Глава 22
Словно для того, чтобы не совсем отвык от прежней профессии, его каждый день по-разному гримировали для занятий с инструкторами по горным лыжам и дзюдо, преподавателем иностранного языка, давали популярные видеоуроки по праву, государственному строительству, дипломатии, финансам. Ежедневно приходил и профессор Смолов, надевал на него какие-то наушники и шапочку с проводами, выкатывал свои вороные глаза, делал пасы руками, укладывал на кушетку и заставлял расслабиться и уснуть. После пробуждения в голове, как с похмелья, навязчиво бродили отрывки каких-то фамилий и фрагментов каких-то текстов. Нерешительно потоптавшись в прихожей его пробуждающегося рассудка, они куда-то затем исчезали до следующего раза. Вели себя как завзятые домушники. Гутин безропотно подчинялся этим глупым и утомительным процедурам. И в окружении людей известных уже практически переставал себя чувствовать восторженным посетителем музея восковых фигур. Ну, премьер и премьер, ну, министр и министр… Подумаешь… Он давно уже выработал для себя привычку относиться к жизненным происшествиям как к театральным. Будто не с ним происходит неприятность, а с его героем. И автор пьесы или режиссер сами со всем разберутся. Это, конечно, никак не лишало его творческого подхода к мизансценам.
Вот и сейчас он в русле своей роли потихоньку и сам стал проявлять инициативу. Например, на коньках он стоял уж точно лучше Разина, даже играл когда-то за юношескую команду в Питере, и, соответственно, предложил своим опекунам усилить именно это направление, собрать какую-нибудь звездную команду и изредка устраивать показательные товарищеские матчи. Как лучшее доказательство, что с президентом все в порядке. Тем более что в хоккейной амуниции, в азарте игры можно не очень заботиться по поводу внешности, осанки и походки.
Это предложение было принято. Часть министров и олигархов уже приступили к ночным тренировкам под руководством заслуженных мастеров спорта. Олигархи предпочитали быть нападающими, а чиновники почему-то защитниками. Впрочем, иногда они, как и в жизни, менялись своими амплуа. Трудности были с подбором вратарей. Одного нашли в МЧС, другого в Центризбиркоме. Информацию о подготовке команды «Кремлинс Брюинс» зиц-президент воспринял с глубоким внутренним удовлетворением – не одному же ему париться!
Предложил было съездить в сочинскую резиденцию, но объяснили, что пока не время. Персонал там близко общался с Разиным и может что-то подметить.
Тогда пришла новая идея. Хорошо бы было предусмотреть увлечение рыбалкой. А что? Ведь настоящий Разин всегда стремился к новым ощущениям и постижениям, к эффектной, яркой экзотике. Так надо поддержать этот козырный имидж! Слава богу, что в кабине истребителя он до этого уже отлетал, на дельтаплане тоже, поскольку Гутин с детства боялся высоты и даже поначалу зажмуривался, когда на сцене вынужден был прилетать к Малышу в образе Карлсона. И это несмотря на надежные подушки безопасности, зашитые в широкие панталоны.
И спускаться в водяную бездну на чуде подводной техники, признаться, тоже не очень хотелось. А вот проявить свои рыбацкие таланты в запретных таежных местах было очень заманчиво. И торс у него ничем не хуже, и на лошади сидит вполне профессионально. А вот все эти броски и подсечки на татами артист с радостью бы отдал дублеру-каскадеру. Но беда в том, что он и есть тот самый дублер. Зато раньше он и предположить не мог, как прекрасно ни о чем не думать. И уж совсем прекрасно ни о чем не думать тогда, когда тебе делают маникюр!..
