Глава 31

Сверху легко выпасть, наверх нелегко вернуться – это закон всемирного тяготения. И то, что сила взаимного притяжения двух тел не знает никаких преград, – тоже закон всемирного тяготения. Один из самых универсальных в природе. Действует независимо от величин и величия. Причем абсолютно во всех странах, при любом государственном устройстве. Англичанин Кавендиш два века назад наблюдал, как закручиваются шарики на придуманных им весах. Инна сейчас явственно ощущала, как непостижимо и необратимо закручиваются ее шарики, как автономно начинает вести себя сердце, будто овладевшее азбукой Морзе. Но ведь вроде бы она делала все правильно.

Варианты столичного жительства Разина они рассматривали недолго. Отель отпадал хотя бы уже потому, что в новеньком паспорте на имя Бориса Борисовича Гутина отсутствовал штампик о месте постоянной регистрации. Да и устраивать возможные встречи с кем-либо там не очень удобно и при этом очень заметно. Квартира Инны с неизбежным, чутким и доброжелательным фейсконтролем представителей ее целевой телеаудитории, сидящей на скамейке у подъезда, – тоже, как говорится, не фонтан. А вот квартирка отца, к которому порой заходят, а то и приезжают приятели-литераторы, практически идеальна. Разин колебался, но иного варианта предложить не мог.

«Вы со своей нынешней русой бородкой и уверенными манерами как раз вполне сойдете за прозаика из глубинки, приехавшего покорять столичных издателей. Это абсолютно естественное папино окружение. И посещать вас там, не особо привлекая внимание, могут совершенно любые люди», – подытожила Инна.

Квартира Разину показалась очень симпатичной и уютной. Скорее питерской, чем московской. Это там, в сравнительно скромных, вовсе не богатых и не кичливых апартаментах, а то и в коммуналке, можно встретить обеденный ореховый стол на львиных ножках. Или массивный бронзовый светильник, поддерживаемый зоркой Дианой, притаившейся в каком-то углу вместе со своей собакой. Или кресло, которое было абсолютно точно приготовлено для странным образом не приехавшего в Россию Вольтера. Или стеллаж из радостной карельской березы. Или вот такой письменный прибор с гладиатором, который стоит на зеленом поле иволгинского письменного стола – «Ave, Ceasar!..».

Ave, Ave… Он отогнал от себя эти мысли. Главное сейчас выйти лично на Чумаченко. Правда, Сергей пока так и не мог сообразить, как бы это сделать повернее и поаккуратнее. Через однокурсников, сослуживцев? Часть из них уже давно занимаются крупным бизнесом, и соединиться с ними столь же непросто. Часть, гордо произнеся «Честь имею!», просто ушли в отставку, пишут мемуары, собирают грибы и ловят рыбу. «Лучше собирать грибы, чем гробы!» – отчеканил один из них предыдущему президенту. Разин навсегда запомнил эту фразу заслуженного и опытного генерала.

– Ну вот. Все готово! – появилась на пороге хозяйка. – Сейчас только наш родовой «Мозер» заведу, и все будет в полном порядке. Этому ритуалу меня научил еще мой прекрасный дед Василий Алексеевич.

Инна принесла с кухни табуретку, вспорхнула на нее к настенным часам, открыла дверку под белым римским циферблатом, достала висевший там ключик. Аккуратно перекрутила стрелки на нужное время. С приятным скрежетом завела пружину. Качнула маятник. Воткнула было ключ и во второе отверстие, но потом повернулась к Разину:

– Они ведь с боем. Будут мешать.

– Скорее наоборот – напоминать о курантах, – улыбнулся Разин.

– Наверное, мечта каждого руководителя создать такую структуру, чтобы она и без него работала как часы? – спрыгнув с табуретки, решила плавно изменить тему Инна.

– Допустим, это скорее мечта каждого слабого и ленивого руководителя. Подлинный мастер, и мастер-часовщик, кстати, тоже, поступает чуть по-другому. Обеспечивает надежность и долговечность механизма, а вот тот самый, только что бывший в ваших руках, Инна, заводной ключик оставляет при себе или в особом секретном месте. Мастер всегда должен чувствовать свою востребованность. Кстати, ваш батюшка не очень рассердится, если я полистаю некоторые книги в его замечательной библиотеке?

