21

Зря я думала, что новообретенная популярность чрезмерна: она и сравниться не могла с тем, что стало твориться после нашей первой победы. Мы едва успели выбраться из «Токио Доума», а первые заголовки уже появились на стенах зданий, окружающих арену. Огромные буквы кричали:

Экраны показывают клип со мной под каждым из этих заголовков. Радужные волосы развевает ветер, я сижу на голове гигантского существа, накинув ему лассо на морду и поворачивая его к Джене. Ранее над куполом стадиона висело два герба – феникс и демоны в капюшонах, а теперь там только феникс. Его пламенеющие крылья широко раскинуты над стадионом, а голова триумфально поднята к небу.

Мой уровень подскочил с 28-го до 49-го.

Но я могу думать лишь о том, что Хидео едва не погиб сегодня. И никто об этом не знает. Мои мысли продолжают бурлить, снова и снова возвращаясь к словам Кенна. «Он тебя послушает. Пожалуйста». Что Хидео такого рассказывает обо мне, что Кенн так думает?

Толпа репортеров набрасывается на наших телохранителей, а мы сбегаем с арены к ожидающим нас машинам, и внезапно я не вижу ничего, кроме вспышек и микрофонов.

– Сегодня никаких тренировок! – восклицает Эшер, когда мы наконец добираемся до нашего лимузина и забираемся внутрь. Другие ликуют, когда он говорит в машине отвезти нас в Сибую, а не домой. Команда телохранителей забирается во вторую машину и следует за нами. Репортеры в минивэнах остановились на светофоре неподалеку. Они тоже у нас на хвосте. Я сфокусирована на Рене и, вместо того чтобы смотреть на улыбающихся репортеров за окном, как делает Эшер, я наблюдаю за Реном, который хлопает Рошана по плечу.

Перед глазами появляется сообщение. Оно от Кенна.

Я практически чувствую раздражение Кенна, когда он отвечает.

Я отрываюсь от нашего разговора и смотрю, как мои товарищи над чем-то хохочут. Сегодня наш праздник, и они рассчитывают, что я буду так же рада победе, как и они. Если я уйду слишком рано, они начнут разведывать и допытываться, в чем дело, и Рен станет подозревать меня.

– Эй, – говорит мне Хэмми, и я вижу любопытство на ее лице, щеки все еще горят после победы, – все в порядке?

Мне кажется странным, что больше никто на стадионе не знает о произошедшем; что они действительно считают, что две вспышки света в ложе были вызваны неисправными транзисторами, а не выстрелами. Судя по всему, вся эта тревога написана у меня на лбу. Я широко ей улыбаюсь, надеясь, что выгляжу убедительно, а потом качаю головой:

– Все превосходно. Просто никак не отойду от шока.

Хэмми улыбается и вскидывает кулак в воздух, чуть не ударяя им в крышу лимузина.

– Караоке, детка! – кричит она, и другие повторяют за ней. Я – тоже ликую так громко, как только могу, чтобы заглушить бурю мыслей в голове. Я делаю это так усердно, что и сама почти себе верю.

Скоро мы оказываемся в караоке-баре в сердце квартала Роппонги, а люди в черном охраняют все входы и выходы. Вдоль стен залов тянутся зеркала, отражая свет люстр на потолках. Двери в каждую приватную караоке-комнату выкрашены в золотой. У каждой двери стоят виртуальные улыбающиеся супермодели, обращающиеся к нам по именам и поздравляющие нас, когда мы проходим мимо. Я смотрю на коридор, запоминая дорогу к выходу, прежде чем войти в нашу комнату.

Здесь музыка уже играет на оглушающей громкости. Рен смеется, вместе с Рошаном просматривая список песен. Каждый раз, когда они включают новую песню, комната трансформируется. My heart will go on превращает нашу комнату в нос «Титаника», а Thriller окружает нас танцующими зомби на темной улице. Обычно сдержанный Рошан все время смеется, когда Рен говорит что-то на французском и пародирует движения из клипа.

