7
— Ой! — громко взвизгнула помреж Люся, готовясь заорать на весь супермаркет, мол, караул, грабят. Но, увидев Иннокентия, который взялся за ручки ее сумок, с облегчением выдохнула: — Ну, напугал! Аж внутри все перевернулось!
— Давайте, Люся, ваш продуктовый набор, доставлю вас домой.
— Правда? — обрадовалась она. — Вот спасибо…
До парковки ротик Люси не закрывался, говорила она о страшно важных своих проблемах, абсолютно ему неинтересных. В салоне кроссовера Люся осмотрелась, попала-то в автомобиль Иннокентия впервые и, как натура до жути завистливая, потрогав пальцами светящиеся приборы, с подозрением осведомилась:
— И что, зарплаты монтировщика хватает на этот автобус?
— Нет, разумеется, — засмеялся он, выезжая с парковки.
— Странно. На что же ты живешь?
— Я неплохо зарабатывал, по машине разве не видно?
— Ну, да, да… Ты нездешний, я сразу поняла. Из Москвы, да? По разговору видно. А че сюда занесло?
Вот детективша хренова — все ей надо! Причем выстроит собственную теорию, ничего не имеющую с действительностью, и будет делиться домыслами в театре, выдавая их за правду. Только какой бы хитрой Люся ни была, он умнее, значит, и хитрее, Иннокентий караулил ее не зря.
— Дядя умер, оставил наследство, но оформление… о, сколько времени забирает это дело. Дома сидеть скучно, я нанялся в театр, другой работы не имелось. Но у вас неспокойно.
— Ты про что?
— Про софит. На моих глазах грохнулся прямо в кресло.
— Ой, не говори, — махнула рукой Люся с самым озабоченным видом, на какой была способна. Она вроде добровольной хозяйки в театре, а хозяйку заботит порядок в ее доме. — Черт-те что творится, прям мистика какая-то.
— Мистика в упавшем фонаре? По-моему, мистикой тут не пахнет, всему виной человеческий фактор.
Вот как хочет, так пусть и понимает, что он имел в виду под человеческим фактором — то ли безалаберность, то ли злой умысел. Она поймалась на удочку:
— Точно, фактор. Ходят слухи (а слухи идут исключительно от нее), что софит упал не случайно.
— Да ну! Вообще-то вам виднее, вы же давно работаете в этом театре, лучше знаете, кто чего стоит. И что слухи еще докладывают?
— Никому не скажешь? А то меня закопают…
— Я могила! — Для верности Иннокентий ударил себя кулаком в грудь. — Клянусь мамой, папой, братьями и сестрами — никому, никогда.
— Короче так: какая-то сволочь пооткручивала болты!
— То есть специально… сбросили на Боярову?
— В кого целились, я не могу сказать, — увильнула от прямого ответа Люся, — но упал софит на Сашку. И вот что интересно: не занятые в спектакле артисты бродили в тот день за кулисами. Почти всех я видела, еще подумала: какого черта приперлись на прогон? Репетицию своей хрени Пуншин отменил, чего им не сиделось дома?
— Так интересно же, что получилось у главного…
— Ой! — очередной раз махнула рукой Люся. — Ты не знаешь, какие это заразы. Что бы там ни получилось, хоть шедевр, им все не так будет. Раз их в спектакле нет, он заведомо плохой.
— Ох, Люся, теперь вы меня напугали. Это что ж выходит, в театре завелся преступник? Никогда бы не подумал, что артисты способны…
— Вот слушай меня: втихую на все способны! Наш главный — такого еще поискать надо, так нет же, втихаря заговор плетут, чтоб сместить его.
— Серьезно?! — ужаснулся Иннокентий. — А кого на его место?..
— Кого, кого… Пуншина!
— Это же абсурд! Геннадий Петрович классный режиссер, а Пуншин никакой. Да нет, очень плохой. Бездарный. Артисты дураки, раз идут за ним?
— Есть немножко. Все хотят блистать, все хотят быть первыми и ждут перемен для себя (!) после переворота.
— Блистать? — усмехнулся он, подразумевая: где блеском слепить народ, в дыре, что ли?! — А Саша причем? Ну и сбросили бы софит на Крокодила Гену.
