Глава 19

Ночь в Мороке.

Я вырос среди оливковых рощ и виноградников в поместье отца. Там никогда не смолкали цикады, и ночь полнилась звуком и жизнью. Я не скучал по стрекоту цикад в городе, но здесь, в глухомани, я затосковал по ним. В Мороке есть насекомые: черные жуки с твердым панцирем, ядовитые краснобрюхие пауки, порхающие твари, сосущие кровь. Все они молчаливы. Но небо, казалось, ночью охотнее изливало свою боль. Причитания неслись сквозь трещины в реальности и мешались с сухим шелестом ветра. Я стоял на краю кратера и методично, тщательно посасывал толстую сигару, время от времени отхлебывая из карманной фляжки – увы, почти уже пустой. Дантри с Глостом возились с бронзовыми инструментами у самого края.

– Последнее? – осведомился я, когда Дантри принялся юстировать оптику.

– Нет. Еще одно после этого, – ответил граф.

Старый слуга выглядел донельзя измотанным. Дантри, кажется, того не замечал. Он не слишком походил на свою сестру. Ее-то и в лучшее время было трудно выносить. А он, хоть и голубых кровей, но вовсе не плох. Роднила его с сестрой только всепоглощающая страсть к работе.

Я подошел, сдвинул сигару в угол рта и предложил фляжку Глосту.

– Сэр, спасибо, но пока я на работе – нет, – робко выговорил он.

Да, жизнь на коленях делает такое с людьми. Чертовски глупо отказываться от дармовой выпивки, а уж втрое глупее – когда ты в Мороке.

– Почему б вам не отправиться в форт и не отдохнуть? – поинтересовался я. – Я могу сам помочь с прибором.

В лице старика мелькнула радость. Но его хозяин даже не оторвал взгляд от прибора.

– Капитан, работа тонкая, а Глост – специалист, – пояснил граф.

– Не беспокойтесь, мои пальцы деликатнее, чем выглядят, – сказал я, приглядываясь к прибору. – Кстати, вы не скорректировали нижние линзы, чтобы учесть изолированность Риоки. У вас все засветится красным.

Дантри поглядел на меня, хмурясь, затем осмотрел аппарат.

– О боги, вы правы! Капитан, я и не думал, что вы – лунарист.

– Я и не лунарист. Просто мне довелось повозиться пару раз с подобным устройством.

Наконец, убедившись в моей компетентности, Дантри позволил слуге уйти.

– Как же вам случилось изучать небо? – осведомился граф, подхватывая толстую тетрадь в кожаном переплете.

Дантри принялся расчерчивать таблицу: движения быстрые, точные. Страницу заполнили тонкие закорючки чисел.

– Я не изучал. Мне случилось подхватить кое-что там и сям.

– Ну конечно, вы же учились в Леннисградском университете, – заметил Дантри.

– Откуда вы знаете? – хмурясь, спросил я.

Дантри покраснел – а может, не более чем свет Риоки заиграл на щеках.

– Просто догадка, – неубедительно солгал он.

Я решил, что лучше сменить тему. Мое прошлое – словно жестокая, вовсе не мудрая, злая старуха, и для всех лучше, если бы она поскорее оказалась в могиле. Повернуть разговор легче легкого – Дантри обожал говорить про свою работу.

– Что вы с сестрой пытаетесь выяснить? – спросил я.

– Глек Малдон хотел лучше понять это место. Он думал, это поможет ему в исследовании. Я вызвался помочь.

– Мне кажется, это не самое благоразумное решение.

– Вы же знаете о парадоксе Песнобега? – спросил он.

– Чем больше сжигаешь фоса, тем больше нужно поглотить отдачи. В конце концов энергия отдачи превышает изначально отданную, и для поглощения отдачи нужен резервуар бесконечной вместимости. Парадокс Песнобега позволяет обойти проблему, используя отдачу как источник энергии и не поглощая ее. Как-то так.

– А-а, вы и в самом деле сведущий человек, – счастливо объявил Дантри. – Ну хорошо, капитан, скажите, что вы видите перед собой?

Перед нами лежала серебристо-серая чаша пустоты. Кратер Холода. А в нем – лишь пустота. О чем я и сказал.

