– А ребята нашего возраста правда так себя ведут? – спросила я Джейкоба, который смотрел со мной телепередачу.

Мы оба валялись на кровати, а мама сидела рядом и вязала крючком. Официально я пробыла в больнице уже три недели. Моя новая жизнь постепенно начинала входить в привычную колею. Я просыпалась, посещала ежедневный сеанс с доктором Маршалл, а затем проводила остаток утра с мамой. В полдень мы с ней обедали, после чего меня обычно находил Стрелок, и мы с ним гуляли остальной день вместе, пока мама бегала по делам, и ненадолго выходили из больницы. Вечерами я была с семьей, мы пытались ближе познакомиться друг с другом.

Джейкоб рассмеялся.

– Нет, черт подери. Прости, мам, – добавил он, когда она подняла на него суровый взгляд. – По сравнению со всеми перипетиями этого шоу в школе скучно. Плюс таких горячих штучек и вовсе не водится. В этой программе одни модели.

Мама снова одернула его, но я слишком старалась удержать смех, чтобы отреагировать. Отчасти я испытывала облегчение, что в школе не так все запутано, как было в передаче. Однако заявление Джейкоба не умерило моей тревоги по поводу выхода на учебу. Чуть раньше, после моего ежедневного сеанса с доктором Маршалл, мама сообщила, что заехала в школу и закончила оформлять мое зачисление. Два дня я писала проверочные работы, дабы школа определила уровень моих знаний. Сложилось впечатление, что все относились весьма скептически к образованию, которое я получала в подвале. Полагаю, резон в этом был. С их точки зрения, Джуди была чудовищем и обращалась со мной как с пленницей. Откуда им было знать, какое значение она придавала образованию? По сравнению с этим проверочные, которые мама таскала из школы, были легче легкого. Знай я, что из-за них меня слишком быстро отправят в школу, тянула бы до последнего или намеренно запорола бы тест.

Теперь, похоже, мне предстояло отправиться на учебу, как только я обустроюсь дома. От маминых новостей у меня в животе образовались бабочки размером с драконов.

Я хотела еще порасспрашивать Джейкоба, но не хотела, чтобы он понял, что я волнуюсь. Они оба и так уже достаточно надо мной кудахтали, словно боялись, что я могу слететь с катушек в любой момент. Не хотелось бы давать им лишний повод для беспокойства. За последние недели стало очевидно, что папе трудно находиться рядом со мной. Вслух об этом не говорили, но каждая совместная трапеза казалась более натянутой, чем предыдущая.

Наконец три дня назад он бросил этот глупый спектакль и с тех пор не появлялся. Похоже, маме и Джейкобу труднее было смириться с этим, чем мне. Я понимала, наверное, лучше них: папе было со мной неловко. Мама и Джейкоб продолжали придумывать для него отговорки. Когда брат приехал один, захватив на ужин очередную пиццу, они вдвоем изо всех сил пытались заверить меня, что папа задержался на работе, но я прочитала досаду в глазах Джейкоба. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но мама помотала головой, а потом широко улыбнулась мне. Я могла бы сказать им, что это неважно. Может, у меня и проблемы по части приспособления к жизни во внешнем мире, но я не тупая. Им не надо было прятать от меня правду.

– Я бы не переживал, сестренка. Школа – это ерунда, – заметил Джейкоб во время рекламной паузы.

– А я и не переживаю, – соврала я.

– Вот и хорошо. Ты без проблем впишешься. Все мои друзья ждут не дождутся, когда познакомятся с тобой. Даже твоя старая подруга, Эмбер, разыскала меня сегодня за обедом и спрашивала о тебе.

Я так резко вскинула голову на его слова, что он испугался. Эмбер? Я правильно расслышала? Эмбер не была моей подругой. Она была подругой Мии. Если верить доктору Маршалл, она была плодом моего воображения.

– Эмбер? – переспросила я, вцепившись в край кровати.

– Вы с ней играли, когда были маленькими. Ее семья переехала на нашу улицу за два месяца до твоего похищения. Вы двое были неразлучны, – пояснила мама.

Я не могла поверить. Эмбер была частью моего мира.

– Как тебе сегодня спалось? – спросила на следующее утро доктор Маршалл, когда мы встретились на очередном сеансе. Она полезла в портфель за блокнотом.

– Хорошо, – соврала я, подбирая под себя ноги.

Она подняла взгляд от портфеля.

– Мия? – это был не столько вопрос, сколько мягкий упрек. Мы обе поняли, что я соврала. За три недели ежедневных сеансов она узнала меня лучше, чем кто бы то ни было.

Я поддела заусенец на большом пальце. Все кутикулы были сухими и растрескались до крови. Но, несмотря на боль, я не могла их не трогать.