Краем глаза я наблюдаю за Реном, сидя между Хэмми и Эшером. Неужели никто не заметил выражение его лица после окончания игры? Даже теперь в его позе есть что-то напряженное, словно все прошло не так хорошо для него, как для остальных членов команды.

– За Рошана! – кричит Хэмми, вырывая меня из размышлений. – За самого ценного игрока, надирающего Тримейну задницу!

Рошан немного трезвеет при упоминании Тримейна, но прячет это за улыбкой:

– За Хэм! – отвечает он. – Вора тысячи бонусов.

– За Эмику! – восклицает Эшер. Его щеки раскраснелись, улыбка до ушей. Он качает головой: – Девчонка, ты действительно дикая «темная лошадка».

– За Эмику!

– За Эмику!

Восторженные поздравления быстро сменяют друг друга. «Мне нужно выбраться отсюда», – думаю я, а вслух смеюсь со всеми. Может быть, мое воображение чересчур разыгралось, но улыбка Рена более фальшивая, чем у других, а его радость за меня деланая.

Вскоре хаос в комнате достигает апогея. Эшер привалился к Хэмми, повторяя, что любит ее. В ответ она что-то шепчет ему на ухо. Микрофон караоке протестующе пищит, когда Рен вопит в него, не попадая в ноты. Рошан кривится от звука. Все снова разражаются смехом, а я хватаю телефон и пишу Хидео.

Проходит несколько секунд, но ответа нет. Может, Кенн переоценивает меня или недооценивает упорство Хидео. Я закусываю губу и посылаю второе сообщение.

Информация от охотника – это единственный повод, который я могу придумать, чтобы повидаться с ним.

Время все тянется. И стоит мне подумать, что Кенн неправильно все понял, как приходит зашифрованное сообщение. Я подтверждаю свою личность, чтобы открыть его, и в ответ перед глазами появляется адрес. Адрес Хидео. Я чуть ли не таю от облегчения. Потом сохраняю его в своем GPS и удаляю сообщение.

Рядом со мной Эшер повышает голос:

– Кто-то хочет еще партию шотов? Нам нужен официант.

Я вскакиваю на ноги:

– Пойду найду его! – и быстро направляюсь к двери. Отлично. Пока официант дойдет до них, они уже будут так поглощены весельем, что никто не заметит мое отсутствие. У меня еще полно времени, чтобы придумать оправдание. Я выхожу из комнаты и спешу по коридору. По пути я поднимаю карту с координатами Хидео.

Золотая точка всплывает где-то в северной части города. Я иду по боковому коридору. Пару секунд спустя коридор приводит меня наружу, в узкий переулок за зданием, заставленный мусорными баками.

Моросит холодный дождик, и тротуар уже весь мокрый. Как только я выхожу, меня окатывает прохладный ночной воздух. Неоновое освещение отражается в лужах, раскрашивая землю золотыми, зелеными и голубыми мазками. Номер квартала – 16 – парит яркими желтыми буквами над тротуаром, а золотой пунктир ведет от места, где я стою, к углу квартала, затем поворачивает направо и исчезает из виду. Яркая кнопка «Начать» и примерное время прибытия висят в центре моего поля зрения, ожидая, когда я последую по маршруту. Тридцать минут.

Меня пробирает дрожь, я надеваю капюшон толстовки, чтобы полностью спрятать волосы, и натягиваю черную маску. Я также загружаю виртуальное лицо, чтобы замаскироваться. Любой пользователь «НейроЛинка» на улице увидит просто незнакомку, а не лицо из новостей. Лучше так, чем вообще без маскировки. Потом я кидаю свой электрический скейтборд на землю и запрыгиваю на него. Он несет меня вперед по золотой линии.

Полчаса спустя я оказываюсь в тихом элитном квартале на холме с видом на город. Время в пути меняется на глазах, отсчитывая оставшиеся до прибытия минуты. Морось перешла в полноценный дождь, и моя толстовка вся промокла. Вода стекает с волос. Я пытаюсь унять дрожь.

