Роль личностей
Существенной причиной слабости авторитарных режимов перед лицом революций и движений протеста стал кризис личной власти лидеров, их возраст и слишком долгое нахождение на вершине пирамиды власти.
Общество, которым они руководили, кардинально менялось, а они сами просто теряли связь со своими народами.
Какие бы заслуги они ни имели в прошлом, подобная ситуация означала, в частности, политический застой, невозможность для правящих элит держать руку на пульсе настроений значительной части населения.
В условиях отсутствия перемен шло формирование замкнутых группировок, и, каковы бы ни были намерения верховной власти, создавались условия для все большей коррупции. Она распространялась и на самих лидеров, и на их семьи. Сосредоточение в руках правящих группировок основных рычагов авторитарной власти и экономических ресурсов затрудняло или делало невозможными реформы. Жесткий контроль за кадровыми передвижениями в госучреждениях и в бизнес-структурах ограничивал «социальный лифт» молодежи.
Отличительной чертой правления Бен Али в Тунисе стал явный и откровенный расцвет коррупции и семейственности. Утратив чувство реальности, с помощью жены он набивал тайники в своих дворцах миллионами евро и долларов, золотом и бриллиантами. Гнев общества нарастал и выплеснулся на улицы.
В своей последней речи президент Мубарак заявил: «Это выступление отца, обращенного к своим сыновьям и дочерям». Возможно, он искренне верил в то, что говорил. Его обращение вызвало издевательский смех собравшихся и вопль из миллиона глоток: «Уходи!!!»
Когда записывали последнее обращение Мубарака к нации, он дважды терял сознание.
За всем этим скрывалась личная трагедия, которая объясняет упрямое непонимание президентом своих «сыновей и дочерей», упрямство, которое поставило Египет на грань разрушения. Президент — в свои 82 года — верил, что он — единственный, кто может спасти страну от сползания в пропасть. Но насколько другими стали ее граждане за тридцать два года его правления!
Встав во главе государства после того, как террористы убили Анвара Садата, Хосни Мубарак освободил из тюрем большинство заключенных. Он постарался восстановить отношения с арабскими странами, порвавшими их с Египтом после того, как тот заключил мир с Израилем. Хотя широко распространялись слухи, что якобы он лично и его семья награбили многие миллиарды долларов, ряд дипломатов в Египте считали это большим преувеличением. Судебные расследования миллиардов не обнаружили.
За годы правления Мубарака развились промышленность и туризм, многие сотни тысяч человек получили университетское образование, миллионы стали пользоваться Интернетом, в каждом доме появились телевизоры. Но Мубарак, окруженный лизоблюдами, не понимал, насколько изменилась страна. Его партнером по семейной трагедии была жена Сюзан, которая хотела вырастить из сыновей смену отцу.
Старший сын, Аля, был бизнесменом, футбольным фанатом и не играл в политику.
Младший, Гамаль, стал как бы необъявленным наследником отца, что вызвало недовольство в обществе и резкое неприятие генералитета. Именно Гамаль со своими друзьями заговорил о династиях политиков Кеннеди, Бушей, Клинтонов в США, не говоря уж о династиях фараонов.
У Гамаля не было данных политического лидера, не было харизмы. А тем временем вокруг него, ставшего неформальным главой Национально-демократической партии, собрались жадные до денег и власти «жирные коты». Элита страны оказалась расколотой на гражданских и военных.
Весной 2010 года звезда Гамаля уже заходила, генералы не хотели видеть в Гамале лидера.
Myбарак опирался на армию, но для того, чтобы сбить волны протестов, генералы уговорили его уйти в отставку. Глубокий старик, морально и физически раздавленный, уступил их требованиям. Говорят, что окружение Мубарака запрещало показывать ему телевизионные сюжеты сцен ликования миллионов людей на улицах Каира, когда было объявлено о его отставке. Под давлением «улицы» Мубарак, его семья, десятки лиц из ближайшего окружения были арестованы и предстали перед судом. Впрочем, появление Мубарака, больного и немощного старика, на носилках в клетке перед судом вызвало симпатии к нему части населения.
Лицом, брендом молодых организаторов восстания стал Уаэль Гонем — 30-летний компьютерщик, глава маркетинговой компании Гугл по Ближнему Востоку. Выпускник Американского университета в Каире, он был успешным менеджером. У него был опыт коммерциализации любого предложения, в том числе демократии, в формах приемлемых для пользователей «Фейсбука». Это был инструмент в борьбе с египетским полицейским государством.
В июне 2010 года молодой александрийский бизнесмен по имени Халид Саид, который поместил видео полицейских, употребляющих наркотики, был схвачен средь бела дня полицией и избит до смерти. Фотография трупа, покрытого ссадинами и синяками, попала в Интернет. И тогда Гонем организовал новую страничку в «Фейсбуке» под названием «Каждый из нас — Халид Саид». Эта страница стала брендом борьбы против полицейской жестокости в Египте, сюда поступали фотографии, видеозаписи, новости. Благодаря умелому отбору материалов и таланту Гонема эта страничка быстро превратилась в один из самых посещаемых оппозиционных египетских сайтов.
Молодой компьютерщик бросил вызов режиму и целому полицейскому аппарату. Гонем сохранял анонимность и взял псевдоним Аль-Шахид, что значит «жертвующий собой».
Когда 14 января протесты в Тунисе привели к падению диктатора, Гонем объявил, что в Египте можно совершить собственную революцию.
Гонем настаивал, что ни он, ни его товарищи не являются лидерами. Он хотел, чтобы люди почувствовали: они сами могут быть властью. У восстания не было вождей.
Видимо, за ним уже следили, и после 25 января его арестовали. Тогда же распространилось сообщение, что Аль-Шахид — именно Гонем. Восставшие на площади Ат-Тахрир объявили его своим символическим лидером и стали появляться на страничке в «Фейсбуке» под названием «Каждый из нас — Гонем».
Раскрытие имени спасло жизнь Гонему. С ним уже не решились расправиться и освободили на пике восстания.
Гонем знал призывы «Долой!», «Свобода!», «Достоинство!», «Демократия!», программы же у него не было.
Чтобы реально представить себе обстановку тех лет в Ливии, нужно понять, что за личность Каддафи, стоявший во главе страны более сорока лет. Молодой офицер, поклонник Гамаля Абдель Насера, лидера египетской революции 1952 года — антизападной и частично социальной, — Каддафи организовал и успешно осуществил государственный переворот против короля в 1969 году. Затем Каддафи ликвидировал американские и английские военные базы, национализировал иностранные нефтяные компании, банки, собственность королевской семьи, земли итальянских колонистов и попытался строить новую государственность. Как и Г.А. Насер, он установил тесное сотрудничество с СССР и стал закупать (и расплачиваться за закупки) горы советского оружия, но также заводы и технику.
Он был мечтателем. Он мечтал о создании единого арабского государства. Когда проекты провалились, он стал мечтать о создании Соединенных Штатов Африки — дело не пошло дальше деклараций. Он мечтал о создании справедливого общества. Запрещал частную торговлю, что создавало очереди и дефицит товаров в сравнительно богатой стране. Власть формально принадлежала народным комитетам, а на деле — усиливающейся бюрократии, полицейскому аппарату, его ближайшему окружению.
Но Каддафи был опасным, беспощадным мечтателем, диктатором. Чтобы сделать людей «свободными» и «счастливыми», он готов был уничтожать и уничтожал противников и несогласных.
