Глава 20
«Синие» не поехали за нами. И Морок, похоже, уважил боль и потерю Дантри и оставил нас в покое. Пара скучных дней, и мы увидели стены Валенграда. Крикливые багрово-красные буквы на цитадели объявляли: «Мужество». И мы ехали к ним в настороженном молчании. Дантри наконец перестал всхлипывать. Смерть слуги подействовала на него с неожиданной силой. Может, под маской лоска и манер еще остался человек.
– Надо ехать прямо к моей сестре, – объявил граф.
Он пытался держаться в седле прямо и гордо. Получалось не очень.
– Сразу нельзя, – посоветовал я. – Цирюльник, ванная, портной. Если хотите действовать графским авторитетом, надо выглядеть графом.
Дантри задумался над моим советом, скребя русую поросль на щеках.
– Ты выглядишь дерьмовато, – поспешила на помощь Ненн.
Дантри подергал за грязный, засаленный рукав своей рубашки и в конце концов согласился.
– Но сначала банк, потом баня, – предупредил он. – Нужно раздобыть денег. Думаю, банк выдаст мне кредит под залог земель. Страшно подумать, где теперь томится Бет.
Когда мы въехали в туннель ворот Валенграда, в моей груди шевельнулось чужое: серебристо, гибко, по-змеиному.
– Добро пожаловать домой, – прошелестел в рассудке скрипучий шепоток.
Мой взгляд, помимо воли, повернулся к серокожему ребенку, одному из созданий Саравора, поджидавшему в закоулке. Мальчишка убедился в том, что я его заметил, и скользнул в сумрак.
– Драджей видали? – спросил лейтенант у ворот.
– Там – нет. Есть новости с севера?
– Плохие, – ответил он. – Драджи приближаются. Железный Козел отправил половину нашего контингента на Три-Шесть.
Я сказал лейтенанту спасибо и отправился восвояси. Без половины населения город казался вымершим.
Мы оставили бронзовые инструменты графа в моей квартире. Я обдумал и отбросил идею немедля ехать к Эроно и объявить о своем присутствии. Ведь она бросила в беде Танза, чтобы не рисковать своим положением, а после событий в форте я совсем растерялся. Эроно – герой. Кроме Венцера, ни у кого в Пограничье нет таких заслуг и такой карьеры. Но ведь кто-то послал Станнарда убивать. А кому предан этот ублюдок, сомнений нет.
Я думал об этом и так и этак – но ничего связного не придумал.
В квартире я скинул доспехи и подхватил мешочек лакрицы. Твердая сухая гадость. Но дрожь Морока уже подступает. Кожа стала липкой, заболело нёбо. Мы пожевали лакрицу, заглянули в таверну, изрядно выпили пива и поели горячего: тушеных свежих овощей в мясном соусе с ломтями пышного мягкого хлеба. Простая еда, но после недели солонины и бобов я уписал свое за минуты. А пиво помогло этому улечься в желудке. Нет ничего лучше пива, чтобы сбить дрожь.
Я услал Ненн с Тнотой домой, а сам пошел с графом в банк. Я предложил Дантри свою чистую рубашку, но все мои были безнадежно велики для его тощего тела. Себя я щедро полил духами и прихорошился, но эффект Морока не скроешь под новым жилетом и брюками. Мы еще неделю будет выглядеть как черт-те что. Я надел перевязь с мечом. Мои нервы разыгрались настолько, что я прицепил к поясу и кулачный щит. Что ж, когда я взял деньги Эзабет, ее война стала моей. А воевать я люблю хорошо подготовленным. Движимый этой мыслью, я вдобавок спрятал еще и пару пистолетов под жилет.
Когда Дантри показал свое кольцо, нас впустили в банк, но на этом удача иссякла. Управляющий по кредитам безрадостно посмотрел на нас, и я отчаянно попытался прикинуться слугой. Ведь какой граф без свиты? Управляющий вспомнил Дантри, но спокойней не сделался. Конечно, иногда люди вблизи меня очень нервничают, и я их за то не виню. Но теперь дело было не во мне.
– Что значит «исчерпан»? – спросил граф. – У меня немалые владения вблизи Херайнграда! Вы не можете отказать мне в кредите!
– Граф Танза, мне очень жаль, – посетовал управляющий. – У меня указ из главного управления.
