Глава 23
Конечно, Сергею не хватало привычных тренажеров, бассейна, массажа. Но в кабинете физиотерапии оказалась забытая им со времен школы шведская стенка и набитые чем-то тяжелым тряпичные мячи, был мат, который, судя по бирке фабрики, был в полтора раза старше Разина, и даже чьи-то детские гантельки и прыгалки. Теперь он с разрешения врача подолгу задерживался в этой пустующей комнате, стараясь поддерживать и режим, и форму. Подтягивался, делал кувырки, приседания, растяжки, отжимался, поднимал за ножку стул. За физическими упражнениями и думалось хорошо.
Он вообще верил в судьбу. Кто-то со стороны, наверное, усмехнется – ему бы да не верить. Родился, что называется, в самой простой рабочей семье в самом рабочем районе Ленинграда. Жили сначала в громадной коммуналке, с восемью соседями, звучным, как заводской гудок, чугунным бачком унитаза и кухней, с которой под дверь комнаты круглосуточно ползли заманчивые запахи. Потом отцу на заводе дали двухкомнатную. Мать работала портнихой на фабрике и еще за небольшие деньги обшивала соседей и знакомых. Сергей до сих пор помнит, как к школе она скроила ему опрятное, ладное пальтишко и даже фуражку из старого, но теплого отцовского ратина. И он ходил франтом долго, считай, пока из рукавов не стали высовываться локти. После школы отслужил в армии, в Группе советских войск в Германии. Тогда это было как в гвардию попасть. Хотя мог загреметь и вовсе не туда. На городском сборном пункте подходил какой-то коренастый майор: «Это у тебя, что ли, первый разряд по самбо? А с парашютом случайно не прыгал?» С десантурой что-то там не сработало. Зато прилично освоил немецкий, а это помогло при поступлении на юрфак университета. Может быть, сыграло роль еще и то, что в анкете перед вступительными Серега перечислил все свои спортивные разряды – первый по самбо, первый по стрельбе, второй по лыжам, плаванью и легкой атлетике. Во всяком случае, заведующий кафедрой физвоспитания подошел к нему еще накануне первого экзамена и подбодрил – «нам такие нужны».
А в самом начале семестра он встретил Сергея в коридоре:
– Через неделю университетский спортивный праздник. Ты у нас бегун или прыгун?
– У меня разряд по кроссу на километр.
– А три по стадиону можешь пробежать?
– Наверное, могу.
Но случилась какая-то накладка. На старт трех километров Разин опоздал и легкомысленно согласился на уговоры факультетского спортбосса бежать пять. Василий Иванович из анекдота был умнее, когда на вопросы Петьки о том, сколько может выпить, отвечал «могу» по поводу литра и двух, а вот на ведре сдрейфил. Сережка не сдрейфил. Побежал. Пристроился за мощным парнем в белой динамовской майке и трусах с голубыми лампасами и пошел считать круги. Группа осталась где-то сзади. Парень изредка оглядывался и, видя Серегу почти на пятках, продолжал держать темп. Прошло уже половина дистанции, когда по стадиону прозвучала информация, что в забеге лидирует мастер спорта международного класса Виталий Ильин, студент четвертого курса матмеха. «Вот тебе и на! Куда это я поперся-то. Но что уж теперь? Все равно бежать, бежать, держаться!..» Держался Сергей вплоть до последнего круга и на финише был пятым из пятнадцати.
Это тоже был урок. Верить в судьбу вообще в праве лишь тот, кто педантично усваивает ее уроки.
Растительность на лице он и в больнице решил не удалять, а только слегка подравнивать, несмотря на то что рука регулярно невпопад натыкалась на бороду, а усы мешали чистить зубы. И еще он старался не пропускать ни одной информационной телепрограммы, хотя здесь и было-то всего шесть каналов. Когда передачи были пустыми, он отчаянно рыскал по отделению в поисках свежих газет. Привычка.
Некоторые полезные уроки он получил и за последнее время. Далеко не каждому дано вот так поглазеть на себя со стороны, из народа, посмотреть, что происходит, когда по сути-то тебя нет. Пресса ведь давно уже доставала его вопросами о том, кого он видит своим преемником. Сергей отшучивался, хранил интригу – рано меня списываете. Хотя на самом деле, конечно, не мог не думать об этом.
Журналисты и политологи с упоением разбирали то одну, то другую фигуру. Сами придумывали некие рейтинги влияния, сами голосовали, потом переставляли в этих рейтингах фигуры… Азарт этих околополитических нардов навевал Разину детские воспоминания и о другой когда-то увлекшей всю их семью игре в лото. Мама, встряхнув мешочек, доставала из него деревянные бочоночки с цифрами и, загадочно оглядев сидящих за столом, произносила «дед», что означало «девяносто», или «барабанные палочки» – это одиннадцать. Домашняя кличка была у каждой цифры. Можно было закрывать их прямо на карточках, но чаще просто двигали пуговицы слева направо по пустым полям. И угадать, что принесет следующий бочоночек, удавалось крайне редко.
Так что двигайте, господа журналисты, свои пуговки, двигайте. Ставить на кого-то одного – вовсе не в его характере. Это при монархии вопрос перехода власти по священной традиции решается свыше. А у нас демократия. У нас как в спорте – сначала групповой турнир, потом четвертьфинал и так далее. У нас как в спорте – очки зарабатываются не на трибуне, а на поле. А те на трибуне, сколько ни кричи, ни митингуй, все равно останутся зрителями. Они в лучшем случае чирлидинг, который занимает публику в перерывах.