Наконец я на месте. Золотой пунктир останавливается перед воротами залитого теплым светом поместья, окруженного стеной, и выточенными из камня львами у входа. Не знаю, сколько обычно охранников в домах, где живет Хидео, но сегодня ночью по крайней мере пять машин стоит возле особняка, плюс два охранника у главных ворот ждут моего прихода. Другие, видимо, распределились по территории.

Один из них приближается ко мне и просит вытянуть руки. Я отключаю виртуальное лицо и следую его указаниям. Он ощупывает меня и проверяет скейтборд. Убедившись, что все в порядке, он протягивает мне зонтик, я спешу ко входу.

– Спасибо, мне больше не нужен зонтик, – говорю я. Он косится на меня, словно первый раз такое слышит, но я показываю на свою мокрую одежду. – Зонтик уже не поможет.

Он нехотя опускает его, и мы молча идем к главному входу. Из дома доносится собачий лай.

Хидео открывает дверь. Его телохранитель хлопает глазами, словно обычно Хидео так не поступает. Он все еще в той же одежде, что и на стадионе, но один рукав закатан до локтя, а с другого он снимает запонку. Воротничок рубашки поднят, верхние пуговицы расстегнуты, галстук-бабочка развязан и висит на плечах. На волосах блестят капли дождя, свет играет на серебристой пряди.

– Ты насквозь промокла, – говорит он.

– А ты жив, – отвечаю я. – И это хорошо.

Телохранитель оставляет нас наедине. Хидео распахивает дверь и приглашает меня внутрь. У его ног вьется толстая бело-рыжая собака с короткими лапами и с большими лисьими ушами. Она останавливается передо мной, машет коротким хвостом и смотрит на меня с подобием улыбки. Я с удовольствием глажу ее, снимаю мокрые ботинки у входа и захожу внутрь.

Дом безупречно чист, с высокими потолками и красивой современной мебелью. Тихая мелодия звучит из какой-то встроенной музыкальной системы. К моему удивлению, нигде не видно ни виртуальных букв, ни цветов, ни чисел. Все настоящее. Сколько же стоит этот шикарный дом в таком дорогом городе, как Токио?

– Ты дрожишь, – говорит он.

Я пожимаю плечами.

– Мне просто нужно снять одежду, – тут я понимаю, что сказала, и щеки вспыхивают. – Нет, я не то имею в виду…

Губы Хидео расползаются в улыбке – краткая передышка после его тяжелого серьезного взгляда. Он кивком приглашает следовать за ним.

– Я принесу тебе сухую одежду.

– Я взглянула на тот единственный файл Рена, – говорю я Хидео, пока мы идем по коридору. Потом я упоминаю его название. – Очевидно, что Ноль хотел, ну… попытаться убить тебя сегодня. Как поживает твой телохранитель?

– Будет жить. Бывали покушения и похуже, чем сегодня.

Покушения похуже.

– Есть новости о преступнике?

Хидео качает головой и закатывает второй рукав. Он устал, и его мрачное настроение не развеялось.

– Кенн говорит, что электричество полностью отключили. Во всей этой суматохе, кто бы это ни был, он сумел сбежать и смешаться с толпой. Мы изучим каждую деталь и все закоулки стадиона в поисках улик, но врать не стану: они хорошо подготовились.

Преступник все еще на свободе. Я пытаюсь подавить страх.

– Если сегодня покушение не удалось, это не значит, что Ноль не готовит новый удар. Может, это часть его большого плана, – я делаю глубокий вдох, – они снова попытаются. Может, они уже предпринимали попытки и раньше. И впереди еще много ситуаций, когда ты так же не будешь окружен охраной, как на стадионе.

Хидео слегка поджимает губы, но это единственный ответ по поводу его безопасности. Он останавливается и смотрит на меня:

– В том файле была информация о тебе?

