21. Академия
Я так и не понял, что имел в виду Готорн, однако чем больше я об этом думал, тем больше портилось настроение. Как я мог быть виноват, если до прихода к Уэстону даже не знал, где он живет – да и вообще никому не говорил об этом визите (за исключением жены, секретаря, одного из сыновей и агента, Хильды Старк). К тому же я не проронил ни слова, пока Готорн со свойственной ему бестактностью разделывал Уэстона под орех. Может, Готорн просто вымещал на мне злость? На него похоже. Произошло что-то неожиданное, и он вызверился на первого, кто попал под руку.
Итак, на чем же остановилось наше расследование? Еще у меня дома Готорн более-менее исключил из списка подозреваемых Алана Гудвина, а теперь можно вычеркнуть и бывшего судью. Связь Уэстона с Дайаной Каупер, конечно, тревожит, однако у нас нет доказательств, что он совершил преступление. С другой стороны, на него ведь напали! Только я начал думать, что между убийствами и аварией нет никакой связи, как жизнь доказала обратное.
Дайана Каупер сбила насмерть Тимми Гудвина и искалечила его брата. Она скрылась с места преступления, чтобы защитить своего сына, Дэмиэна Каупера. Судья Уэстон выпустил ее на свободу, погрозив пальцем. На всех троих напали – на двоих с фатальным исходом. Это не могло быть совпадением.
Однако встает еще один вопрос: при чем тут Дженнифер Ли, которая училась с Дэмиэном в академии и таинственно исчезла впоследствии? Может, и ни при чем. Это ведь я гуглил ее в поисковике, и хотя Готорн прочел статью, комментариев не последовало. Таким образом, нет никакой уверенности, что она имеет отношение к расследованию.
Неожиданно я стал сам себе противен.
Я сидел в дешевом кафе рядом со станцией метро Хонслоу-Ист. Вокруг зеркала, подсвеченные меню, телевизор с широким экраном – показывали какой-то древний сериал. Я заказал пару тостов и чай, хотя аппетита не было.
Что со мной происходит? Когда я только познакомился с Готорном, я был успешным писателем, автором сериала, который показали в пятидесяти странах (к тому же я женат на продюсере). Готорн работал на нас. Ему платили десять-двадцать фунтов в час за консультацию.
Две недели спустя все изменилось – я позволил себе стать молчаливым партнером, второстепенным персонажем в собственной книге! Хуже того, я каким-то образом убедил себя, что не могу самостоятельно выработать ни единой гипотезы. Неужели я настолько глуп?.. Нет, я слишком долго ходил за ним по пятам! Теперь, когда его нет рядом, у меня появился шанс перехватить инициативу.
На поверхности чая плавала маслянистая пленка. Тост намазали чем-то напоминающим мазут. Я отодвинул тарелку и достал телефон. Готорна не будет до конца дня, так что у меня куча времени на расследование нового подозреваемого: Дженнифер Ли. Странно, что к статье не прилагалась фотография. В интернете тоже не удалось ничего найти, кроме пары упоминаний. Девушка пропала бесследно. Родители до сих пор горюют, но общественный интерес быстро потух.
Надо разузнать о ней побольше. Если до сих пор я двигался в неверном направлении – то есть в направлении Дила, – то теперь самое время выяснить, что я упустил. Скажем, в академии произошло некое событие, связывающее Дженнифер, Дэмиэна и Дайану Каупер. Как это могло привести к убийству?
Раздумывая над этим вопросом, я вдруг осознал, что у меня есть свои ходы. Иногда академия приглашает актеров, режиссеров и сценаристов на встречу со студентами; в прошлом году и мне довелось выступать. Целый час я рассказывал о запутанном любовном треугольнике «актер – писатель – сценарий», пытался объяснить, что хороший актер всегда увидит в сценарии моменты, о которых писатель не подозревает, тогда как плохой добавит свои, совершенно ненужные «фишки». Еще я рассказывал о процессе становления персонажа. Например, Кристофер Фойл существовал на бумаге задолго до того, как на роль выбрали Майкла Китчена, но только после принятия решения и началась настоящая работа. Между нами всегда существовала напряженность. Так, Майкл почти с самого начала настаивал на том, что Фойл не должен задавать вопросы – довольно странно для сыщика, – чем сильно усложнил мне жизнь. С другой стороны, это была не самая глупая идея. Мы нашли иные, более оригинальные способы добывать информацию. Фойл умел втираться в доверие, и подозреваемые выбалтывали больше, чем собирались. Таким образом, год за годом персонаж развивался.