Он оставался бедуинским лидером, убежденным, что он — почти махди, что он несет человечеству «третью мировую теорию». Он вел себя настолько вызывающе и высокомерно, что отталкивал и арабов, и африканцев. Но с помощью ливийской нефти и миллиардных капиталов поддерживал свой авторитет.
США и страны Евросоюза после начала восстания оказались перед дилеммой. После периода антизападной (антиимпериалистической) реальной политики режим Каддафи стал устраивать Запад. Каддафи полупризнал ливийское участие во взрыве американского «боинга», заплатив отступное семьям погибших, по разным оценкам, от 200 млн долларов до 2,5 млрд долларов (до 3 млрд долларов). Он отказался от производства ядерного оружия, выдав пакистанцев, которые поставляли ему ядерные технологии. (Каддафи все же был реалистом и видел, как американцы вторглись в Ирак под предлогом не допустить производства атомной бомбы.) Он вновь пригласил, правда, на выгодных для Ливии условиях, западные нефтяные корпорации в страну. Он заключил выгодные сделки на миллиарды долларов с Италией, Англией, США, Россией, Китаем. Ливийские деньги были вложены в ценные бумаги и недвижимость в странах Запада. Начался процесс приватизации торговли, промышленности, банков, на чем наживалось ближайшее окружение Каддафи и иностранцы.
На его обычную антизападную и антиизраильскую риторику перестали обращать внимание.
В сентябре 2008 года Триполи посетила госсекретарь США Кондолиза Райс. Это был первый визит такого уровня с 1957 года Райс заявила: «Настало время развивать конструктивное сотрудничество между Ливией и США».
Но после начала восстания страны НАТО сделали ставку на его свержение. Конец Каддафи известен.
С президентом Сирии Башаром Асадом многие связывали возможность реформ. Башар изучал офтальмологию в Лондоне и был непосредственно знаком и с западным образом жизни, и с западной идеологией. Он свободно говорит по-английски и по-французски, его элегантная жена — урожденная англичанка.
С началом рыночных реформ (2006) ведущие позиции в экономике сосредоточились в руках родственников Башара Асада и близких к ним предпринимателей. «Старая гвардия» баасистов и окружение президента не допустили политических реформ. Правящая элита опасалась разрушительных последствий реформ, как это произошло в Советском Союзе (намек на это содержался в выступлениях Б. Асада). Но авторитет президента сохранялся и в армии, и в широких слоях общества.
В Йемене президент Салех показал чудеса выживаемости путем политического маневрирования и гибкой тактики, сохранив преданность части армии и части племен. Шла гражданская война. Салех наконец согласился уйти, но оппозиция была недовольна достигнутыми соглашениями. Он снова всплыл и остался весомой политической фигурой в Йемене, заключив союз с повстанцами — хуситами.
Действовал ли «вашингтонский обком»?
Официальный Вашингтон знал о растущей социально-политической напряженности в арабских странах, он правильно считал, что нужны реформы, но реформы — сверху, постепенно, демократизация в рамках союза с Западом, хотя и с помощью давления снизу, через неправительственные организации либерального толка. Силу исламистов в Вашингтоне не учитывали или надеялись «приручить» их.
Не удались эти планы. То ли закостенели эти самые элиты в своих привилегиях и традиционных методах «тащить и не пущать», то ли перед их глазами стоял пример саморазрушения коммунистических номенклатур, которые попытались принять западные правила игры и рухнули. Но арабские элиты остались недвижимы. Формы и методы «демократизации по-американски» были отвергнуты лидерами арабских государств. А неправительственные организации снизу, выращенные на американские и западноевропейские деньги, оставались маргинальными и одновременно чужими для масс населения.
Протесты в арабском мире подпитывала целенаправленная американская и в целом западная пропаганда, поддерживали арабские телеканалы, которые продвигали западные ценности в арабской упаковке. После успеха некоторых «цветных революций» на постсоветском пространстве под прицелом оказались арабские страны. Взамен прежнего лозунга «Братьев-мусульман»: «Ислам — вот решение», «Коран — наша конституция» были вброшены новые лозунги: «Демократия — вот решение», «Права человека — вот лозунг борьбы», «Свобода — вот цель». Лозунги для образованной или полуобразованной молодежи — пьянящие, радужные, прекрасные. Кого волнует, что при этом игнорируются тысячелетние традиции своих цивилизаций, традиции коллективизма, нормы социальной ответственности? В сторону! Скинуть все эти традиции с корабля современности!
Через американский Национальный фонд развития демократии, с бюджетом в десятки миллионов долларов, через развитую сеть неправительственных организаций, через приглашения на учебу, семинары, конференции на Западе присматривались к потенциальным новым лидерам в арабских странах. Их учили, как действовать в случае, если власть отключает Интернет, как организовывать протесты с помощью мобильных телефонов, как распространять идеи посредством «Фейсбука», как направлять работу сайта «Твиттер», как обновлять поступающую информацию и связывать с собою группы протеста.
Среди учителей были ключевые сотрудники команды Барака Обамы, отвечавшие за социальные сети. Организатором выступила НПО «Альянс за молодежное движение».
Национальный фонд развития демократии участвовал в подготовке «революции гвоздик» в Грузии, он же помогал египетскому движению «Кифая». Но оказалось, что, с одной стороны, прозападное либеральное движение не имело социальной поддержки, а с другой — подверглось ударам репрессивного аппарата.
Известный предприниматель Джордж Сорос создал институт «Открытое общество на Среднем Востоке и в Северной Африке», который обеспечивал финансовую поддержку многочисленным оппозиционным группировкам. Например, спонсировал в Тунисе радиостанцию «Калима», ставшую рупором революционной молодежи.
Шведская газета «Свенска дагбладет Стокхольм» сообщала, что египетская и тунисская молодежь обучалась, а затем руководствовалась методами, разработанными в свое время сербской молодежной группой «Отпор», свалившей в 2000 году режим Слободана Милошевича. Учитывался опыт «ненасильственного сопротивления» Махатмы Ганди, противников апартеида в ЮАР и сторонников Мартина Лютера Кинга. Организаторы массовых протестов в Египте прошли соответствующую подготовку в Сербии.
Стратегия ненасильственного движения для достижения социально-политических целей была систематизирована выпускником Гарвардского университета Джином Шарпом. Его книга «От диктатуры к демократии» неоднократно переиздавалась на десятках языков. В ней перечисляются 198 способов «ненасильственных действий».
Эти факты позволяют некоторым аналитикам защищать «теорию заговора», утверждать, будто все революционные события в арабском мире были срежиссированы Вашингтоном, который якобы стремился создать в регионе «управляемый хаос» с «управляющим» в лице США. При этом не учитываются противоречия в самой структуре внешней политики Соединенных Штатов, отсутствие единого всеопределяющего центра и возможность того, что разные центры и организации могут действовать в противоположных направлениях. («Теория заговора» господствовала в арабских странах и получила распространение в России. К этому мы еще вернемся.)
Как легко кидаться хлесткими эпитетами, если не копать глубже! Как просто объяснять революции и движения протеста заговорами Вашингтона или Тель-Авива («вашингтонского обкома» и «израильского райкома»).
