Лидер
В ранних стихах Игоря раскрывались его формировавшийся характер, его способность чувствовать несправедливость и чужую боль. Вот одно из таких стихотворений:
О КЛАССЕ
Полдень. Конец урока.
Время шепчет: «Скоро домой».
Преподаватель читает нам Блока…
Вдруг перед школой проходит слепой.
На поводке у него собака,
Самый надежный и преданный друг.
Вдруг наш остряк плоский и задавака
Смотрит в окно и смеется, да вслух.
Слепой неуверенно как-то шагает,
Тычет палочкой в мокрый снег.
Ребят это зрелище так занимает,
Что шепоту вслед звучит смех…
Смейтесь! Конечно, что ж не смеяться
Над бедным несчастным слепым стариком.
В оправдание скажете: «Не могли удержаться»,
И смех стал другом вам в деле плохом.
Сыты? Сыты! Одеты? Одеты!
Никогда не слыхали грохот войны,
Вы, обнаглевшие с жиру «кадеты»
Молодой и свободной страны!
К вам обращаюсь я, «комсомольцы» в кавычках,
Правда, и сам я не идеал,
Но вопреки моей к смеху привычке,
Героя войны я не осмеял.
Зажрались, залились, заврались, забылись,
Не помните тех, кто вам жизнь сотворил,
Кто в жизнь был влюбленный,
Но пулей сраженный,
Не дожил и недолюбил.
Ребята, давайте такими не будем.
В каждом же что-то хорошее есть.
Давайте сознание наше разбудим
И совести нашей прикажем расцвесть…
Еще одно стихотворение, посвященное нашей крестной матери – тете Лиде и написанное экспромтом на подаренной ей фотографии. Удивительно, но в этом, по сути, программном стихотворении сформулирована четкая жизненная установка: в свои семнадцать лет Игорь смог определить цель жизни, то есть сделать то, на что способны не все, даже умудренные опытом люди.
На светлую, долгую память
Себя на листе Вам дарю.
Хочу я Вам радость доставить,
Смотрите: я сценой горю!
И пусть даже внешне спокойный,
Внутри я пылаю мечтой!
Мечтою высокой, привольной,
Зовущей, толкающей в бой.
На бой с паразитами жизни,
На бой из-под рамп и софит.
Любой паразит только пискни —
Ты будешь со сцены убит.
И пусть я пишу, тетя Лида,
Не как настоящий поэт,
В словах моих правда зарыта,
А с правдой горячий привет.
Я буду к той цели стремиться,
Какой не достиг мой отец.
Я буду учиться, учиться,
Отцов доплести чтоб венец.
22/VI/1974 г.
Осенью 1973 года произошли события в Чили. Раньше подобные события представлялись нам как? Мучения, ад, цепи, рабство, непоколебимость борцов против тирана… Существует такое понятие, как «всемирная отзывчивость» русской души, введенное Достоевским в «Речи о Пушкине» (1880 г.). Не боюсь показаться пристрастным, но думаю, что в Игоре эта отзывчивость с юных лет проявлялась в обостренной форме. Душа его болела за это маленькое государство. Так появилась песня «Ночь над Чили». Это была первая политическая песня Игоря. Кстати, она победила на конкурсе художественной самодеятельности:
Тучи землю оросили
В ночь над Чили, в ночь над Чили.
Тучи небо все закрыли,
В сумрак спрятали луну.
Море воет и бушует,
Словно гибель Чили чует,
Словно знает – жить свободно
Ей осталось ночь одну.
Точно знает – жить свободно
Ей осталось ночь одну.
Тучи небо все закрыли,
В сумрак спрятали луну.
Люди спят, спокойны люди.
Что же будет, что же будет?
Что же завтра с ними будет,
В черный день для их земли?
Ждут их пытки, тюрьмы, слезы,
Ждут их страшные угрозы
И несбыточные грезы,
И приказы: «Пли, пли, пли!»
Знать, что завтра с ними будет,
Люди ночью не могли.
Их не солнца луч разбудит,
Их разбудит стон земли.
Кровь ручьями литься будет.
Верьте, люди. Знайте, люди!
И никто уж не разбудит
Спящих вечным, мертвым сном.
Но бороться будет Чили,
Мстить за тех, кого убили,
Мстить за тех, кто не увидит
Ни друзей своих, ни дом.
Мстить за тех, кто не увидит
Ни друзей своих, ни дом.
Но никто уж не разбудит
Спящих вечным, мертвым сном.
В старших классах Игорь учился в школе № 11, и, конечно, на нем держалась вся художественная самодеятельность. В то время он уже играл и на фортепиано, и на гитаре. Кстати, игру на фортепиано Игорь освоил самостоятельно, хотя у нас дома инструмента тогда не было. Он создал школьный ансамбль, который с блеском выступал на вечерах. Тогда музыкальные группы назывались ВИА – вокально-инструментальный ансамбль. Было великое множество всяких ансамблей: и хороших, и посредственных. В поселке Первомайский играл на танцах ансамбль «Колокольчик», который пользовался большой популярностью.