В общем, я рассказывал об этом и о многих других вещах; не знаю, удалось ли им вынести что-то полезное для себя. Лично мне понравилось: писателя хлебом не корми, дай только поговорить о писательстве.
Меня пригласила заместитель директора, назову ее Лиз, поскольку она просила не упоминать настоящее имя. Я позвонил ей прямо из кафе. К счастью, она оказалась на месте и согласилась встретиться со мной в три часа. Лиз – умная, немного резковатая женщина чуть постарше меня. Училась на актера, но в итоге занялась писательством и режиссурой; правда, после скандала с прессой пришлось вернуться к преподаванию. Лиз поставила спектакль о британских сикхах, абсолютно благонамеренный, но это привело к местным волнениям: два члена совета своими выступлениями пробудили ярость толпы (она говорила, что те даже не читали пьесу и не смотрели спектакль). Художественный руководитель прогнулся, спектакль отменили. Никто не выступил в ее защиту. И вот даже сейчас, спустя много лет, она предпочитает особо не высовываться.
Главное здание академии на Гоуэр-стрит – довольно странное место. Вход, отмеченный статуями комедии и трагедии, созданными Аланом Дерстом в 20-е, одновременно величественный и едва заметный. Узкая дверь ведет в здание, слишком маленькое для трех театров, офисов, репетиционных залов, мастерских и так далее. Я помню лабиринт белых коридоров и лестниц с вращающимися дверями; в первый визит я чувствовал себя лабораторной крысой. На этот раз мы встретились в новом, довольно шикарном кафе на первом этаже.
– Я очень хорошо помню Дэмиэна Каупера, – начала Лиз тихим голосом. Мы устроились за столиком с капучино в окружении черно-белых фотографий последнего выпуска. Кроме нас в кафе сидели несколько студентов; они болтали между собой или читали сценарии. – Я всегда знала, что он далеко пойдет. Дерзкий был парень.
– Я и не знал, что вы уже преподавали.
– Это был 1997 год, я только начинала. Дэмиэн тогда учился на втором курсе.
– Значит, он вам не понравился?
– Ну я бы так не сказала. Я вообще стараюсь не демонстрировать личного отношения к студентам: здесь все излишне чувствительны, легко заработать обвинение в фаворитизме. Я просто излагаю факты. Дэмиэн был очень амбициозен, он бы собственную мать зарезал, если бы это помогло получить роль…
Тут Лиз слегка осеклась.
– Не самый удачный пример, учитывая обстоятельства… Но, думаю, вы поняли.
– Вы помните ту постановку «Гамлета»?
– Да. Честно говоря, Дэмиэн был великолепен, хоть мне и трудно это признать. Он получил роль только потому, что другой мальчик заболел мононуклеозом. У нас в тот год разразилась целая эпидемия, прямо как чума в Средневековье. Разумеется, Дэмиэн с самого начала рассчитывал на главную роль, даже на прослушивании читал один из монологов Гамлета – хотел покрасоваться… Знаете, пожалуй, вы правы – мне он действительно не нравился: слишком любил манипулировать людьми. А потом эта история с Дилом…
– Что за история? – встрепенулся я. Неужели между аварией и театральной академией существует связь, которую мы упустили?
– Да ничего особенного, просто Дэмиэн использовал ее на семинаре. Мы проходили так называемое «публичное одиночество»: студенты должны были принести какой-либо значимый для них предмет и рассказать о нем перед классом. – Лиз помедлила. – Так вот, он принес пластиковую игрушку, автобус, и проиграл запись детской песенки «День-деньской колеса крутятся», знаете такую? Рассказал, что ее играли на похоронах мальчика, которого нечаянно сбила мать Дэмиэна.
– А что именно вам не понравилось?
– Мы с ним даже слегка поругались после семинара. Он говорил, что песня разрывает ему сердце, что он не может выбросить ее из головы – все в таком духе. Однако, по правде говоря, я чувствовала некоторую фальшь. По-моему, Дэмиэн использовал эту ситуацию в качестве декораций, его монолог был слишком эгоцентричным. В конце концов, умер восьмилетний мальчик! Может, мать Дэмиэна не настолько виновата, но все-таки она его убила! Я считаю неприличным использовать подобные вещи в качестве упражнения – так я ему и сказала.