Если б еще разрешили гитару… Но всему свое время. Всему свое время. В первом акте ружье просто должно повисеть на стене. Гутину, кстати, всегда нравился старый актерский анекдот. Приезжает в провинциальный театр столичный режиссер всего на одну постановку. Смотрит труппу, распределяет роли. Особенно приглянулся один из актеров. Он дает ему главную роль. Заведующая труппой ему не советует, он-де сорвет вам весь спектакль. Но режиссер самоуверенно отмахивается, а актер просто потрясающе работает на репетициях, улавливая все желания постановщика. Режиссер гордится своей прозорливостью и профессионализмом. Наступает день премьеры. От первого акта режиссер в шоке. Выбранный им актер делает все не так. В антракте он бежит за кулисы, с негодованием требует объяснений. А тот, встав во вторую позицию, со спокойным достоинством отвечает: «Я вам не мешал репетировать? Теперь не мешайте мне играть!»
Да, вот и алкоголя, конечно, ни-ни, даже шампанское исключительно на торжественных приемах. Причем и там бокал только для звона. Пригубил, перечокался с кем надо и поставил на поднос тенью следующего за ним официанта. В эти минуты становилось как-то досадно, что не посчастливилось стать дублером предыдущего правителя страны. Вот там бы уж оторвался!
Но все-таки это не просто краткий сон в летнюю ночь и не воздушные мечты Бальзаминова, не случай с заезжим Хлестаковым. Да, он иногда бывает слегка Бальзаминов! Порой чуть Хлестаков. Надежная драматургическая основа залог успеха любого актера. А кому из них было бы неприятно ежедневно засыпать и снова просыпаться в главной роли, а не бегать семенящей походкой к списочку, вывешенному на служебном входе очередным режиссером, пытаясь между строк все же найти свою незабвенную фамилию. Пусть млеют и бледнеют заслуженные и народные. Он – выше. Их много нынче. А он один. Он – государственный актер! Его предтеча разве что римский Нерон.
И пусть, пусть его нынешняя главная роль пока, в основном, как бы в немом кинематографе или в минутных мизансценах визави с министрами, где требовалось просто убедительно сесть, убедительно произнести первую реплику и потом с добродушной суровостью выслушать доклад собеседника. «Чего изволите?» от «Чего изволю» ведь так разительно отличается. А сыграть и то, и это – плевое дело.
Затем эти свежие видеокадры сличались с архивными записями Разина, подмечались и исправлялись некоторые нюансы. Причем он, дублер, был практически безупречен, но вот беда, небезупречны были как раз собеседники из числа ограниченного круга посвященных. Ну, разве смотрел так на настоящего Разина глава его администрации Колобков, разве мог так вальяжно, как во время футбольного матча в правительственной ложе, разваливаться в кресле напротив премьер, приди он с отчетом к Сергею Сергеевичу, разве блуждала бы такая нелепая ухмылка на лице спикера?
Их, а не его, опытного актера, надо готовить к каждой встрече, к новым сложившимся обстоятельствам, им нанимать психологов и педагогов по сценическому движению.
Конечно, он понимал, каково им сосредоточенно и подобострастно слушать из его уст ценные мысли, которые они сами ему и пишут. А надо бы учиться. Надо бы. Это, в конце концов, не его, а их игра в «Кто хочет стать миллионером». И их проблема. Уж он-то знает, как подать себя в кадре. И будет это делать классно. Весь сезон. Он – профессионал.
Но как объяснить им? Любителям? И тогда Гутина осенило. Нужна провокация. Провокация! Он стал деликатно и доброжелательно, но регулярно делать им замечания за неестественность и искусственность интонаций, поз, жестов. Некачественность мизансцен. И действительно некоторая естественность в них стала появляться. Может быть, рожденная совсем другими эмоциями, но все же естественность. Высокопоставленные любители ведь терпят профессионалов лишь в качестве необходимых и безропотных помощников, постоянно проверяя дистанцию и неизменно поощряя по праздникам.
Чаще всех к нему в кабинет заходил, конечно, Колобков. Ежедневно, а то и по нескольку раз за день. Рейтинг любого чиновника в глазах себе подобных зависит, как говорится, от степени доступа к телу начальника. Так что Колобков пренебречь ритуалом никак не мог. А скучающему от завтрака до обеда, если, конечно, не было телеутренников с министрами, Гутину это было и вовсе приятно. Тем более, что Дмитрий Яковлевич приходил всегда веселый и дружелюбный, как доктор. Разве что температуру не мерил. Менее опытный актер посчитал бы его еще и искренним, но Борис-то видел искусно затененный задник его серых глаз и колышущиеся кулисы улыбчивых губ.
