20. Актерская судьба

Грейс Ловелл не вернулась в квартиру на Брик-лейн, и ее можно понять. Понадобится много времени, чтобы отмыть кровь, и еще больше – чтобы стереть жуткие воспоминания.

Они с Эшли остались у родителей в Хонслоу, недалеко от аэропорта Хитроу, где работал отец Грейс. Мартин Ловелл взял выходной. Это был крупный, устрашающего вида человек в рубашке поло не по размеру: ткань морщилась на плечах, а рукава лопались на мощных ручищах мясника. Он брился налысо, поэтому трудно было угадать его возраст; пожалуй, около шестидесяти. На коленях у Мартина сидела Эшли, и ему приходилось быть сдержанным в движениях: он легко мог нечаянно задушить ребенка в объятиях. Как обычно, девочка не проявляла ни малейшего интереса к происходящему, поглощенная книжкой.

Дом был чистенький, современный. Видимо, участок находился на одной линии с главной взлетно-посадочной полосой: каждые пять минут нас оглушал рев взлетающих самолетов. Грейс с отцом, похоже, совершенно не замечали шума. Эшли определенно наслаждалась и восторженно хихикала.

Розмари Ловелл, мать Грейс, была на работе – преподавала математику в местной школе. Мы сидели в неловкой близости друг к другу на диванах и креслах, слишком громоздких для маленькой комнаты. Говорила в основном Грейс, Мартин лишь наблюдал за нами, и во взгляде его читалась странная враждебность.

Следующие двадцать минут Грейс рассказывала о своей жизни с Дэмиэном: как познакомились, как стали жить вместе. Это была совсем другая женщина, словно смерть Дэмиэна дала свободу от тягостных обязательств. Слушая ее, я понял, что она давно разлюбила Дэмиэна, и вспомнил саркастичное замечание Готорна: «убитая горем вдова». Что ж, он прав. Грейс все это время не переставала быть актрисой, и вот настал ее звездный час. Не хочу показаться недобрым; в принципе, она мне нравилась. Молодая, харизматичная… По сути, у нее украли биографию, и хотя напрямую Грейс этого не говорила, смерть Дэмиэна дает ей шанс начать все сначала.

Вот что она рассказала:

– Я всегда хотела стать актрисой, с тех пор как себя помню. Я обожала театральные уроки в школе, ходила в театр при любой возможности. С утра вставала в очередь за десятифунтовыми билетами или покупала места на галерке. На каникулах я работала в парикмахерской на полставки. Мама с папой всегда меня понимали. Когда я сказала, что хочу поступить в Королевскую театральную академию, они меня полностью поддержали.

– Я пытался тебя отговорить! – возразил Мартин Ловелл.

– Папочка, ты же поехал со мной и сидел в пабе за углом, пока я была на прослушивании. – Грейс повернулась к нам. – Мне тогда исполнилось восемнадцать, и я как раз сдала экзамены. Папа хотел, чтобы я сперва окончила университет, но я не могла ждать! Я прошла четыре прослушивания, все более и более сложные, последнее хуже всего. Нас было тридцать человек, мы торчали там целый день. Мы знали, что за нами наблюдают и что по крайней мере половину отсеют. Меня прямо тошнило от страха, но я виду не подавала, конечно, иначе шансов никаких. А потом, несколько дней спустя, мне позвонил директор академии – да, он сам лично всем звонит! – и сказал, что я принята! Сперва я даже не поверила! Сбылись мои самые заветные мечты!.. Потом, конечно, надо было придумать, как платить за обучение. К счастью, папа сказал, что внесет половину…

– Я в тебя верил, – пробормотал Мартин, противореча самому себе.

– …Но где взять остальное? Муниципальных грантов не давали уже лет пять, взаймы – не у кого, и я ужасно боялась, что все сорвется. В конце концов мне помогли в академии. Какой-то известный актер – фамилию не сказали – хотел помочь начинающему студенту. Может, повлияла моя расовая принадлежность: я слышала, они стараются обеспечить должное этническое разнообразие… Короче, в сентябре я начала учебу.