Да, американская внешняя политика была не менее идеологизирована, чем политика СССР. В США всерьез мечтали о том, чтобы «демократизировать по-американски» весь мир, в котором, естественно, должны доминировать США, тратили на эту задачу колоссальные средства, зачастую становясь пленниками собственной идеологии. Но это всегда сочеталось с проведением политики американского доминирования в мире. И прагматика, эгоистические интересы США всегда брали верх. Поэтому не уйти от факта — именно факта: существовал реальный военно-политический союз Вашингтона (вкупе с НАТО) с репрессивными автократическими режимами в арабских странах. «Хотя он сукин сын, но это наш сукин сын», — повторяли и повторяют лидеры Запада. (Сам видел, как на конференции Афросоюза — Евросоюза в Триполи в ноябре 2010 года европейские лидеры заискивали перед Каддафи.) Никуда не уйти от сотрудничества Запада с репрессивными режимами с целью поддержания стабильности в угоду Западу, для сохранения мира с Израилем, обеспечения неограниченного доступа к нефтегазовым ресурсам огромного региона, совместной борьбы с терроризмом и исламским экстремизмом.
Для достижения этих целей обычной была политика двойных стандартов. С одной стороны, Вашингтон сохранял сотрудничество с лидерами режимов, с другой — помогал неправительственным организациям, давал им современные технологии. Не учитывалось то, что у революций была своя, незапланированная логика.
Арабские революции показали, что политическая борьба идет не только на улицах и площадях, но и в информационных и социальных сетях. Правительства находили способы контролировать трафик Интернета, а интернет-провайдеры находили способы обходить эти ограничения.
Просто демонтаж политических структур в регионе не отвечал интересам США. Гораздо более важным приоритетом для Б. Обамы в предвыборный период было обеспечение условий для ухода из Афганистана и Ирака или, по крайней мере, сокращение там американского военного присутствия, а также сохранение стратегического партнерства с Израилем.
И вдруг!.. Тунис! Египет! Ливия! Бахрейн! Йемен! Сирия! Десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы демонстрантов.
Столь крупная и практически одномоментная дестабилизация всего региона оказалась неожиданной. США, как и их западноевропейским союзникам, понадобилось какое-то время, чтобы после сомнений и колебаний перейти от поддержки близких к ним арабских авторитарных режимов к декларациям солидарности с протестными движениями. Выбор приходилось делать между относительной предсказуемостью в условиях сохранения статус-кво и полной неопределенностью в результате смены политических сил у власти. Учитывалось и то, что массовые выступления в арабских странах на том этапе содержали мало антиамериканских выпадов, а требования манифестантов соответствовали требованиям «демократизации», которые традиционно предъявлял к арабским режимам Вашингтон независимо от смены администраций.
США в разных странах действовали в зависимости от обстоятельств и значения для них той или иной страны.
В Египте ставка была сделана на вооруженные силы, взявшие под контроль переходный период вплоть до формирования новой инфраструктуры власти. В Тунисе — практически то же самое. В Йемене, где армия раскололась, США отошли как бы на второй план, действуя через механизм Совета сотрудничества государств Персидского залива. В отношении Бахрейна и Сирии реакция США сначала ограничилась формальным осуждением чрезмерного использования силы. По Бахрейну дальше деклараций дело не пошло.
Администрация президента Обамы с началом египетской революции 25 января металась. С одной стороны, она поддерживала своего верного старого союзника Хосни Мубарака, с другой — уговаривала его срочно начать реформы, рекомендовала развивать демократию, не нарушая порядка.
Когда по арабским странам покатилась революционная волна, в Вашингтоне возник некоторый разнобой в действиях и заявлениях Белого дома, Госдепартамента и Пентагона. Наиболее последовательно действовал Пентагон. Опираясь на обширные связи на всех уровнях с египетскими военными, он отслеживал обстановку и оказывал на них определенное воздействие.
В ходе социально-политического кризиса в Египте Соединенные Штаты решили пожертвовать лично президентом Х. Мубараком и его окружением, дав как бы карт-бланш египетской оппозиции при сохранении власти в руках военных.
М.Л. Богданов В Египте, когда западники начали открыто заявлять, что Мубарак должен уйти, мы нашим американским партнерам говорили: зачем вам это нужно? Он ведь ваш союзник, он гарант сохранения мира между Египтом и Израилем, договора, подписанного в Кэмп-Дэвиде еще Садатом. А нам отвечали: нет, Обама сказал, что он должен уйти. Тогда мы спрашивали: а кто должен прийти? Последующие события показали, что либо армия, либо «Братья-мусульмане». И тот и другой вариант далеки от демократии. В ходе развития событий стали просматриваться цели, тактические и стратегические, некоторых внешних сторон. «Арабская весна» во многом нам напоминала, хотя мы не говорили об этом громко, «цветные революции», которые произошли на постсоветском пространстве — в Киргизии, в Грузии, и вот последние события — на Украине.
Все это было похоже. Начинается все как бы с мирной демонстрации на площади Ат-Тахрир в Каире или на Майдане в Киеве, потом стягиваются средства массовой информации, которые внушали: весь народ требует смены режима, смены президента. Давление нарастало, в конечном итоге события приобретали силовой характер. В Египте выступила армия, причем, возможно, ей подсказали в США, как себя вести, чтобы, с одной стороны, выпустить пар, а с другой — сохранить определенную управляемость этих процессов. Другое дело, как мы предполагали, и история это сейчас подтверждает, что социально-политические процессы в таком формате приводили к ослаблению государственных институтов власти. И создавался опасный вакуум власти и управляемости страной. Этот вакуум заполняется хаосом и экстремизмом. А если говорить про Сирию или про Ливию, — терроризмом. Это крайне разрушительное явление…
Автор. Но мы об этих перспективах говорили уже в 2011 году…
М.Л. Богданов. Мы говорили об этом с самого начала. Некоторые не понимали этого, некоторые делали вид, что не понимают. Может быть, как раз и цель-то была дестабилизировать отдельные страны и регион в целом, потому что, когда происходит «управляемый кризис», «управляемый хаос», это дает некоторым нашим западным партнерам возможность или, во всяком случае, надежду на возможность половить рыбку в этой мутной воде.
Автор. То есть с их стороны было подталкивание событий…
М.Л. Богданов. Несомненно, что так было. Есть же реальные факты. Нам рассказывали это люди, которые сами участвовали в демонстрациях. Они выезжали в Америку и проходили специальные курсы — такие, какие проходили в свое время и противники С. Милошевича в Югославии.
Автор. Я писал об этом. Вопрос еще и в том, что, может быть, понимая, что перемены нужны, те же американцы хотели создать давление снизу на эти режимы и номенклатуры, но не превратить все в хаос, не превратить в анархию.
М.Л. Богданов. Возможно, то, что они хотели и что у них получилось — это разные вещи. Трудно сказать, что они на самом деле хотели, на что рассчитывали. Демократия, права человека — эти лозунги не учитывали специфику арабских обществ, их традиции, ментальность. Ведь здесь, когда ослабевает центральная власть, тогда и происходит общее брожение, дестабилизация, хаос и развал государства.
Автор. Но может быть, американцы в этом регионе хотели как лучше и наделали кучу ошибок?
М.Л. Богданов. А кто их просил туда лезть?
Автор. Никто не просил. Но и в 90-х и в нулевых годах они считали себя мировым лидером и гегемоном. По всем показателям: военным, финансовым, экономическим, инновационным, по «мягкой силе» они были первыми, считали себя лидерами.