Я медлю. Мне даже в голову не пришло, что Ноль может получить информацию обо мне из того файла, и эта мысль заставляет вздрогнуть, хотя меня греет забота Хидео.

– Не думаю, что это возможно, – отвечаю я. – Со мной все в порядке. К тому же, беспокоиться мы сейчас должны не обо мне. Чем больше я узнаю, тем более зловещей кажется ситуация.

– Мои телохранители привыкли быть начеку. После твоего предупреждения они прочесали весь дом. Они будут в боевой готовности.

– Я не это имела в виду. Хидео, ты чуть не погиб сегодня, понимаешь?

– Я здесь под надежной защитой. Только в самом доме восемь телохранителей, – он кивает в сторону остальной части дома. – В любом случае, кажется, ты все ближе и ближе к разгадке.

– Не понимаю, как ты можешь так спокойно об этом рассуждать, – говорю я, чувствуя раздражение. Неудивительно, что Кенн был в таком отчаянии. – Тебе нужно уехать из Токио. Здесь небезопасно. Каждую секунду, что ты здесь находишься, ты под прицелом.

Хидео бросает на меня серьезный взгляд.

– Меня не выкурит из собственного города какая-то смутная угроза, – отвечает он. Впервые со дня нашего знакомства я слышу нотку злости в его голосе. – Это не первый раз, когда на меня пытались напасть, да и не последний.

Я уже собираюсь повысить голос, но вдруг чихаю. Прохладный воздух в доме проникает сквозь промокшую одежду, и я осознаю, что зубы стучат от холода.

Хидео поджимает губы:

– Продолжим, когда согреешься. Пойдем со мной.

Мы заходим в просторную спальню. За стеклянными стенами находится умиротворяющий японский сад из камней, украшенный золотыми фонариками. Дверь из комнаты ведет в огромную ванную.

– Не торопись, – говорит Хидео, кивая в сторону ванной. – Когда ты будешь готова, мы продолжим разговор. Хочешь чаю?

«Хорошую чашечку чая после покушения на твою жизнь. Конечно же». Я киваю. Слишком замерзла, чтобы спорить.

– Не откажусь.

Хидео закрывает дверь спальни и оставляет меня одну. Я медленно выдыхаю. Пока что я не очень хорошо справляюсь с задачей убедить его, что он в настоящей опасности. Я вздыхаю и снимаю толстовку, джинсы, белье и аккуратно развешиваю по бортику ванны, чтобы одежда высохла. Отражение в зеркале привлекает взгляд: мой турнирный макияж потек и размазался от дождя, а волосы висят мокрыми цветными сосульками. Неудивительно, что Хидео не прислушивается к моему совету: я выгляжу как городская сумасшедшая. Мой взгляд скользит по ванной комнате. Душ просто огромный, душевая насадка закреплена прямо на потолке. Я поворачиваю кран и даю воде сначала нагреться, а потом ступаю под теплые струи.

Вода смывает некоторые спутанные мысли, и когда я заканчиваю принимать душ, чувствую себя немного спокойнее. Вытираюсь полотенцем и заплетаю мокрые волосы в две небрежные косички, а потом выхожу из ванной.

Там для меня уже подготовлена сухая одежда. Кремово-белый свитер. Свободные пижамные штаны. Я натягиваю свитер; он пахнет Хидео и такой огромный, что свисает практически до колен. Воротник съезжает набок и оголяет одно плечо. Я даже не пытаюсь надеть пижамные штаны: они слишком длинные.

Я подхожу к двери спальни, открываю ее и выглядываю в коридор, чтобы сказать ему, что мне нужно что-то покороче.

А он уже стоит там с чашкой чая в одной руке и поднял другую, чтобы постучать в дверь.

– Эми… – начинает он, когда видит меня. Мы оба замираем.

Хидео моргает. Его взгляд пробегает по свободному белому свитеру на мне, а потом он отводит взгляд.

– Хотел спросить тебя, какой чай ты любишь, – говорит он.

