еще ближе и обиженно нахохлилась.

– Что надо делать?

– Помогать, – грубо рыкнул Руслан.

Я понимал, что эта грубость направлена не на меня. Вообще-то, и не на жену. Виноват был он сам, потому и злился.

Он взял любимый нож. Я двинулся за ним к ближним кустам. Работа закипела. Да, без одежды. Да, в напряжении, готовом испепелить при любом неправильном слове или поступке. Тем не менее, мы продолжали делать дело, делая вид, что ничего не происходит. Вот такие «делатели».

Насупившийся Руслан погрузился в собственные мысли, а во мне ныло прежнее сомнение. Нужно ли мне это – получить краткое удовольствие и врага на всю жизнь вместо хорошего друга? Мы достигли точки бифуркации. То, что произойдет дальше, изменит наши жизни. Обратной дороги не будет.

Руслан привлек мое внимание кратким нарочитым кашлем.

– Как мужчина я не могу не сдержать слова. Но – опять же как мужчина – не могу отдать свою женщину. Проблема.

Я кивнул:

– Знаю вполне мужской поступок, что дает право не исполнять слова. И никто не осудит. Кроме суда.

– Я тоже думаю о нем. – Взгляд Руслана стал невыносимо тяжелым, мои плечи под ним чуть не сгорбились. – Мы уже перешли все границы, но я все еще хочу сделать шаг назад. И очень не хочу, чтобы у меня не осталось выбора. Слово, которое по поговорке не воробей, уже вылетело, не поймаешь; остается ликвидировать одного из двух причастных – того, кто дал, или кому дали. Мне ближе второе.

Я обернулся к нему лицом:

– Недавно я нарушил одну из заповедей. Насчет жены ближнего. Бог страшно наказал меня – покарав не того.

– Это ты к чему?

Парень напрягся, взгляд ожесточился. Я сделал шаг в его сторону:

– Эти грабли больше не по мне, человек такое не вынесет.

– Если хочет остаться человеком, – правильно уточнил Руслан.

Он умолк, обратившись во внимание – мои слова зародили надежду.

– Ты был согласен расстаться с машиной?

– Почему – был?

– И с квартирой?

– «И»? Лучше вернемся к варианту с мужским поступком.

– Есть другой вариант.

Последовавшая пауза подействовала на Руслана, как мельтешащая тряпка на быка.

– Что бы это ни было – от суммы в рассрочку до преступления – я согласен.

Вот это человечище.

– Зря. Вдруг я предложу человека убить?

Прямой взгляд прожег меня насквозь, словно в собеседнике рванула цистерна с бензином:

– Убью.

Меня пробрало льдистым ознобом.

– Значит так, – принялся я раскручивать мысль, пока ночной разговор не завел нас в непоправимый тупик, – начнем с того, что твоя жена мне не нужна.

– Хорошее начало. Прямо-таки живительное.

– Но оставить твое бездействие безнаказанным тоже не могу.

– Понимаю. Тоже бы не оставил.

– Зато мне нужна одна девушка, к которой сложно подступиться. Рядом с ней постоянно минимум два телохранителя. Когда остаемся наедине, она врет напропалую и ускользает.

– Что ты хочешь, чтобы я с ней сделал? – жутко осведомился Руслан.

Голос дышал энтузиазмом трупа. Мне снова стало не по себе. Нельзя доводить человека до края. Он может туда прыгнуть.

– Ничего. Лишь организовать условия, при которых я могу поговорить с ней без помех.

– Просто поговорить?

– Просто поговорить.

– Без свидетелей?

– Хоть с табуном свидетелей. Но без проблем.

– В закрытом помещении, с оставшейся вне стен охраной?

– Именно.

Руслан сосредоточился:

– Адрес. Или телефон. Имя. Где работает или учится. Привычки. Увлечения.

– Сусанна Задольская. – Я продиктовал адрес. – Учится в универе. Без комплексов. Обожает мужчин и приключения. Под словом «приключения» имеется в виду все нескучное, от извращений до подпольного концерта никому не известной звезды, лишь бы об этой звезде говорили.

Руслан поморщился и одновременно задумался.

– В универе? Светка там почти всех знает. Это все?

– Почти. Наша договоренность вступит в силу с одним условием.

Русланов позвоночник напрягся так, что, казалось, вот-вот переломится.

– Каким?

– Мне нужно поговорить с ней уже завтра.

– Сделаю, – отрезал Руслан.

– Время и место?

– Запоминай мой номер. Позвони во второй половине дня.

Теперь он продиктовал набор довольно простых цифр. Я повторил и кивнул.

– Супруге о договоренности пока не говори, – неожиданно вбросил он.

– Насколько «пока»?

– До утра.

– Хочешь получить удовольствие от ее нервов?

– Хочу узнать, как она ко всему этому относится. И как себя поведет. Теперь, когда камень с души свалился, я смогу смотреть на вещи трезво. И сделать выводы.

