Возле двери обнаружились два складных стула и маленький термопакет. Внутри пакета лежала пара банок колы и две «ризки». Я не спрашивала, как ему удалось это провернуть. Стрелок умел делать так, чтобы другие помогали ему без вопросов. Он позаботился даже о бинокле, чтобы я могла разглядеть дома за много миль от нас. Мы оставались на крыше, пока солнце не склонилось к закату.

– Спасибо тебе за все это, – тепло сказала я. При этих словах Стрелок повернул лицо ко мне. – Ты сделал эти последние пару недель замечательными, – признала я. – Благодаря тебе я почти не чувствую себя уродом. – Слова выходили из меня толчками.

Стрелок театрально вздохнул.

– Что ж, это было нелегко, но, если я намерен составить достойную конкуренцию Матери Терезе, надо быть добрым ко всем.

– Даже к уродам, – добавила я.

Он скатал обертку от своей конфеты в шарик и запустил в меня. Даже будучи лишенным зрения, он ухитрялся попадать точно в цель, и шарик отскочил от моей головы.

– Не хами. Называть моего друга уродом грубо. Кроме того, это я должен тебя благодарить. Разделить все твои начинания было потрясающе. Ты заставила меня почувствовать себя зрячим.

– Это ты меня хамкой назвал? – Я швырнула в него свою обертку от конфеты. По иронии судьбы, промахнулась на милю.

Он дерзко улыбнулся.

– Я называю вещи своими именами. Ты не урод, Мия. – Он сжал мою ладонь. – Ты этого не знаешь, но я был несколько зол на этот мир, когда меня заставили снова заселиться в этот роскошный санаторий. Но тут появилась ты и дала возможность сосредоточиться на важном. Ты заставила меня вспомнить вещь, о которой я позабыл.

От его слов сердце у меня запнулось. Так близко к теме, почему он здесь, мы еще не подбирались.

– И что же это? – спросила я.

Он переплел пальцы с моими, большим поглаживая тыльную сторону моей ладони.

– Благодарность. Перестать проклинать судьбу и быть благодарным за все, что мне дано. Я был так зол на выпавший мне расклад – и тут встретил тебя. Робкую Мию, не уверенную даже, как ее зовут. Мию, выстоявшую в борьбе, какая большинству людей и не снилась.

От его заявления мне сделалось не по себе. Я попыталась убрать руку, мне не нравилось направление разговора. Стрелок крепко сжал мою ладонь на мгновение и отпустил.

– Не убегай, Мия. Я всю неделю ждал, чтобы сказать тебе это. Ты намного сильнее, чем сама думаешь. Я знаю, ты так не считаешь. Я буквально чувствую исходящую от тебя неуверенность в себе. В мире, полном людей, рыдающих над самыми незначительными, банальными вещами, существуешь ты. Тебе не надо рассказывать мне о своем прошлом. Эта малая толика личного пространства принадлежит тебе по праву. Однако я хочу, чтобы ты знала, что я считаю тебя самым храбрым человеком из всех, кого знаю, и ты помогла мне больше, чем я когда-либо смогу помочь тебе.

Я открыла рот, чтобы возразить. Он спятил. Он столько сделал для меня за последнюю неделю. Как он не понимает?

Не успела я произнести и слова, как он продолжил:

– Мия, правда заключается в том, что у меня в голове засела препаскуднейшая опухоль. Много лет я держал ее в узде, но теперь она решила попытаться взять верх. Раньше мне было так страшно. Я ломал комедию, притворяясь храбрым. Держать жизнерадостный фасад было легче, чем носить свой страх как значок. Меня до ужаса пугала жизнь после смерти или отсутствие оной. Любой вариант. Но теперь я не боюсь умирать. И эту смелость подарила мне ты.

Его слова были как нож в сердце. Я даже взглянула себе на грудь, ожидая увидеть хлещущий из нее алый фонтан. Моя рана была скрыта глубоко внутри, незаметная для невооруженного глаза. Никто не сказал бы, что я истекаю кровью от боли. Я была уверена, что Стрелок болен. Иначе что ему делать в больнице? Я просто надеялась, что он здесь, чтобы вылечиться.

Глаза защипало. Я яростно заморгала, загоняя слезы обратно.

– Я не хочу, чтобы ты умирал. – Голос мой неприлично дрожал. – Разве тебя не вылечить?

Стрелок снова взял меня за руку, зная теперь, что я не убегу.