– Я скучаю по своим снам, – тихо призналась я.

– Твоим снам о Мие?

Я кивнула.

Она строчила в блокноте.

– Ты теперь лучше помнишь эти сны?

Я пожала плечами. Слишком трудно объяснить. Мия так долго была частью моей жизни. Я никогда не задавалась вопросом, почему я ее вижу. А следовало бы. Доктор Маршалл могла сколько угодно сыпать медицинским жаргоном на тему самозащиты мозга, но как я могла создать нечто, чего вообще не существовало? Эта концепция по-прежнему не укладывалась у меня в голове.

– Лучшая подруга Мии реальна. Она была моей подружкой до того, как Джуди… ну, вы знаете… – мой голос затих.

Она кивнула.

Я раздраженно вздохнула.

– В этом есть смысл. Разумеется, тебе хотелось сохранить нечто знакомое в своих средствах эвакуации. Отдать ее Мие было почти подарком.

– Они с Мией очень дружили, – промямлила я, не заботясь, насколько безумно это звучит.

– Не сомневаюсь. Я рада, что она была там ради тебя.

Я открыла рот, чтобы возразить, что она была там не ради меня, но ведь Эмбер была там именно ради этого. Трудно было разобраться во всей этой путанице. В груди зародилось знакомое трепыхание паники. Я почувствовала, как учащается пульс и становятся влажными ладони.

– А как поживает твой друг Стрелок? – спросила доктор Маршалл, меняя тему.

Это она умела. Она словно инстинктивно знала, как сильно можно надавить, прежде чем отступить, и в последнее время Стрелок стал ее любимой палочкой-выручалочкой.

Я сделала глубокий вдох, стараясь унять нервы и безумное трепыхание в груди. Дотянулась до стакана и сделала глоток. Пить не хотелось, но мне требовался буфер, пока я переключаю передачи.

Доктор Маршалл терпеливо ждала. Она никогда меня не торопила. Мы обе понимали, что мне нужна лишь минутка.

– Он хороший, – ответила я наконец, совладав с наступающей панической атакой.

– Он по-прежнему знакомит тебя с новыми вещами? – спросила она, глядя на айфон у меня на коленях, преподнесенный мамой в день нашего знакомства со Стрелком.

Туда уже загрузили больше трех сотен песен, которые Джейкоб распределил на так называемые плейлисты, хотя я, к его веселью, называла их кассетами. Мы со Стрелком часами переслушивали все песни, выбирая любимые. Вкусы Стрелка отличались от моих. Ему нравились песни погромче, находящие отклик во всем теле. Я предпочитала более лиричные композиции, которые рассказывали свою историю. Мы оба согласились, что ни одному из нас не нравится попса. Стрелок считал, что она звучит одинаково. А по мне, поп-музыка была просто слишком жизнерадостной.

В продолжение рассказа о Стрелке на лице моем то и дело возникала непрошеная дурацкая улыбка.

– Вчера он заставил меня попробовать суши, – сказала я, сморщив нос.

Доктор Маршалл вопросительно посмотрела на меня, а потом задала следующий вопрос:

– Я так понимаю, тебе не понравилось?

Вопрос был логичный, но у меня возникло отчетливое ощущение, что она хотела спросить меня о чем-то другом. Назовите это интуицией. Возможно, по ее мнению, мне рановато было так сближаться с парнем.

– Меня едва не стошнило. – Я не поверила ему, когда Стрелок сказал, что люди правда это едят. Он же такой приколист.

Она рассмеялась.

– Мы не только едим это, но и платим за это изрядные деньги.

– Фу, вы едите сырую рыбу?

– Это дело привычки.

Я содрогнулась. Никогда к этому не привыкну.

– Понятно, но я в любой момент предпочту чизбургер и жареную картошку.

– В этом была его ошибка. Ему следовало сначала дать тебе суши. Нечестно давать тебе сочный чизбургер и картошку фри, а потом ожидать положительной реакции на суши, – сказала она, подмигнув. – У вас двоих есть планы на сегодня?

Я кивнула, едва сдерживая возбуждение. Стрелок обещал мне нечто особенное, поскольку завтра меня выпишут. Он знал, как я нервничаю по поводу отъезда, и обещал заставить меня позабыть обо всех моих страхах относительно того, что лежит за пределами больничных стен. Заявка была серьезная, учитывая уровень моей тревоги. Мне было страшно покидать место, которое я начала воспринимать как убежище. Благодаря влиянию Стрелка я с куда большей легкостью разговаривала со всеми в больнице. Они приветствовали меня как старого друга, особенно после того как я выучила их имена.

– Стрелок говорит, это сюрприз.