Я наслаждалась каждой минутой в академии, хотя иногда чувствовала себя как под микроскопом. Атмосфера была очень напряженная, нас заставляли работать до седьмого пота. Временами я отчаивалась, хотелось заплакать и уйти домой, но меня поддерживали учителя или друзья. В итоге как-то получалось выстоять, трудности закаляли.

Вы спрашивали о Дэмиэне… Понимаете, это был очень тесный кружок, мы все любили друг друга, правда. И мы нисколько не соперничали – по крайней мере, до конца, когда нужно было выполнять «Три» перед агентами.

– Что за «три»? – спросил я.

– Это типа прослушивания: мы играли короткие сцены и монологи, а на нас приходили смотреть из театральных агентств. Такая методика, названа в честь актера Бирбома Три. – Грейс собралась с мыслями. – Сперва, конечно, все разделились на клики. Были у нас три девушки с севера Англии, мы их немного побаивались. Потом парочка геев… Некоторые студенты были старше нас, под тридцать, и предпочитали общаться друг с другом. Поначалу я чувствовала себя одиноко. Помню, в первый день я сидела в большом кругу и думала, что с этими людьми придется провести три года, а я никого не знаю… Я так боялась!

Но потом, как я уже говорила, мы сблизились, и если кто-то и выделялся с самого начала, это Дэмиэн. Его все знали, им все восхищались. Он был на год старше меня и до поступления жил в Кенте, однако при этом обладал колоссальной уверенностью в себе. Учителя его обожали. Никто прямо не называл Дэмиэна звездой, у нас так было не принято, но он всегда получал лучшие роли, лучшие отзывы. Все хотели с ним дружить. Как-то так вышло, что мы с ним сблизились, хотя не спали… ну всего один раз, но по-настоящему сошлись уже потом, несколько лет спустя.

Дэмиэну нравилась еще одна девушка, Дженнифер Ли. Правда, он всегда говорил, что это ее ненастоящая фамилия: она восхищалась актрисой Вивьен Ли и сменила фамилию в честь своего кумира. Я потом к ней вернусь. Ну вот, и был у нас еще один мальчик, Дэн Робертс, тоже блестящий актер. Многие думали, что Дэн с Дэмиэном – любовники, но это неправда. Мы четверо были лучшими друзьями все три года учебы и лишь после выпуска разошлись в разные стороны. Что делать, такова актерская судьба. Я получила работу в Глазго, Дэмиэна взяли в Шескпировскую компанию, Дэн уехал в Бристоль. Не помню, чем занималась Дженнифер… Короче, суть в том, что мы не поддерживали общение.

Об академии я могу рассказывать бесконечно. Больше всего помнится то особое чувство сопричастности, когда ты в нужном месте с нужными людьми. Нас заставляли работать на износ: постановка речи, движения, голоса плюс еще куча домашней подготовки. Все вечно сидели без денег, до смешного! Мы зависали в одной мерзкой забегаловке, кафе «Сид», и парни брали огромные тарелки жареной картошки с сосисками, потому что дешево. Иногда мы ходили в «Мальборо Армс» – тот самый паб, в котором ты меня ждал, папочка. Но чаще всего шли домой, делали потягушки или что там нужно и отрубались.

Я понятия не имел, что значит «делать потягушки», однако на этот раз решил не прерывать монолог.

– Так вот, если вы интересуетесь Дэмиэном, нужно упомянуть постановку «Гамлета» – именно тогда все достигло апогея. Это была очень важная постановка: тот, кому дадут главную роль, получит фантастический старт. Там будут серьезные агенты, режиссер – сам Линдси Познер, поставивший кучу спектаклей в «Ройял-Корт»; мы видели его блестящую пьесу «Американский буйвол» в «Янг Вик». Все были уверены, что главную роль получит Дэн. До этого он играл лишь небольшие роли; ходил слух, будто его специально придерживают с целью дать грандиозный шанс проявить себя во всем блеске. К тому же его «Три» прошло не так хорошо, как хотелось бы: кое-где он переврал текст.