– Что же создало кратер? – подсказал Дантри.

– Здесь умер Холод.

– Да, – подтвердил граф. – Больше двухсот лет назад он возглавил отчаянную атаку на дхьяранскую орду, задержал ее и позволил своим людям спастись. За это он заплатил жизнью… Что не так?

Судя по лицу графа, ему не очень понравилась моя ухмылка.

– Этому вас учат в Хейренмарке? – риторически спросил я. – Не так оно было. Совсем. Вам бы стоило послушать здешних ветеранов. Они уж точно расскажут то, чему не учат в университетах. Холод был Безымянным, а не каким-то бесшабашным усатым кавалеристом, понесшимся сломя голову на погибель. Он был высокомерный, заносчивый, гребаный болван, загнавший себя в ловушку. Он командовал четырьмя тысячами конных рыцарей – Орденом открытых дверей. Беда с Холодом случилась еще в самом начале войны, задолго до Морока. Разведчики донесли, что поблизости встала лагерем тысяча дхьяранского ополчения, и Холод, не дожидаясь прочих Безымянных, пошел на дело сам. Но там оказалась не тысяча, а десять, и с четырьмя Глубинными королями. Холод попался. Короли перебили его людей, сплели сеть душ и затем сломили его. Короли проламывались сквозь его защиту три дня. Но проломались. А когда они убили его, остался кратер.

– Однако в военной академии его достижения известны куда более, чем неудачи, – хмурясь, заметил Дантри.

– Он был Безымянным. Тогда мы не могли себе позволить потерять его. И, черт возьми, нам совсем худо без него сейчас. Короли как-то сумели добраться до Песнобега и, похоже, вышибли Мелкую Могилу и Нолла.

– Да, – тихо подтвердил Дантри. – И потому мы здесь. Нолла нет с нами, запустить Машину некому, и мы не знаем, можно ли активировать машину, не разрушив все вокруг, конечно, если ее вообще можно активировать. Нам выпало жить в скверное время, раз наша единственная надежда – непонятное чудовище. Машина – не подарок духа милосердия. Машина – орудие жуткого разрушения. Страшнее и злее творения не бывало.

Я пожал плечами. Симпатии к драджам я не ощущал. Если бы у меня была сотня Машин, я б тут же спустил их все на империю, а после бы прикурил от ее углей.

Дантри повернул небольшой циферблат, прищурился, глядя на сочащийся сквозь линзы свет, образовавший сложный узор на бронзовой пластине, исчерченной линиями и окружностями, сделал заметку в толстой тетради, затем снова посмотрел на небо.

– Так отчего мы здесь? – напомнил я.

– Когда умирал Песнобег и прочие Безымянные, не было детонации, – указал граф. – Если бы была, мы бы узнали. По кратерам.

– Наверное же.

– А куда они подевались? После смерти Холода мощно выплеснулась энергия, крупнейшая отдача нашего времени. Конечно, не фос. Магия Безымянных из другого источника. Чем бы он ни был, по прикидкам Эзабет, отдача должна быть сравнима с обычной от фоса. Эзабет полагала, что запас энергии Безымянных образуется сходно с тем, как энергия запасается при плетении света. Глек Малдон приезжал сюда. Он полагал, что свет ведет себя странно вблизи кратера, и это следует изучить.

Граф встал, потянулся.

– Пойдемте, мне нужно снять показания с последнего треножника.

Я подхватил алебарду, сел на коня и поехал вдоль края. Песок на дне отсвечивал гладким, мягким серебром, навевал мысли о магии, отравившей, исказившей, расколовшей мир. Даже Сердце пустоты не смогло сдвинуть могилу Безымянного. Даже для чудовищного оружия рана в земле оказалась слишком глубокой. Насколько же ничтожными и бессмысленными мы должны казаться великим колдунам? Мы для них – пыль.

– Капитан, отчего вы сделались таким? – спросил Дантри.

– Пришлось, вот и сделался.

Он нахмурился, очевидно решая, сказать или нет.

– Давайте уже выкладывайте начистоту, – заметил я.

Но он решил сменить тему.

– Спасибо за то, что помогли нам. И в особенности за сестру. С ней трудно временами.

– Мне платят, и это главное, – сказал я.