М.Л. Богданов. А кто их в регионе сделал лидерами? Они сами себя навязывают в качестве лидеров. Никто их не просил. В этом проблема. Проблема в том, что они всех учат и всем навязывают какие-то свои ценности, стандарты, свои представления. А это никому не нравится. Их ценности в регионе не приживаются. Они ведут только к разрухе и к хаосу.
Автор. Я вспоминаю наших «атлантистов», которые говорили: «Вот американцы вторгнутся в Ирак и наведут порядок, как в Германии или Японии, и будет демократическая хорошая страна».
М.Л. Богданов. Они пришли в Японию и навели порядок. Но перед этим сбросили атомные бомбы на мирные города Хиросиму и Нагасаки. Это кому понравится? В одну минуту уничтожили сотни тысяч абсолютно ни в чем не повинных японских граждан. Запугали императора? Или что?
Автор. Это был жест угрозы в адрес СССР, конечно.
М.Л. Богданов. Это другой вопрос. Но зачем мирных японцев убивать?
Автор. Такое же «предупреждение» в наш адрес за три-четыре месяца до атомной бомбардировки они сделали, разбомбив вместе с англичанами Дрезден, где убили почти 100 тысяч человек без атомной бомбы.
М.Л. Богданов. Но с атомной бомбой — это уникальный случай в истории. Больше никто до этого не додумался. Это было принуждение к демократии по-американски?
Автор. США были недовольны смещением Мурси, потому что как бы нарушалась демократия…
М.Л. Богданов. Она нарушалась не первый и не последний раз. Проблема в чем? Те же египтяне говорят: быть избранным демократически — это полдела, надо еще уйти демократически, а «Братья-мусульмане» не хотели. Приходить хотят, а уходить не хотят демократически. Они довели общество до кризиса. От хаоса и гражданской войны Египет спасли военные. Не очень «демократично»? А что было делать?
В Египте многие были против Мубарака, потом — против Мурси. Сейчас исламистская оппозиция против нынешнего президента ас-Сиси. Властям приходится принимать еще более жесткие меры, чем во времена, допустим, Мубарака.
Слышны и такие оценки: в Египте случились две революции: одна — против Мубарака, другая — против Мурси. Сначала режим был военный, военные взяли власть на время после волнений, потом выборы, потом Мурси — ставленник «Братьев-мусульман» победил на выборах, потом опять началось брожение, потом военные опять выступили и удержали страну от тотальной гражданской войны. Это большой успех, и честь-хвала тем, кто удержал страну от гражданской войны. Но при этом, если посмотреть в ретроспективе, что произошло после этих двух революций? Сейчас военные опять у власти, «Братья-мусульмане» опять в тюрьме, Мухаммед эль-Барадей, который был символом либерализма, опять живет в Вене. Но при этом социально-экономическое развитие страны отброшено назад на десятки лет. С точки зрения безопасности ситуация ухудшилась. Все это повлияло на инвестиционный климат и на туризм, в том числе после теракта с уничтожением российского самолета над Синаем. Суэцкий канал дает много меньше, чем мог бы давать в спокойной обстановке. Вот что произошло. Пустая казна. Из-за этого возникает зависимость от тех, кто деньги дает.
После революции 25 января администрация США достаточно быстро решилась согласиться на приход «Братьев-мусульман» к власти, хотя столь же быстро в них разочаровалась.
Президент Б. Обама, несмотря на негативные прогнозы ЦРУ, принял решение о проведении силовой акции, направленной на свержение режима М. Каддафи. Однако общих подходов к оценке сложившейся ситуации в Ливии, единых целей и совпадающего видения последствий военного вмешательства среди США и их союзников не существовало, несмотря на совместные декларации.
Военное командование операцией НАТО в Ливии заверяло о приверженности резолюции 1973 СБ ООН, в которой цель операции определена «как защита гражданского населения». Лидеры США, Франции и Великобритании требовали, чтобы Каддафи безоговорочно ушел в отставку, что не было предусмотрено резолюцией № 1973. К ним присоединился президент России. Разгром сил, верных Каддафи, был предрешен.
Белый дом, втянутый в ливийский конфликт, какое-то время проявлял сдержанность по отношению к ситуации в Сирии. В США понимали, что хаос в Сирии мог распространиться на соседние страны. Позиция Вашингтона затем резко изменилась.
Утрачивалось доверие к себе как гаранту региональной безопасности и стабильности в Персидском заливе, Вашингтон использовал обеспокоенность аравийских монархий угрозой экспансии Ирана.
Даже с учетом арабских революций израильско-палестинское урегулирование оставалось узловым моментом ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, но дальше деклараций Вашингтон не пошел.
Встречи автора с американскими коллегами в 2011 году позволили резюмировать позицию США по следующим параметрам.
Размах и сила протестных выступлений в регионе Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки, направленных против авторитарных режимов, практически союзников США, были неожиданными для официального Вашингтона. Речь о возвращении стабильности в регионе даже не шла. Результаты революций были также неизвестны.
В Вашингтоне задавали вопросы: что будет дальше? какие в арабских странах будут правительства? как успешны будут реформы или репрессии? устоят ли новые режимы?
Не было ясно, как сложится ситуация в Ираке и в Афганистане после вывода оттуда американских войск.
В США не знали, чем кончатся революции и не будет ли их второй волны или контрреволюций. Поэтому на том этапе задача состояла в том, чтобы найти «правильных» людей, установив с ними контакты.
Существовала принципиальная разница между отношением США к антиправительственным выступлениям в СССР и в странах Восточной Европы и в арабских странах. США были на стороне улицы в СССР и Восточной Европе, спонсировали, направляли и подталкивали улицу. В регионе США сначала были на стороне лидеров Туниса и Египта, с которыми поддерживали прекрасные отношения, а затем их предали.
США не собирались уходить из региона, учитывая его важность, но хотели бы остаться «по-другому». В среднесрочном и долгосрочном планах, возможно, рассчитывали на успешное сотрудничество, если у власти окажутся либеральные силы. Пока же Вашингтон решил искать контакты и с умеренными исламистами.
США пока были заняты в Ираке и Афганистане. Они не хотели вмешиваться в ливийские дела, предпочитая передать главную ответственность за Ливию своим союзникам по НАТО.
Что касается ситуации в бассейне Персидского залива и на Бахрейне, то решение о вводе саудовских войск на Бахрейн, по мнению американских экспертов, якобы было принято без согласования с США. «Мы не можем везде вмешиваться, — считали в Вашингтоне, — пусть решают сами арабы». США якобы просто пытались помочь диалогу. «Но нельзя ожидать от США слишком многого». Взгляды экспертов сопровождались обычной риторикой, что нужно опасаться Ирана, который стоит за выступлениями шиитов на Бахрейне и проводит опасную политику в Сирии, Ираке и Палестине, развивает ракетную технику и, возможно, создает ядерное оружие.
Двадцать лет назад, после крушения СССР, в Вашингтоне считали, что он может делать все, безусловно доминировать в мире. Но в начале второго десятилетия XXI века у США сложились проблемы как внутри страны, так и в различных регионах мира. Росла экономическая и военная мощь Китая. Поэтому Вашингтон искал новых партнеров в деле создания модели нового мира и пытался приспособиться к этому новому миру. «США не смогут все делать за всех». Стояла задача выработать новые принципы партнерства со странами Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки при сохранении лидирующей роли США.
США хотели бы, чтобы часть проблем в регионе решали европейские союзники. Но в ЕС были свои серьезные экономические трудности.
