Глава 9
По возвращении из президентской резиденции Инна регулярно стала ловить на себе чуткие и доброжелательные взгляды коллег. Они не обходили ее вниманием и раньше. Только теперь к мужчинам присоединились и женщины. На своем рабочем столе она обнаружила небывалое количество различных конвертов с приглашениями, предложениями. Ей одновременно заинтересовались Союз независимых спичрайтеров, Российская секция Всемирной организации любителей какаду, клуб православных ветеранов подводной охоты «Дай веры!», популярная женская телевизионная игра «Кто хочет встать с миллионером?» и еще множество других авторитетных тусовок… Даже неведомый ранее Клуб Молодых Олигархов. На второй день на этаже ее поджидала расфуфыренная «рублевская троица» – жены старожилов дачного поселка с приглашением выступить с рассказом о президенте в их клубе «Молодильное яблочко»…
Так называемых светских тусовок Инна всегда избегала, считая, что они предназначены для людей, по большому счету, пустых, которые могут ощутить некую генетическую общность между собой разве что благодаря наскоро обретенной идентичности содержания желудков и состава обильной слюны. Путных людей там и впрямь бывает мало. Кого-то регулярно выгуливают продюсеры, используя как необходимую процедуру звездного облучения, кто-то, теряя популярность, сам загорает в этом шоу-солярии, кто-то заходит намеренно, кто-то случайно, а кто-то – компенсируя детство, проведенное в населенном пункте без зоопарка. При свечах, вспышках видео– и фотокамер более всего это напоминает некий антикрестный ход – праздное явление поклонникам обилия разнополых гламурных мощей, околополитических, околоартистических, околотелевизионных – околореальных.
А сейчас Инне и вовсе было не до того. Она внимательно по нескольку раз пересмотрела весь привезенный с юга материал. Систематизировала отснятое. Отобрала и вчерне смонтировала куски. Нашла просчеты и недосказанности, лакуны, которые требовали заполнения. Подготовила сценарий и вопросы для следующей встречи, следующей серии.
Потом подумала, что надо бы отвлечься. Лицо президента уже будто преследовало во сне и наяву. И порой отличить одно от другого, явь от забытья, было непросто. Она будто старалась проснуться, но этого усилия хватало лишь, чтобы перелететь из одного сновидения в другое. Начальство подчеркнуто не загружало ее другой работой. Человек, допущенный к Телу, – это серьезно, это престиж, это золотое достояние канала! Его надо беречь.
А вот телесные заботы с маленькой буквы были на телевидении у многих. Вот и сегодня, пока Инна сидела в монтажной, к ней забежала бывшая подруга из музыкальной редакции Эльвира Донская.
– Слушай, тебе не показалось, что Иришка Вербина у нас в положении?
– Не знаю, я как-то не обращала внимания, – пожала плечами Инна.
– Ну, ты ее платье видела? – продолжала допытываться Донская.
– Широкое, что ли? А у тебя будто такого нет, – улыбнулась Инна.
– Меня можно даже не подозревать. Я в положении буду только тогда, когда мужика найду с положением. Кстати, как ты относишься к…
Инна вновь пожала плечами:
– А что?
– А вдруг? – передразнила ее Элька. – Понимаешь, вчера тусили у Ксюши, и он ко мне клеился. Даже поехали к нему домой. Там еще по бокалу и в койку.
Он раздеваться стал. А у него на розовых трусах скрипичный ключ и ноты нарисованы. Представляешь? Ну, я тут и прыснула. А он говорит – это не трусы, а чехол для инструмента.
– Ну и как инструмент? – вынуждена была переспросить Инна.
– Очень расстроен. Маэстро сразу отвалился и захрапел. На такой органный концерт я точно не подписывалась. Вот как ты думаешь, стоит с ним еще разок попробовать? А?
Заметив инертность Инны, подруга обиделась:
– Ну да, ну да… Мы теперь с президентом беседуем, не с нами, грешными…
Через три дня, как и договаривались с Разиным, она набрала номер его приемной, чтобы договориться о следующей встрече. Голос на том конце провода вежливо и корректно, пожалуй, даже с душевностью, сообщил, что да, конечно, они в курсе, Сергей Сергеевич предупредил, и встреча, несомненно, состоится, но президент сейчас крайне занят, он просит его извинить и перезвонить через несколько дней.
Через четыре дня попросили ее оставить свой номер телефона, чтобы сообщить о времени приема.
Так продолжалось больше полутора недель. Она аккуратно, но ритмично проявляла журналистскую настойчивость. После очередного звонка Инна вновь оказалась в кабинете Журдена. Шеф поинтересовался, как идет работа над передачей с президентом. Услышав, что никак не удается встретиться для продолжения разговора, развел руками и сообщил, что знает, ему звонили из администрации и просили недельки две-три не беспокоить президента, он, мол, приносит свои глубочайшие извинения госпоже Иволгиной, безусловно, помнит обещание, ценит ее внимание и профессионализм, сам обязательно выберет время и назначит встречу.