И не соврал. Ну, почти.

– Конечно, – сухо согласился Дантри.

Он гордо выпрямился в седле и деловито сообщил:

– Наши финансы уже не те, что раньше, но я позабочусь о том, чтобы мы когда-нибудь смогли заплатить вам за помощь.

Мы подъехали к приборам. Я осмотрелся, убедился в том, что мы здесь одни. Ночь спокойная, только временами плач неба мешается с шелестом ветра.

– Честно говоря, я не стану скучать по этому месту, – задумчиво выговорил Дантри, возясь с прибором. – Иногда кажется, будто душит сам воздух. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Понимаю. После возвращения вас будет трясти неделю. А может, и дольше. Зависит от того, сколько времени вы впитывали здешнюю отраву.

– Сегодня в форт прибыл обоз с припасами, – сообщил граф.

Да, я днем видел, как они подъезжали. Возможно, те самые всадники, которых заметила Ненн. И угораздило же меня не свериться с графиком транспортов.

– Знаете, что они привезли? – спросил Дантри.

– Надо думать, запасные фильтры для экстракторов влаги. И пайки: солонину, сухари. Может, если уж очень повезло, немного водки.

– Нет. Они привезли бобы. Кучу мешков с бобами.

Он недоуменно покачал головой:

– Столько опасностей в Мороке: и твари, и магия, и внезапно раскрывающиеся под ногами трещины. Люди все это прошли, рискуя на каждом шагу, и ради чего? Ради бобов? Какая чепуха! Война, страдания, ужас. Все это – безумие, противоестественное, ядовитое. С ним нужно покончить.

– Кончится оно само. И финала только два, – заметил я, поправляя линзы.

Дантри глянул, вернул их на место и не стал упрекать меня за ошибку.

– Наверное, в одном из них мы все превращаемся в драджей?

– В обоих, – уточнил я. – Разница лишь в том, произойдет это в наше время или после нашей смерти. Не стоит заблуждаться. Рано или поздно Глубинные короли обязательно выиграют. Их семеро, а у нас осталось лишь двое Безымянных. Глубинные короли уже выиграли. Они всего лишь ожидают, пока падет наша последняя защита. Если ты – бессмертный бог, какой смысл торопиться и рисковать? У них впереди вечность. Они уже попробовали проломиться, и Воронья Лапа спустил на них Сердце пустоты.

– А что такое это Сердце?

– Ни малейшего понятия, – искренне ответил я.

– Если их били раньше, их можно побить и снова! – с мальчишеским пылом воскликнул Дантри. – Ведь кто-то же в древние времена сумел заточить королей на дне океана.

– А теперь Воронья Лапа обезумел, – пожав плечами, заметил я. – Леди Волн не желает покидать свой остров. К тому же она нужна именно там, иначе драджи наделают кораблей и придут морем. Мы все просто отыгрываем время, надеясь, что успеем состариться и умереть без королевской печати на теле.

Дантри вздрогнул и снова уставился в прибор.

Мы закончили и направились к сомнительным удобствам форта. На сторожевой вышке сидел часовой с тяжелым арбалетом на коленях. Часовой закричал, веля назвать пароль. Я посоветовал часовому заняться любовью с самим собой. Тот захохотал и велел открывать ворота.

Ненн с Тнотой резались в шашки с парой солдат, вконец отощавшим парнем и чуть лучше выглядящей женщиной. Играть было особенно не на что. Кто потащит деньги в Морок? Играли на пряжки, порции виски, вахты и наряды, чашки сухих бобов. Похоже, Ненн выигрывала. Перед ней лежала горка хлама.

– Поднимаю, – сказал солдат.

Лицом он походил на умирающего от голода мула. Он отцепил серьгу, дешевый кусок олова, но все же лучше, чем ничего. Женщина тоже подняла. Ненн пожертвовала две шашки, чтобы не платить. Тнота посмотрел на доску, затем на меня. Играл он на удивление скверно, но то ли улыбалась удача, то ли противники допустили серьезные просчеты, и в его позиции за два хода достигался выигрыш над всеми тремя оппонентами. Скорее всего, Тнота и Ненн сговорились, решив поделить выигрыш. Да, такие вот они засранцы. Тнота ухмыльнулся, угадав мои мысли, и добавил в банк пару засушенных дорожных сухарей.