– Вот этого не стоит, – предостерег я. – Ты сам загнал ее в угол. Она логично считает виновным тебя. Соответственно, мелко мстит в меру возможности.

– Мелко? – Руслан усмехнулся. – Кстати, для кучи. Фраза «Твоя жена мне не нужна», высказанная в глаза мужу, который выбрал ее как лучшую на свете, звучит довольно обидно, не находишь?

– Хочешь, чтоб я извинился и поменял решение?

– Уже не получится, или один из нас отсюда не уйдет.

– Не мучай ее, – попросил я.

– Постараюсь. – Руслан еще больше понизил голос. – Значит, договорились?

Последовавшее рукопожатие перевело нас из разряда врагов в сообщников-заговорщиков.

Рядом с костром мы соорудили из выструганных слег и веток нечто вроде длинных хоккейных ворот. Порывшись в багажнике Лады, Руслан бросил на землю два мягких цилиндра, похожих на скатанные в рулон одеяла.

– Брал с собой на всякий случай, – пояснил он зачем-то, кивнув на спальные мешки. – Но только два.

Багажник обогатил нас также огромным, хотя и довольно пожеванным куском полиэтилена. Наверное, ушлый ножеман еще и рафтингом увлекается – пленка по размерам идеальна, чтобы в лодке от дождя укрываться. Других предназначений не знаю. Точнее, знаю, но в его возрасте быть огородником – извращение.

Натянутая на «ворота» вместо сетки, пленка создала великолепный тепловой экран – такой прекрасно защищает от наружного холода, а внутри возвращает тепло костра путешественникам, которые расположатся между огнем и экраном. В Руслане обнаружился не только фанатик оружия, но и бывалый любитель приключений на лоне природы.

От возложенных одно на другое бревен, горевших лишь в месте соприкосновения, шла волна густого горячего воздуха – она расслабляла, успокаивала, усыпляла… Света наблюдала за нами, переводя взор с одного на другого. Мы изо всех сил старались не отвлекаться. Наконец, Руслан воткнул в землю нож, что означало окончание работ, и присел к жене. Теперь уже она накопленным теплом согревала его.

– Света, не хотела бы узнать, как наш спутник относится к библейским заповедям?

– Мне кажется, ты имеешь в виду одну конкретную, – без улыбки констатировала она.

Словно сапогом в лицо. Понятно, что говорят о «Не возжелай жены ближнего своего». А и правильно, по делу. В таких случаях только так и надо.

Света вдруг продолжила:

– У меня по ней имеются некоторые личные соображения, но с удовольствием послушаю Ольфа.

На меня уставились четыре глаза.

Атмосфера настраивала на откровенность. Оранжевые языки прощупывали темноту, белым огнем вспухали угольки, в которые по кусочкам превращалось горящее дерево. Сверху пялились звезды, делая вид, что мы им не интересны. Возможно, со звезд так же пялился кто-то еще.

– Когда-то считал, что заповеди – это некий моральный намордник, – сообщил я в пространство, – дескать, за нас давно решили, что есть хорошо, а что плохо, разжевали, как для деток малых. Короче, никакой самостоятельности, никакой свободы воли.

– А теперь? – осторожно втиснула Света.

Как лицо заинтересованное, она изо всех сил старалась вникнуть в мою позицию по неудобному вопросу, поднятому мужем. Руслан молчал, он наблюдал за реакциями супруги.

– Не намордник – точно, – сказал я. – Скорее, ошейник – без поводка, но который своим наличием позволяет не спутать домашнего пса и дикого. Наверное, я повзрослел, и желание возможного старшего товарища защитить меня от неприятностей не воспринимаю больше как угрозу собственной самостоятельности. Это я о себе. А некоторым, согласен, не помешает не только намордник, но и поводок.

– То есть, заповеди в твоем понимании, – понятливо рассудила Света, – не намордник, не клетка и даже не ограда зверинца, а флажки, которые предвидящий предстоящие беды профессионал расставил вдоль опасных дорог. Так?

– В точку. Дальше вступают в действие законотворчество государств и совесть их жителей.

Руслан не согласился с такой трактовкой:

– По-моему, заповедей человеку достаточно для правильной жизни. Хочу сказать, что все законы, придуманные и принятые людьми для самих себя…

– Скорее, кем-то – для подчиненных, – внес я поправку.

– Пусть так. Все эти законы – вторичны. Они придуманы для упорядочения броуновского движения людской массы, которая перестала слушаться голоса совести. Они – протезы совести.

Света полуобернулась к нему:

– Правильно. Нормальному человеку не нужны законы, призванные угрожать карой в нашем человеческом мире за то, за что в последующей должен бы карать Господь.