В арабских странах шли разговоры о необходимости некоего «плана Маршалла» для подъема экономики ненефтяных арабских государств. В США относились к этим предложениям в высшей степени сдержанно, учитывая, что они уже понесли и продолжали нести колоссальные расходы на Ирак и Афганистан, а внутри США не были преодолены трудности, связанные с финансово-экономическим кризисом. Любое решение о выделении крупной помощи должно было проходить через конгресс, где доминировали республиканцы. Реальную помощь арабским странам, по мнению США, должны были оказывать богатые нефтедобывающие государства Персидского залива и страны ЕС. Но падение цен на нефть перечеркнуло эти надежды.
Обама продемонстрировал, что, защищая интересы политической элиты, которая за ним стоит, он может перешагивать и через интересы своих друзей и партнеров. При этом он учитывал, что антиамериканизм в арабо-мусульманском мире по-прежнему сохранился. Речь шла в первую очередь об усилении исламистского экстремизма и неурегулированности арабо-израильского конфликта. Проблема состояла в том, что внутриполитические процессы в период перехода к новым властным конструкциям выходили из-под контроля внешних игроков и приобретали собственную логику.
Негативным для себя фактором Запад считал возможность прихода к власти экстремистских исламских движений. Тем не менее он был убежден, что впоследствии ему удастся нейтрализовать это «неудобство», попытавшись договориться с исламистами.
Если западные политики хотели бы использовать исламистов в своих интересах, то исламисты — Запад — в своих, рассчитывая на укрепление своих позиций, вплоть до захвата власти. В 50–70-х годах прошлого века у Запада и исламистов были общие противники — коммунизм, Советский Союз, светские антизападные режимы. Сейчас общего врага не было. А отношение к Израилю может оказаться разделительной чертой исламистов и Запада. Ситуация менялась настолько быстро, что вчерашние действия оказывались ошибочными сегодня, а завтра могли быть просто забыты.
В Тель-Авиве восприняли смену режимов, особенно в Египте, весьма настороженно. Существовавшие в течение десятилетий «холодный мир» с Египтом и Иорданией и ситуация «ни мира, ни войны» с Сирией оставляли Израилю свободу рук в отношении палестинцев и давали гарантии стабильности и безопасности. С ростом политической неопределенности в арабском окружении и особенно в связи с легализацией в 2011–2013 годах исламистских партий в Египте, временным сближением египетских властей с ХАМАСОМ и смягчением их отношения к Ирану израильтяне стали серьезно опасаться новых вспышек враждебности со стороны арабов. На фоне протестных выступлений против авторитарных режимов ущемленное положение палестинцев на оккупированных территориях вызывало рост антиизраильских настроений в мире.
На вопрос: «Как может Израиль ответить на резко меняющуюся обстановку вокруг нас?» — у премьер-министра Б. Нетаньяху и его окружения была четкая позиция: увеличить мощь Израиля и продолжать убеждать Запад, что Израиль — «единственная демократия на Ближнем Востоке», островок стабильности в «море дикой враждебности», форпост Запада в «столкновении цивилизаций». На этих позициях стояло практически все израильское правительство и проправительственный лагерь. Главным врагом Израиля в регионе был объявлен Иран, и на все события смотрели сквозь призму: усиливают они или ослабляют иранское влияние.
А что Россия?
О том, что на Ближнем Востоке и в Северной Африке надвигаются грозные события, в Москве не только знали, но и официально предупреждали. Из года в год об этом говорилось на официальных сайтах МИДа. Оценивая обстановку в регионе, в обзоре внешнеполитической деятельности Российской Федерации за 2009 год МИДа, в частности, отмечалось: «В регионе Ближнего Востока и Северной Африки сохранялась крайне нестабильная ситуация, связанная с серией конфликтов, подогреваемых межконфессиональными противоречиями и ухудшением социально-экономического положения. Для многих стран региона была характерна внутриполитическая напряженность. На этом фоне продолжались международные усилия по выводу Ближнего Востока из стадии хронического кризиса, в которых Россия играла активную роль.
Взаимодействие с государствами региона было нацелено на расширение политического диалога на основе общего видения современного мироустройства, а также на продвижение взаимовыгодных проектов в экономической сфере».
Россия на какое-то время попыталась самоустраниться от событий в регионе. Но оставаться в такой позиции не удалось. Ситуация в Ливии стала первым для нее испытанием.
Отношение России к арабским революциям сложилось не сразу. Волнений ожидали. Но их размаха, силы, результатов предвидеть не могли. Естественно, что революции в разных арабских странах шли по разным сценариям, кое в чем похожим, но различающимся по уровню насилия и страновой специфике. Поэтому в каждом отдельном случае вырабатывалась своя политика, но в принципе Москва оставалась пассивным зрителем, который не воздействовал на события вплоть до их распространения на Сирию.
Накануне «арабской весны» Россия устанавливала рабочие отношения с существовавшими автократическими режимами, находила достаточно широкое поле сотрудничества. Россия не стремилась и не могла стать главным партнером для большинства арабских стран, она не предлагала образцов политического устройства, но секторы взаимодействия, как правило, расширялись, что соответствовало интересам двух сторон. Новые вызовы и угрозы, нестабильность, неопределенность наносили ущерб и российскому бизнесу, и национальным интересам страны.
Как в научном сообществе, так и в правительственных структурах сформировались две основные точки зрения на арабские революции. Первую из них: внутренние причины, на которые накладывалось внешнее воздействие, автор уже изложил в собственной интерпретации. Добавлю и мнение Е.М. Примакова: «арабская весна» не была организована извне. США и их союзников устраивали режимы, во всяком случае, в Тунисе, Египте, Йемене и на Бахрейне. Эти режимы, в частности, проводили политику, направленную против исламистов-экстремистов, боролись с террористическими организациями, тесно сотрудничали с Соединенными Штатами».
В высшей степени взвешенную и реалистическую оценку событиям в арабском мире дал С.В. Лавров: «Трансформации в арабском мире вызваны целой серией глубинных факторов — как объективных, так и субъективных. В основном эти причины носят социально-экономический и политический характер. Прежние власти не смогли в полной мере обеспечить насущные потребности населения, оказались не готовы вовремя почувствовать его запрос на перемены. Прежде всего — с точки зрения необходимости модифицирования государственного устройства в сторону большей демократичности и открытости. На это наложились хронические проблемы, связанные с коррупцией, неравенством, безработицей.
Что касается субъективного фактора, то это — вопрос непростой, можно даже сказать — философский. Свою роль, без сомнения, сыграли процессы глобализации, оборотной стороной которых является стремление народов к утверждению своей культурно-цивилизационной идентичности. Проявления этой тенденции мы можем наблюдать в различных регионах мира.
Разумеется, речь идет не о том, что «арабская весна» была задумана авторами концепции «Большого Ближнего Востока». Более того, едва ли они ожидали такого развития событий. Речь идет о другом: попытки «пересадить» на почву других стран собственные модели государственного устройства и развития, экспортировать свои ценности, игнорируя традиции, ценности и культуру других, как правило, успеха не приносят. В России убеждены, что темпы и формы демократических процессов должны определяться внутри самих обществ, вставших на путь реформ, без вмешательства извне.