Мы все ужасно волновались в ожидании списка. Возле доски информации вечно толпился народ – смотрели, кому какая роль досталась и в каком театре. Учеба подходила к концу, и мы дико переживали. Худшее, что могло случиться, – выпуск без агента, поэтому финальная постановка практически решала твою судьбу.

В общем, вывесили список, и, конечно же, Гамлета играл Дэн. Я получила Офелию, фантастика! Дженнифер дали крошечную роль Озрика: спектакль готовился нетрадиционный. Она появлялась лишь в пятом акте, но до того играла Имогену в «Цимбелине», так что все справедливо. Дэмиэну достался Лаэрт, и он был рад, хотя многие прочили Гамлета именно ему. На прослушивании он исполнил монолог «О, что за дрянь я, что за жалкий раб!», и многие считали, что блестяще. Постановка задумывалась в современных костюмах, в качестве площадки выступал театр «Гленбрук». Сцена находилась в подвале, там было ужасно холодно, гораздо холоднее, чем в «Ванбру».

Мы репетировали больше месяца. А за неделю до премьеры все изменилось, включая мою жизнь, – поэтому я рассказываю так подробно. Дэн заболел мононуклеозом и не смог репетировать, так что после долгих обсуждений он поменялся ролями с Дэмиэном. Теперь мы с ним часами прогоняли очень напряженные эпизоды. Наверное, именно тогда я и влюбилась – на сцене от него исходил такой магнетизм… Понимаете, Дэмиэн производил сильное впечатление даже при случайной встрече на улице, но когда он играл… Словно смотришь в пруд или колодец… В нем была глубина, прозрачность. Линдси Познер обожал с ним работать. Собственно, так Дэмиэн и попал в «Королевскую шекспировскую компанию»: Линдси много ставил в Стратфорде и взял его с собой.

Об этой постановке говорят до сих пор. Нам всем – Дэмиэну, мне и Дэну – предложили сотрудничество, а художественный руководитель сказал, что давно не видел ничего подобного. Мы играли на круглой сцене, без декораций и с минимумом реквизита. Правда, использовали маски – Линдси тогда находился под влиянием японского театра но. Разумеется, Дэмиэн играл великолепно, он практически затмил всех. Дэн тоже был в ударе, особенно в сцене сражения – от них так и веяло энергией, хотя мечи заменили веерами. Нам аплодировали стоя, а такое в академии случается нечасто, тем более когда в зрительном зале агенты!

Однако больше всего я запомнила эту постановку из-за Дэмиэна. Вы наверняка знаете пьесу: акт третий, сцена первая – под конец я была буквально в слезах, настолько я прочувствовала страдания героя, его сумасшествие. «О, что за гордый ум сражен!» В какой-то момент Дэмиэн схватил меня за горло и притянул так близко, что я ощущала его дыхание на своих губах. Когда он отпустил, на шее остались синяки. После того как мы сошлись, Дэмиэн заявил, что больше не хочет играть со мной – хотя к тому времени моя карьера и так встала на паузу из-за Эшли. То есть я хочу сказать, что больше любила актера, чем настоящего, живого человека. Как человек, он бывал…

Грейс умолкла, подыскивая слово, и отец подытожил за нее:

– …Ублюдком.

– Папа!

– А ты вспомни, как он с тобой обращался, как использовал тебя…

– Он не всегда был таким.

– Он и его мамаша – два сапога пара!