– Вообще-то он действительно чрезвычайно педантичен к расположению вещей, – улыбнулась Инна, – хотя для вас-то, я думаю, он сделает исключение. Мой папа все же не «три медведя». Если и педантичен, то не по-медвежьи – это точно. Я ему сама объясню, кто сидел на его стуле, кто хлебал из его чашки и кто спал на его любимом суворовском диванчике. Вот разве что его огромный бокал с надписью «Пока мы не довольны жизнью, она проходит», подаренный благодарными студентами, брать, пожалуй, не стоит. А что касается книг, ему, скорее всего, даже будет интересно потом определить ваши филологические пристрастия.

– Спасибо, что предупредили. Тогда тем более я буду аккуратен.

– Сергей Сергеевич! Когда заводят часы, жизнь еще не начинается. Она начинается, когда заводят холодильник. Поэтому вы тут осваивайтесь, а я вас на часок брошу, чтобы посетить ближайший супермаркет. Вам кроме еды ничего не надо?

– Ну если мы больше никуда не летим, то еще раз одеколон, пожалуйста.

– Хорошо, – рассмеялась Инна, – кстати, вам тот запах понравился?

– Да, вполне.

Когда Инна захлопнула дверь, Разин подошел к окну, проводил взглядом ее легкую походку. А может, плюнуть на все? Пожить, наконец, в свое удовольствие? Взять и впрямь перейти на должность, личность и бытность, именуемую «Борис Борисович Гутин»? Расправить плечи. Жениться на Инне. Только вот нужен ли ей будет некий Гутин? И долго ли он сам будет нужен себе в такой ипостаси?..

Нет, пока не время. Уйти вовсе не проще, чем прийти. Уход надо готовить. Серьезно и обстоятельно. Уход должен принести пользу не только ему, но и стране. Именно так должен поступать настоящий, любящий свою родину политик. А он считал себя таковым.

Разин еще раз прогулялся по квартире, оценил, как все в ней функционально, просто и со вкусом устроено. Вспомнил байку про какого-то древнего философа, которого пригласил в свой роскошный дворец один из «новых греков». На вопрос самодовольного богача, удивлен ли он, философ ответил: «О да! Конечно! Я удивлен, сколько на свете существует вещей, которые мне не нужны». Вспомнив мудреца, Разин подошел к книжному стеллажу. И снова оценил безупречный и логичный порядок – словари отдельно, история и мемуары отдельно, на разных полках поэзия и проза, причем зарубежная и отечественная тоже врозь. Ориентироваться просто. И здесь тоже нашелся Шекспир. Полное собрание. Открыл «Юлия Цезаря». Причем открыл наудачу:

«А как иногда хочется его потерять… Оказаться просто вот в такой уютной и тихой квартирке, со старинной мебелью, с Шекспиром, с Инной… И не думать о том, что завтра выкинет новый американский президент, как поубавить капризы собственных союзников, кому из экономистов доверить будущее страны, что делать с проворовавшимся губернатором, как помирить олигархов и государственников, силовиков и цеховиков и где достать деньги пенсионерам, учителям, врачам…»

Почему-то вдруг пришла мысль о том, что все-таки правильно не поддался на неоднократные мягкие увещевания Святейшего о венчании с супругой. В молодости-то об этом даже подумать было нельзя, а потом… Судьба иногда сама прозорливо разводит во времени наши желания и возможности.

Он в судьбу верил. Не раз перед тем или иным решением терпеливо ждал ее знака. Причем это не была вера в какую-то свою исключительность. Вовсе нет. Знаки она дает всем. Не все понимают, не все изучают язык своей судьбы. А зря.

«Мозер» на стене деликатно поворчал, щелкнул, а затем выдал протяжный мелодичный удар. Половина второго.

Сергей отложил томик Шекспира и еще раз пробежался взглядом по переплетам стоящих на стеллаже книг. Здесь наверняка были и раритеты, судя по тиснению и золотым буквам на потертой коже. «Путешествие стольника П. А. Толстого», «Записки артиллерии майора Михаила Васильевича Данилова», «О взятках, взяточниках и доносчиках. Сочинение И. П. Липранди»… А вот это любопытно. И фамилию он где-то уже слышал. Надо полистать…

Но тут заскрежетали ключи в замке входной двери, и с грудой пакетов в квартиру вошла Инна.