Второй ход Тнота запорол, но выправился на четвертом и гордо сгреб добычу. Солдаты кисло кривились.

Дантри околачивался неподалеку. Женщина оторвала взгляд от доски и, похоже, только сейчас заметила графа. Женщины обычно меняются, когда вдруг видят объект своих симпатий. Я сотни раз наблюдал, как уличные девки и метрессы в тавернах изображают это при виде клиента. Словно в задницу прыснули холодной водой: сразу спинка ровная, глазки блещут. Женщина улыбнулась благородному графу. Может, из-за его нелепых соломенных кудрей или из-за смазливого личика. Ну да, Дантри из тех, кого женщины провожают взглядом.

– Присоединяйтесь к нам. Сыграйте, – предложила она.

– Но я не знаю правил, – признался он.

Неудивительно. Шашки – не самая аристократическая игра.

– Я вам покажу, – пообещала она и дерзко похлопала по земле рядом с собой.

Дантри немного поколебался: садиться или нет. Все-таки голая земля, грязь. Но женщина молода и симпатична, а в соревновании между грязью и симпатичной молодостью последняя почти всегда выигрывает.

– Капитан, хотите? – предложила Ненн и так же похлопала по земле рядом с собой.

Я отклонил приглашение.

– Я помогу отвезти и упаковать, – предложил я, кивая в сторону навьюченных на лошадь приборов.

Граф поблагодарил, и я отправился к его апартаментам. Если можно так назвать, конечно, четыре голые каменные стены и парусину над головой. Хотя, надо думать, ему выделили лучшую комнату форта. Я подвел лошадь прямо к двери, открыл ее и обнаружил внутри Глоста, упаковывающего вещи хозяина. Глост помог мне сгрузить пять бронзовых треножников и надежно завьючить тетрадь. Замученный бедолага. Из него буквально чуть ли не сыпался песок.

– Вы не думали о том, что не худо бы уже и отойти от дел? – спросил я.

– Извините, но я – должник, – признался мне несчастный старик. – Старый граф Танза, отец Дантри, выкупил мои долги. А они были очень велики. Мне платят не так много, собрать и рассчитаться я никогда не смогу. Но я не в обиде. Граф вытащил меня из долговой тюрьмы. Я бы умер там, если бы не он.

– Как долго вы уже в семье?

– О, сэр, добрых тридцать лет. Должен признаться, лучшие мои годы, да. Сэр, я знаю, что выгляжу старым, но служить молодому графу – замечательно. Конечно, последние несколько недель были не совсем легкими.

Он робко глянул на меня, но не отважился заговорить, отвел взгляд.

– Что такое? – спросил я.

– Сэр, мы встречались раньше, очень давно.

– В самом деле?

– Да, сэр. В поместье ваших родителей. Конечно, вас тогда звали по-другому, но я не забыл вас. Вы были таким приятным юношей, мы все возлагали такие надежды на вас и молодую госпожу.

Я похолодел. Кое-что лучше оставить надежно похороненным в прошлом. Маршал Венцер и княгиня Эроно знали, кем я был, но, кроме них, мало кто мог распознать в нынешнем капитане «Черных крыльев» того юношу. Конечно, само по себе не так уж важно, что Глост помнил меня мальчишкой – но ведь он наверняка знал, что я совершил.

– Вы рассказали Дантри?

– Нет, сэр. Я понимаю, что после произошедшего с Тороло Манконо вы не желаете лишней огласки.

– Отлично. И не рассказывайте ему.

– Нет, сэр.

Тнота и Ненн знали о том, что я был кем-то до того, как стать их капитаном, но мы никогда не разговаривали об этом. Оба пришли ко мне уже после того, как я покинул армию. После катастрофы в Адрогорске я пообещал себе никогда больше не командовать в регулярной армии. Она платит за кровь и слезы, в сущности, ими же. А это скверный обмен.

А ведь Глост мог и знать, отчего не состоялся мой брак с Эзабет. Вот и способ наконец выяснить, что же я сделал не так. Я всегда твердил себе, что вина не моя и Эзабет я нравился. Наверное, дело в семейном положении либо политике. Может, кто-то из князей приказал ей выйти замуж за другого. Глост уж знает, была замужем она или нет. Я-то изо всех сил старался не выяснять. Ей не стать моей женой, и я не хочу знать о том, что она жена кого-то другого.