Грейс бросила на него неодобрительный взгляд, но возражать не стала, а вместо этого продолжила:

– Я подписала контракт с агентством «Независимые таланты». Сперва мне дали роль в сериале «Джонатан Крик», всего несколько строк – я играла помощницу фокусника, – но это уже кое-что, полезно для резюме. Потом я снималась в «Катастрофе», «Холби-сити», «Чисто английском убийстве». А еще в рекламе «Стелла Артуа», и это было здорово! Я целую неделю провела в Буэнос-Айресе! Кроме того, я много работала в театре. Особенно мне понравился сезон Джонатана Кента в «Хеймаркете». Были хорошие роли в «Деревенской жене» и «Море» Эдварда Бонда. Обо мне даже упоминали в рецензиях. Фиона Браун, мой агент, была уверена, что у меня есть будущее.

А потом я вновь встретила Дэмиэна – на премьере спектакля по пьесе Тома Стоппарда. Там играл его друг, и после спектакля мы пошли в «Грин Рум». Я сто лет не видела Дэмиэна! Мы так дружили в академии, а после выпуска совсем не поддерживали связь.

– Это все он! – вмешался Мартин Ловелл. Эшли уснула на руках у деда, и он бережно переложил ее на диван. – Интересовался только своей карьерой. У него никогда не было друзей. Он тебя использовал!

– Папочка, не говори так… – попросила Грейс, впрочем не возражая. – Дэмиэн уже тогда был знаменит – его узнавали на улицах, хотя и не выстраивались за автографами. Он успел сняться в куче серьезных фильмов и сериалов и даже получил награду от «Ивнинг стандарт». Уже работал в Голливуде, собирался сниматься в «Звездном пути». Я сразу почувствовала, что Дэмиэн изменился, стал жестче… Может, это приходит вместе с успехом и деньгами – он как раз купил квартиру на Брик-лейн. С другой стороны, в нашей среде нужно быть жестким, это защитная реакция, часть актерской жизни.

Мы провели замечательный вечер. Пьеса всем понравилась. В приподнятой атмосфере выпили больше обычного, стали вспоминать учебу… Оказалось, Дэмиэн на съемках виделся с парой ребят из академии. Он рассказал, что Дэн бросил театр – очень жаль, ведь он был просто суперталантливый. Увы, так бывает – предлагают крошечные роли или во втором составе, а счастливый шанс так и не подворачивается. Дэн чуть не получил главную роль в «Пиратах Карибского моря», но в итоге выбрали Орландо Блума. Потом ему не достался «Доктор Живаго» на Ай-ти-ви. Дженнифер, понятно, исчезла. Дэмиэн много рассказывал о себе. Благодаря гонорарам от «Звездного пути» он мог внести задаток за дом и подумывал переехать в Лос-Анджелес насовсем.

Он прилетел в Англию на три недели – снимался в мини-сериале. Мы почти все время проводили вместе. Мне так понравилась его квартира на Брик-лейн – совершенно иной мир! Сама я жила в Стрэтеме, в крошечном домике с двумя другими актерами. Телефон звонил не переставая: агент, менеджер, пиарщик, журналисты, радио… Это было воплощением той самой мечты, с которой я поступала в академию, только у него все сбылось.

– И у тебя сбудется – теперь…

– Папочка, это несправедливо! Дэмиэн никогда не стоял на моем пути.

– Он сделал тебе ребенка в самом начале карьеры!

– Я сама приняла решение! – Грейс обернулась к нам. – Когда я узнала, что беременна, Дэмиэн пришел в восторг. Сказал, что хочет этого ребенка, и предложил переехать к нему: мол, денег хватит на всех. Велел мне прилетать следующим рейсом.

– Вы поженились? – уточнил Готорн. На протяжении всего монолога он был непривычно молчалив, хотя слушал очень внимательно.

– Нет. Дэмиэн считал, что в этом нет необходимости.

– Дэмиэн думал лишь о Дэмиэне! – настаивал отец. – Не хотел себя связывать! И мать не лучше – только и заботилась о своем драгоценном сыночке, а на тебя даже внимания не обращала!

– Пап, Дайана оказалась не такой уж плохой. Ей просто было грустно и одиноко.

Грейс подошла к Эшли и убрала прядь волос, упавшую на глаза.