– Вы на свой или на мой аппетит рассчитываете? – с улыбкой спросил Разин, перехватывая ношу из ее рук.

– Исключительно на ваш. Вы же после болезни. А процесс реабилитации руководителя государства, насколько я знаю из истории, никогда не бывает простым.

– И что у вас тут? – начал выкладывать на кухонный стол продукты Сергей. – Зелень, овощи – это прекрасно! Вот ими я и займусь. Мужчине все-таки ближе холодное оружие, а не кастрюльки с дуршлагами.

– А я-то думала, что полковнику ближе половник.

– Ну, я же в отставке.

– Тогда давайте я вам фартучек повяжу. А то запасной одежки у нас, увы, нет. Это ведь тоже прецедент для президента?

Так, перебрасываясь игривыми фразами, они и накрыли симпатичный стол на двоих. Инна предложила поднять бокал шампанского за возвращение в столицу – «я ведь временно не за рулем». Хотя возвращение было еще не совсем окончательным, Разин охотно согласился.

Как выйти на Чумаченко, он уже придумал. Инна свяжется с начальником Центра общественных связей ФСБ, тем более что молоденький генерал-майор ей знаком, и попросит об интервью руководителя. Чума обычно их не дает. Не любит публичности, не терпит ни камер, ни микрофонов. Постоянно внушает сотрудникам, что дело их тихое и несуетливое, а публичная биография настоящего разведчика начинается вовсе не с его появления на свет, а только с появления на свет красных подушечек с его орденами. Поэтому и начальник Центра наверняка откажет. Но только она попросит не просто интервью, а интервью «по поводу 17 августа». Причем этот аргумент должен быть непременно доведен до шефа, до Михаила Васильевича лично. Этой даты нет ни на одной бумаге. Смысл ее никто, кроме них двоих, Разина и Чумаченко, не знает. Чума тут же все поймет и непременно выйдет на связь.

– Дело это тихое и несуетливое … – озвучил Разин часть своих мыслей уже по другому поводу, молодецки откупоривая обернутую салфеткой бутылку шампанского. – Секрет его прост. Ни потолок, ни присутствующие не пострадают, если крутить не пробку, а, наоборот, стоящую на столе бутылку.

Наши с вами профессии, Инна Андреевна, разведчика и журналиста, лишь внешне кажутся чуть ли не противоположными, а по сути-то очень близки. Только одни работают на массовые средства информации, а другие на немассовые. Поэтому и многие разведчики были писателями и журналистами, а те, что не были, тянутся к перу уже на пенсии.

Инна поделилась рассказом отца о том, как он совсем молодым журналистом тоже однажды выполнял особое задание КГБ. В Москву прилетел некий популярный английский писатель, автор романов о скачках и сам бывший жокей. Отец собрался сделать с ним интервью. Но перед этим его вдруг вызвали к главному редактору. И незнакомый ранее человек, по-хозяйски расположившийся в кабинете шефа, попросил журналиста во время интервью задать еще несколько вопросов и понаблюдать за помощником писателя, прилетевшим вместе с ним, водившим его по разным компаниям и не оставлявшим ни на минуту. Дик, так звали писателя, оказался вполне простым, искренним и до смешного самоуверенным человеком. Он сказал, что две недели путешествовал по Тибету и напишет об этом роман, напишет роман и о Москве. На вопрос, не мало ли на это четырех дней, которые он проведет у нас, ответил: «Ну что вы! Этого вполне достаточно. Будет еще один бестселлер, не волнуйтесь!» А вот его помощник показался отцу явно себе на уме. Да и вел себя не как помощник, постоянно дополняя и корректируя слова своего босса.

– Это обычная практика, – согласился Разин и после тоста в честь прекрасной и отважной Инны предложил еще один – за близость… их профессий. – Вот и вам теперь предстоит выступить в роли журналиста-связника.

После обеда Инна выслала президента из кухни в комнату, убрала со стола, помыла посуду. Уходить ей не хотелось, а, стало быть, это надо было сделать как можно быстрее.

– Телефон вы мой знаете. Продукты, как, собственно, и все здесь, в вашем полном распоряжении. А я пойду выполнять ваше задание. Завтра утром заеду. Не скучайте!

«Он действительно приобнял ее, помогая надеть плащ? Или ей это показалось после шампанского?»