Глава 26
В ближайшем телевыпуске, который Разин смотрел уже лежа на кровати, новость подтвердилась. Мужское население палаты при этом безмолвствовало, ожидая скорую трансляцию футбольного матча. А Разину понравилось, что «исполняющий его обязанности» сказал на экране несколько теплых слов о супруге, подчеркнув, что это их обоюдное, давно назревшее решение. Единственная и любимая дочь уже выросла. У каждого и так свои интересы, свои привычки, своя жизнь и цели, так зачем стеснять друг друга условностями? При этом, конечно же, они остаются в самых добрых отношениях.
Реальному Разину такая речь далась бы куда тяжелее. Они с Галиной познакомились в ранней молодости, если не сказать в юности. Познакомились случайно и, пожалуй, даже романтично. Если это вообще не одно и то же. Просто в толчее у эскалатора ленинградского метро симпатичная девушка случайно вместо руки своего спутника схватила руку Сергея. Через какое-то время заметила ошибку, но не разжала руки. Не разжимал свою и Сергей. Она внимательно посмотрела на него, улыбнулась. И взяла руку спутника другой рукой. Так они и вышли на перрон. «А почему ты тогда ее не отпустила?» – «Мне она показалась такой надежной», – через пятнадцать лет призналась жена.
Период ухаживания получился недолгим. Ему предложили работу за рубежом. И все у него для этого было, кроме одной коротенькой, но обязательной в советское время строки характеристики – «примерный семьянин». Галя тут же согласилась.
Она оказалась уютной и нежной женой, а потом и крайне заботливой матерью их дочки. Настоящей хранительницей семейного очага. А Сергей почти все время отдавал работе, говорить о которой в их среде было не очень принято. Вечерами Галина пыталась занять его своими разговорами. Он, стараясь не обижать ее, рассеянно слушал, что-то односложно отвечал. Были попытки вместе ходить в театр, в кино, в гости к немногочисленным друзьям. Но Галина по натуре была домоседкой. К тому же в гостях по перешедшей к ней семейной традиции щепетильно следила за количеством выпитого. Это притом, что Сергей никогда не позволял себе более трех рюмок. Такое прилюдное внимание немного угнетало. И тишина под легальным названием «семейный отдых» стала занимать все большую часть совместного времяпровождения. Кстати, в переводе с древнегреческого имя жены и означало «спокойная», «тихая», «безмятежная». Кажется, кто-то именно из древних греков шутил про то, что, если попадется хорошая жена, будешь счастливцем, а нет – станешь философом. А вот через какую жену можно стать политиком?
Сергей уверял ее, а скорее себя, тем, что просто-напросто устает на работе, и в какой-то степени это было правдой. Его все считали трудоголиком. Галина охотно принимала это объяснение. Но все чаще казалось, что какая-то другая, более неприятная усталость, ее аморфная разновидность обволакивает его как раз дома. Он все чаще уходил на тренировки по дзюдо, на пробежки или на полюбившиеся тренажеры.
А время шло. Загранкомандировка окончилась. Они вернулись уже не в ту страну, из которой уезжали. «Наши люди» были уже не нужны. Убрали в запас. Китель, убеждения, точку зрения – в шкафчик, до лучших времен. Опыт и умение точно оценивать ситуацию, моделировать поведение, знание языка, связи помогли найти новую работу.
Сумел заскочить в последний вагон поезда будущего? Отлично. Ну а дальше двигай в сторону машиниста, упорно открывай двери, скачи по мотающимся из стороны в сторону «гармошкам» из вагона в вагон. Он так и делал. И снова жена услужливо и безропотно отодвинулась на второй план. А когда появилась дочь Ксения, Галина и вовсе зажила автономной жизнью, обретая и выплескивая свои эмоции у ее кроватки, да еще у телевизора, который тогда как раз заразился тропической лихорадкой латиноамериканских сериалов.
При этом, надо отдать должное, они вовсе не ругались, не выясняли отношения. Жили тихо и мирно. Были как раз той самой образцовой семьей, что требовалась в анкете, по очереди, аккуратно занимая и отдавая друг другу супружеский долг.
