Жизнь не всегда прекрасна, тем и интересна. Огонь давно полыхал, но подбирающийся пробирающий холод крепчал, намекая, что на этом не остановится. То есть, ночь обещала стать не по календарю морозной. Свете, закутанной ниже пояса в мою куртку, Руслан накинул на плечи ветровку, а сам вновь пошел биться с деревьями. Я носил готовые дрова к костру. Вымазанные как черти, мы косились друг друга, но никто ничего не говорил. Наверное, правильно.

– Хорошо бы горячего чаю перед сном… – в конце концов, риторически вырвалось у ежившейся девушки.

Перед сном…

Ночь властвовала над миром. Мы были частью этого мира – темного, дикого, по ночному промозглого. Что ночь придется провести здесь, ни у кого сомнений не вызывало. Сомнения возникали в отношении «как». Это «как» было мучительно разнопланово. Один из смыслов – где.

Пляжные варианты не пройдут, погодка подкачала. Лучшим способом ночевки в полевых условиях была палатка, но ее не было. Костерчик потрескивал, жара едва хватало, чтобы греть лицо и выставленные ладони, но никак не тела в промокших вещах. Шевелившиеся великанские тени навевали жуть. Рядом, зовя в неведомое, лунной дорожкой блестела речка. Хотелось сбросить одежду, искупаться и, пока одежда высыхает, долго отогреваться у огня, который распалить до небес, чтоб прожаривал до печенок.

Хорошая мысль. Для другой компании в другое время.

Как оказалось, на данную тему думал не только я.

– Нужно смыть грязь, обработать раны. – Света поднялась и повернулась ко мне. Бездонные глазищи, черные во тьме, забыли, как мигать. Мои, кажется, тоже. Судорожно сглотнув, она строго продолжила. – Ты несся через такой бурелом. Раны, ссадины? Покажи, я разбираюсь.

– Все нормально, – успокоил я.

– Стесняешься? – предположила она.

Руслан фыркнул.

– А у тебя? – Она повернулась к мужу.

– Тем более.

Оставшийся без ветровки, он зябко повел плечами. Не поднимаемая вслух проблема ночевки в тепле заботила всех.

– Я сделаю нодью, – объявил Руслан.

Будто это кому-то что-то сказало. А он, стервец, увидев недоумение слушателей, объяснять не стал, только хитро усмехнулся, кинув заинтриговавшее «увидите».

Вскоре «меч» застучал, выполняя привычную работу – именно ту, для которой создан. Срубленный ствол сухостоя был разделан на два отдельных бревна метра по два, в прорезанном вдоль одного желобе равномерно расположились вынутые из костра угольки. Когда они разгорелись, прямо на них сверху было водружено второе бревно.

Парня чуть не придавило поехавшим вбок стволом, я вовремя подставил руки и больше не убирал. Руслан поблагодарил взглядом, но весь его вид говорил, что это лишь случайность, и что легко справился бы сам. Укрепляя бревна распорками, чтобы не разъехались, он ахнул:

– Ты чего творишь?!

Как на такое реагировать?

Хорошо, что не успел никак – сказанное относилось не ко мне. Я обернулся, и глаза застряли на Свете, про которую мы на время забыли. Луноликая, беловолосая, переливавшаяся игрой отблесков света, она стала похожа на подсвечиваемую прожекторами статую богини в музее. Потому что весь кошмар, имевшийся на ее теле, то есть все грязное, мокрое, текущее, измочаленное… отсутствовало. Напрочь. Разувшаяся и уже стянувшая с себя испоганенные кофту, водолазку и джинсы, теперь она расстегивала отяжелевший от впитанной влаги лифчик.

– Хочу постираться. И вам советую.

Света отбросила противно чвакнувшую о землю деталь туалета и взялась за последнюю. Тугие мячики, подкрепленные авансом загадочного взора, заколыхались, будто просясь пошалить. Руслан взбеленился:

– С ума сошла?! Оденься!

Назло мужу она грациозно вышла из спущенных трусиков и встала перед нами во мраке – нереальная, как тень отца Гамлета, и прекрасная, будто вышедшая из леса дриада, фея или другое какое мифическое создание. Руслан окаменел, как жена Лота, которая в свое время тоже нарушила обещание. Только горящие адским пламенем глаза… только рвущиеся мышцы… только скрюченные побелевшие пальцы…

Он явно не собирался терпеть сдавивший плечи позор.

– Я что сказал?!

Судя по состоянию и выражению лица, вдруг оживший парень намеревался действовать. Как? Опять же, судя по состоянию и выражению лица…

Мне бы под горячую руку не попасть.

– А что? – ответно взвилась девушка. – Принимай, чего хотел.

– Я не хотел! Ты не можешь – вот так…

– Он имеет право смотреть.

Я удостоился демонстративно откровенного заинтересованного взгляда.

– Я… запрещаю! – Руслан чуть не плакал.

Он не мог ударить женщину. Она это знала, потому и поступала так. У мужей, которые бьют, жены ведут себя по-другому. Или отсутствуют.

– А кто играл на меня?! Сама, что ли, себя проиграла? Проиграл – заткнись. Думаешь, приятно быть вещью, которую ставят на кон, Островский ничему не научил?

– Я не думал… Прости, вообще не понимаю, как это случилось, – пытался оправдаться Руслан.

– Как же, не понимаешь. Ты согласился на меня в качестве ставки, чего же хочешь еще?!

– Я не соглашался!

– Он не соглашался, – подтвердил я. – Это я согласился. Он предложил.

Это было жестоко, но я говорил правду. Было именно так. Нюансы крылись в интонации, но фактом всю жизнь считаются именно слова.

Руслан затих. Нагнувшись, Света собрала вещи в охапку и двинулась к речке, обжигая огнедышащим видом подпрыгивавших чудес.

Не глядя на Руслана, я сделал то же, что и она – принялся снимать и собирать в кучу грязное. Покрытое глиной из-под колес, а потом еще раз запачканное, намоченное и размазанное прижавшейся после падения Светой, оно могло быть просто подсушено и почищено… но не хотелось портить девушке триумф.

Руслан шумно выдохнул… и присоединился – руки начали освобождать корпус от стягивавшей сбруи спинных ножен. Потом он безмолвно разделся – тоже полностью – и хмуро зашагал с вещами к жене.

Я отправился вслед за ним. События, устроенные с моей помощью, стали развиваться по собственному сценарию. Оттого любопытному до рези в яичках. Почему-то вспомнились слова Льва Толстого: «И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое как на испытание».