– Они намерены попытаться. Однако это рискованно. Опухоль – штука хитрая, и врачи не уверены, что сумеют вытащить все щупальца, которыми опутан мой мозг. – Ради меня он старался обрисовать ситуацию как можно небрежнее, но я слышала и чувствовала его страх.

Я резко замолчала. Он болен. По-настоящему болен. Это нечестно. Мы же только что подружились. Я не хотела его терять.

– Не волнуйся. Еще некоторое время я все равно буду выигрывать у тебя в шашки.

Я кивнула, хотя прекрасно понимала, что он меня не видит.

Мы оба были опечалены, направляясь внутрь, когда вечерний холодок прогнал нас с крыши. Вниз по лестнице мы спускались вдвое дольше. Энергия, переполнявшая Стрелка с утра, иссякла. Теперь я видела то, что так не хотела признавать раньше. Я настояла, чтобы он обхватил меня за плечи, дабы я могла принять большую часть его веса на себя.

Спустившись с лестницы, я открыла дверь и схватила кресло на колесах. Стрелок даже не протестовал, когда я подвела его к нему и усадила. Очередной явственный признак того, что все очень плохо. Он тихо коснулся моей руки, и я покатила кресло по коридору.

Стрелок настоял, чтобы сначала мы заехали ко мне.

– Я хочу попрощаться с тобой наедине, – сухо сказал он, перебирая лежавшую на коленях трость.

– Ладно, – согласилась я.

Я понимала, что моя надвигающаяся выписка дается ему так же тяжело, как и мне. Я заставила себя собраться. Он заслужил, чтобы на этот раз сильной была я. Это был минимум из того, что я могла для него сделать.

Я поставила кресло и уселась напротив, так что наши колени соприкасались.

– Это не прощание, Стрелок. Я буду навещать тебя после сеансов с доктором Маршалл.

Он помотал головой.

– Мия, я не хочу, чтобы ты навещала меня, пока не пройдет операция. Ты будешь занята обустройством своей новой жизни. Я не хочу, чтобы ты была прикована к моей постели.

Слова его были как удар под дых. Он понятия не имел, насколько точную метафору выбрал.

– Я тебя не брошу. Я знаю, каково это – быть одному, и тебе совершенно не нужен этот опыт.

Он подался вперед, положив ладонь мне на колени.

– Я не пытаюсь строить из себя мученика. Со мной куча народу. Но ты уже понесла свою долю утрат. Я бы предпочел, чтобы мы воспринимали наше совместное времяпрепровождение как поездку в лагерь, понимаешь? Мы можем созваниваться и писать друг другу.

Я понятия не имела, о чем он говорит, но не удержалась от грустной улыбки.

– Я никогда не ездила в лагерь.

– Вообрази паршивую кормежку, вонючие хижины и взрослых, заставляющих тебя петь хором. На самом деле там здорово, – пошутил он. – Как бы то ни было, важная фишка лагеря – это неделя, которую ты тратишь на то, чтобы девочка, которая тебе нравится, обратила на тебя внимание. Если правильно разыграть карты, это она тебя поцелует. В этом заключается цель.

Месяц назад я бы рассмеялась при мысли, что буду сидеть напротив парня, со всей четкостью обозначившего намерение меня поцеловать. Я думала, что жизнь за пределами моей тюрьмы – это несбыточная мечта. Что я умру, так и не узнав нежного прикосновения.

– Мия, ты готова к еще одному первому разу? – прошептал Стрелок, дотронувшись до моей щеки.

Я подалась вперед, сокращая дистанцию между нами и не думая об этом.

Я кивнула. На сей раз не имело значения, что он меня не видит. Он чувствовал движение под своей ладонью. Стрелок снял очки, не открывая глаз, и стер оставшееся расстояние между нами. В животе у меня затрепыхалось так, что все тело задрожало. Когда губы Стрелка нежно прижались к моим, я тоже закрыла глаза. Поцелуй стал глубже, и мои руки покрылись мурашками. Губы у него оказались мягче, чем я ожидала, и идеально совпадали с моими. Он медленно отстранился, оставив меня как будто в трансе. Я поднесла ко рту кончики пальцев, губы покалывало. Мой первый поцелуй длился всего несколько секунд, но я никогда его не забуду.

– До свидания, Мия. – Не успела я толком вникнуть в его слова, как Стрелок поднялся, взял свою трость и направился к выходу.

Я все еще прижимала пальцы к губам, когда он задержался в дверном проеме.

– Будь храброй, Мия. Что бы ни случилось. Будь храброй.