Прошло две недели. Выносить испытание школой помогали лишь мои новые подруги. Они приняли меня в свой кружок, несмотря на тот факт, что мы ежедневно оказывались словно на арене. Я надеялась, что всеобщая болезненная сосредоточенность на мне поиссякнет, но взгляды, тычки пальцами и перешептывания по-прежнему сопровождали меня, куда бы я ни шла. Было мучительно понимать, что это разрушало и жизни моих друзей.

– Да к черту, – сказала Хизер в ответ на очередное мое извинение. – Это они должны извиняться. Не обижайся, Мия, но стоит тут разыграться какой-то новой драме, и ты станешь вчерашним днем. Кроме того, на следующий год, в выпускном классе, заправлять всем тут будем мы. Я вот подумываю подать заявление в школьный совет. Может, и тебе стоит баллотироваться.

Я взвесила ее слова. Да я скорее ласточкой нырну в Ниагарский водопад посреди зимы.

– Нет, спасибо, – отозвалась я, ерзая на бетонной скамье в поисках более удобного положения.

Мягкая погода соблазнила нас удрать из аквариумной атмосферы столовой в небольшое пространство позади школы. Ученики называли это место «Плац», хотя на деле это была всего лишь бетонная плита размером примерно с баскетбольную площадку. По большинству параметров она была невзрачная – ни травы, ни деревьев. Просто горстка пластиковых столиков, которые быстро оказывались заняты.

Обычно Плац являлся неприкосновенным, но Хизер застолбила нам столик заранее, когда я выразила желание получить передышку от бесконечных взглядов. Пустотой Плац не отличался, но тут было лучше, чем в столовой.

– Кстати, о драме. Видели, как Кара Джон опять закатила Феликсу истерику? Вот уж парочка – ходячее реалити-шоу. А как вам ее новые тени? Катастрофа, – вполголоса произнесла Молли.

– Отлично, Мол. Я тут пытаюсь подбодрить Мию, а ты ведешь себя как все.

– Просто оттягиваюсь. Как насчет того, что ты, став президентом, запретишь плохие волосы? То-то все развеселятся.

– Мия, просто будь собой. Вскоре все поймут, что ты ничем не отличаешься от остальных, – тихо сказала Кэти, откладывая книгу и глядя на меня.

– Ну, вы это знаете, и я это знаю, и наш будущий президент знает, но пока новизна похищения Мии не потускнеет, здесь для всех, кто видел ее лицо на всех телеэкранах, она другая, – объявила Молли.

Я нервно заерзала. Мои новые подруги старательно избегали разговоров о похищении на протяжении двух недель нашего знакомства. Не то чтобы я скрывала от них свое прошлое. Учитывая, сколько новостных компаний пересказывало мою историю, все равно все знали о моей жизни больше, чем хотелось бы. Просто так приятно было не говорить о тяжелых материях. Этого мне хватало у доктора Маршалл. Я размышляла над словами Молли, взвешивая их в голове. Они имели смысл. Однако сколько времени потребуется людям, чтобы забыть? Вот в чем вопрос.

– Согласна. Им же хуже, – сказала Хизер, утащив у меня чипсину. – Кроме того, я эгоистка. Мне нравится, что все только для нас. К вопросу о… – Она указала на парня, глазевшего на меня по дороге в здание. – Чего не сфотографируешь, картинки на дольше хватит, – крикнула она ему вслед.

– Хизер, – выдавила я, не зная, смеяться или плакать. – Вот теперь обо мне и впрямь заговорят. – Я застонала, уронив голову на руки.

Подруги мои фыркнули и заржали. Через мгновение я невольно присоединилась к ним. Как можно на них сердиться? Затем разговор, к моему большому облегчению, перешел на более легкие темы.

Уроки в основном оказались повторением того, что я уже знала. Какая ирония: все так осуждали Джуди за все ее преступления, а мое образование по сравнению со сверстниками оказалось блестящим. Даже уроки мистера Найта мне надоели. Всех учителей в основном заботили стремительно надвигающиеся весенние каникулы. Я начала гадать, что я вообще тут делаю.