Он уверенно и успешно делал карьеру, каждый раз вникая в мельчайшие детали порученного дела, осваивал смежные сферы деятельности, находил новые эффективные решения, предлагал смелые, но продуманные и обоснованные проекты. Задача была проста и неизменна – сумел вскочить в последний вагон, двигайся вперед, в сторону машиниста. Так он и поступал, минуя вагон за вагоном.
И все это время был искренне благодарен Галине за размеренный быт. Дочь выросла. Материальное состояние улучшилось. В семье царила устоявшаяся атмосфера добрососедства. Поводов для каких-то выяснений отношений и разрыва по-прежнему не наблюдалось. Да и кому это нужно? Постепенно сюда приложилась и забота об имидже мужа, ведь Сергей становился заметной государственной фигурой. А именно от имиджа во многом зависят и перспективы, и благосостояние чиновника.
Галина это тоже понимала. Вздыхая украдкой, пыталась покорно соответствовать протоколу, покупать модную, но выверенно корректную одежду, бывать с мужем на различных официальных мероприятиях. Однако внутренне очень тяготилась этими мультяшными улыбками, этой публичной суетой, а главное, не умела столь тонко, как Сергей, скрывать это.
И еще одно чувство нередко посещало Сергея. Ему было неудобно от него, он гнал его. Но ему постепенно становилось все досаднее наблюдать, как сыновья его соратников уже начали прыгать по верхним ступеням карьерной лестницы, заводить собственный бизнес. А у него такого наследника, увы, нет. Даже пресса подмечала, что на вопросы о семье, о дочери он отвечал скупо и односложно.
Потом появилась возможность под вполне благовидным предлогом жить раздельно. И они оба вздохнули с облегчением. Взгляды друг на друга стали реже, но при этом сами эти взгляды повеселели. Де-факто это уже и был развод. Вот поэтому ни для желтой прессы, ни для народа тем более нынешнее официальное сообщение, по сути, не было никакой сенсацией. Ему даже пытались некоторые СМИ сватать одну закончившую карьеру балерину. Но вот уж это было совсем напрасно. У балерин, как правило, уж очень специфический характер. Характер-судьба. Сдавленные с детства муштрой и диетой, они при попадании на свободу напоминают популярные игрушки, китайские дракончики, распрямляющиеся в воде. Стремятся как можно скорее компенсировать свои ущербные сценические годы непомерным выплеском своих дрожжевых обид, запросов и капризов, наращивая аппетиты во всех смыслах этого слова. Их можно понять, но не принять. Нет уж, помилуйте, только не балерина!
«Я ж тебе говорила, что все к этому идет». Услышанную Разиным фразу наверняка произнесла сегодня не одна только эта медсестричка районной больницы. Да и сам Разин, обычно крайне не любивший, когда решают что-то важное без него, а уж тем более за него, сейчас ловил себя на том, что, мягко сказать, не очень расстроен и раздосадован. Он признавал, что, с точки зрения оставшихся при власти местоблюстителей, это был вполне верный и даже необходимо гуманный шаг. Так сложилось.
«Интересно, для штампика в паспорте они использовали специально изготовленный паспорт или подлинный из его сейфа? – подумалось Разину уже на кровати в послеобеденный тихий час. – Наверное, подлинный…»
Как быстро передается информация в неврологическом отделении, Разин ощутил уже после обеда. Взгляды медсестер превратились во взгляды сестер милосердия – это ж надо, актер, к тому же неженатый! Пожалуй, в этот день, в отдельно взятом больничном отделении он переиграл только что освободившегося от супружеских уз президента.
Разин решил, как учил всю страну один из генсеков, углубить эффект. Актер так актер. Пошел в библиотеку за томиком Шекспира. Откопал там «Гамлета», причем в таком состоянии, будто книгу регулярно закапывали вместе с Йориком. Но, впрочем, это было совсем неважно.