– Похоже, он становится очень хорошим другом.

Я грызла край большого пальца.

– Он и есть. Я буду по нему скучать.

Она постучала ручкой по блокноту. Машинальный жест, которого, подозреваю, она не сознавала.

– Уверена, поначалу будешь, но у тебя появится масса новых друзей. Твоя мама говорит, что на следующей неделе ты идешь в школу. Как ты себя чувствуешь, когда думаешь об этом?

Заусенец, который я грызла, оторвался, оставив на коже капельку крови.

– Прекрасно, – соврала я.

Она понимающе смотрела на меня.

– Мия.

Я фыркнула. Раздражало, что она знает меня так хорошо.

– Мне страшно. Почему мне нельзя побыть здесь еще немного? По-моему, я не готова.

– Мия, это, – сказала она, обводя руками комнату, – малая доля того, что тебе предстоит пережить. Я знаю, на данный момент мир кажется тебе пугающим местом, и я даже представить не могу, что ты чувствуешь. Ты толком не успела пожить, прежде чем тебя вырвали из него. Мы еще даже пальцем не касались того, через что ты прошла, но я знаю, что ты по-прежнему лелеешь чувство вины. Ты храбрая юная леди, Мия, и я знаю без тени сомнения, что ты обретешь почву под ногами. И я, и твои родные будем рядом и поможем тебе в этом переходе. Ты не будешь одна.

Я обдумывала ее слова, снова и снова прокручивая их в голове. Когда она так говорила, все казалось очень простым, однако мысль о том, что завтра придется выйти из здания, пугала до обморока.

Сеанс с доктором Маршалл закончился, когда явилась мама с обедом. Доктор Маршалл прошлась по моему расписанию и таблеткам от тревожности и бессонницы, которые она выписала.

– Я хочу, чтобы вы звонили мне, если начнется паническая атака, а таблетки от тревожности не подействуют. – Она протянула маме два листка. – Тогда выпишу что-нибудь посильнее. – Они сурово посмотрели на меня.

Не секрет, что я предпочитала держать свои волнения при себе. Я не любила жаловаться. Стрелок накануне дразнил меня, мол, я аномалия в мире нытиков, требующих внимания. А я закатывала глаза – новый жест, в котором я изрядно преуспела. Наряду со знакомством с новыми вещами, Стрелок также учил меня социальным навыкам. Ирония ситуации не ускользала от меня. В какой-то книжке мне попалась фраза «слепой незрячего ведет». Нам она подходила как нельзя лучше.

Мои мысли вернулись к беседе между мамой и доктором Маршалл, когда я услышала свое имя.

– Помни, маленькими шагами, – наставляла меня доктор Маршалл. – Никто не ждет, что ты сразу вольешься в коллектив.

Я тупо кивнула, стараясь держать тревогу в узде, не давая ей превратиться в полномасштабную истерику.

Доктор Маршалл удивила меня, крепко обняв перед уходом. За семнадцать сеансов она ни разу даже не прикоснулась ко мне. Объятие было неожиданным, но я не могла не ответить на него так же крепко. Физический контакт по-прежнему был для меня чем-то новым, и каждое объятие отличалось от предыдущего. Это было обещанием надежды и силы. Словно она пыталась передать мне эмоциональное оружие, которое понадобится для выживания.

После ухода доктора Маршалл мы с мамой тихонько пообедали.

– Завтра, когда обустроим тебя дома, думаю, можно будет проехаться по магазинам. – Мама двумя пальцами выудила чипсы из пакетика.

Кусок сэндвича застрял у меня в горле. Пришлось сделать большой глоток кока-колы – очередное влияние Стрелка.

Он был таким смешным, когда притворился, будто у него сердечный приступ, от признания, что я никогда не пробовала газировку. Не говоря ни слова, он схватил со стола свой бумажник, а меня за руку. В следующий миг мы стояли перед автоматом с газировкой, и парень подавал мне монетки, которые я скармливала автомату. Он не успокоился, пока мы не попробовали все. Транспортировка холодных банок до его комнаты превратилась в подвиг. В итоге я уронила одну, и она немедленно взорвалась, а я заработала неодобрительную гримасу нянечки, которая вызвала уборщицу. Абсолютно спокойный Стрелок потащил меня обратно к автомату, чтобы компенсировать потерю. Когда мы наконец вернулись в его палату, он быстренько организовал то, что назвал проверкой вкуса. Большинство напитков мне понравилось, но в итоге победила кока-кола. С тех пор я хлестала ее, как воду.

– Ну так как, хочешь? – спросила мама.