Я чувствую, что мое плечо и ноги слишком обнажены, и мои и без того красные щеки становятся пунцовыми.

Я бормочу:

– Прости, я… я хотела попросить тебя найти, э-э-э, штаны поменьше, – очередная неудачная реплика. – То есть не то чтобы у тебя могут быть штаны моего размера, – рою себе яму все глубже, – то есть те пижамные штаны с меня спадают… – и продолжаю рыть. Я замолкаю, а потом мотаю головой и развожу руками, словно они могут передать смысл моих слов.

Хидео посмеивается. Либо воображение играет со мной очередную шутку, либо его щеки тоже слегка покраснели.

Тут я выхожу из оцепенения и захлопываю дверь прямо перед его носом.

Следует пауза, а потом звучит знакомый голос Хидео:

– Прости, – говорит он, – я найду тебе что-нибудь подходящее. – И я слышу эхо его удаляющихся шагов.

Я иду к кровати, падаю лицом в простыни и издаю стон.

Пару секунд спустя Хидео приоткрывает дверь и машет шортами, не глядя на меня. Я беру их. Они все еще велики, но по крайней мере не спадают.

Я прохожу в холл, а потом в гостиную, где Хидео читает перед потрескивающим камином. Его собака лежит у ног, посапывая. Окна выходят в сад, и слышно постукивание капелек дождя по стеклу. На стенах портреты и книжные полки с редкими изданиями – все аккуратно и красиво расставлены. Также на полках стоят винтажные видеоигры и игровые приставки, как и прототипы, похожие на первые версии очков «НейроЛинк». Некоторые из них размером похожи на кирпичи, но каждое следующее поколение становится все меньше и легче, и в конце концов я вижу первую версию официальных очков на краю полки.

Хидео отрывает взгляд от книги, когда слышит, что я вошла, а потом замечает, что я изучаю полки.

– Мама заботилась о моих первых прототипах «НейроЛинка», – говорит он. – Они с отцом как следует постарались сохранить их.

Его мама – нейроученый, а отец – владелец мастерской по ремонту компьютеров.

– Состояние идеальное, – отвечаю я, с восторгом изучая прототипы.

– Они верят, что у предметов есть души. Чем больше любви ты вкладываешь в них, тем красивее они становятся.

Я улыбаюсь, услышав теплоту в его голосе.

– Они наверняка очень гордятся твоим творением.

Хидео просто пожимает плечами, но ему явно приятны мои слова.

– У тебя в доме нет дополненной реальности, – говорю я, присаживаясь.

Хидео качает головой.

– Мне нравится, когда дом настоящий. Очень легко потеряться в иллюзиях, – отвечает он и кивает на настоящую книгу.

Я остро осознаю, как близко мы друг от друга, чувствую его присутствие кожей.

Я делаю глубокий вдох:

– У тебя есть какие-нибудь потенциальные враги? Кто-то, кто хотел бы так сильно навредить тебе? Может, бывший сотрудник? Или давний деловой партнер?

Хидео отворачивается. Через некоторое время он отвечает:

– Многие не любят Warcross и «НейроЛинк». Не всем нравится новое. Кто-то его боится.

– Тогда иронично, что Ноль его так боится, – говорю я, – но при этом сам использует знания технологий, чтобы попытаться остановить тебя.

– Он, похоже, не из тех, кто задумывается о логике.

– А как насчет Рена? Ты должен его дисквалифицировать незамедлительно. Ясно, что он в этом замешан. Может, он даже причастен к попытке причинить тебе вред. Что если сегодняшний файл предназначался для него? И он каким-то образом отправил сигнал из игры человеку, который пытался на тебя напасть?

Хидео секунду молчит, а потом наконец качает головой:

– Он надежный источник информации и может привести нас к новым зацепкам. Если я уберу его сейчас, Нолю станет очевидно, что мы о нем знаем. Они могут заподозрить тебя.

Я вздыхаю. Если бы только я могла переспорить его.

– Почему ты не хочешь уехать из Токио? Ты сегодня мог погибнуть.