Из Щекино молодежь ездила на танцы именно в поселок Первомайский. Потом Игорь с друзьями тоже создали ансамбль; назывался он «Былое и думы». Сначала они базировались во Дворце культуры третьей западной шахты, где им предоставили помещение. Щекинская молодежь очень полюбила их ансамбль и стала ездить уже и на третью западную шахту, потому что там играли Тальков, Заломов, Лысенков, Глудин. Оттуда ребята перебрались на новую базу, на завод РТО. Это было уже в новом районе, куда мы переехали из барака. Нам дали квартиру в пятиэтажном доме на улице Лукашина. Там прошла юность Игоря до самой армии. Однако и после переезда он все время уходил на старую квартиру в бараки: там остались его друзья, в том районе была школа, там была вся его жизнь.
Игорь писал мне в армию, что у него ансамбль на РТО и они пишут там какие-то песни, устраивают конкурсы. Но я не относился всерьез к его занятию. Я больше склонялся к тому, что он станет музыкантом-инструменталистом. Ведь он виртуозно играл на баяне и еще на многих инструментах: на гитаре, на фортепиано, мог быть барабанщиком. Петь, как мне казалось, он не мог, потому что в детстве сорвал голосовые связки. Каким образом?
У нас была большая игрушечная машина – грузовик «ЗиС-150». Крутишь вертушку – поднимается кузов, самосвал. Это была любимейшая наша игрушка. К машине мы привязывали ремнями кота, он не хотел сидеть сам, а нам нужен был пассажир. Получалась потрясающая симфония: кот орал и шипел, самосвал визжал и скрежетал железными колесами. Когда Игорь оставался один, то обычно залезал под кровать. У него там солдаты – война или строительство какое-то. Ему, конечно, хотелось, чтобы машина не визжала, а работала, как настоящий автомобиль. И вот он рычал, искусственно изображая рев мощного двигателя. Так он все время и напрягал голосовые связки, пока не сорвал их совсем. После этого он разговаривал хрипло, а когда хотел подпеть, то сипел, и это выглядело очень смешно.
У всех вокалистов в то время были голоса с большой амплитудой, широким диапазоном: «Смотри, какой диапазон!» – тогда принято было говорить. Уже получила известность Алла Пугачева. Было много популярных ансамблей, и вокалисты, поющие в них, имели неплохие голосовые данные. Кстати, хорошие ансамбли были: «Поющие гитары», «Веселые ребята», «Голубые гитары» – ансамбли, имеющие свое лицо. Сейчас я этого не вижу в огромном количестве всевозможных групп.
Мне было очень смешно, когда в армии я получил письмо Игоря, в котором были такие строчки: «Бог услышал мои молитвы. Я принят в профессиональный ансамбль Тульской филармонии, который называется «Фанты». А приняли меня туда как лидера-вокалиста».
Я несколько раз перечитал это место. Очень странно! Если бы его приняли как музыканта-инструменталиста, если бы его взяли на подпевки, это было бы еще понятно, но лидер-вокалистом в профессиональный ансамбль? Это было совершенно непонятно. Я и не знал тогда, что у Игоря в то время возникли большие проблемы. Впервые незнание нотной грамоты стало серьезным препятствием на его творческом пути. Дело в том, что в профессиональном ансамбле, куда приняли Игоря, и до него появлялись ребята, не знавшие нот, но за какой-то промежуток времени они их осваивали. Сейчас-то вообще ноты и партитуры не нужны, в эстрадных группах вполне обходятся без них, потому что используются компьютеры и все поют в основном под фонограммы. А раньше при работе на студии без партитур нельзя было обойтись. Домашних студий практически не было, пользовались профессиональными студиями звукозаписи, на телецентре, на радио. Время записи было ограничено, как и сейчас на хороших студиях. Каждому музыканту отводилось место, перед ним на пюпитр ставились ноты – партитура. Вот в этой ситуации музыканты и проявляли себя. Ведь до этого многие из них утверждали, что в совершенстве знают ноты и играют с листа. Но одно дело знать ноты, читать их, а другое дело воспроизводить их тут же на инструменте; это сложный процесс. Поэтому в ансамблях, как правило, были заняты профессионалы.
«Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон…»
Вот тут-то Игорь впервые столкнулся с проблемой нот. В свое время в музыкальной школе он отринул нотную грамоту, она ему была не нужна на том этапе. Потом он работал с самодеятельными музыкантами, которые так же, как и он, играли на слух. А в профессиональном ансамбле на репетиции приходилось играть с листа и петь по нотам. Тут и началось сольфеджио, которое лютой ненавистью ненавидят те, кто прошел музыкальную школу. Что делать?