Наша страна с самого начала потрясений в арабском мире поддержала справедливые чаяния народов. Мы признали итоги выборов в Египте, Тунисе, Ливии, которые в целом прошли в свободной и демократической атмосфере. Заявили о готовности сотрудничать с победившими в этих государствах новыми политическими силами, независимо от их идеологических установок. При этом исходим из того, что преобразования должны осуществляться ненасильственным путем, на основе всеобъемлющего внутреннего диалога, учитывать интересы всех политических и этноконфессиональных групп».
Но большее распространение получила все-таки «теория заговора», господствовавшая в российских СМИ, и не только в СМИ.
«Под влиянием «цветных революций», прежде всего на постсоветском пространстве (Украина, Грузия, Киргизия), цель которых, как считали многие в России, состояла в том, чтобы вывести эти государства из сферы российского влияния, предельно сузить его даже в регионах ее жизненных интересов и тем самым нанести удар по безопасности РФ, формировались представления о том, что любые антиправительственные выступления так или иначе организуются при поддержке Запада. Какое-то отражение данные взгляды находили на самом верху администрации», — пишет российский исследователь Ближнего Востока И. Звягельская. Она цитирует заявление президента РФ Д.А. Медведева, сделанное в феврале 2011 года во Владикавказе на заседании Национального антитеррористического комитета: «Посмотрите на ситуацию, которая сложилась на Ближнем Востоке и в арабском мире. Она тяжелейшая. Предстоят очень большие трудности. В ряде случаев речь может пойти о дезинтеграции больших, густонаселенных государств, об их распаде на мелкие осколки. А государства эти очень непростые. И вполне вероятно, что произойдут сложные события, включая приход фанатиков к власти. Это будет означать пожары на десятилетия и дальнейшее распространение экстремизма. Надо смотреть правде в глаза. Такой сценарий они и раньше готовили для нас…»
«Буря на Арабском Востоке в 2010–2011 году, — продолжает И. Звягельская, — оживила характерные для части российских политических обозревателей фобии, касающиеся планов внешних сил (США и Запада в целом). Так, многие заговорили о теории «управляемого хаоса», который США реализуют на Ближнем Востоке».
Последняя фраза Д.А. Медведева многозначительна. Она свидетельствует о том, что даже в администрации президента, хотя бы на пропагандистском уровне, выстраивалась цепочка: США поддерживали «цветные революции» антироссийской направленности, затем по их «сценарию» развертывались события «арабской весны», а дальше такой «сценарий» задуман для ослабления и возможной дезинтеграции России.
Заклеймить слабую и разобщенную либеральную и праволиберальную оппозицию в России в качестве западных марионеток — со ссылкой на арабский хаос и дезинтеграцию — такой метод действовал эффективно. В подобных обвинениях была полуправда. Общественное мнение и так настраивалось антиамерикански в результате того, что США действительно не считались с интересами и безопасностью России. А разрушительные последствия «арабской весны», якобы срежиссированной из Вашингтона, добавляли веса в аргументы сторонников существующей власти и твердой руки: мол, нам нельзя допустить похожих событий внутри России. Слегка измененная лексика холодной войны стала возвращаться в российские СМИ (впрочем, из западных СМИ она и не исчезала).
«Негативный опыт взаимодействия с западными державами оставался частью российского общественного сознания, готового реагировать на тектонические сдвиги на Ближнем Востоке в рамках теории заговора», — справедливо отмечает И. Звягельская. Он был болезненно усилен событиями вокруг Украины, Крыма в 2014 году и информационной войной.
Волнения на Ближнем и Среднем Востоке происходили в условиях, когда США пытались ослабить военный потенциал России, размещая противоракетную оборону на территории своих союзников на западных границах России, рассчитывая втянуть в НАТО Грузию и Украину. США и их союзники через различные фонды тратили большие средства на поддержку и разжигание русофобских настроений в этих государствах. В Москве были убеждены, что поставлена задача убрать российские военные базы из Крыма, заменить их на натовские и продвинуть военную структуру НАТО прямо к российским границам.
Через призму этих событий и воспринималась «арабская весна».
С точки зрения экономических интересов, может быть, кое-кто в Москве рассчитывал на рост цен на нефть в результате нестабильности в регионе, но арабские революции начались в период перелома от максимально высоких цен на нефть до постепенного спада. В «тучные годы» огромных доходов от нефти в России плохо развивалось собственное производство, процветала коррупция, увеличивался разрыв между бедными и сверхбогатыми, энергоресурсы стали важным элементом внешней политики. Колоссальные доходы были в основном проедены, истрачены на социальные нужды, одновременно — на укрепление и восстановление обороноспособности страны или просто разворованы и осели в западных банках, в недвижимости во Флориде или на Лазурном Берегу. На спад нефтяных цен Россия реагировала очень болезненно.
А тем временем надвигалась «сланцевая революция» в США. Находили технические решения и для прибыльной эксплуатации битуминозных песчаников в Канаде, для глубоководной добычи. Ближний и Средний Восток как источник энергоресурсов для нормального функционирования американской экономики терял свое значение. Мало того, США превратились в самого крупного производителя нефти и газа в мире и начали их экспорт, что произошло как раз в то время, когда «арабская весна» уже сменилась на «арабскую осень». Эти объективные тенденции искажали российские политические оценки ситуации в регионе, так как США действительно перестали нуждаться в нефти, экономически не страдали от арабского хаоса, а значит, могли себе позволить политические эксперименты в регионе.
Сложность любых оценок арабских событий заключалась и в том, что «факты», используемые спутниковыми телеканалами, оказывались зачастую сфабрикованными. Главным было эмоциональное воздействие на аудиторию, а когда фальсификация раскрывалась, о них просто «забывали». Информационная война была беспощадной.
10 марта 2011 года Франция первой признала в качестве «законного представителя ливийского народа» базирующийся в Бенгази оппозиционный Переходный национальный совет (ПНС). Он получил поддержку большинства Лиги арабских государств. Но танки частей, сохранивших верность М. Каддафи, уже подошли к Бенгази, готовые подавить центр вооруженной оппозиции режиму.
17 марта Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 1973 по Ливии, которая объявила над ливийской территорией режим бесполетной зоны и задачу «защищать гражданское население». Россия, Германия, Бразилия, Индия и Китай воздержались при голосовании. Руководство НАТО, искажая содержание резолюции, решило, что открыта дорога для вооруженного вмешательства в ливийские события. Каддафи немедленно заявил о принятии требования Совбеза о бесполетной зоне над Ливией. Но лидеры стран НАТО как мантру повторяли, что их задача — «защищать гражданское население», и бомбили страну семь месяцев, расчищая боевикам путь к победе. Главной целью было свержение режима Каддафи.
Автор. Тогда у нас были даже какие-то разногласия в открытую между президентом и премьер-министром. Путин назвал действия НАТО «крестовым походом» в Ливии… Это было просто хлесткое выражение?
М.Л. Богданов. В тот момент у нас было больше чем одно мнение. Но в конечном итоге внешняя политика у нас определяется президентом, который тогда принял решение пропустить эту резолюцию и воздержаться. В.В. Путин, который тогда возглавлял правительство, предупреждал, что это — обман. И он оказался прав. Мы рассчитывали, что резолюция выполняться будет по-другому. А западники сказали: нет, там есть слова «все необходимые меры» для «защиты гражданского населения». Они утверждали, что слова «все необходимые меры» дали им право послать авиацию и все разбомбить.
Автор. Но мы из ливийской ситуации сделали выводы, и китайцы, кстати, тоже.