Хидео смотрит на меня. В его глазах отражается пламя камина.

– И показать Нолю, что он выиграл? Нет. Если весь его план нацелен только на меня, то я вздохну с облегчением.

Наш разговор затухает. Я пытаюсь придумать, что сказать, но ничего подходящего не приходит на ум. Так что я просто молчу, продлевая неловкий момент, затем снова перевожу взгляд на полки, а потом на портреты на стенах. Там есть фотографии Хидео в детстве и подростковом возрасте: на одной он помогает отцу в мастерской, на других читает у окна, играет, позирует с медалями на шее, улыбается перед фотокамерами, когда впервые попадает в новости. Любопытно. В детстве у Хидео не было серебристой пряди в волосах или серебра на темных ресницах.

А потом останавливаю взгляд на одной фотографии. На ней запечатлены два мальчика.

– У тебя есть брат? – не думая, говорю я.

Хидео молчит. Сразу же я вспоминаю предупреждение, сделанное перед первой встречей с Хидео. «Мистер Танака никогда не отвечает на вопросы о личных делах его семьи. Я должна попросить вас не упоминать ничего подобного». Я начинаю извиняться, но слова застревают в горле, когда я понимаю, что здесь нечто большее. У Хидео странное выражение лица. Он боится. Я задела старую рану, зияющую пропасть, едва зарубцевавшуюся.

После долгой паузы Хидео опускает глаза и смотрит на покрытые капельками дождя окна.

– У меня был брат, – отвечает он.

«Мистер Танака никогда не отвечает на вопросы о личных делах его семьи». Но он только что ответил, открылся мне, хоть и на мгновение. Я вижу, что эти слова кажутся ему непривычными, ощущаю его дискомфорт, когда он их произносит. Значит ли это, что он никогда не приглашает других к себе домой, где его уязвимость висит прямо на стене? Я наблюдаю за ним, ожидая продолжения. Но он молчит, и я только могу сказать:

– Мне очень жаль.

Хидео избавляет меня от неловкости, наклоняясь к столу.

– Ты говорила, что хочешь чаю, – говорит он, игнорируя мои слова так же, как и в ту ночь, когда я встретилась с ним в штаб-квартире. Момент слабости, которую он только что проявил, прошел, и щиты снова возведены.

«Вот то прошлое, что преследует его», – думаю я, вспоминая разделенную с ним минуту горя, когда я упомянула отца. Что бы ни случилось, он не примирился с этим. Возможно, это даже объясняет его упорный отказ искать безопасное укрытие. Я молча киваю и наблюдаю, как он наливает чашку мне, а потом себе. Он протягивает мне чай, и я держу чашку обеими руками, наслаждаясь теплом и ароматом.

– Хидео, – говорю я мягко, предпринимая еще одну попытку. Я пытаюсь обойти за версту тайну из его прошлого. Мой взгляд задерживается на едва заметных шрамах на костяшках его пальцев. – Я не хочу, чтобы тебе причинили вред. Ты не стоял со мной там, в «Пиратском логове», и не чувствовал зловещее присутствие этого парня. Я еще не знаю, что он задумал, но он явно опасен. Ты не можешь так играть со своей жизнью.

Хидео слегка улыбается:

– Ты проделала такой путь сегодня, чтобы убедить меня покинуть Токио?

Он дразнит меня, и я снова вспыхиваю, раздражаясь на саму себя. Я ставлю чашку на стол и пожимаю плечами.

– Ну, я думала, что смогу это с тобой обсудить только в личном разговоре. И хотела предупредить тебя так, чтобы мои товарищи по команде не слышали.

– Эмика, – говорит он, – не нужно объяснять мне, почему ты сегодня приехала сюда. Я ценю твою заботу. Ты сегодня спасла мою жизнь, знаешь ли.

Что бы я ни собиралась сказать дальше, все вылетает из головы, когда мы встречаемся взглядами. Он тоже ставит чашку на стол и наклоняется ближе ко мне. Это движение посылает дрожь вниз по моему позвоночнику.

