Глава 14

Черви, черви, всюду были черви… Наглые, скользкие, длинные…

Но сейчас при попытке их стряхнуть они неимоверным образом юлили, будто масляные выскальзывали из пальцев. А то вдруг начинали просачиваться куда-то внутрь, прямо сквозь кожу – в ладони, мышцы и сухожилия…

И снова выползать, уже в совершенно другом месте и в большем числе…

Они множились, множились… И чувствовали себя в его теле будто дома. Десятками ныряли в неприметные подкожные норы и возникали вновь… А боли не было. Был брезгливый страх.

Уже будто струились сквозь него… Он уже не был преградой для них… Мерзко и страшно… Он все равно хватал их, отчаянно тянул, рвал, даже кусал, плевался и снова с остервенением кусал, кусал, кусал! Но ничего не получалось, они все лезли и лезли… И он, наконец, бросил сопротивляться… В руках, в ногах, в голове возникала какая-то нарастающая немеющая беспомощность… Меня похоронили… Похоронили?!

Наверное, именно этот аккордный испуг и разбудил его, заставил приподнять тяжелые веки в попытке светом, жизнью вытеснить страшный сон.

Открыв глаза, Разин увидел склонившееся над ним женское лицо. Не юное, но изысканно красивое, отмеченное какой-то особой, вечной, строгой и тонкой античной соразмерностью, будто и не живое вовсе, а выточенное из редкого каррарского мрамора рукой знаменитого скульптора. Ни морщинки, ни лишней складки. Изящные каллиграфические брови, чуть небрежная челка и тучная черная коса. Он залюбовался было, при этом еще даже не задумавшись, по какую сторону бытия находится, из какого мира пришла эта богиня. Просто благодарный столь счастливому контрасту двух последних видений. Голова как-то тупо болела, и мозг будто не хотел ни на чем сосредотачиваться, стремился вернуться к ленивой прелести сна. Глаза его настойчиво затягивались мглистой пеленой.

Но женщина была явью. Это он понял, вновь очнувшись через какое-то время. Они встретились глазами, затем она вдруг резко отвернулась от него, изгибом шеи дополнив очарованье, и взволнованно произнесла что-то на незнакомом Разину наречии.

В поле его зрения тут же появился крупный мужчина с ухоженной черной бородкой, короткой стрижкой и в грузинской войлочной шапочке. Подойдя к кровати Разина, он чуть наклонил голову и внимательно вгляделся в глаза Сергея.

Едва соприкоснувшись с острым, внимательным взором незнакомца, Разин поспешил снова закрыть глаза. Мужской голос что-то тихо ответил женщине. Снова на каком-то кавказском наречии.

«Значит, все-таки похищение… Кто они? Что хотят? Сколько времени прошло? Как все случилось? Надо взять тайм-аут. Не обнаруживая себя, попытаться восстановить события, рассмотреть варианты, найти нужную реакцию».

Он помнил, что они с Джиоевым покатались на лыжах, потом плотно пообедали и собирались уже в обратный путь. Погода портилась. Он решил напоследок прогулять Тони. Отошел от шале метров на пятьдесят… Ужасный шум. Белая вспышка. Толчок. Еще один. Куда-то летел. И все. Дальше провал. Было тяжело дышать. Кажется, его еще кто-то куда-то тащил, было холодно. Голова гулко болит. И вообще все тело какое-то обвислое, тяжелое, ноющее. «У кого я сейчас? В Панкисском ущелье? В Чечне? В Дагестане у ваххабитов? Игиловцы?!»

Еще в пионерском лагере на послеобеденном тихом часе Сергей научился притворяться спящим и одновременно аккуратно смотреть сквозь ресницы. Никто из окружающих об этом его занятии и не подозревал. А он получал новую информацию и время на ее анализ. И потом в жизни не раз бывали моменты, когда это детское умение оказывалось крайне полезным. Вот и сейчас он решил прибегнуть к этому фирменному своему способу. Главное – чтобы ресницы не выдавали, не дрожали.

Лиц уже не видно. Но приглушенный разговор мужчины и женщины продолжался где-то справа от него. Жаль, что не на немецком или английском. Не к тем потенциальным противникам раньше готовили. Он вслушивался, одновременно пытаясь вспомнить некоторые грузинские слова, чтобы по возможным созвучиям угадать язык. Запас Разина при этом был невелик – за «гамарджоба», «батоно» и «генацвали» навязчиво шли «сациви», «гурджаани», «мукузани» и «цинандали». Выплывало еще какое-то «мзиури», но за то, что оно грузинское, Разин поручиться уже не мог.