В то время Игорь познакомился с девушкой – Светланой. Он и раньше, еще в школе дружил с девочками, в кино с ними ходил, мороженым угощал – у всех в детстве такое бывало; а теперь впервые возникло серьезное увлечение… Светлана закончила музыкальное училище им. Даргомыжского в Туле. Игорь попросил ее о помощи. И вот они засели за фортепиано, и Игорь начал изучать нотную грамоту с азов, с постижения нотных знаков. С нуля начинать – это кошмар! Тем более в таком возрасте. Это дети все быстро схватывают, а ему уже восемнадцать лет было. Но для Игоря препятствий никогда не существовало, он очень серьезно подошел к этому занятию и замучил Свету насмерть. Она говорила:
– Я больше не могу! Я все брошу!
Нет! Игорь денно и нощно осваивал ноты. Для этого ему понадобилось очень мало времени. Если обычно на изучение музыкальной грамоты требуется значительное время, то он освоил ее за лето.
С тех пор началось становление Игоря как профессионального артиста. Он быстро вошел в структуру музыкальной жизни и молниеносно приобрел популярность в Туле. Когда я пришел из армии, то увидел потрясающую картину. Если бы мне кто-нибудь сказал, что это Игорь выступает, я бы не поверил этому никогда. Но не мог ведь я не поверить своим глазам и своим ушам. Игорь запел. И достаточно хорошо. У него был своеобразный голос, отличающий его от остальных певцов: хриплый, но душевный, очень проникновенный. Он пел в то время зарубежные шлягеры и наши «советские» песни, которые обязательно должны были входить в репертуар исполнителей. Дело в том, что все ансамбли в то время были под управлением Министерства культуры, куда надо было сдавать концертные программы. Правда, некоторые песни не сдавались комиссиям и работались только на концертах, но палку перегибать тоже было нельзя. Могли распустить коллектив, лишить звания, которое присваивалось на конкурсе, так что «советские» песни тоже приходилось петь.
Игорь начал набирать силу. Светлану он тоже постепенно втягивал в орбиту своей музыкальной жизни, привел ее в коллектив. Она имела сильный голос, но у нее не было «манеры» исполнения. А Игорь всегда говорил, что можно обладать прекрасными голосовыми данными, но, если нет манеры исполнения, нет звукоизвлечения достаточного, чтобы тебя услышали, певец не состоится, будет безразличен зрителю, в душу не будет проникать. Игорь учил Свету, но эстрадное пение было, видимо, не для нее.
К восемнадцати годам у Игоря был немалый багаж. Я уже говорил, что он играл на многих музыкальных инструментах. Однажды я совершенно случайно обнаружил, что, помимо всего прочего, он играет еще и на скрипке. Дело было так. Когда я пришел из армии, мы как-то собрались вместе: мой армейский друг Миша Скубилин (в армии он руководил ансамблем), Игорь и я. Решили что-нибудь изобразить. Я взял гитару, Миша сел за пианино. И вдруг откуда ни возьмись Игорь вытащил скрипку – пыльную, со сломанной кобылочкой и начал что-то цыганское играть. Такая получилась у нас «гоп-компания», как Игорь иногда говорил, «скрипка, таз и утюг». Игорь все осваивал самоучкой, просто он был очень способный, и ему все давалось необыкновенно легко. У нас порой возникали споры на эту тему. Я говорил ему:
– Ты талантливый человек. Все тебе просто. Вот ты сел и написал стихотворение. Тебя осенило, ты и пишешь.
– Нет, это я трудом, кровью и потом дошел до всего этого.
Вообще он был работяга, я таких больше не видел. Когда человек создает что-то и видит каждодневный результат своего труда – это понятно. А Игорь мог сутками работать над каким-нибудь музыкальным штрихом. Для меня это было смертоубийство. Например, ему надо что-то переделать, и вот он по тысяче раз переигрывал одну и ту же музыкальную фразу на протяжении нескольких часов. В конце концов я не выдерживал:
– Если ты не прекратишь, я разобью фортепиано. У меня уже сил нет слушать!
Я закрывался двумя подушками, залезал под одеяло… А он работал, пока не добивался необходимого звучания той или иной музыкальной фразы.
Игорь часто говорил, что творчество – это мучение и колоссальный труд. А в результате рождение той или иной песни воспринималось как своего рода озарение: есть только канва, эскиз и вдруг – сразу осеняет, и песня создается на одном дыхании. Так, например, была написана «Россия»…
Постепенно, освоившись в «Фантах», Игорь начал подавать свои идеи. Руководитель ансамбля Васильев стал доверять ему проведение репетиций. Оркестр был с мощной инструментальной основой, в него входила большая медная группа, гитары, скрипки. Хочу отметить, какой у Игоря был феноменальный слух. Однажды он при мне остановил репетицию:
– Стоп, ребята! Вторая труба в седьмом такте сыграла не ту ноту.
Для меня это было чем-то фантастическим. Как можно услышать в целом оркестре одну ноту, сыгранную трубой? Надо учесть, что в то время Игорю было всего восемнадцать лет, а такое качество, как правило, нарабатывается с годами.
Назад: Полонез Огинского
Дальше: Уроки жизни