– Может, ты пока в отпуск сгоняешь, мы тебя в случае необходимости оперативно вызовем? А то потом, глядишь, и некогда будет? Эксклюзивный многосерийный телепортрет президента – это не шутка. Да и мысли у тебя, небось, все в этом материале, на другой все равно не переключишься. Незавершенка, она всегда душу тянет, по себе знаю. Лучше не выходить из темы. А сейчас на всех этих модных побережьях, – сладостно вздохнул шеф, – как раз классная погода… Я тебе буду искренне завидовать. Подумай! Дело говорю!
Подумать о чем-то можно только тогда, когда в голове есть свободное от других дум пространство. А когда все мысли о работе? А работа сегодня – это, по сути, действительно исключительно Он?! Смущало и то, что по новостям за все это время промелькнуло лишь несколько предельно скупых и бесцветных паркетно-штативных сюжетов: он с премьер-министром, он с председателем верхней палаты парламента, потом нижней, руководителем ФСБ.
Причем синхрон, даже фрагментарный, напрочь отсутствовал, а закадровый текст был не красноречивее признания разведчика на случай провала – «обсуждались актуальные вопросы внутренней и внешней политики». Причем все только рабочие встречи и только один на один. Ни публичных приемов, ни посещений, ни награждений, ни переговоров. Никакого народа, никаких массовых мероприятий. Он не здоров? А раскрывать этого не хотят?
Затем президент стал появляться на экране значительно чаще, подписывая один за другим какие-то указы, распоряжения, с кем-то встречаясь, что-то решая. Но что интересно – опять все без прямого эфира, без синхрона, который был доселе фирменным почерком общающегося с народом Разина.
Инна продолжала настойчиво и внимательно отсматривать все вновь появляющиеся сюжеты, но раз за разом не находила в них ничего нового. Скорее, снежным комом нарастал мучительный эффект дежавю – повторяемость поз, жестов, мимики…
Ей поначалу казалось, что это от ее внутренней перенасыщенности Разиным, от излишнего и долгого «погружения в тему». Ее все время мучило ощущение упущенных возможностей – это не прояснила, об этом не поговорили, этот вопрос стоило бы задать. Что поделаешь – задним умом все сильны. Она активно и кропотливо готовилась к новой встрече, исписала десятка три блокнотных страниц. Чего греха таить, президент уже вовсе, вовсе нередко возникал и во сне, улыбался и говорил что-то приятное, чего не только она, а может быть, и вовсе никто и никогда от него и не слышал. Страстно и долго желаемое легко заслоняет собой реальность, внедряется в память, где спустя некоторое время занимает место фактов, которые держать в памяти не хочется.
Конечно, она пыталась отвлечься другими материалами. Старалась делать их с предельной аккуратностью, даже педантичностью. Но серьезного интереса к ним не ощущала. Ну, вот попросили подготовить дискуссионный сюжет о том, что всего три наших вуза попали в последний топ пятисот в мире, подготовленный за рубежом, и, соответственно, нужно ли нам ориентироваться на эти рейтинги или регулярно проводить свои. В передаче горячо спорили представители министерства и отдельных университетов. Хотя чего тут спорить – наш рейтинг по успешному трудоустройству выпускников известен и стабилен, аж до факультетов. На первом месте питерский юрфак, затем Институт стали и сплавов и Высшая школа экономики.
И тут вдруг она столкнулась в новостях с кадрами не просто знакомыми, а буквально родными, которые снимал ее оператор Виталий, снимал в той самой южной резиденции, снимал при ней. Они ей не пригодились и остались в смотках. Но кому-то, значит, пригодились? Ошибки быть не могло. Загорелый, дружелюбный, ироничный. Она могла даже сказать, какие слова он в этот момент произносил. Рядом мелькнула и ручка тросточки, которой он пользовался тогда из-за растяжения. А вот напротив за столом были почему-то уже совсем другие люди. Монтаж. Это точно были кадры из смоток, не отобранных ею для основного материала, оставшиеся на исходнике, в архиве. К ним достаточно искусно приклеивали какие-то другие, уже незнакомые ей кадры.
На телевидении использование картинки из архива, конечно же, вовсе не редкость, вещь вполне естественная, но в новостях это бывает лишь в условиях крайней оперативности, дефицита свежего видеоматериала и тематической совместимости.
Дефицита на свежие сюжеты с действующим президентом как-то никогда раньше не бывало, скорее даже наоборот. Он активно поддерживал имидж энергичного, деятельного, публичного и подвижного человека, ежедневно встречающегося с самыми различными людьми, решающего государственные вопросы в режиме ручного управления, охотно и непринужденно общающегося и с народом, и с прессой. Операторы, гоняясь за президентом, падали от усталости, инженеры не успевали монтировать, а на выпуске все вставляли в пожарном порядке. И даже когда информационная программа была уже в эфире, приходили новые сюжеты, срочно писались комментарии и подводки. Поэтому нынешнее информационное затишье было для Инны абсолютно непонятным и подозрительным. Что-то случилось, точно, точно что-то не так, что-то не так – пульсировали Инне и рассудок, и сердце. Хотя в последнем признаваться как-то не хотелось.