Говорили они, как правило, о чем-то общем, а поскольку государственные дела пока к этому точно не относились, то о театре, о книгах, об актрисах и режиссерах… Колобков был, как ни странно, неплохо осведомлен в этих делах. Говорил довольно правильные и здравые вещи. И во многом они сходились. «Тогда почему же он не занимается культурой, раз она ему не безразлична?» – возник было недоуменный вопрос у Гутина. Но следом возник и ответ – потому что ей, по сути, никто не занимается. Ну, если человек днюет и ночует на работе, это ведь вовсе не значит, что его не интересует жена. Это скорее значит, что он вкалывает, чтобы обеспечить ее интересы. И чтобы, соответственно, самому представлять для нее интерес.
Ведь у нас и так всегда есть, что показать. В каждом музее – прекрасная постоянная экспозиция. В Большом есть надежные, осененные временем балетные спектакли. Благодаря евразийскому содружеству стоят как вкопанные свежепобеленные вековые шедевры архитектуры. К тому же везде запасники бесценные. И вообще, для государственного бюджета вся культура и наука – вечные и неиссякаемые запасники. Оттуда при необходимости легче всего перекинуть миллиардик-другой на более важные задачи. Армия ведь нужна? Нужна. Обстановка в мире напряженная. Правопорядок нужен? Нужен. Это главнейшая функция государства. А культура, она как бронепоезд – стоит себе и стоит на запасном пути. Как говорится, и сама есть и не требует есть. Так иногда подчистить, подмазать, попросить гудок дать и за это машинистов наградить…
«Главное из искусств для нас – спорт», – мог бы, наверное, подражая прежнему, сказать сегодняшний вождь страны. На профессионалов тратятся большие бюджеты, им строят дорогие арены. Чиновники и олигархи, даже жены и вдовы олигархов, возглавляют спортивные федерации. Сами стремятся приобщиться. Вот вчера на хоккее одного из них постоянно сажали на скамейку штрафников за атаку игрока, не владеющего шайбой. Поскольку он играл против президента, некоторые подумали, что он специально создает ему численное большинство. Но потом оказалось, что он просто плохо стоит на коньках и, когда его выпускают со скамейки на лед, стремится схватиться за первого встречного, чтобы не упасть в глазах президента.
Гутин поначалу, конечно, больше всего переживал не за паркетные фотографии и видеосюжеты встреч с министрами и губернаторами в своем кабинете и не за выступления с трибуны каких-то собраний и тем более сидения в президиумах. Это все вполне соответствовало его профессиональным навыкам, было подготовлено и скоординировано. Его напрягали встречи с прессой. Пока они были случайные и минутные, проходные, когда можно отделаться обаятельной улыбкой и вежливой репликой. Но настанет пора интервью и пресс-конференций. Подлинный Разин чувствовал себя тут как рыба в воде. А он? Да, его успокаивали – ряды ветеранов «кремлевского пула» аккуратно почистили под оптимистичным лозунгом ротации, обновления и омоложения. Но все же…
Вместе с вынужденным обновлением охраны поменяли и шеф-повара. Не совсем похожий стройностью и выправкой на кулинара, он очень деликатно, но упорно пытался выведать гастрономические предпочтения президента, предлагая все новые и новые сочетания французских и итальянских слов. Гутин на всякий случай решил, что разумнее быть не изысканным, а скорее спартански-народным в своих предпочтениях – борщ, свекольник, каре ягненка, пельмешки, холодец, парная осетринка, расстегайчики, морсы… Чем доставил заметное облегчение молодцеватому руководителю президентской кухни. Надо, кстати, как-нибудь спросить у Чумаченко, в каком звании его шеф-повар.