Управляющий показал графу лист бумаги. Я заглянул через плечо. Там и в самом деле значилось, что семье Танза не должно предоставлять кредит до тех пор, пока не будут разъяснены некоторые не упомянутые в письме обстоятельства. Дантри оскорбился, заспорил. Управляющий лишь беспомощно развел руками.
– Мой господин, извините, я могу всего лишь написать в управление. Может, они допустили ошибку? Но здесь и сейчас, как видите, не в моей власти дать вам кредит.
– Ваш банк больше не работает с моей семьей, – свирепо объявил граф. – Мы вели дела полсотни лет, и вдруг со мной обращаются как с мошенником из подворотни! Вы больше не увидите ни единой нашей монеты, по крайней мере, пока я жив. Всего хорошего!
Мы картинно и очень аристократично покинули банк, перешли улицу и пошли в следующий. А потом в следующий. В четвертый раз мы на то же самое письмо глядеть не стали.
– Я не могу понять, – пожаловался Дантри. – Неужели всего за неделю моего отсутствия дела в поместьях так испортились? Невозможно!
– Да, невозможно, – подтвердил я. – Я снимал деньги с вашего счета перед отъездом в Морок. Кто-то просто закрыл вам счета.
– Но кто?
– В городе Валенграде есть только трое с подобной властью над банками: маршал, княгиня Эроно и князь Аденауэр. Хотя Орден инженеров эфира тоже может, если постарается. Наверняка это аварийный план на случай, если не удастся прикончить вас в Мороке. Но чего же, черт побери, они желают добиться? Мать честная, мы же все на одной стороне! Если бы они хотели заткнуть вашу сестру, то попросту повесили бы ее. Ведь они уже показали, что могут убивать. Какая бессмыслица.
Я подумывал над тем, чтобы употребить письмо Эроно и выдавить деньги из банка, но вряд ли тамошние клерки поддадутся на что-нибудь без официальной печати городских властей. А моя черная железная печать, увы, уже давно потеряла всякое уважение у банков. Мне кредит уж точно не дадут.
Пусть нет кредита, предприимчивый человек всегда отыщет средства. Мы пошли в Стойла, нашли приличный ломбард и взяли залог на четверть стоимости двух колец Дантри. Он прямо побелел от возмущения при мысли о том, что нам предложили настолько убогую сумму, но ее хватило на то, чтобы помыться, побриться и одеть Дантри по последнему писку моды. Парень улыбался как пьяный, глядя на кружева. Пришлось напомнить, что мы спешим по делам. И вот тогда наконец до меня дошло то, что вернуть Эзабет будет очень непросто. Тот, кто послал Станнарда убить Дантри, уж наверняка постарался как следует закрыть Эзабет.
Станнард действовал не по собственному почину. Может, он уже с меткой, прельстился чарами «невесты» или обещаниями сектантов? Нет, очень уж он мелкая сошка. Его рука держала нож, но кто стоял за двигавшей его волей? Выходит, самый вероятный враг – графиня Эроно. Но это же вовсе нелепо! Она презирает драджей. Они поймали, изувечили ее, вырвали глаз. Она привела меня к «невесте». Эроно ничего не выиграет, вредя Пограничью или своей родне. Но единственный, кто, кроме нее, мог послать Станнарда в Морок, – маршал. Мы с ним грызлись не раз, но я любил старика. Не может быть, чтобы графиня или маршал.
Я потер глаза. Да уж, проблемы. Лично я предпочитаю задачки попроще: те, которые можно разрешить хорошим пушечным залпом.
Толстая баба, начальница Мод, посмотрела на нас так, будто давно ждала. Она заранее напялила балахон святых сестер, а рядом с ней торчало полдюжины подручных: все сплошь молодые здоровяки с неприятным взглядом. Они обычно не носят дубинок. Но теперь все были с дубьем.
Похоже, мы всюду опаздываем.
– Добрый день, святая сестра, – вежливо поприветствовал граф. – Я хотел бы видеть мою сестру, Эзабет Танза. Пожалуйста, немедленно проводите меня к ней.
– Мой господин, боюсь, это невозможно, – сообщила матрона.
– Святая сестра, вы знаете, кто я? – прищурившись, тихо и холодно осведомился граф.
– Граф Танза, я знаю. Но состояние вашей сестры крайне сложное. Нам пришлось переместить ее на нижние уровни, чтобы не дать повредить себе.