Он как раз подогнал машину к подъезду, заглушил мотор и ждал, развернувшись всем корпусом к ней, а она не торопилась хватать тяжеловесные сумки и бежать домой к плите, утюгу, детям. Люся что-то там соображала про себя, выпятив губы и уставившись в одну точку. Лобовое стекло быстро залепил снег, в салоне было тихо — Иннокентий не включал музыку. Но вот она взглянула на молодого человека и, слегка наклонив голову, приперла его к стенке даже не вопросом, а утверждением:
— Нравится тебе Боярова!
— Ну, да, нравится. Только я не нравлюсь ей.
— Тю! А че ей надо? — вытаращилась Люся, потрясенная до глубины души. — Не пьешь, не куришь, не хамло какое, молодой и красивый. Мой Коля (муж любимый) говорит, что тебя нужно из монтировщиков в артисты перевести, а то у нас глаз не на ком остановить, не герои, а фуфло тощее.
— Ну, раз Коля говорит… — рассмеялся Иннокентий. — Только у меня таланта нет. И все же вы долго думали, значит, что-то вас настораживает? Я о Саше…
— А вот никак не пойму, при чем здесь Боярова, — задумчиво заговорила Люся, легко вернувшись к предыдущей теме. — Вот нестыковка полная. Наши артистки, конечно, от зависти зеленеют, так они же Бояровой в подметки не годятся, всем это видно.
— Значит, женщина? Поймите, Люся, я опасаюсь за жизнь Саши, вчера софит упал, а завтра что упадет? И, не дай бог, попадет.
— Вот не знаю, клянусь! — В подтверждение клятвы, она ударила себя кулаком в пышную грудь. — Но что я тебе скажу… Когда к нам приехала Боярова, ее сразу Геннадий Петрович ввел в репертуар — ну, так красоту такую грех не показывать людям. И вдруг однажды, месяца эдак через четыре, к нам приезжает мужик один…
— Откуда? — подхватил Инок.
— Да слушай сюда! Я ж по порядку! Мужик тот показал на вахте паспорт, у нас сейчас так положено, чтоб террористов не пропустить. Данные записала вахтерша. Из Москвы он. А вот фамилию я… на фига мне его фамилия? Не запомнила. Он сразу приказным тоном: мол, главного хочу. Закрылись они в кабинете главнюка, а секретарши там нет, она под дверью директора сидит. А я как раз шла к главнюку… Я случайно, честное слово, там оказалась…
— Верю, — закивал Иннокентий. — И что?
— Когда хотела войти и даже наполовину вошла, Пинг-Понг как рявкнул на меня, типа — отвали, некогда. Но у меня же расписание, я должна уточнить, кого и когда он вызовет на репетицию, артисты ждали в гримерках.
— Я понял, у вас много текущих дел, — подгонял ее он.
— Ой, не говори, всем только кажется, что помреж сидит у пульта и командует. Ну, вот. И слышу, одно говорят: Боярова да Боярова. Вот скажи, зачем ему Боярова, если никаких последствий после их разговора для нее не последовало, а?
— Ну… — застопорился Иннокентий. — Может, это Сашин знакомый…
— Да она с ним нос к носу столкнулась на вахте, я сама видела! И не узнала знакомого? Да и он мимо Сашки прошел, как мимо стула.
Действительно, более чем странно: разговаривать с главным режиссером о Саше, но перед этим не перекинуться с ней и парой слов?
— А этот… который из Москвы… он тоже Сашину фамилию упоминал?
— Да. И не один раз.
— Тогда не знаю. А вам больше ничего не удалось услышать?
— Абсолютно. Но!
— Что — но? — оживился Иннокентий.
— После того мужика наш театр вроде как духом воспрял.
М-да, речь Люси не отвечает имиджу такого сугубо культурного учреждения. Образование у нее — школьная парта, и все, впрочем, помощник режиссера профессия техническая, специально на эту должность не обучают.
— Воспрянул? — уточнил он, вдруг «воспрял» имеет какое-то другое значение.
— Ну, да. У нас всегда денег не хватает на новые постановки, все из старья подбираем да красим, а тут вроде спонсоры объявились, главнюк так и говорил.
— Что тут удивительного? — не понял он.