Нет, он вовсе не просто мысленно перебирал кандидатуры, изучал личные дела и слушал рекомендации, а исподволь, не спеша, не привлекая особого внимания, предлагал им приблизительно равные по ответственности и сложности стартовые позиции на средних ступенях иерархической лестницы. А потом внимательно наблюдал, анализировал по своим фирменным критериям. Да, один «джокер» у него на примете есть и сейчас. Но если двигать только одну шашку, она никогда не пройдет в дамки. К тому же при быстром взлете у многих закладывает уши. Они перестают толком слышать людей. Соответственно, за таким резким взлетом бывают и резкие посадки. В кадровом вопросе нужна и чуткость, и решительность, и неторопливость.
Случившееся с ним сейчас, конечно, нарушило ход этой подготовки. Хотя, надо признать, что со стороны наблюдать было тоже в определенном смысле интересно и полезно. Основываясь на знании конкретных людей, угадывать подоплеку тех или иных решений, предполагать и оценивать поведение временно лишившихся его опеки представителей власти. Оно, это поведение, стало как-то отчетливо проявляться, пожалуй, только дней через сорок после его исчезновения. Видимо, еще опасались витающей рядом души.
А сейчас уже нет. Госдума с воодушевлением принимает популистские законы, ожидая скорых выборов, направо-налево раздает комментарии, правительство выглядит на телеэкране как экспонаты Музея мадам Тюссо, а эрзац-президент подписывает те указы, которые Разин уже приостанавливал, а то и возвращал. Пожалуй, только за иностранные дела можно быть достаточно спокойным – опытный и рассудительный Терновский не может подвести. Да, он иногда чуть медлителен в своем анализе, но зато верен и четок в решениях. Как верен и старый соратник Чума, Чумаченко, возглавивший при нем Федеральную службу безопасности. Тоже не подведет. Он, конечно, звезд с неба не хватает, но зато успешно находит их на земле. Так что за устои власти тоже можно пока не переживать. Беспокоят другие устои или, если угодно, застои – экономические.
Как-то Разин был с однодневной поездкой в Пензе и, конечно же, заехал на часок в лермонтовские Тарханы, чтобы посмотреть, держит ли свое слово по реставрации и благоустройству одна из естественных монополий. Во время экскурсии директор заповедника, кроме всего прочего, рассказала, как в один из дней рождений суровая и рачительная бабушка Арсеньева разрешила внуку Мишеньке поуправлять имением. Бабушка вздыхала и хваталась за сердце, когда мужики резво рубили лес на новые избы, но слово сдержала. А ровно в полночь все вернулось на круги своя. Крепостные ведь не читали «Золушку».
Глядя на экран телевидения, изучая своего alter ego, он уже подумывал, как аккуратно «начать выздоравливать» и возвращаться восвояси. Если бы у него оставался мобильный, которым он обычно пользовался крайне редко, но в котором тем не менее аккуратно обновлялись все необходимые номера, проблем бы не было. Один звонок – и все. Но телефон пропал. И вот это была трагедия.
Сергей действительно обладал феноменальной, хорошо тренированной памятью, мог легко запоминать множество цифр, чем не раз удивлял и министров, и губернаторов, и журналистов. Не имея экономического образования, но при этом легко оперируя числами, он создавал впечатление человека, глубоко разбирающегося в экономике, внимательно следящего за процессами, знающего, к чему приведет то или иное решение в финансовой сфере. Хотя на самом деле при выслушивании аргументов он исходил скорее из психологии, внимательно наблюдая за состоянием докладывающего вопрос или участвующего в полемике, оценивая степень его уверенности и степень ответственности за предлагаемое.
Он мог держать в голове много фактов и цифр еще и потому, что по давней привычке безжалостно удалял из памяти все лишнее, отработанное. Это как одежда, ее иметь можно много, но носить с собой нет необходимости. Еще в молодости многих друзей и знакомых поражало то, что, сделав покупку, даже очень солидную, он спустя некоторое время уже искренне не мог вспомнить цену. Некоторые даже принимали это за кокетство. Но нет. Он прекрасно знал цену того, что хотел купить. Но купив, автоматом удалял цифру из памяти, освобождая место в голове для более нужной информации.
Так и с номерами телефонов. Когда-то, до появления мобильных, он твердо знал наизусть все необходимые, стараясь при этом не пользоваться записной книжкой, которая всегда могла попасть в руки к чужому человеку и затем причинить неудобства любого масштаба. Теперь нужды в запоминании телефонов, казалось бы, и вовсе не было. Казалось бы… Но звонить в то или иное ведомство, даже в чью-то приемную по общедоступным телефонам бессмысленно. Не соединят. Представиться Разиным? Смешно. Президент пользуется другим каналом связи. Конечно, он в принципе знал, в каких ресторанчиках любят обедать или ужинать те или иные члены его команды. Но там избранников народа берегут от народа еще надежнее. Туда просто так не пройдешь. И потом для него, как профессионала, всегда существовало жесткое табу на любое несанкционированное и неоправданное расширение круга посвященных. А сколько их и кто конкретно, он не знал.