– А что вы можете рассказать о Дженнифер Ли? – спросил я.
– Ее я помню хуже. Очень талантливая, но тихоня. Они с Дэмиэном какое-то время встречались и были близки. Боюсь, ее карьера после выпуска не сложилась: пара мюзиклов, не более того. – Лиз вздохнула. – Так бывает… Никогда нельзя предсказать наверняка, сложится или нет.
– А потом она исчезла.
– Да, об этом писали в газетах. К нам даже полиция приходила, задавали вопросы, хотя после выпуска прошло уже лет пять-шесть. Поговаривали, будто она отправилась на встречу с фанатом… ну вы понимаете – бывают такие одержимые поклонники. Впоследствии возникла другая версия: девушка шла на свидание – нарядно оделась, да и соседи рассказывали, что она уходила в хорошем настроении. Дженнифер снимала квартиру в Южном Лондоне…
– В Стрэтеме.
– Верно. В общем, больше ее не видели. Если бы она была знаменита или кто-нибудь усмотрел бы связь между ней и Дэмиэном, может, и поднялась бы шумиха… Он ведь к тому времени успел прославиться. В Лондоне много людей пропадает, вот и она не стала исключением.
– Вы упоминали, что есть фотография…
– Да. Тут вам повезло: с тех времен осталось очень мало снимков. В наши дни у всех мобильники… Но эту мы сохранили ради «Гамлета». – Лиз достала большую холщовую сумку. – Нашла в кабинете.
Она вытащила черно-белую фотографию в рамке и положила между кофейными чашками. Я словно заглянул через невидимое окно в 1998 год: пять юных актеров, позирующих на камеру с преувеличенной серьезностью. Я сразу узнал Дэмиэна Каупера – тот почти не изменился за тринадцать лет, разве что был стройнее и симпатичнее… Дерзкий – именно это слово приходило на ум. Он вызывающе смотрел прямо в камеру – попробуй отведи взгляд! Черные джинсы, черная рубашка с открытым воротником, в руках – японская маска. По бокам стояли Грейс Ловелл в роли Офелии и юноша, игравший Лаэрта. Оба держали веера, развернутые над головой.
– Это Дженнифер.
Лиз показала на девушку, стоящую позади. Она играла мужскую роль и была одета так же, как и Дэмиэн. Надо сказать, я ощутил разочарование. Не знаю, чего я ожидал, но Дженнифер выглядела слишком… просто. Хорошенькая, веснушчатая, волосы забраны в хвостик. Она стояла с краю, повернув голову в сторону мужчины, подходящего к ним.
– А это кто? – спросил я.
Чернокожий, в очках, с букетом цветов, заметно старше остальных, лица не разобрать.
– Понятия не имею, – ответила Лиз. – Наверное, кто-то из родителей. Снимок сделан после премьеры, театр был битком набит.
– А вы когда-нибудь…
Я собирался спросить об отношениях Дженнифер и Дэмиэна, но тут мне на глаза попалась некая деталь, и я замер на полуслове. Я вдруг узнал одного из людей на фотографии. Никаких сомнений! Наконец-то я опередил Готорна и обнаружил нечто важное! Он ведь нарочно дразнил меня всю дорогу, держался равнодушно и чуть ли не презрительно. Ха! Посмотрим, что он теперь запоет, когда я сообщу о его промахе!.. Я непроизвольно улыбнулся. Как сладко будет отплатить ему за долгие часы мотания по Лондону в роли молчаливого наблюдателя!
– Лиз, вы чудо! Можно я это позаимствую? – спросил я, подразумевая фотографию.
– Извините, ее нельзя выносить из здания. Можете переснять, если хотите.
– Отлично!
Мой айфон лежал на столе с включенным диктофоном. Я сфотографировал снимок и поднялся.
– Спасибо огромное!
Выйдя из академии, я первым делом принялся звонить. Сперва я организовал встречу, затем позвонил помощнице, ждавшей меня в офисе, и сказал, что сегодня уже не вернусь. И наконец, я оставил сообщение для жены: предупредил, что немного опоздаю к ужину.
Однако ужинать мне так и не пришлось…