— А то, что спонсоры ни разу в театре не появились. Ни на премьере, ни просто, чтоб себя показать. Так не бывает.
— А какая связь между Сашей и спонсорами?
Люся подумала-подумала и пожала плечами:
— Да вроде никакой. Я рассуждаю, но ничего не понимаю.
— И больше тот мужик не появлялся?
— Не-а. Ладно, пойду я? Тебе спасибо, что подвез.
— Не за что.
Он донес сумки до подъезда, а дальше Люся стала звонить мужу, чтобы спустился и помог. Она завороженно смотрела, как Иннокентий мягко, бесшумно, красиво разворачивает свою машину, и мечтала: вот бы им с Колей такую.
* * *
Когда Саша вспоминала тот миг, ее начинало потряхивать, хоть и прошло столько времени. Пора было забыть все, что тогда происходило, да ничуть не бывало. Осталась некая недосказанность. Что-то в том промежутке вылетало из рамок ясности и логики, зарождая сомнения — ни на чем не основанные сомнения, но они тревожили. Саша возвращалась и возвращалась назад, как будто интуитивно пытаясь понять природу этих неустойчивых сомнений, а упавший софит и дурацкие букеты заставили проживать тот период в подробностях заново. Может быть, сейчас от этого зависит ее жизнь, нужно только найти подтверждение своей правоты…
А тогда, завидев Роберта, она готовилась царапаться, драться, кусаться, полагая, что он кинется на нее. Но тот стоял, заложив в карманы брюк руки, и приветливо улыбался — иезуит! Растерялся и Дед Мороз, понимая, что неспроста их сюда позвали, а ради Саши, он демонстративно обнял девушку за плечи, давая понять хозяину, что она под защитой — вот что значит настоящий мужик. Но ребенок внес сумятицу в их тандем, при малыше скандалить как-то нехорошо, да и повода вроде не было.
— Мой сын захотел встретиться с вами еще раз, — сказал Роберт. — Я не мог ему отказать, Марику всего четыре года, он верит в сказку. Поиграйте с ним, наш уговор насчет оплаты остается в силе.
Ребенок подошел к Саше, взял ее за руку:
— Тетя Снегурочка, пойдем, я покажу тебе мою елку.
Не отказывать же ему только из-за того, что папа мальчика подонок, негодяй и мерзавец! Малыш рассказал, как помогал наряжать елку, потом читал стихи, показал игрушки — целый магазин. Ребенком занималась только Саша, Дед Мороз пил чай с хозяином, по-дружески болтая, что просто бесило ее.
— Марик, пора спать, — сказал отец. — Помнишь, что нужно сделать?
Малыш побежал к автомобилю, на котором приехал, осторожно взял букет и принес Саше:
— Это тебе. Папа просит, чтобы ты его простила. Ты простила?
— Да, простила, — ответила Саша, взяв розы. — Теперь иди спать.
— Я без сказки не усну. Расскажи…
Пришлось уложить мальчика, рассказать сказку, правда, не до конца, переполнившись впечатлениями, Марик уснул раньше. Саша вышла в гостиную и жестко бросила хозяину:
— Очень остроумно. Повеселился? Расплатись, и мы пойдем.
Думала, начнется представление с оплатой, а ничего подобного не случилось, Роберт отдал конверт Деду Морозу, поблагодарил обоих и… отпустил. Она хотела уйти без цветов, он напомнил:
— Ты забыла розы.
Взяла (только ради Марика) и решительно зашагала к выходу. В салоне автомобиля она кинула букет на заднее сиденье со словами:
— Передай жене.
— Чего ты на него взъелась? — включив зажигание, спросил Василий Юрьевич недовольным тоном. — Нормальный мужик, компанейский, простой, тащится от тебя и с большими бабками. Чего тебе еще надо?
— Я его знаю с другой стороны, — резко бросила она.
Теперь ее терзали предчувствия, что Роб будет преследовать ее на каждом шагу, в сущности, так и случилось. Но обстоятельства оказались хуже, чем Саша могла себе нафантазировать, а может, смешнее до глупого смеха…
* * *
Окна в комнатах (в каждой по одному) отлично закрывались плотными шторами, на кухне другая картина: тюль там тоненький и почти прозрачная шторка болталась от каждого дуновения сквозняка. Саша купила плотную ткань на окно в кухне, теперь пусть заглядывает кто хочет — ни черта не увидит! Лишь бы проникнуть во флигель не пытались. Переделав домашнюю работу, вечером под фильм, в котором снимались знакомые, Саша подшила ткань руками и, став на кухонный стол… Нет! Сначала проверила — не стоит ли в саду шпион.