Я попытался спросить, но слова застряли в глотке.

В комнате была кровать, сложенная из старых тесаных камней, с парой одеял поверх них. Глост расстелил себе спальный мешок на полу.

Уложив приборы, я посоветовал старику:

– Ложитесь на кровать. Кажется мне, граф сегодня ночью не придет.

Глост робко улыбнулся и расстелил спальник поверх одеял.

– Эх, здорово быть молодым, – сказал слуга.

Да уж, трудно не согласиться.

Я оставил его наедине с сомнительным удобством каменной кровати и вышел справить нужду. А выйдя из нужника, приметил знакомое лицо в толпе типов в синих униформах, разгружавших вьючных мулов. Новоприбывшие – сплошь суровые ветераны, лица в шрамах. Хм, мне кажется, Синяя бригада предпочла бы другие занятия на пенсии. Старики, пусть и прославленные, – не лучшие солдаты для Морока. Парочка выглядела совсем скверно после двух здешних суток. У бедняг уже тряслись руки.

Станнард – в иссиня-черном, отлично смазанном полудоспехе. Завидев меня, вояка сощурился.

– Приятель, и ты здесь. Приятная неожиданность.

– Я тоже не ожидал тебя увидеть. Я думал, вы, знаменитости Синей бригады, уже не лазите в нашу грязь.

– И я так думал, – поморщившись, признался Станнард. – Я и не надеялся снова лезть в грязь. Но силы Валенграда на севере, на станции Три-шесть, а оставшиеся в городе слишком зелены для того, чтобы идти в Морок до самого кратера. Знаешь, что мы привезли?

Он раздраженно махнул рукой в сторону фургона.

– Гребаные бобы. Мы рискуем жизнью, дышим отравой, и для чего? Мать его, поверить трудно.

– Да уж, – согласился я.

Действительно, поверить трудно. Бобы. И прямо к форту на кратере. И как раз тогда, когда там некий капитан Галхэрроу.

– Наверное, они сгребли всех наемников для такой работы? – спросил Станнард.

– Должно быть, – туманно ответил я.

Скверные новости. Я не хотел, чтобы княгиня Эроно узнала о моей вылазке и намерении привезти графа домой. Но раз дюжина головорезов княгини внезапно повезла бобы в Морок, надо думать, она уже знает.

– Я слыхал, твою любовницу отправили в Мод, – сообщил Станнард.

Я смолчал. Зачесались пальцы. Но лучше не давать воли рукам. Тут кто-то из «синих» кстати заорал, требуя помощи в разгрузке бобов.

– Мы завтра отправляемся в Валенград, – добавил Станнард. – Лично я к тебе не питаю особо теплых чувств, но в Мороке чем больше – тем лучше. Присоединяйся к нам.

– Я подумаю, – соврал я.

Уходя, я прямо чувствовал лопатками взгляд Станнарда. Черт бы его драл. Совпадение? Ребята княгини в двух днях пути от города, посреди Морока. И рядом со мной. Ненн сразу уловила мою тревогу.

– Беда?

– Похоже.

Я рассказал ей и Тноте, в чем дело.

– Думаешь, они говорят правду про доставку бобов? – спросила она.

– Совпадение из тех, от которых уж больно чешется задница. Куда запропастился наш граф?

– Ушел с той девкой, – зевая, ответила Ненн.

– Знаешь куда?

– Нет.

– Я бы хотел уехать сегодня ночью.

Тнота покачал головой.

– Капитан, ты же знаешь: я не сориентируюсь до рассвета. Можно забрести в траву или, того хуже, на восток.

– Думаешь, нужно торчать тут до рассвета?

– Ну, мне не кажется, что нам что-то грозит здесь.

В общем, если тебе предложат провалиться в ад или ехать наугад в Морок, лучше выбрать ад. Дольше проживешь. В аду, по крайней мере, знаешь, где ты. Мы приехали с запада, но это не значит, что наши следы ведут на запад. Пусть ты нутром чуешь дерьмо вокруг себя, но если навигатор говорит, что надо торчать на месте, – надо торчать.