Отправив с помощью главврача заявление о восстановлении утраченного паспорта на имя гражданина Гутина Бориса Борисовича, Сергей взял за обычай прогуливаться по коридору с толстой книгой в руках, протяжно бубня себе под нос нетленные строки классика, делая непривычные для самбиста движения руками и с возрастающим интересом погружаясь в тайны датской короны. «Гамлета» он читал на втором курсе университета. Но читал, прямо скажем, совсем под другим углом. Молоденький доцент, который теперь уже руководит крупной госкорпорацией, дал им задание проанализировать пьесу Шекспира на предмет наличия в ней признаков правонарушений, подпадающих под статьи Уголовного кодекса РСФСР. Помнится, он тогда нашел их девять.
А вот странно, что ни один модный режиссер еще не додумался соединить шекспировского «Гамлета» с горьковским «На дне». Впрочем, может быть, и додумался. Разину никогда не хватало времени следить за театральным процессом. Хотя информацию о скандалах в творческой среде он получал регулярно. Но оказалось, что театр, он как политика – если ты не идешь к нему, он идет к тебе.
События никогда не бывают ни однородны, ни однозначны. Разин давно взял себе за правило искать в плохом хорошее и наоборот. Ведь на практике ложка дегтя вовсе не мешает с удовольствием съесть всю бочку меда, если только ты точно знаешь, где эта ложка, а мед действительно хорош.
Подводили ли его в жизни друзья, предавали ли? Да, конечно. Бывало. Как-никак, больше полувека позади. Но он предпочитал нарочито не замечать либо сам факт предательства, если оно было мелким, либо, если дело было серьезнее, уже самих этих отныне бывших приятелей и соратников. Но и в мелочах не замечать – это вовсе не значит не помнить, не делать выводы. Прощать и пристальнее контролировать. Прощенные гордецы бывают иногда самыми страшными врагами. Анализировать он любил и умел. И сейчас это тоже пригодится.
Во всяком случае, упустить шанс выйти отсюда с документами этого артиста-гастролера было никак нельзя. А вот дальше…
Он придумал себе еще одно занятие для тренировки обленившейся памяти – виртуальные шахматы. Как обнаружилось в первое же утро, потолок их палаты был задрапирован одинаковыми квадратами белого оргалита. Так что лежи на спине и играй. Будто опытные мастера, не глядя на доску, представляй, где какие клеточки и фигуры. Правда, ему было даже посложнее, чем гроссмейстерам – палата вытянутая, и одного ряда клеток, стало быть, на доске не хватает. Семь на восемь. А если представить себе еще более полную картину: шахматная доска – наверху, а фигуры – здесь, на кроватях внизу, будто сброшенные чьей-то мощной рукой или просто ошибочным ходом, то и вовсе будет полная аналогия с его ситуацией. Надо, надо вновь вернуться на доску, вновь вернуться в привычную игру. Пусть даже пешкой пройдя всю вертикаль, обернуться затем ферзем.
Напрягаться в попытках вспомнить прямой телефон кого-то из своей команды было абсолютно бессмысленно. Их никогда и не было в памяти. Но вот один номер все-таки всплывал перед глазами. Причем уже не первый раз. Та симпатичная тележурналистка Инна Иволгина, снимавшая его в кавказской резиденции, на прощание протянула свою карточку и от руки написала на ней мобильный. Может быть, оттого, что давно уже не держал в руках ничьи визитки, или по какой-то другой причине Разин запомнил написанные быстрым почерком цифры, хотя тогда всего лишь скользнул по ним взглядом.
Запомнил и саму Инну, симпатичную, искреннюю и открытую, отважно задававшую неожиданные вопросы и надеющуюся на ответное откровение, ее улыбку с милым прищуром и походку, явно выдававшую прежние занятия танцем или даже, скорее, художественной гимнастикой.
Когда-то классе в седьмом Сергею нравилась такая же тонкая, с русой челочкой и хвостиком девочка из соседней школы. Он даже на время бросил свое самбо и пошел в секцию бадминтона, где занималась эта Светка Пояркова. Она принимала его ухаживания и провожания с холодным удовольствием, гордо и безответно. Эпоха игры в волан, или, как съехидничал приятель, эпоха воланкитства, длилась целых полгода. Затем Сергей одумался, снова вернулся в самбо и с отчаянной досады выиграл первенство города среди юношей.
И теперь вот Инна…