Снег давно перестал падать, он успел покрыть землю толстым слоем, а к вечеру подморозило, поднялся ветер. Белый покров высветлил двор и сад, стало хорошо видно все пространство дворика и сада, черные стволы деревьев и даже тонкие ветки, которые шатало под порывами ветра. Неизвестных личностей Саша не обнаружила и со спокойной душой залезла на кухонный стол. Она закрепила новенькую штору на туго натянутой струне специальными прищепками, спрыгнув на пол, сгребла старую шторку и, поправляя старенький тюль, бросила взгляд во дворик…
Почти на том же месте стоял человек! Разумеется, мужчина. В его фигуре Саша никого из знакомых не узнала, да и присматриваться у нее не было намерений. Она быстро выключила свет, задернула шторы… Отдышалась. И почему это от страха у человека повышается сердцебиение, вместе с ним дыхание становится частым, как после марафона? Саша чуть-чуть отодвинула штору, тюлевую занавеску и одним глазком изучила пространство за окном. Никого. Белое пространство, стволы деревьев… все. Черт знает что!
Не привиделось же ей! Надо что-то делать, как-то защитить себя, но от кого? Вот что ей говорить в полиции, как объяснить свои видения, страхи? А страшно стало до реальной дрожи, до отчаяния, что она бессильна перед человеком за стенами флигеля, не знает, что у того на уме. И разве теперь уснешь? Двери заперты надежно. Но в узком коридоре Саша поставила два стула на тот случай, если заснет, а злодей откроет двери, ну, хотя бы отмычками. В темноте он споткнется, она услышит и поднимет крик… Так можно свихнуться.
К счастью, неизвестный шпион не ломился в ее флигель, но от этого легче не становилось всю ночь, а к утру Саша забылась тяжелым сном…
* * *
Все лучшее у нее уже было… да, это чистая правда.
Она уже не надеялась увидеться с ним, потому что его рейс задерживался на неопределенное время. И вдруг звонок! Прилетел! Договорились встретиться на одной из станций метро, Саша метеором собралась и унеслась. На место встречи она приехала первой и с полчаса ходила туда-сюда, высматривая в толпах Алексея. Конечно, дождалась! Он сошел с эскалатора с широкой улыбкой, свежий, новый — возможно, так казалось из-за разлуки, хоть и недолгой, но тягомотной. Саша, как в плохом кинофильме из жизни голубков, бросилась к нему и повисла на шее, встреча завершилась длительным поцелуем.
— Сашка… — проговорил Алексей, оторвавшись от ее губ. А как сияли его глаза… Наверное, как у нее самой. — Какая ты красивая! Поехали ко мне? Я же с чемоданом… с ним никуда не пойдешь, неправильно нас поймут. Машину я вызвал, продукты водитель уже купил. Едем?
Она только закивала, словно болванчик, смеясь и радуясь, что видит его. Это был первый раз, когда Саша переступила порог квартиры Алексея и, честно сказать, обалдела. Да, не ожидала попасть в современные апартаменты с интерьерами из глянцевых журналов, где спокойно могли бы разместиться человек десять. Ну, может, это преувеличение, однако квартира действительно ни в какое сравнение не шла со стареньким жилищем Изабеллушки.
— Не нравится? — спросил Алексей, открывая шампанское и наблюдая за Сашей, медленно обходившей самую большую комнату.
— Почему? Очень красиво у тебя, очень… Просто я думала, ты живешь скромней.
— Мне хорошо платят, я же ценный сотрудник.
Интонация задела ее: насмешливая, будто Алексей врал и не скрывал этого ужасного порока. Саша пошла к нему вальяжной походкой, соединив руки за спиной и уличая:
— По-моему, кто-то тут большой хвастун…
— Я? — поднял он брови. И рассмеялся.