– Лишние законы мешают, – продолжил Руслан свою мысль. – У каждого – свой путь, этот путь он выбирает сам. Сам решается, сам идет, сам приходит. Или не приходит. Потому что, бывает, кто-то сходит с установленной самому себе дистанции. По разным поводам. Одни не смогли, не выдержали, не рассчитали. Другие ошиблись дорогой. Третьи устали и завязли в паутине равнодушия. Четвертые вообще не понимали, куда и зачем идут. Пятые не понимали, для чего идти куда-то, когда и здесь, в родном свинарнике, хорошо, и кормят к тому же. Хочу сказать, что ничего не предопределено. Свобода воли есть, но есть и пути, которые мы избираем в соответствии с желанием и совестью. Если путь верен, если цель достойна, а ограждающие флажки не сбиты – придешь к Богу. Если же нет… – Он вздохнул. – То не придешь. Но даже несмотря на сделанный выбор каждый вправе как сомневаться, так и отступать от выбранного пути. Кто не сомневается в себе, тот не достоин Бога, поскольку слепо верит в свои силы и грешит гордыней.

Надо же, подумалось мне с удивлением, а он еще и философ. Плюс меченосец, плюс любитель поэзии… Короче – полный самурай.

Самурай нежно зарылся носом в душистые волосы жены.

Странная, очень эротичная, невероятная ситуация, в которой оказались мы втроем, ошеломляла беспардонностью происходящего. Несообразность распаляла и утихомиривала.

Руслан словно очнулся:

– А о каких соображениях ты говорила в начале? Что-то по поводу конкретной заповеди.

– Уже не помню, – отмахнулась Света, а губки недовольно скривились. – Я слушала тебя. С одним соглашусь полностью: лишние законы мешают.

– Только с одним?

– Соглашаться с двумя без чрезвычайных обстоятельств супруге свадебная клятва мешает, не находишь?

Вот это отбрила. Я не сдержал улыбку.

Руслан высвободился.

– Поздно уже. И холодно. – Он пощупал одежду, местами еще влажную. – Нормально.

С его подачи все поднялись и принялись натягивать одежду на подмерзавшие тела. Куртки мы пока оставили – пусть еще повисят у костра. Света удивленно следовала тренду, в глазах сквозили растерянность и даже некоторое разочарование. С другой стороны, рядом лежали спальные мешки, значит, вектор событий менялся с вертикального на горизонтальный, это еще больше завораживало. В происходящее она предпочла не вмешиваться, главное оставив мужчинам.

Но вмешаться пришлось.

– Почему таким образом? – Ее изящный пальчик указал на раскатываемый мужем спальник.

Сначала Руслан насытился тревогой жены, что прикрывала предвкушение возможного приключения как дырявая накидка в дождь. Столь же явно и тщетно. Потом раздался ответ:

– А как еще?

Света с удивлением посмотрела на мужа, взгляд прыгнул на меня и вернулся на мужа.

– А как же Ольф?

– Что – Ольф? – ядовито вымолвил Руслан.

– Мешков – два.

– Можно неплохо устроиться в машине.

Настал момент истины.

– Мне тоже идти в машину? – Она просверлила мужа взглядом.

Я отвернулся. Пусть сами разбираются.

– Мы с тобой расположимся здесь, а Ольф будет спать в машине, – жестко проинформировал Руслан.

Свету это не устроило:

– С ключами можно было бы включить печку. Но ключей нет.

Я пожалел спорщиков:

– Не страшно. Если замерзну, погреюсь у костра.

Света меня даже не дослушала. Под удивленным взглядом мужа она бросила мне второй спальник, а расстеленный по земле первый вновь оказался в ее руках:

– Раскрывай.

В ожидании, чем все закончится, Руслан сложил руки на груди.

По примеру девушки я расстегнул молнию спальника до конца, и они превратились в подобия обычных одеял. Мы состыковывали застежки мягких квадратов между собой по трем сторонам. Через минуту на траве располагалась наилучшим образом устроенную постель – большой спальный мешок-конверт. Размерами он вполне подходил для троих. К раздеванию погода не располагала, и Света первой юркнула в уютное ложе. Снаружи остались полусапожки, а мою куртку, свернув в несколько раз, девушка положила общей подушкой под головы.

Разложенный между нодьей и экраном, спальник стал ковчегом Ноя посреди потопа. Руслан тоже разулся. Я замешкался, переступая с ноги на ногу: как теперь быть – после установленной договоренности? Между тем парень забрался к жене под крылышко.

– Ольф, говоришь? – фыркнул он. – Ну, раз Ольф, то Ольф.

Бесцеремонно сдвинув супругу в угол, он приподнял полог спальника со своей стороны:

– Прошу. Только, чур, не приставать, я не такой.

– Дурак! – внезапно взъярилась на него Света. – Набитый и самонадеянный. Кому нужно твое ревнивое позерство после его выигрыша? Теперь не ты здесь распоряжаешься, игрок хренов. Дораспоряжался.

Мощно толкнув уронившего челюсть мужа тазом, она оттеснила его в самый край и указала мне на освободившееся место рядом с собой:

– Ну?

Мои глаза искали ответа у рыжего сообщника, но он вдруг пожал плечами и самоустранился. Заиграется товарищ, ох, заиграется.

– Давай же! – убило мои сомнения подгоняющим тоном.

И я «дал».