– Я рад, что ты здесь.

Я смотрю ему в глаза, пытаясь успокоить сердцебиение:

– Правда?

– Возможно, я слишком хорошо это скрывал.

До этого момента я считала, что сама вкладываю в слова Хидео дополнительный смысл, но сложно неправильно понять это заявление. «Он часто говорит о тебе», – сказал Кенн. Я вздыхаю, но не отодвигаюсь.

– О чем ты? – шепчу я.

Ресницы Хидео опускаются, и есть нечто милое и неуверенное в его взгляде. Он сомневается. А потом делает едва заметный взмах рукой, и перед моими глазами появляется прозрачный экран. «Соединиться с Хидео?» – спрашивает он.

– Позволь мне кое-что показать тебе, – говорит он. – Это новая система коммуникации, над которой я работаю. Безопасный канал связи между нами.

Я секунду смотрю на парящее окошко, а потом принимаю предложение. По краям моего поля зрения вспыхивает голубое свечение.

– Как она работает? – спрашиваю я.

«Пошли мне мысль, Эмика».

Это собственный голос Хидео, мягкий, теплый и глубокий, отдающийся эхом в моей голове. Меня пронзает удивление. Когда я смотрю на него, то понимаю, что он даже не открывал рта и ничего не печатал. Это телепатия с помощью «НейроЛинка», следующий этап эволюции в передаче сообщений, это тайная личная связь между нами. Я поражена новизной, а потом неуверенно посылаю ему свою мысль.

«Ты в моей голове?»

«Только если ты позволишь. Ты можешь отключить нашу связь в любой момент».

Я не могу сдержать улыбку, чувствуя смесь восторга и беспокойства. Прошло почти десять лет с тех пор, как Хидео впервые создал нечто, изменившее мир, но он продолжает менять его дальше.

«Это невероятно».

Хидео улыбается, его мрачное настроение на время рассеивается. «Не думаю, что ты понимаешь, насколько мне нравится твоя компания. Так что я хочу поделиться с тобой секретом».

Внезапно я понимаю, что не только слышу его слова через наш новый «Линк»… но и что-то чувствую. Я – отголосок его эмоций. «Ах», – думаю в ответ, даже не осознавая, что задерживаю дыхание.

Я чувствую в нем желание, сильный, пылающий жар. Ко мне.

«Я хотел поцеловать тебя, – думает Хидео, наклоняясь ближе, – с того момента, как увидел тебя в том белом платье».

С вечеринки в «Саунд Мьюзеум Вижн». Внезапно я очень хорошо осознаю, что мое плечо обнажено. Постоянный поток его эмоций через «Линк» кружит мне голову, и я гадаю, чувствует ли он то же самое с моей стороны, мое быстрое, беспокойное сердцебиение, огонь в моих венах. Скорее всего, да, потому что его улыбка становится шире.

Внезапно я смелею в этом темном освещении и новой связи, в этом разогретом пространстве.

«Ну и?» – спрашиваю я.

«Ну и, – его взгляд скользит к моим губам, – возможно, нам стоит что-то с этим сделать».

Я могу думать лишь о его близости, его темных глазах, его дыхании на моей коже. В его взгляде появляется искра, глаза темнеют от чего-то огненного, ненасытного, от желания.

Он сомневается еще одну бесконечную секунду. А потом его лицо склоняется к моему. Его мягкие губы прижимаются к моим, и, прежде чем я могу это осознать, он целует меня.