М.Л. Богданов. Именно поэтому вместе с китайцами мы в Совете Безопасности ООН не раз использовали право вето по Сирии, потому что прекрасно понимали, что наши западные и некоторые региональные партнеры вели дело к тому, чтобы повторить ливийский сценарий, получить легитимизацию своего военного вмешательства, поддержку на Совет Безопасности. Хотя бомбежки Югославии, а потом в Ираке, — все это делалось американцами и без какого-либо решения Совета Безопасности.
23 октября 2011 года ПНС объявил о полном «освобождении» страны. Западные лидеры и СМИ восторгались победой «демократических сил» в Ливии, стараясь первые месяцы игнорировать реалии развала страны на десятки вооруженных группировок, усиление крайних исламистов, введение бескомпромиссного шариата, насилия, массовые убийства.
Для США какое-то протрезвление пришло после убийства их посла и других сотрудников миссии в городе Бенгази 11 сентября 2012 года.
«В России отношение к военному вмешательству в Ливии по мере затягивания военной операции становилось все более негативным и критическим, — пишет И. Звягельская. — Подозрение относительно истинных намерений Запада, нескрываемая поддержка Каддафи были характерны не только для журналистов, но и для некоторых сотрудников МИДа».
Посол РФ в Ливии В.В. Чамов писал: «Напомню, что ливийский лидер всегда резко негативно выступал против НАТО, критиковал его действия в Сербии, Косове, Афганистане, расширение альянса на восток, включение в его орбиту постсоветских гособразований. Не добавило симпатии в отношения М. Каддафи с «атлантистами» его категорическое неприятие планов на присоединение к НАТО Украины и Грузии, его интересные и острые статьи на эту тему, наконец, его открытая поддержка России, военных действий во имя спасения населения Южной Осетии от грузинского геноцида в августе 2008 года». Эти его слова И. Звягельская комментирует с явной иронией, а зря. Она называет Каддафи «одиозным» лидером. Какую степень «одиозности» можно будет применять к крайним исламистам через год-два?
В.В. Чамов, как и положено послу, излагал факты. Он был отправлен в отставку накануне голосования по резолюции № 1973 СБ ООН. Расчет на сотрудничество с Западом, несмотря на прежние неудачи, перевешивал отношения с такими сложными партнерами, как Каддафи, и российский посол стал жертвой обстоятельств. РФ стала называть Каддафи «нелегитимным правителем» и призывать к его отставке. (Отметим, что в российском МИДе отношение к «неудобным» послам было мягким, Чамов не был «наказан», а через некоторое время, уже при президенте Путине, его направили послом в Мавританию.)
О неизвестных деталях принятия резолюции 1973 рассказывает М.Л. Богданов.
М.Л Богданов. Мы не раз говорили арабам: чем мы можем вам помочь? Мы сами себя не навязываем, если мы чем-то можем помочь, мы готовы. Потому что у нас традиционные дружеские отношения с арабами. Но в определенные моменты эта наша позиция была использована в таких целях, о которых мы подозревали, но которые абсолютно не приветствовали. Начались ливийские события. Восстание в Бенгази, революция, Каддафи, мол, диктатор, и такой и сякой, началась, по сути дела, война. Я был послом в Каире и представителем при ЛАГ. Меня приглашает Амр Муса (тогда генеральный секретарь ЛАГ. — А.В.) и говорит: «Михаил, если вы друзья арабов, то должны поддержать резолюцию в Совете Безопасности против Каддафи, которая позволяет установить бесполетную зону». Я ему отвечаю: «Вот американцы — за бесполетную зону. Это значит возможность бомбить на земле все военные объекты. Если бы имелось в виду, что не должны летать самолеты Каддафи, то он согласится. Если вы считаете, что Каддафи направил танки на Бенгази, то можно, как предлагал президент ЮАР Джекоб Зума и посредническая миссия Афросоюза, провести переговоры. А вы в ЛАГ говорите: нет, этого не надо. Лига арабских государств хочет, чтобы Совет Безопасности принял это решение. Россия, как постоянный член Совета Безопасности, должна поддержать и не использовать право вето». — «Почему?» — «Потому что вы нам всегда говорили, что вы наши друзья. И все, что хотят арабы, вы будете автоматически поддерживать, потому что вы наши друзья. И мы вас как друзей просим поддержать нашу позицию». Я говорю: «А вы хорошо подумали?» — «Мы хорошо подумали. Это то, что нам нужно». Мы тогда воздержались в Совбезе. И по сути дела, получилось так, что западники нас обманули, интерпретировав резолюцию так, как будто ее выполнение было возможно лишь с помощью НАТО, призванное бомбить Ливию и уничтожать режим Каддафи. Вот что получилось.
Автор. А разве западники не могли просчитать последствия?
М.Л. Богданов. Да вспомним: Саддама в Ираке убрали, и все развалилось, потому что ничего конструктивного не подготовили на место режима Саддама. То же самое произошло и в Ливии. Когда власть рухнула, ничего на этом месте они создать не хотели или не смогли.
И В. Путин, и Д. Медведев сделали выводы из развития событий в Ливии. Настрой изменился не только в Москве, но и в Пекине, который тоже воздержался при голосовании резолюции № 1973. Об этом автору прямо говорили китайские политологи. Речь шла не только об экономических потерях России и Китая. Дело было серьезнее: военное вмешательство под гуманитарными лозунгами могло превратиться в универсальный инструмент борьбы с неугодными режимами. Ливийскую ситуацию попытались спроецировать на Сирию. Об этом в следующей главе.
Особые отношения с Египтом
Социально-экономическая ситуация в Египте после свержения М. Мурси оставалась противоречивой. С одной стороны, наблюдался рост экономики. Частично этому способствовало предоставление Саудовской Аравией, ОАЭ и Кувейтом финансовой помощи стране в размере 12 млрд долларов, что стабилизировало обстановку на переходный период. Помощь впоследствии была уменьшена, хотя сам Египет успел за это краткое время несколько улучшить свои экономические показатели, в частности в рекордно короткий срок был построен второй Суэцкий канал. Чтобы получить 12 млрд долларов от Международного валютного фонда, Каир ввел плавающий курс своей валюты, египетский фунт обрушился, цены выросли, что вызвало дополнительную социальную напряженность.
Экстремистское крыло «Братьев-мусульман» организовывало акции протеста, принимавшие силовой характер. Связанный с ними катарский канал «Аль-Джазира» провоцировал недовольных на все новые антиправительственные выступления. На Синайском полуострове практически шли боевые действия между мусульманскими экстремистами и египетскими войсками. Часть молодежи, разочарованная правлением исламистов, не доверяла и новой власти. Стоял вопрос, сохранится ли тенденция к стабилизации.
«Братья-мусульмане» никуда не исчезли, но оказались за бортом политического процесса. Выборы в парламент, который был назван палатой представителей, прошли в октябре 2015 года. Проправительственные партии вместе с независимыми тех же взглядов составили большинство. Объявленные вне закона «Братья-мусульмане» в парламенте не появились, хотя, возможно, они были среди независимых депутатов. Избранный парламент до некоторой степени легализовал новую власть.
Напряженные отношения сохранялись между Египтом и ливийскими экстремистскими группировками, которые демонстративно казнили 21 копта, что вызвало авиаудары египетской авиации по объектам экстремистов в Ливии.