– В общем, Дэмиэн прислал мне билет…

– Эконом-класс! Даже на бизнес пожадничал!

– …И я переехала к нему. Эшли родилась в Америке, у нее есть гражданство. Дэмиэн уже снимался в «Звездном пути», так что я его редко видела, но меня все устраивало. Я помогла ему найти дом: всего две спальни, но место очаровательное – высоко в горах с прекрасным видом и крошечным бассейном. Мне там очень нравилось. Я ездила на шопинг в Западный Голливуд и на Родео-драйв. Иногда Дэмиэн приходил домой поздно, зато выходные мы проводили вместе. Он представил меня своим друзьям, и я думала, что все будет хорошо.

Грейс опустила голову, и на секунду в ее глазах мелькнула печаль.

– Только не вышло. Я сама виновата, правда. Мне так и не удалось полюбить Лос-Анджелес. По сути, это даже не город – всюду приходится ездить на машине, да и пойти толком некуда: магазины, рестораны, пляж… Все как-то бессмысленно… Вечная жара. Особенно тяжело пришлось на пятом-шестом месяцах беременности. Я все чаще сидела дома одна. Друзей у Дэмиэна было немного, они вечно сплетничали о работе, и я неизбежно оставалась за бортом. В Голливуде так забавно складывается: люди формируют свой круг общения и вроде бы милы и приветливы с тобой, однако чужого внутрь не пустят. А как я скучала по дому! Мне ужасно не хватало мамы с папой, Лондона, моей карьеры…

Мы с Дэмиэном не ссорились, но… Он сильно изменился – это был уже не тот человек, с которым я дружила в академии. Слава портит… Он приходил домой и вроде был рад меня видеть, иногда возникало чувство близости, а иногда мне казалось, что все это игра. Часто рассказывал о знаменитых людях, с которыми встречался на площадке, – Крис Пайн, Леонард Нимой, Дж. Дж. Абрамс, – а я безвылазно сидела в четырех стенах и, конечно, немного злилась. Потом родилась Эшли, и это было прекрасно! Дэмиэн устроил грандиозную вечеринку и вел себя как счастливый папаша, но дальше все реже и реже появлялся дома. Ему дали роль в четвертом сезоне «Безумцев», и вся его жизнь состояла из премьер, тусовок, гоночных авто, моделей, пока я ухаживала за ребенком в окружении бутылочек, колясок и подгузников. Он тратил деньги направо и налево, нанял садовников… Я словно жила в дешевой версии Голливуда – сплошные клише.

– Расскажи им про наркотики, – вставил отец.

– Он принимал кокаин и всякое такое; впрочем, тут ничего особенного. Все англичане так делали. На любой вечеринке кто-нибудь доставал мобильник, и через полчаса приезжал курьер с маленькими пластиковыми пакетиками. В конце концов я перестала ходить на вечеринки: сама никогда не употребляла, и мне было как-то не по себе.

Эшли шевельнулась на диване, и Мартин снова взял ее на руки. Ребенок счастливо задремал в его объятьях.

– Знаю, это звучит ужасно, – продолжала Грейс, – но лишь потому, что все кончено. Нельзя быть совсем уж несчастным в Лос-Анджелесе: солнце сияет, в саду пахнет бугенвиллеей… Дэмиэн никогда меня не обижал. Он не был плохим человеком, скорее…

– …Эгоистом, – закончил Мартин Ловелл.

– Успешным, – возразила Грейс. – Его сожрал успех.

– А теперь он мертв, – добавил Готорн, бросив на нее холодный взгляд. – И как раз вовремя…

– Я вас не понимаю! – вскинулась Грейс. – Как можно такое говорить! Он отец Эшли! Теперь она будет расти без папы! Я была его женой!

– Насколько я понимаю, Дэмиэн оставил завещание?

Грейс запнулась.

– Да…

– Вам известно его содержание?

– Да. На похоронах я спросила нотариуса, Чарльза Кеннеди, – ради Эшли. Дэмиэн все оставил нам.