Я закрываю глаза. Сначала он нежен, его эмоции сдержанные, как бы проверяющие, одна рука поднимается к моей щеке. Я прижимаюсь к его ладони, показывая, что хочу большего, представляя, что он сделает потом. «Ты чувствуешь, чего я хочу?» – словно в ответ, он издает низкий стон удовольствия. Теперь он еще ближе, прижимает меня к дивану и страстно целует. «Линк» умножает наши чувства на порядок, и я пытаюсь глотнуть воздуха, переполненная жаром его желания, проходящего через нас, и моей собственной ответной страсти к нему. Я чувствую его мысли, чувствую его руки на теле, скользящие по моим обнаженным бедрам. Все мое тело покалывает. Рукой он зарывается мне в волосы и поднимает мое лицо вверх, к нему. Сквозь туман собственных мыслей я понимаю, что обхватила его шею руками и притягиваю к себе, пока каждый миллиметр наших тел не соприкасается. Он кажется таким теплым, мускулы рук и груди твердые под одеждой. Дождь продолжает тихо барабанить по стеклу.

Хидео отодвигается на секунду, его губы прямо над моими. Его дыхание мягкое и учащенное, брови нахмурены, в глазах все еще горит пламя. Его чувства смешиваются с моими, становясь одним целым, и в этот момент он открывается мне: сдержанная, отдаленная и правильная маска исчезает, и я вижу ту его дикую и несерьезную часть, что она скрывала. Я дрожу от бури ощущений, не зная, на чем сосредоточиться, желая испить все и сразу, пытаясь найти идеальные слова.

«Окей, – наконец выдыхаю я, – ты определенно хорошо это скрывал».

На его губах снова загадочная улыбка. «Я все исправлю», – шепчет он мне на ухо, а потом снова целует меня. Я игриво прикусываю его нижнюю губу. Хидео издает удивленный стон и, оставив мои губы, целует подбородок. Его губы двигаются дальше к шее, и по моей спине бегут мурашки. Его теплая рука скользнула под мой свитер и гладит меня по голой спине, проводя по позвоночнику. Я чувствую шершавые мозоли на его ладонях своей кожей. Миллионы мыслей пролетают в голове. Я изгибаюсь, прижимаясь к нему. Как в тумане, я понимаю, что уже лежу на диване, головой на подлокотнике, а Хидео навис надо мной, прижимая меня своим телом. Его губы двигаются от моей шеи к ключицам, целуют татуировку, голое плечо.

А потом игла незнакомых эмоций пронзает нашу бушующую бурю – его беспокойство. К моему разочарованию, Хидео оставляет один последний поцелуй на моей коже. Он вздыхает, шепчет какое-то проклятье у моего уха, а потом отодвигается. Внезапно мне становится холодно. У меня все еще кружится голова после произошедшего. Я медленно поднимаюсь на локтях и смотрю на него. Он помогает мне сесть и не отнимает рук еще несколько мгновений. «Линк» между нами успокаивается, дрожа, пока поток эмоций снова не становится ровным и тихим.

– Я втягиваю тебя в большее, чем то, на что ты подписывалась, – наконец говорит он.

Я хмурюсь, все еще не в силах отдышаться.

– Ну, я не жалуюсь, – я наклоняюсь к нему. – Я найду Ноля. И выполню свою часть договора.

Он смотрит на меня, а потом качает головой и улыбается. Щит, постоянно скрывающий его, сейчас опущен, и я вижу его настоящего. Он хочет мне что-то сказать. Я вижу борьбу на его лице.

– Я больше не буду тебя сегодня задерживать, – говорит он. Его сердце снова прячется за щитом. – Твои товарищи по команде хотят отпраздновать с тобой.

И тут он разъединяет нашу связь через «Линк». Внезапное отсутствие потока его эмоций и эха его голоса в моей голове заставляет меня чувствовать пустоту. Маленькая кнопочка остается в углу моего поля зрения, я могу нажать на нее, чтобы снова с ним связаться.

Я пытаюсь кивнуть так, чтобы он не увидел разочарования на моем лице.

– Точно, – бормочу я. – Праздновать. Мне лучше вернуться.

Он целует меня в щеку.

– Поговорим завтра, – говорит он. Но даже когда он отодвигается, я знаю, что все между нами изменилось навсегда.

Я киваю, словно во сне, словно не могу отказаться от этого наркотика:

– Хорошо.