Дома держалось такое же напряжение. Из раза в раз все получалось так же натянуто и неловко. Мы дружно притворялись нормальной семьей, но что-то было не так. Никто не хотел говорить, что именно, но я знала, что дело во мне. Я была скрипучим колесом в некогда рабочем велосипеде. В довершение всего, я снова не получила вестей от Стрелка. Пыталась писать ему сообщения, но он никогда не отвечал. У меня появилось неотвязное чувство, что меня бросили.

Сеансы с доктором Маршалл были ничуть не лучше. Мы зашли в тупик по части того, чем я была готова с ней поделиться. Она подталкивала меня к рассказам о детстве и наказаниях Джуди. Она пыталась убедить меня, что путь к выздоровлению можно выковать, только когда я начну отпускать все секреты, которые прячу глубоко внутри. Она заходила то с одной стороны, то с другой, но чем больше она пыталась вытянуть из меня правду, тем упорнее я сопротивлялась. К концу второго месяца свободы я отчетливо видела, как растет ее досада.

– Расскажи мне о твоих школьных подругах, – спросила она, когда я в очередной раз отклонила серию ее вопросов о первом времени с Джуди.

– О Молли и Хизер? – уточнила я, поднимая взгляд от узоров, которые выводила ногтем на ноге.

– И про тихоню. Как там ее?..

– Кэти, – ответила я, гадая, с чего это она снова подняла эту тему.

Первые несколько недель я пыталась много говорить о своих друзьях, но в то время доктору Маршалл было интереснее копаться в моем детстве. С ее стороны умно было вернуться к разговору о друзьях, но ведь и я не дура. Она просто хотела отвлечь меня, а затем втянуть в разговор о наказаниях. Если она хочет продолжать перетягивать канат, пусть будет так.

– Расскажи мне о них побольше. Вы каждый день вместе обедаете?

Я поскребла ногтем кожу. Мне нравилось, как она морщится.

– Да, пара уроков у нас общие. Не то чтобы все остальные хотели со мной сидеть. Они слишком заняты разглядыванием меня, словно представлением в цирке. По-моему, вы говорили, что это пройдет.

Она побарабанила пальцами по столу.

– А почему, как ты думаешь, это происходит?

– Не знаю. Вы же специалист, так? Вот вы мне и скажите, – язвительно отозвалась я.

Приятно было выпустить пар. Если она столько знает, почему не поделится со мной секретной формулой, как заставить всех этих тварей в школе перестать меня изводить?

Она нацарапала что-то у себя в блокноте, но наживку не взяла.

– А вы с подругами когда-нибудь пытались приглашать кого-то еще поесть с вами? Возможно ли, что некоторые ребята чувствуют себя чужими?

Я фыркнула.

– Вы шутите, да? То есть это мы виноваты в том, как другие ребята со мной обращаются? Кроме того, с чего бы моим подругам кого-то отвергать? Меня они приняли с распростертыми объятиями.

– Да, но вы вчетвером можете непреднамеренно препятствовать общению с вами.

Она еще не договорила, а я уже мотала головой. Другие ребята без проблем общались со мной на протяжении всего дня путем глумливых реплик и тыканья пальцем. Мои подруги просто не позволяли никому на меня наезжать. Тем-то обед и отличался.

– Нам просто легче вчетвером, – наконец ответила я раздосадованно.

– Почему, как ты думаешь, это происходит?

Я застонала. Ненавидела этот метод вопросов. Как будто доктор Маршалл искала определенный ответ, но вместо того, чтобы спросить прямо, заходила издалека. Словно ходила вокруг проблемы на цыпочках.

– Не знаю. Может, они тоже всех ненавидят, – ответила я.

– Почему?

Ну разумеется, «почему-почему-почему» – только это всегда и спрашивает. Я могла бы сэкономить время и сказать это за нее.