Отношения Москвы к внутриегипетским событиям после февраля 2011 года демонстрировало господство прагматизма, независимость от политической конъюнктуры. Фундаментальные интересы двух стран и отсутствие принципиальных разногласий обеспечивали их сближение и сотрудничество в нулевых годах. Эти факторы продолжали действовать, несмотря на все зигзаги политической ситуации в Египте. Были намечены конкретные задачи сотрудничества, когда у власти были военные. «Братья-мусульмане» во власти осторожно искали пути сближения с Россией и встречали понимание.
Президент М. Мурси дважды встречался с В. Путиным: в Дурбане (ЮАР) на полях саммита БРИКСа в марте 2013 года и в Сочи в апреле того же года. Естественно, что отсутствие стабильности в Египте и неопытность «Братьев» во внешней политике затрудняли выход на серьезные проекты.
События июня — июля 2013 года и свержение М. Мурси 3 июля военными во главе с Абдель Фаттахом ас-Сиси вызвало раздражение в Вашингтоне и других западных столицах: ведь не сработала столь любезная им «демократия» и рушились надежды на приручение «умеренных исламистов». США приостановили военную помощь Египту, которую оказывали больше трех десятков лет.
Временным президентом стал Адли Мансур, а Абдель Фаттах ас-Сиси — министром обороны и верховным главнокомандующим.
Новая ситуация открыла путь для дальнейшего сближения России и Египта. Это проявилось в переговорах министров обороны и иностранных дел двух стран в формате «два плюс два» (С. Шойгу и С. Лавров — от России и ас-Сиси и Набиль Фахми — от Египта).
Первая встреча в этом формате прошла в Каире в ноябре 2013 года. Накануне российский крейсер «Варяг» пришвартовался в порту Александрии, став первым российским военным кораблем, посетившим Египет за два десятилетия. В феврале 2014 года в Москве министры обороны и иностранных дел провели новую встречу.
Стороны договорились расширить сотрудничество по линии военно-воздушных, военно-морских сил и ПВО. По данным ряда источников, в ходе переговоров были согласованы контракты на поставку истребителей МиГ-29 М (М-2), вертолетов Ми-35М, берегового ракетного комплекса и систем ПВО. Это была демонстрация двух стран и в адрес Вашингтона, который приостановил военные поставки после отстранения от власти президента М. Мурси.
В марте 2014 года С. Шойгу и А.Ф. ас-Сиси от имени своих правительств подписали протокол о военно-техническом сотрудничестве. Это было первое такого рода соглашение после распада СССР между двумя странами.
В области ВТС Каир был заинтересован в приобретении новейших вооружений, а Москва — в продвижении своей военной техники. В Африке главным российским партнером по ВТС был Алжир, однако ресурсы данного рынка были пока что исчерпаны. Учитывая достаточно развитую военную промышленность в самом Египте, намечалось сотрудничество в производстве ряда образцов военной техники на основе лицензий, создание совместных предприятий.
Определенную конкуренцию России в Египте мог составить Китай, который поставлял аналогичные российским образцы вооружения и техники, но по более низким ценам, сравнительно быстро улучшая их качество. Так, Китай стал главным поставщиком оружия в Эфиопию. Но конкурентоспособность России была высока в сфере средств противовоздушной обороны и в авиации.
Абдель Фаттах ас-Сиси стал президентом в июне 2014 года после выборов в мае 2014 года.
Россия стала первой страной за пределами арабского мира, которую Абдель Фаттах ас-Сиси посетил в должности президента в августе 2014 года. Затем он еще дважды наносил визиты в Россию, а также встречался с В. Путиным на полях саммита «двадцатки» в Ханчжоу (Китай) в сентябре 2016 года.
В ходе визита В. Путина в Египет 10 февраля 2015 года были подписаны три соглашения, которые подтверждали новые рубежи сотрудничества. Среди них соглашение о продвижении проекта по строительству АЭС в Египте, меморандум о взаимопонимании в области привлечения инвестиций и участие в строительстве объектов на территории Египта и меморандум о взаимопонимании в деле инвестиционного сотрудничества. Росатом заявил, что готов возвести на севере Египта четыре блока АЭС по новой, «постфукусимской» технологии.
Межправительственная комиссия в феврале 2015 года возобновила свою работу. Началось обсуждение приоритетных инвестиционных проектов — транспортная инфраструктура, машиностроение, химическая промышленность.
Египет оставался перспективным рынком для сбыта российской продукции, в том числе сельскохозяйственной, особенно пшеницы, и товаров с высокой добавленной стоимостью. Россия была крупным импортером различных видов сельскохозяйственной продукции из Египта. Если в 2013 году произошло значительное сокращение товарооборота — с 4,26 млрд долларов до 2,14 млрд долларов, то в 2014 году товарооборот достиг 5,5 млрд, в основном за счет увеличения экспорта фуражной пшеницы. В ближайшие годы ставится задача вывести его на уровень 10 млрд долларов .
Бурно стал расти российский туризм. Но удар по нему был нанесен 31 октября 2015 года, когда над Синаем террористы взорвали самолет Airbus А320 с российскими пассажирами. Погибли 224 человека, включая членов экипажа. Поток российских туристов в Египет был приостановлен по соображениям безопасности. Ущерб для сотрудничества двух стран в этой области был очевиден. Стороны вели переговоры о возобновлении туризма, но обеспечение безопасности стояло во главе угла.
В 2015–2016 годах сотрудничество двух стран во всех других областях, в том числе в военной, шло по восходящей. Прошли даже совместные военные маневры на территории Египта.
Автор. Можно ли считать, что мы были готовы сотрудничать с любым режимом?
М.Л. Богданов. Не стоит говорить так категорически. Выбор режима — суверенное право народа. Если народ взял власть, президент бежал, а у власти оказались нормальные, будем говорить, патриотические силы, хотя с разными социально-экономическими целями, но которые выступают за независимость, защиту суверенитета страны, в таких вопросах мы являемся партнерами, союзниками и готовы всегда помочь. Это строится на базе традиционных дружественных отношений и десятилетий сотрудничества. Мы строим отношения не с партиями, не с какими-то неправительственными организациями, мы строим отношения с государством, в котором существуют международно признанные власти.
Автор. А что для нас было главным при определении позиции по сирийским делам?
М.Л. Богданов. Принцип невмешательства во внутренние дела. Назрели реформы? Конечно, мы с этим согласны. И в этом плане мы работали с Башаром Асадом. Но достижение социально-экономического прогресса и осуществление демократических реформ возможны только в спокойной обстановке, когда обеспечена безопасность, потому что, если идет война, что, собственно, и произошло, ни на демократические реформы, ни на социально-экономическое развитие рассчитывать не приходится.
Мы исходили и из того, что с Сирией и ее народом нас связывают десятилетия дружбы и сотрудничества. Мы очень активно поддерживали сирийцев, когда они только обрели независимость, и до прихода баасистов к власти, и после этого. Мы строим отношения с государством и сирийским народом. А сирийский народ должен определить форму правления в конечном итоге путем понятных и приемлемых для всех демократических процедур, лучше всего всенародных выборов, выбирать руководство. Наша политика не конъюнктурная, она последовательная, она принципиальная.
Вот сейчас была попытка переворота в Турции. К этому моменту у нас были очень натянутые, испорченные отношения с Эрдоганом. Но мы все равно выступили в его поддержку как законного, легитимного президента против антиконституционного переворота, попытки свержения законной власти силовыми методами.
Сирийские дела настолько трагичны и многогранны, их роль в региональной и глобальной политике России настолько велика, что они требуют обстоятельного изложения фактов и их анализа.