— Ну, не я же! Ты хвастун, драчун, льстец… Засыпал мою Изабеллушку комплиментами, а она верит. Обманщик! Говоришь, что занимаешься ерундой, а через минуту хвастаешь, будто ты ценный сотрудник. Что еще я не знаю про тебя? Что ты скрываешь?
Шутки шутками, но Саша тогда и предположить не могла, что попала в десятку, правда, Алексей совсем не смутился:
— Если все расскажу про себя, тебе будет неинтересно со мной. Держи бокал… Надеюсь, это не смертельная доза для тебя?
— Вот возьму и все выпью!
— Все двадцать грамм?! — изумился Алексей, но тут же обнял ее. — И что я с пьяной женщиной буду делать?
Она рассмеялась, чокнулась с ним и отпила глоток. Покривилась. Непьющей Саше никакой алкоголь не приходился по вкусу, даже самый изысканный, а чувство опьянения вообще не нравилось, но то был особый день.
— Скажи, только честно… — Она подошла к стене с тремя полотнами и указала бокалом на них. — Почему люди твоего уровня обеспеченности предпочитают картины, заляпанные краской? Понимаю, что на Рубенса никаких денег не хватит, но есть же художники попроще и очень неплохие.
— Понимаешь, интерьер слишком скупой в цветовом решении. Чтобы как-то раскрасить, добавить пятна радости, но не нарушить общее впечатление, дизайнер предложил эти работы. А где еще ты встречала похожие полотна?
— У Роберта.
— Что?!! У Роба?!! Ты была у НЕГО?!!
— Вчера…
Видя, насколько новость выбила его из колеи, Саша поспешила рассказать о двух встречах с Робом без утайки. Что было приятным — так это искреннее, без игры на публику, беспокойство за нее:
— Мне все это не нравится. Роберт человек неуравновешенный, без тормозов, да ты ведь на себе испытала его ярость. У него нет границ, нет табу, норм тем более нет. Боюсь, будет тебя преследовать, подкарауливать.
— От меня ничего не зависело, — начала оправдываться Саша. — Если б я заранее знала…
— Вот именно. В наше время твоя новогодняя работа опасна, вы понятия не имеете, в какой дом идете, что там за люди.
— Но это мой заработок, и очень приличный. Кстати, куда ни попадя мы не ходим, по адресам ездят из агентств студенты. А у Василия Юрьевича своя клиентура, новые адреса он берет только по рекомендациям старых клиентов.
— А на Роба напоролись…
Алексей осекся, так как романтический вечер резко перешел в негативную плоскость, что ощущалось по Саше, чувствующей себя неловко и, что нелепо — виноватой. Он подошел к девушке, взял ее за плечи, надолго остановил взгляд на ее чистых и честных глазах, затем прижал к себе.
— Хорошо, что ваш визит не имел последствий. Я поговорю с Робом, чтобы близко не смел приближаться к тебе…
— Не надо! — сказала Саша, теснее прижавшись к нему.
— Почему?
— Не хочу о себе напоминать и… чтобы тебя уволили из-за него.
— Не уволят. Обещаю. Ладно, мы что-нибудь придумаем, но больше ты не будешь работать льдинкой. Сашка… я в командировке понял, как ты… нужна мне.
— И ты мне. Нужен.
Иногда достаточно и этих слов, сказанных тихим голосом, чтобы понять, какая большая сила заключена в них. И сразу многое преображается, меняется, становится понятным, простым, доступным. После этих слов поцелуи другие, в них уже близко нет контроля. Это поцелуи доверия, любви, проникновения в тайну между двумя людьми — такими разными и одновременно составляющими единую систему с одним сердцем на двоих.
Когда все случается именно так, утро не кажется чем-то постыдным, того хуже — омерзительным, не мучает раскаяние, а ощущается новый этап в отношениях. Приходит осознание, что это навсегда, во всяком случае, Саша так думала о себе, вдруг услышала сонный голос Алеши:
— Сашка, кто завтрак будет готовить?
— Это же твоя квартира, я гость.
— Ты уже не гость. Сегодня… после завтрака… поедем и заберем твои вещи. Марш на кухню осваиваться.
Саша приподнялась, подперев голову рукой, ей хотелось рассмотреть человека, который с ходу берет на себя главенствующую партию:
— Ого… Ты деспот?
— Еще какой. — И даже глаз не соизволил открыть.