Справа стояла подставка с капельницей. Какой-то флакон с бесцветной жидкостью. Ритмичные пузырьки. Свет шел откуда-то из-за изголовья. Видимо, там было окно. Слева стенка, обитая пепельно-темной, гладко отшлифованной вагонкой. На ней висела какая-то большая шкура, похожая на медвежью, старый музыкальный инструмент, напоминающий треугольные гусли, и еще с десяток оправленных в серебро рогов и кинжалов.

«Интересно, запаянные или нет?» – мелькнула было гордая мальчишеская мысль. И тут же смиренно уперлась в стенку напротив – в картины с пейзажами гор и ущелий, развалинами древних башен… Разин снова забылся в тягучем и вязком сне.

Теперь он видел себя по колено в каком-то грязно-глиняном месиве, на дне сырой и глубокой ямы или колодца, и черкешенка с уже знакомым красивым лицом спускала ему на веревке кувшин. Он жадно, обливаясь, пил воду, потом энергично хватался за веревку, с громким чавканьем вырывал одну ногу из тины, затем вторую, упирался ими в стену, приподнимался, но тут веревка ослабевала. Он с мольбой взглядывал вверх, на черкешенку. Но она почему-то уже была не в платке, а в голубом десантном берете.

Да и не она вовсе… А круглолицый мужик… глава его администрации Колобков… Но при чем здесь берет, ведь Колобков никогда не служил в десанте! А все-таки он! Он, в тельняшке. Точно Колобков! Разин отчаянно кричит ему. Но тот будто не слышит. Улыбается, подмигивает, играет зрачками и бровями, подносит указательный палец к губам. И, обернувшись, тоже кому-то кричит: «Да нет здесь никого! Не-ет!»

А вот сейчас уже видно, что это никакой не Колобков. Но лицо знакомое, знакомое, неприятное… Ну, конечно, это тот самый отставной десантник-инвалид, которого год назад осудили за подготовку вооруженного захвата власти в садово-дачном товариществе в Подмосковье. Ему докладывали про эту историю. Как бишь его… капитан… Копьев? Нет. Копейкин! Точно! Капитан Копейкин! «Эй, капитан! – снова закричал Разин. – Я здесь! Внизу!» «Да нет здесь никого! Не-е-т!» – и радостно тычет в яму костылем. «Как нет?! Черт контуженый! Как нет?!»

Противясь сну, Разин дернулся и резко открыл глаза. Снова лицо той же женщины, той же черкешенки. Она аккуратно поила его через узкое горлышко специальной кружки каким-то настоем или отваром с пряным, чуть сладковатым вкусом.

После того как он очнулся и выпучил глаза, притворяться было, пожалуй, бессмысленно.

– Где я? – и не узнал свой голос, тихий, хриплый, глухой.

– Не волнуйтесь. Все хорошо. Попейте еще немного…

Приятный грудной певучий голос с легким акцентом. Может быть, чуть низковат для ее внешности и возраста, легкая хрипотца. Но не от курения. Некурящий Разин это сразу бы почувствовал. Он выпил еще глоток снадобья, приободрившись, попробовал было перевернуться на бок, но аж застонал от боли одновременно в плече и боку и тут только понял, что правая рука его плотно прибинтована к телу.

– А вот этого не надо, – женщина быстро и в то же время нежно притронулась ладонями к его плечам. – Двигаться нам еще рано. Меня зовут Нино. Я – врач. И мой муж Валерий – тоже. Вы у нас дома. Вот мы вас немного подлечим, тогда и разомнете свои мышцы. А пока заживает ваше плечо, нога и голова, надо лежать и набираться сил.

На ней были серый свитер, потертые синие джинсы. Ни белого халата, ни шапочки. Но одно то, что женщина сказала «нам еще рано», а не «вам», свидетельствовало о принадлежности к медицинскому сословию надежнее диплома. Это Разин отметил. Но отметил также, что на вопрос «где же я?» определенного ответа так и не получил.

– Доктор, а что со мной?

– Люди, которые вас привезли, сказали, что, видимо, краем лавины вас зацепило. И, надо сказать, вы очень везучий человек, лавина в этих местах – не шутка, – улыбнулась женщина и снова поднесла к его губам чашечку с какой-то жидкостью. – Давайте мы выпьем еще вот это и отдохнем. Для вас сейчас главное – покой.

– А что за люди? Почему оставили?

– Да наши, наши люди, – улыбнулась Нино. – И хорошо, что быстро довезли. Обошлось без обморожения. А куда ж они вас в таком состоянии еще-то могли отвезти? В больницу, что ли? Так это далеко, а в ближайшем медпункте только фельдшер. Вот чуть окрепнете, тогда – да.

«Наши… наши бы как раз так не поступили», – успел еще с усмешкой подумать Разин и снова погрузился в сон.