Мюррей

– Может, пойдем уже?

Мюррей сжал руку Сары.

– Еще один кружочек.

Они гуляли вокруг Хайфилда, и Сара старалась держаться как можно ближе к зданию, точно оно было ее якорем, даже проводила кончиками пальцев по кирпичной стене.

– Ладно…

Маккензи услышал, как ускорилось ее дыхание. Сара торопилась, она хотела поскорее покончить с этим, но сам Мюррей шел размеренным шагом и изо всех сил старался отвлечь жену. К этому моменту они уже дважды обошли особняк.

– По завещанию Тома Джонсона жене перешел дом, его доля в семейном бизнесе и вообще вся его собственность, кроме ста тысяч фунтов, которые он завещал Анне. Помимо этого, Кэролайн получила значительные выплаты по его страховке.

– Несмотря на то что он покончил с собой?

– Да.

К этому моменту Мюррей знал о выплатах страховки в случае суицида куда больше, чем ему хотелось бы. Большинство страховых компаний придерживались политики «оговорки в случае суицида»: страховка не выплачивалась только в том случае, если застрахованный совершал самоубийство в течение года после приобретения страхового полиса. Эта политика должна была предотвратить самоубийства, которые совершались для выплаты долга семьей, как объяснила Мюррею по телефону очень вежливая женщина из компании «Авива». Том Джонсон приобрел страховой полис много лет назад, и компания выплатила жене страховку, как только Кэролайн получила свидетельство о смерти мужа.

– А что с завещанием Кэролайн?

Сара все еще тянулась рукой к стене, но Маккензи заметил, что между кирпичом и ее пальцами образовался некоторый промежуток.

– Небольшую сумму она завещала своей крестнице, еще десять тысяч – благотворительной организации по спасению собак на Кипре, все остальное – Анне.

– Итак, Анна унаследовала огромное состояние. Ты уверен, что не она убила их обоих? – Сара наконец-то опустила руку.

– И сама себе отправила анонимную открытку?

– Может, открытку прислал тот, кто знает, что это она их убила, – задумчиво предположила Сара. – Анна запаниковала и принесла открытку в полицейский участок, потому что именно так поступил бы нормальный человек, который никого не убивал. Двойной блеф.

Маккензи ухмыльнулся. Воображение у Сары было куда лучше, чем у большинства детективов, с которыми ему когда-либо приходилось работать.

– Что с отпечатками пальцев?

– На открытке они есть, Ниш их сейчас анализирует.

После смерти Тома Джонсона криминалисты проверяли отпечатки пальцев в его автомобиле, и тогда у его дочери и всех сотрудников магазина взяли отпечатки для сравнения. На открытке обнаружились четкие отпечатки Анны Джонсон и ее дяди, Билла, который и разорвал открытку до того, как Анна успела его остановить. Были там и фрагменты отпечатков, но они могли принадлежать кому угодно – включая продавца магазина, где эту открытку купили. Соответствий в национальной базе данных Ниш не обнаружила.

При упоминании подруги лицо Сары просветлело, ее ладонь в руке Мюррея чуть расслабилась.

– Как там Ниш?

– Отлично. Спрашивала о тебе. Она предлагает как-нибудь встретиться и поужинать вместе, когда тебе станет лучше.

– Может быть.

«Может быть» – это уже хорошо. «Может быть» – это лучше, чем «нет». Завтра наступит канун Рождества, и психиатр Сары, доктор Чаудгари, решил, что Сару пора выписывать. Сама же Сара была с ним не согласна.

«Мне плохо», – настаивала она, теребя растянутые рукава кофты.

Людям, считавшим себя борцами со стигматизацией психически больных, нравилось сравнивать психические заболевания с телесными.

«Если бы Сара сломала ногу, мы бы все понимали, что ей нужно время, чтобы выздороветь», – сказал как-то начальник Маккензи, когда Мюррей извинился за то, что берет отпуск по болезни жены. Очевидно, в тот момент начальник очень гордился собой за такое проявление политкорректности.