Я согласился выехать на рассвете.

Спал я в тесной, переполненной народом норе, причем тревожно и скверно. Просыпаясь, я видел сквозь брезент сияние бронзовой трещины в небе, неизбежное, словно приговор. А оно протяжно, скрипуче ныло, кровоточило плачем – утренняя побудка Морока. Ненн протянула мне кружку воды – затхлой, с мертвым железистым вкусом, нелепой, как шутка невпопад. Жижа из экстрактора. Как раз под настроение.

Я встал, напялил доспехи. Все, никаких соплей по окрестностям. Солнце вылезло из-за горизонта. Правда, не совсем понятно, восточного ли. Я пошел искать Дантри. Где он был ночью, неизвестно. Потому я пошел к его комнате, постучал в хлипкую дверь и не услышал ответа.

– Эй, Глост! – позвал я. – Просыпайся. Надо двигать.

Пару секунд – ничего в ответ. А затем тоненький голос пропищал:

– Господин, добрый вечер, желаете хорошо провести время?

Я мгновенно разнес дверь в щепы, ввалился в комнату и зашатался, стараясь сохранить равновесие, оскалившись от изумления. Святые духи! Кровь на полу. На стенах. На брезенте. Останки Глоста – почти уже голые кости – лежали на каменной кровати. Среди кровищи и ошметков сидела пара липких блестящих джиллингов с огромными раздувшимися животами. Красные скользкие твари, под стать заплескавшей стены и пол жиже. Наверное, Глост спал. Он не проснулся, пока его жрали, пока, чавкая, отдирали его плоть.

Джиллинги поглядели на меня. Один еще дожевывал плечо.

– Семьдесят три, семьдесят два, – предложил один.

– Господин, добрый вечер, желаете хорошо провести время? – добавил второй.

Я вытащил меч. Джиллинги завопили и попытались отползти, но их животы так раздулись от мяса старого слуги, что твари едва могли шевелиться. Я выместил на уродах свою злобу и ужас.

Голова и лицо Глоста остались почти нетронутыми. Старик умер спокойным и безмятежным. Отрава в слюне джиллингов настолько сильна, что человек не чувствует, как его пожирают заживо. Но все-таки чертовски скверная смерть.

Я очень крепко зажмурился, стиснул кулаки. Я хотел завопить, швырнуть мой гнев навстречу небу. Но я подавил ярость, стиснул ее в кулак, приказал себе успокоиться и шевелить мозгами. Я почти не знал старика. Но он помнил мое имя. А даже если бы и не помнил, разве годится человеку быть разодранным в клочья и стать жратвой гребаных мелких ублюдков?

Когда я открыл глаза, то дышал уже почти ровно. И тогда я заметил дыру, аккуратно проделанную в брезенте. Никаких сомнений: кто-то прорезал треугольную прореху и пустил сквозь нее тварей. Никак иначе они не попали бы внутрь. Джиллинги не лазают по стенам и не имеют ножей, пригодных для резки плотного брезента. Мелких скотов использовали в качестве живого оружия против Дантри. Глост – случайная жертва.

Я побежал. Но когда я отыскал Ненн с Тнотой, они уже справились найти графа, целого и невредимого, хотя и слегка усталого. Я не стал церемониться и предупреждать о том, что человек, известный графу всю графскую жизнь, только что съеден заживо. Да и времени не было. Я отвел графа к его комнате.

Дантри оказался крепче, чем я думал. Он побелел, сблевал – но не потерял сознания. Потом он заплакал. Мы дали ему время прийти в себя, никому не рассказали и, как только Тнота определил курс, выехали из форта.

Я обернулся и увидел Станнарда. Он стоял, сложив руки на широкой груди, на фоне кровавого рассветного зарева и глядел нам вслед. Я вспомнил, где я уже видел эту коренастую фигуру на фоне огня. Станнард тогда был в капюшоне, библиотеку заполнял дым, но проведенная в убийствах жизнь приучает хорошенько рассматривать и оценивать тех, кого хочешь прикончить, даже в ночном сумраке. Я не впервые захотел прикончить Станнарда. Увы, жизнь часто будит наши страсти, но так и не дает утолить их.