– Вы сунули ее в погреб? – процедил я.
Люди с дубинками вздрогнули и сурово уставились на меня, пытаясь угрожающе выглядеть. Получилось не очень убедительно.
– Ее состояние ухудшилось, она совсем потеряла рассудок, – сказала матрона. – Она пускала слюни, жевала балдахин, пыталась заколдовать служителей. Сэр, ей совсем плохо. Ради ее безопасности и безопасности других пациентов нам пришлось отправить ее вниз.
– Я требую немедленно проводить меня к ней! – воскликнул побелевший граф.
Бедняга заглотал наживку и крючок с ней. Я же не поверил ни единому слову.
– Простите, мой господин, но после бегства последнего побывавшего здесь «спиннера» нам приказано не допускать никого, кроме наших замечательных врачей. Это вопрос безопасности. Бегство Малдона принесло столько вреда, что теперь все инструкции по обращению со «спиннерами» мы получаем прямо из цитадели.
– От маршала? – рявкнул я.
– Из Управления городской безопасности. Но да, оно под началом маршала.
– Когда я приходил сюда неделю назад, Эзабет еще не была в подвале, – указал я.
– Ее состояние ухудшилось очень быстро, – сказала толстуха.
В ее голосе слышалось сожаление, но я не покупаюсь на такой дешевый развод. Я чую ложь так же отчетливо, как выходящую из наших пор грязь Морока. Мои руки начали трястись, пришлось ухватиться за пояс.
– Это безобразие! – закричал Дантри.
Я ухватил его под локоть и вывел из Мод. Бессмысленно спорить и кричать, когда не можешь добиться своего. Многие не понимают этого. Они кричат и бушуют, чтобы потом с чистой совестью заявить: мол, они сделали все возможное. Если бы в Мод не ожидали ссоры и драки, не собрали бы типов с дубьем.
Честно говоря, выйдя наружу, я чуть не рычал от злости. Конечно, я мог бы расшвырять ублюдков, выместить раздражение на них, вышибить дверь камеры и явиться принцем на белом коне. Но зачем? Наша цель – добраться до ядра Машины. Преступникам и беглецам это существенно труднее. Прежде чем заниматься импровизациями, лучше испробовать все официальные пути. Пока возможно, надо играть по чужим правилам.
– Осталось только одно место, – заключил я. – Цитадель. Надо взять прямо за горло.
– А если именно цитадель и против нас? – усомнился Дантри. – Нас могут просто посадить под замок. Или даже застрелить!
– Значит, мы умрем немного раньше, только и всего. Если нас продал сам Железный Козел, тогда все уже утонуло в дерьме.
И мы пошли в цитадель.
Ха, надо же, какой сюрприз. Мать их, административная ерунда на каждом шагу. Я-то не в тех чинах, чтобы требовать аудиенции с маршалом, а Дантри – не в армии и не имеет формальных прав. Конечно, голубая кровь у нас значит многое, но перед маршалом она как плевок на полу. Маршалу границы Венцеру кланяются князья. Они понимают, кому обязаны сиюминутным выживанием. Но я очень доходчиво объяснил, что нам нужно видеть кого-нибудь из Управления городской безопасности. Я сопроводил объяснение своей лучшей кривой ухмылкой, наводящей на мысли об убийствах и психопатах. Обычно после нее люди старались поскорее ублажить меня, либо, по крайней мере, убраться подальше. Клерк засеменил прочь, пообещав отыскать начальство.
– Похоже, и здесь тупик, – заметил Дантри, когда мы сидели и ожидали в приятно обставленной приемной.
На стенах висели дешевые, пропахшие табачной вонью гобелены. Раздражающе жужжала и мигала лампа.
– Конечно, лучше, если бы здесь была Эзабет, а не я. Я, само собой, понимаю, что только так оно и могло получиться, но просто она намного решительней меня. Она бы знала, что делать. В любой переделке.
– Вправду? – сказал я.
Он вяло улыбнулся. Похоже, дрожь Морока уже вошла в полную силу. У парня тряслись руки на подлокотниках.
Мы прождали час, потом пошли жаловаться на несерьезность такого обращения с графом. Через сорок минут мы пожаловались снова. Я заподозрил, что где-то в комнате неподалеку сидит начальство и отчаянно решает, что же с нами делать. Стрелка часов добралась до пяти, и тогда к нам наконец явился клерк. До нас хочет снизойти сам Хайнрих Аденауэр, старший советник Управления городской безопасности.