– А еще он оформил страхование жизни.

– Этого я не знала…

– Зато я знаю. – Готорн невозмутимо сидел на диване, скрестив ноги, сложив руки на груди, и выглядел одновременно расслабленным и безжалостным. Темные глаза пронизывали жертву насквозь. – Оформил полгода назад. Вы получите около миллиона фунтов, не говоря уж о квартире на Брик-лейн, доме на Голливуд-Хиллс, «Альфа-Ромео»…

– На что вы намекаете, мистер Готорн? – вмешался отец. – Что моя дочь убила Дэмиэна?

– А почему бы и нет? Думаю, вы бы не сильно переживали. Честно говоря, если бы я с ним жил, то не колебался бы ни минуты. – Он снова обернулся к Грейс. – Вы прилетели в Англию за день до смерти Дайаны…

Я не успел рассказать Готорну о своем открытии и теперь досадовал, что он сообразил и без меня.

– Вы с ней виделись?

– Я собиралась заехать, но Эшли слишком утомилась после перелета.

– Наверное, опять летели эконом-классом! Значит, так и не повидались?

– Нет!

– Грейс находилась здесь, со мной, – заявил отец. – И я готов присягнуть в суде, если придется. А когда убивали Дэмиэна, она была на похоронах.

– А где были вы, мистер Ловелл?

– В Ричмонд-парке с Эшли – показывал ей оленя.

Готорн снова переключил внимание на Грейс.

– Когда вы рассказывали об учебе в академии, то упомянули о девушке по имени Дженнифер Ли и обещали к ней вернуться.

– Она была первой подругой Дэмиэна, но под конец они расстались. Точнее сказать, она ушла от него к Дэну Робертсу. Я видела, как они целовались перед репетицией «Гамлета», прямо взасос! Кстати, дела у нее пошли неплохо: пара крупных мюзиклов – это ее конек… Вот, а потом она исчезла.

– В смысле – ушла из профессии? – переспросил я.

– Нет, просто исчезла – в буквальном смысле: вышла погулять и не вернулась. Все газеты об этом писали. Никто так и не узнал, что случилось.

Беглый поиск в Интернете выдал следующую газетную статью восьмилетней давности:

Я прочел статью Готорну. Тот кивнул, словно ожидал услышать именно это.

– А почему ты интересуешься Дженнифер Ли? – спросил я.

Он не ответил. Мы все еще стояли посреди жилого массива в окружении одинаковых домов и садиков; единственные цветовые пятна – припаркованные машины. Над головой проревел очередной самолет, закрывая солнце гигантской тушей.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что ее тоже убили? Но при чем тут она, вообще? Мы о ней даже не слышали до сегодняшнего дня!

У Готорна зазвонил телефон, и он предостерегающе поднял руку, доставая его из кармана. Разговор длился не больше минуты, хотя Готорн почти ничего не говорил – только «да» пару-тройку раз, затем «ладно» и «ОК». Наконец он повесил трубку. Его лицо помрачнело.

– Звонил Мидоуз.

– Что случилось?

– Мне нужно вернуться в Кентербери, он хочет со мной поговорить.

– Зачем?

Готорн бросил на меня тяжелый взгляд, и мне стало не по себе.

– Прошлой ночью кто-то устроил пожар в доме Найджела Уэстона. Плеснули бензин в щель для почты и подожгли.

– О господи! Он погиб?!

– Нет. Он и его дружок успели выбраться. Уэстон сейчас в больнице – небольшое отравление, ничего серьезного.

Готорн посмотрел на часы.

– Я на вокзал.

– Я с тобой.

Он покачал головой.

– Нет, не стоит. Я поеду один.

– Почему?

Молчание.

– Ты уже знаешь, кто виноват в поджоге, да?

И снова этот холодный взгляд, так хорошо знакомый и так ясно дающий понять, что Готорн видит мир совершенно иначе и что мы никогда не поймем друг друга.

– Да, – ответил он. – Ты.