– Потому что все остальные – просто куча уродов, и мои подруги, вероятно, это уже поняли, – повысила я голос.

По крайней мере, смысла в дальнейших «почему» доктора Маршалл не было. Я уже привела ей сотню примеров того, что творили мои одноклассники. Ну ясно же, что уроды.

Мое время вышло до того, как мы успели углубиться в предмет. Вставая и собирая вещи, я не могла не заметить, что вид у нее обеспокоенный. Печально было видеть сведенные брови и морщинку между ними. Я колебалась, не спросить ли, все ли у нее в порядке, но мы были не так близки. Между прочим, я не знала о докторе Маршалл почти ничего, кроме мелочей, обнаруженных из прогулок по ее кабинету. Она явно была крайне умна. Это подтверждали бесчисленные сертификаты и дипломы на стенах. Однако она не относилась к коллекционерам безделушек, отчего трудно было сообразить, что ей нравится. На единственной фотографии в рамке у нее в кабинете были запечатлены она и пожилая женщина. Пару раз я пыталась выяснить, замужем ли она и есть ли у нее дети, но она всегда искусно обходила мои вопросы. Полагаю, это имело какое-то отношение ко всей этой истории с конфиденциальностью между врачом и пациентом.

Я помахала ей, не оборачиваясь, мол, увидимся в пятницу, и вышла. Джейкоб ждал снаружи, чтобы забрать меня, поскольку мама по средам работала допоздна.

– Как сеанс? – спросил он, когда я забралась в машину.

– Так же. Я сижу, а она выжимает мне мозг, – улыбнулась я ему, пристегиваясь.

Джейкоб рассмеялся.

– Неплохо. У тебя начинает получаться.

Джейкоб с Кевином взяли на себя задачу обучить меня тонкостям юмора. Признаться, некоторое время я тупила. Теперь я испытывала все свои шутки на них. Большинство оказывались неудачными, но я начинала улавливать суть явления. Юмор был для меня непривычным понятием. На протяжении десяти лет смешного в моей жизни было маловато. Иногда мне попадался юмор в книгах, но личный опыт – другое дело.

– Спасибо, – улыбнулась я и сделала радио погромче, услышав любимую песню.

Музыка определенно была одной из самых любимых частей новой жизни. Я не могла ею насытиться.

– А где Кевин? – спросила я, когда песня закончилась и я убавила звук.

– Работает. В аквапарке сейчас оживленно, ведь в других странах начинаются весенние отпуска и каникулы. Еще неделя, и сами будем отвисать на пляже.

Я расплылась в улыбке. Вскоре после выписки из больницы мама отвезла меня на пляж, но холодный фронт помешал мне получить настоящий пляжный опыт. Дабы исправить это, мама сняла нам квартирку на побережье на всю неделю весенних каникул. Неделя без школы, да с пляжем в виде дополнительного бонуса. Я была вне себя от восторга.

– Жду не дождусь.

– Я тоже, малыш. Сто лет в отпуск не ездили.

– Я вообще не помню, чтоб ездили. А мы ездили?

Джейкоб искоса взглянул на меня, прежде чем ответить.

– Мы раньше много путешествовали. Ты не помнишь диснеевский круиз на Багамы?

Я помотала головой, обшаривая память. Круизные лайнеры огромные. Как я могла забыть? Я закрыла глаза, стараясь припомнить хоть что-то.

– Не-а, – ответила я. – Сколько мне было?

– Думаю, четыре или пять. Ты серьезно не помнишь? Тебя укачало в первый же вечер на корабле и тошнило везде. Думаю, мама испытывала искушение выкинуть тебя за борт. Команда так тебя жалела, что подарила большого мягкого Гуфи. Я завидовал страшно.

– Ха, ты такой смешной.