– Княжеская кровь? – спросил я.
– Если не ошибаюсь, это внебрачный сын, – пояснил граф. – Я не имел удовольствия встретиться с ним. Но уверен, он поможет нам.
– Думаете, если у кого-то голубая кровь, то он обязательно бросится спасать нас? Что-то сомневаюсь.
– В чем бы ни обвиняли Эзабет, Хайнрих и я – потомки старых родов. Первейшей знати. Среди нас есть свой кодекс чести. Хотя мы можем ссориться из-за должностей и денег, всегда подразумевается, что в личных делах мы помогаем друг другу.
– А-а, это чтобы без помех вести гребаную жизнь без забот и бед?
– Капитан, мне не нравится ваш тон. Вы не выказываете уважения ко мне. Я из древнего рода. Я граф.
Он запнулся. Наверное, вовремя одумался и не стал требовать, чтобы я титуловал его. Я-то еще нужен ему, так что пришлось обуздать раненую гордыню.
Клерк объявил о приходе Хайнриха Аденауэра. Тот оказался сухим и тощим до такой степени, будто питался сплошь благородными ароматами, считая само помещение еды в рот оскорблением вкуса. Похоже, несмотря на абсурдно крикливое придворное облачение, он не намного моложе Дантри. Да, нынешняя мода впечатляет: огромный гульфик, шляпа вышита драгоценными камнями, ткань дублета прямо вопит о своей цене. Единственная часть костюма, пригодная для жизни, – рапира. Простая сталь, чашка гарды вся в царапинах от частого употребления. Маленькие крысьи глазки прямо горят от возбуждения, тонкое личико обрамлено черными кудрями. Знавал я приятных в общении уродов, знавал и ублюдочных красавцев. В последнюю категорию благородный Хайнрих уж точно не попадает и вряд когда-либо угодит в первую. Он привел с собой и разряженную благородную парочку: девицу в красном шелковом платье и высоких сапогах, мужчину в коричневом кожаном жилете. А-а, я знаю таких: профессиональные прилипалы, добровольная свита. Омела придворного света.
– Граф Танза, мне так жаль, что вам пришлось ждать, – заявил Хайнрих, прямо источая лживость.
Я сразу понял, что разговор пойдет скверно – еще до его начала мне пришлось напомнить себе, что нельзя увечить знатного ублюдка. Надо отдать должное Дантри. Он начал без обиняков, ясно и спокойно описал положение дел и дал понять, что имеет полное право стать опекуном сестры.
– Вдобавок содержание моей сестры – финансовое бремя для цитадели, – добавил граф.
Удачный ход. Указать прямой путь к кошельку – разумный путь к успеху переговоров.
– Увезти мою сестру в поместье, думаю, будет наилучшим выходом для всех нас. Понятно, что жизнь в Пограничье – не для нее.
– А, ну да, конечно, – изрек Хайнрих. – Но, милый граф, если бы все было так просто. Боюсь, риск слишком велик. Но я понимаю ваше положение, как же не понимать.
Его слова просто истекали издевкой. Он будто объяснял маленькому ребенку. Дантри был знатней и выше незаконного сына Аденауэра, тот знал это – и нагло дерзил.
– Да, нынче тяжелые времена. Я знаю, у вас проблемы с банками. Очень сочувствую. Правда. Но пока леди Танза лучше сидеть там, где она не может проявлять себя, э-э, так неприлично. Это будет наилучшим выходом для всех нас, не правда ли?
– Нет, сэр, я серьезно считаю, что это не будет наилучшим выходом, – очень холодно и отчетливо выговорил Дантри. – Я считаю это оскорблением моему дому и моей чести. Моя сестра заключена, словно уличный вор. Ее хотя б судили?
– Мой любезный сэр, ну какой тут суд? Да женщина настолько не в себе…
Хайнрих замялся в поисках слов, подходящих его элегантности. Он не то чтобы очевидно глумился – но и не старался скрыть презрение. Он хотел оскорбить Дантри, но боялся высказаться прямо в лицо. Хайнрих кашлянул в ладонь и растянул губы в кривой ленивой ухмылке.
– В общем, вы понимаете. Она совершенно безумна.