Я даже сформулировать не могла. Просто кивнула, будто марионетка. Где-то в моих самых потаенных мечтах шопинг был еще одним пунктом в списке желаний, которым никогда не суждено было сбыться. Я читала про шопинг в книгах, видела по телевизору, но на сем мое представление о нем и заканчивалось.

– Я подумала, тебе пригодится новая одежда для школы. Не можешь же ты целыми днями ходить в халате и пижаме. – Она шутила. Я научилась понимать разницу. – Твою комнату тоже неплохо бы обновить. Я собиралась сделать это без тебя, но подумала, что тебе понравится самой выбирать себе вещи.

Взгляд затуманился, но мне не было грустно и не было больно. Глаза наполнили слезы радости.

– Спасибо. – Я опасливо протянула руку и коснулась тыльной стороны ее ладони. Это был первый контакт между нами, инициированный мной.

Глаза у мамы стали как у меня, слезы хлынули по щекам, а наши пальцы переплелись. Может, все и получится.

Мой жест, казалось, пробил невидимую стену между нами. Разговор потек легче. Теперь не требовалось усилий на его поддержание. Вольно или невольно, но мы избегали обсуждения последних десяти лет. Вместо этого мы разговаривали о моей новой комнате и нашем грядущем загуле по магазинам.

Встретившись после обеда со Стрелком, я по-прежнему гудела от возбуждения. Трещала, не замолкая, доминируя в беседе, пока он вел меня прочь из нашего крыла больницы. Только когда он начал смеяться, я осознала, что едва давала ему вставить слово.

– Упс… – Я густо покраснела, благодарная, что он не может видеть десять разных оттенков красного на моем лице.

Он похлопал меня по руке.

– Вот это мне нравится. Наконец-то ты заговорила как нормальный подросток.

– А как я обычно говорю?

Он ответил без колебаний:

– Как взрослый, на чьих плечах бремя всего мира. И именно тогда мне удается тебя разговорить. У тебя красивый голос. Мне радостно слышать, как он полнится таким счастьем.

Щеки у меня снова вспыхнули, но по иной причине. Он сказал, что у меня красивый голос. А я даже не знала, что это такое.

Стрелок провел меня через эскалатор, и мы направились к указателю на лестницу.

– Э, а куда мы идем? – наконец додумалась спросить я, когда он попросил меня помочь с тяжелой дверью. От моего внимания не ускользнуло, что неделю назад мне пришлось бы с ней повозиться.

Переставляя ноги по ступенькам, он крепче стиснул мою руку. Я держалась за перила на случай, если он споткнется.

– Это сюрприз.

Я улыбнулась. Сюрпризы мне нравились.

Мы одолели два пролета, причем Стрелок на удивление запыхался больше меня. Я обхватила его за предплечье, помогая преодолеть оставшийся пролет. Меня подмывало нарушить пакт и спросить его, почему он в больнице, но я удержалась. В процессе знакомства мы решили, что не будем задавать трудных вопросов. Он не расспрашивал о моем прошлом, а я не спрашивала, почему он здесь оказался. За последнюю неделю я заметила, что становлюсь явно сильнее, тогда как здоровье Стрелка, похоже, приходило в упадок. Я лишь надеялась, что он сам решит рассказать мне правду.

Добравшись до последней ступеньки, мы наткнулись и на указатель, гласивший «ВЫХОД НА КРЫШУ». Стрелок быстро пришел в себя и подтолкнул меня к двери. Не зная, чего ожидать, я толкнула дверь плечом – и мгновенно ослепла от сияющего солнца. Щурясь в ярком свете, я осторожно провела через дверь Стрелка.

Через несколько минут глаза привыкли, и как только это случилось, я невольно преисполнилась благоговения перед открывшимся видом. Я медленно поворачивалась кругом, пытаясь вобрать взглядом всё. Мы со Стрелком несколько раз выбирались посидеть на скамейке, где впервые встретились. Мы называли ее «нашим местом». Проблема заключалась в том, что со всех сторон ее окружали высокие здания, деревья и парковки. Однако здесь на крыше была только ширь. Больница возвышалась над окрестными зданиями, и ничто не загораживало вид на многие мили во всех направлениях.

Раскинув руки, я застыла посреди крыши. Ветер здесь был сильнее, чем на земле. Он развевал мои волосы, хлестал ими по лицу, тянул и дергал тело. Я запрокинула голову, чтобы солнце пропитало мое лицо своими яркими лучами. Вот она, свобода. Жаль, нельзя законсервировать это чувство. Я бы носила его с собой всегда.

Стрелок сделал это за меня. Он каким-то образом догадался показать мне мир, не делая ни шагу наружу. Это была моя возможность примерить жизнь на себя, прежде чем я буду вынуждена нырнуть в нее. Он преподнес мне лучший подарок.