Вот только проблема была не в чертовом переломе. Сломанную ногу можно вылечить. Сделать рентген, наложить гипс, может, поставить металлическую пластину. Пациент пару недель вынужден будет ходить на костылях, вести малоподвижный образ жизни, проходить физиотерапию. А что потом? Ну, может, в худшем случае пациент будет хромать. Но он выздоровеет. Ему станет лучше. Конечно, вероятность сломать ту же ногу при падении с велосипеда или лестницы будет выше, но нога не расколется пополам ни с того ни с сего. Из-за сломанной когда-то ноги человек не застынет в ужасе при необходимости открыть дверь, не почувствует себя так, словно рассыпается на части, только потому, что кто-то где-то что-то прошептал.

Пограничное расстройство личности совсем не похоже на сломанную ногу.

Саре было плохо. И она никогда не выздоровеет.

– Сара, мы не можем вылечить пограничное расстройство личности. – К оксфордскому акценту доктора Чаудгари примешивались бирмингемские интонации. – И вы это знаете. Вы знаете о своем состоянии куда больше, чем кто бы то ни было. Но вы хорошо справляетесь, и дома вам будет не хуже.

– Я хочу остаться здесь. – У Сары слезы наворачивались на глаза. В этот момент она больше походила на капризного ребенка, чем на пятидесятивосьмилетнюю женщину. – Дома я чувствую себя хуже. А здесь я в безопасности.

Мюррей напряженно улыбался, пытаясь скрыть боль, которой отдавались в нем слова Сары: словно кто-то нанес ему левый хук. Как бы то ни было, доктор Чаудгари оставался неумолим.

– Дома вы тоже будете в безопасности. Скажу вам вот что: последнюю пару дней о вашей безопасности заботились вовсе не мы. А вы сами. – Помолчав, он подался вперед, сложив руки домиком. – Вы сами. Мы продолжим наши с вами ежедневные сеансы и будем постепенно сокращать число встреч, пока не дойдем до одного сеанса в неделю. Но двигаться надо маленькими шажками. На данный момент наша основная задача – это вернуть вас к привычной жизни дома, с мужем.

Маккензи уже ожидал хука справа, но Сара устало кивнула и скрепя сердце согласилась завтра отправиться домой. А потом удивила Мюррея, не возразив против прогулки.

– Ну вот. Обошли здание три раза. – Маккензи остановился.

Сара потрясенно уставилась на центральный вход. Их прогулка подошла к концу.

– Я за тобой заеду завтра утром. Хорошо?

– Утром у нас групповая терапия. – Сара нахмурилась.

– Тогда в обед?

– Ладно…

Поцеловав жену на прощание, Мюррей направился по тропинке к парковке. На полпути он оглянулся, чтобы помахать Саре, но она уже скрылась в холле.

Следующие несколько часов Маккензи провел за уборкой и без того безукоризненно чистого дома, готовя его к встрече Сары. Он поменял постельное белье в спальне и перестелил кровать в гостевой комнате, поставив цветы в вазах и там и там, на тот случай, если Саре захочется побыть одной. Когда убирать явно больше было нечего, Мюррей сел в машину и поехал на работу.

Его беспокоило, что Дайан Брент-Тейлор – свидетельница, которая сообщила в полицию о самоубийстве Тома, – отказалась давать показания в суде. Брент-Тейлор заявила, что тем утром была на Бичи-Хед с любовником и опасается, что о ее измене узнает муж. Департамент несколько раз пытался уговорить свидетельницу изменить свое решение, но тщетно. В материалах дела не было ее адреса – только номер мобильного телефона. И, когда телефон отключился, детективы сдались. В конце концов, тогда они расследовали самоубийство. А не убийство. Тогда.

Маккензи же сдаваться не собирался.