Дантри не понимал, что его водят за нос. Граф покраснел как закат.
– Сэр, ваши слова можно принять за оскорбление.
– Поговорите лучше с тем, кто не такой совершенный засранец, – предложил я.
– Придержи язык! – прошипел Хайнрих, и в его глазах вспыхнула настоящая искренняя ярость. – Я прикажу – и тебя выпорют!
Конечно, княжеский ублюдок – это немало. Но он не представляет, с кем говорит. Я для него графский слуга, а не «Черное крыло». И пока я не хотел просвещать бастарда. Пара прилипал самодовольно заулыбалась, что-то прочирикала. Конечно, удовольствие знать, что незнакомого человека могут выпороть. Жизнь течет в нужную сторону, все отлично и весело. Я не обратил на дуралеев внимания.
– Сэр, вам лучше придержать свой язык, – посоветовал Дантри. – Клянусь духом милосердия, таким поведением вы позорите своего отца! Я пришел сюда попросить помощи в спасении благородной дамы от унизительного жестокого мучения, чтобы дать ей заботу и уход, приличествующий ее положению. Ваша честь как джентльмена должна обязать вас помочь мне.
Хайнрих Аденауэр долго молча глядел на графа. Затем бастард полез в дублет, вытащил позолоченные часы, проверил время, подышал на стекло, повозил часы по дублету и вернул в карман. Прилипалы не отрывали от ублюдка глаз. А тот принялся рассматривать свои ногти.
– …Граф Танза, я не хотел говорить вам. Но, похоже, у меня нет выбора. Ваша сестра предлагала себя всем и каждому работнику Мод, выставляя свои оголенные женские части и настаивая, чтобы ее трахали по очереди. Она наклонялась, выставляя оголенную заднюю часть…
Мне не хотелось останавливать графа. Меня бы порадовал звучный шлепок графской ладони по лицу ублюдка. Но я видел, к чему все идет, и успел поймать руку Дантри. Хайнрих сощурился. Он выглядел почти разочарованным.
Пришла стража, чтобы проводить нас наружу. Встреча закончилась.
Потом мы стояли снаружи и курили сигары. Дантри тянул жадно, быстро, стараясь успокоиться.
– Он вас провоцировал, – заметил я.
– Мне не следовало выходить из себя, – смущенно признался граф. – Но его грубость непереносима. Наглая мелкая сволочь! Я всажу фут стали в его глотку и отправлю в ад!
– Хотя я бы с удовольствием посмотрел на дуэль, она не вытащит вашу сестру из Мод, – указал я.
Дантри заходил взад-вперед по улице, бормоча проклятия и тыча в воздух. Я не мешал. Надо выпустить пар. Хорошо, что я вовремя схватил его за руку. Мне как-то случалось драться на дуэли. Я выиграл, но лучше от того не стало.
Наконец Дантри смахнул свою нелепую шевелюру с глаз, подошел ко мне, плюхнулся рядом на ступеньку.
– Как вы думаете, есть хоть какая-то вероятность того, что она и вправду… ну, в общем…
– Я вам зубы выбью за подобную чушь, – пообещал я. – Как можно верить? Вас же очевидно вели за нос. Бастард хотел, чтобы вы ударили его. Он даже привел свидетелей надежности ради, хотя хватило бы и отпечатка ладони на лице. А-а, святые духи, кто-то там очень не хочет, чтобы ваша сестра вышла наружу.
– Но кто? – беспомощно спросил Дантри.
Он выглядел совсем больным. Последствия Морока и страх за сестру доламывали его.
– Но ведь все, что мы делали с сестрой, – ради Союза. Для пользы всех нас. Мы же пытаемся защитить Дортмарк. Разве они не видят?
Я стряхнул пепел с сигары. Черт, как трясется рука. Срочно нужен новый мешок лакрицы. А лучше новая жизнь где-нибудь подальше отсюда. Но куда денешься, пока Эзабет торчит в подвале?
– Дело в том, что выяснила Эзабет. Они не хотят огласки, – сказал я и подумал, что они-то не хотят, а вот Воронья Лапа наверняка хочет.
Он послал меня за ней на Двенадцатую, а теперь велит мне вытащить из ямы, которую Эзабет сама же себе и выкопала. А ведь она – создание света. Жутко и подумать, как она там, одна в темноте. Такое любую женщину сведет с ума.
Надо спешить.