Его слова зацепили что-то у меня в подсознании, и давно забытое воспоминание начало медленно разворачиваться. Чем больше я об этом думала, тем отчетливее припоминала, как заблевала весь трап. И плюшевого Гуфи. Я вспомнила, что он был ростом почти с меня. Я таскала его за собой повсюду и требовала, чтобы ему ставили отдельный стул за ужином. А воспоминания все вытекали. Я припомнила водную горку, впадавшую в бассейн в виде головы Микки-Мауса. Воспоминания были бледными, но хотя бы были.

– Все-таки помню. Ты еще потерял плавки на горке? – спросила я со смехом.

– Так и знал, что ты это вспомнишь, – застонал Джейкоб.

Я ухмыльнулась.

– А еще куда ездили?

– Однажды ездили в Йеллоустон, но мы оба были слишком маленькими и ничего толком не запомнили. У мамы целый фотоальбом есть, если захочешь посмотреть.

Я поскребла ногу ногтем. С момента переезда домой я избегала семейных альбомов. Мама пыталась заставить меня их посмотреть, полагая, что взгляд на детство до вмешательства Джуди поможет разбудить воспоминания, но я не могла заставить себя смотреть на изображения прошлого, которое у меня отобрали.

– А потом вы куда ездили? – спросила я, проигнорировав предложение Джейкоба.

Прежде чем ответить, он на миг крепко стиснул руль.

– На самом деле потом ездили только один раз, и это была практически катастрофа. Мама отказывалась покидать пределы штата, поэтому мы отправились на какой-то местный курорт. Даже не помню, как назывался. Родители все время ругались, а я пытался не обращать на них внимания, притворяясь, будто копаю в песочнице подземный ход в Китай. Я хотел избавиться от их бесконечных ссор раз и навсегда. Вскоре по возвращении домой папа съехал, так что, думаю, мое желание исполнилось, – сухо улыбнулся он.

– А из-за чего они ссорились? – Как будто надо спрашивать. Из-за меня. Все всегда из-за меня.

Джейкоб ответил не сразу. Он въехал во двор, но никто из нас из машины не вышел.

– Папа хотел отвезти нас в настоящий отпуск. Его бесило, что мама отказывается выезжать из штата. Она была уверена, что, как только мы уедем, тут же позвонят, что ты нашлась. Она ни за что не хотела уезжать дальше чем на один бак от дома. Папа говорил, что надо тебя отпустить, но она отказывалась. Он съехал, как только мы вернулись домой, и почти полностью исчез из нашей жизни. Он делает бездарные, неискренние попытки быть с нами по праздникам, но это всегда лажа. В моих глазах он всегда будет полным идиотом. За то время, что ты лежала в больнице, я видел его чаще, чем за последние пять лет, так что не вини себя.

Я кивнула. За время пребывания дома я начала понимать мамину бесконечную преданность нам с Джейкобом. Временами она казалась чрезмерной, но я также догадывалась, что она панически боится снова меня потерять.

– Мне жаль, что ты один справился с разгромом.

– Мне жаль, что ты страдала, – сказал он, сжимая мою руку.

– Не так уж страшно было, – ответила я. – Я скучала по тебе, Джейкоб. Ты не представляешь как.

– Я тоже скучал по тебе, сестренка. Однако ты не должна выгораживать эту женщину. Все мы знаем, что она заслуживает гореть в аду. – Слова его были гневными, они сочились ненавистью. – Надеюсь, ее запрут до конца жизни и она получит по заслугам в тюрьме. – Он стукнул кулаком по рулю, подчеркивая свои слова.

Я избежала необходимости реагировать, выбравшись из машины. Я знала, что он ненавидит Джуди. Он не скрывал этого. Мама ненавидела ее. Казалось, весь мир ее ненавидит. Полагаю, мне тоже следовало ее ненавидеть. Мне хотелось спросить о ней, но я знала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могла не гадать, где она в данный момент. Я знала, что в тюрьме, но не знала, где именно. Спит ли она на практически такой же койке, на какой спала последние десять лет я? Думает ли она обо мне? Сожалеет ли? Интересно, что бы я ей сказала, выпади мне такой случай. Честно говоря, не уверена, что мне хватило бы духу встретиться с ней.