В национальной базе данных и реестре избирателей нашлось много Тейлоров и Брентов, но никакой Дайан Брент-Тейлор там не было. Поиск Мюррея в соцсетях – «Фейсбуке», «Твиттере» и «Линкедине» – тоже ничего не дал, хотя Маккензи и готов был списать свою неудачу на то, что он едва ли мог считаться экспертом по цифровым медиа. Но его преимущество было в нестандартном мышлении. Побарабанив пальцами по столу, он начал поиски заново, на этот раз положив рядом с клавиатурой лист бумаги. Он не сомневался, что существует автоматизированная программа, которая справится с этой задачей за долю секунды, но ручка и бумага еще никогда не подводили Мюррея. Если же он обратится в технический отдел, у сотрудников могут возникнуть вопросы, на которые Маккензи не хотел отвечать.

На левой половине листа он выписал домашние адреса всех Брентов в радиусе двадцати пяти миль от Истборна. Если ему придется расширить радиус поиска, он так и поступит, но пока что он исходил из предположения, что свидетельница жила где-то здесь. Справа же он составил еще один список, на этот раз адресов всех местных жителей с фамилией Тейлор.

Через полчаса он обнаружил совпадение.

Бинго!

Нью-Хейвен, пер. Берлингтон, 24. Мистер Гарет Тейлор и миссис Дайан Брент.

Мюррей просиял. Единственным, кто это видел, был его вечно угрюмый коллега Джон, который и так очень удивился сегодня днем, когда Маккензи явился на работу в неурочный час: «Я думал, ты не дежуришь до Нового года». – «Да мне просто пару бланков по поводу определения уровня квалификации надо заполнить».

После этих слов Джон недоуменно уставился на него. Никто не стал бы возиться с бланками повышения квалификации, если не планировал переходить на другую работу или требовать у начальства прибавку к жалованию. А уж тем более заниматься таким в собственный выходной…

– Никогда не видел, чтобы люди были так счастливы, погрязнув в бюрократии, – потрясенно заявил Джон.

– Просто горжусь своей работой, Джон. – Насвистывая, Мюррей вышел из участка.

Дом номер двадцать четыре находился в тихом переулочке Берлингтон рядом с Саусвич-авеню в Нью-Хейвене, на полпути между Истборном и Брайтоном. Мюррей не сразу позвонил в дверь, рассматривая ухоженные цветы в горшках на крыльце и табличку «Коммивояжерам просьба не беспокоить» в разукрашенном инеем окне. Стоило ему потянуться к дверному звонку, как за стеклом шевельнулась тень, и Маккензи понял, что миссис Брент-Тейлор видела, как он подъезжает к дому, и потому ждала его звонка в коридоре. Не успел звонок затихнуть, как она уже открыла дверь. Где-то в глубине дома залаял пес.

Мюррей представился.

– Я расследую дело, к которому, как я полагаю, вы можете иметь некоторое отношение. Могу я войти?

– Мне надо собрать вещи. Еду к дочери на Рождество. – Миссис Брент-Тейлор прищурилась. – В этом году ее очередь принимать гостей.

– Это не займет много времени.

Она отступила от двери, пропуская его.

– Я могу уделить вам только полчаса.

В плане приветствий Мюррею приходилось сталкиваться с куда худшими ситуациями. Широко улыбнувшись, он протянул ей руку – такой жест миссис Брент-Тейлор не могла игнорировать. Она выглянула наружу, точно опасаясь, что все соседи уже сбежались посмотреть, кто это к ней пришел, и потом будут судачить о ней.

– Заходите.

В узком коридоре царил полумрак, у двери виднелась подставка для зонтов и две пары обуви, а на стене висела доска, к которой кнопками крепились разнообразные листовки, визитки, брошюрки и записки с напоминаниями. Что-то привлекло его внимание, когда он проходил мимо, но миссис Брент-Тейлор уже увлекла его вглубь дома.

Маккензи удивился, когда его направили к лестнице, но причина тому стала ясна, как только он поднялся на второй этаж и обнаружил огромную гостиную с окнами от пола до потолка – и изумительным видом на море.

– Вот это да!

Дайан Брент-Тейлор догнала его только через минуту. Похоже, после его комплимента она смягчилась, и уголки ее рта чуть приподнялись, что вполне могло сойти за улыбку.

– Да, мне очень повезло.

– Давно здесь живете?

– В марте двадцать лет будет. Если сейчас и переезжать, то только в бунгало. – Женщина указала на горчичного цвета диванчик и, тяжело дыша, села в кресло.

Мюррей поколебался. По дороге сюда он продумал план допроса, базировавшийся на том, чтобы установить личность любовника миссис Брент-Тейлор. В конце концов, возможно, что женщина отказалась давать показания не для того, чтобы скрыть супружескую измену, а из-за того, что она – или ее любовник – были как-то связаны со смертью Тома Джонсона. Быть может, Дайан Брент-Тейлор кого-то покрывала?

Но теперь весь его план пошел прахом.

Миссис Брент-Тейлор было уже под восемьдесят. А может, даже за восемьдесят. Одета она была в свободные брюки, которые его мать назвала бы слаксами, и пеструю яркую блузку – причем расцветка была куда веселее, чем сама обладательница этой одежды. Химически завитые волосы отливали синевой, кудряшки плотно прилегали к голове, а ногти были выкрашены в бледно-коралловый.

Конечно, нельзя было исключать, что миссис Брент-Тейлор изменяет своему мужу. Но судя по тому, с каким трудом она поднялась по лестнице, и по трости, которую Мюррей заметил за креслом, – едва ли она разгуливала по Бичи-Хед с любовником.

– Эм… А ваш муж дома?

– Я вдова.

– Примите мои соболезнования. Недавняя утрата?

– В сентябре пять лет уж как. Я могу поинтересоваться, с чем связан ваш визит?

Становилось ясно, что либо Маккензи ошибся адресом, либо… Но был только один способ выяснить.

– Миссис Брент-Тейлор, имена Тома и Кэролайн Джонсон вам о чем-то говорят?

– А должны? – Старушка нахмурилась.

– Том Джонсон умер на мысе Бичи-Хед восемнадцатого мая прошлого года. Его супруга Кэролайн Джонсон умерла в том же месте двадцать первого декабря.

– Самоубийство? – Она восприняла молчание Мюррея как знак согласия. – Ужасно.

– Свидетельница, сообщившая о гибели Тома Джонсона в полицию, представилась вашим именем.

– Моим именем?

– Дайан Брент-Тейлор.

– Ну, это была не я. То есть я, конечно, бывала на Бичи-Хед, как вы понимаете, я ведь всю жизнь в этих места прожила. Но ни разу не видела, как кто-нибудь прыгнул со скалы. Слава богу, – пробормотала она.

Какова вероятность того, что в окрестностях Истборна живут две Дайан Брент-Тейлор?

– У вас необычное имя.

– Ну, мы не оформляли двойную фамилию официально, – словно оправдываясь, сказала старушка. – Но моему мужу нравилось, как это звучит. Особенно во время игры в гольф.

– Понятно. – Мюррей собрался с духом. Итак, сегодняшний визит ни к чему не привел. Но он безответственно отнесся бы к своей задаче, если бы не расставил все точки над «i». – Что ж, если позволите, я просто уточню. Вы точно не звонили в службу спасения восемнадцатого мая 2016 года и не сообщали о том, что видели, как мужчина сбросился со скалы на Бичи-Хед?

– Я, может, уже и не так молода, как прежде, но все еще в своем уме, юноша!

Мюррей едва не поблагодарил ее за такой неожиданный комплимент.

– И еще кое-что… Я сразу приношу свои извинения за неуместность такого вопроса, но не может ли быть так, что восемнадцатого мая прошлого года вы были на Бичи-Хед с мужем другой женщины?

Уже через пару секунд Маккензи очутился за дверью дома номер двадцать четыре в переулке Берлингтон, и дверь захлопнулась у него перед носом. «А ведь эта миссис Брент-Тейлор может передвигаться удивительно быстро, когда захочет», – отметил он.