— Не могу сразу так сказать Изабеллушке, что ухожу к тебе. Она очень расстроится, ее надо подготовить психологически…
— Я подготовлю. А ты иди готовить. Только не яичницу, я ее каждый день жарю, поэтому ненавижу.
— Ну, хотя бы душ сначала я могу принять?
— Сначала завтрак, а потом… хоть пляши.
И что делать, возмутиться? Не-ет, Саше нравился командир на кровати. Чмокнув его в щеку, она набросила его халат и спустилась на первый уровень, где и располагалась кухня. Ну, что можно приготовить из одних закусок, которые нашла в пакетах? Только бутерброды. И кофе сварила.
Душ принимали вместе, кофе, конечно, остыл, пришлось варить заново, но это ерунда. За завтраком Алексей вспомнил:
— М!.. У меня же подарок для тебя!
Он смотался в прихожую и принес коробку, Саша ахнула:
— Но этот смартфон очень дорогой… Я не могу делать тебе такие подарки в ответ. Купила билеты на концерт — для меня их стоимость целое состояние, но ты не приехал вовремя…
— Не переживай, подарки — это прерогатива мужчин. Дай трубу, вставлю симки в новый смартфон.
Так началась их совместная жизнь, на этом можно было бы поставить точку, добавив: они жили долго и счастливо, но… события разворачивались совсем не радужно, правда, чуть позже. А до этого была еще одна встреча с Робертом. Где-то через пару недель в супермаркете он окликнул ее по имени, Саша замерла, опираясь на тележку. Разумеется, здесь она его не боялась, народу-то полно, просто один голос Роба действовал, как укол бешенства.
— Привет, — сказал он, как ни в чем не бывало. — Я звонил тебе, почему не отвечала?
Во наглый! Со стороны можно подумать, будто они раньше встречались, произошла небольшая размолвка, и один из сладкой парочки решил восстановить «дружбу». Саша двинула тележку вдоль стеллажей с банками-склянками, горошек и кукурузу кинула в тележку, оливки… Поскольку чудовище двигалось за ней, мимоходом поинтересовалась:
— Кто дал тебе мой номер?
— Дед Мороз. Я ему понравился…
В этом ряду с полками по обеим сторонам почти никого не было, только парочка вдалеке выбирала консервы. Саша остановилась, чтобы раз и навсегда дать ему от ворот поворот, хотя делала это и раньше, но, может, он не понял:
— Я заменю симку. Что тебе нужно?
— Я бы хотел, чтоб ты узнала меня поближе…
— А я нет! Могу я этого не хотеть или ты отказываешь мне в выборе?
— Но ты не права. На корпоративе я выпил лишнего, ты грубила…
— Мне достаточно того случая, чтобы никогда не желать встречи с тобой, даже случайной. Иди к жене и ребенку…
— У меня нет жены…
— Меня твои проблемы не касаются, — психанула Саша, так как его тупая настырность осточертела, а сам он был жутко противен. — Вокруг полно девушек красивей меня, лучше, умней и которые примут тебя как подарок. А от меня, прошу тебя, отстань!
Хотела двинуть дальше, но Роберт одной рукой ухватился за тележку, он разозлился, а каков в ярости этот тип, Саша прекрасно помнила.
— Признаю, — процедил сквозь стиснутые зубы он, — я ошибся в тебе, принял за другую, но это еще не повод делать окончательные выводы…
— Пусти!.. — дернула она тележку.
— Минуту! Сейчас ты хуже, чем я тогда, потому что все мои попытки загладить вину натыкаются на стену! На ледяную, жестокую стену!
Нет, каково! Она же еще и виновата, а Робик просто жертва! Может, ей прощения попросить? Но вместо этого Саша отчеканила:
— Рада, что ты наконец-то разочарован во мне.
Резким движением вырвав тележку, она поторопилась к выходу.
— Ты стерва! — раздалось сзади.
— Я знаю, — бросила через плечо Саша.
Алексею решила не говорить о встрече в супермаркете, он почему-то реагировал на придурка Роба болезненно. Другое беспокоило: вот ходи теперь и оглядывайся — не подкарауливает ли ее маньяк Роберт, у которого к тому же полностью отсутствует элементарное чувство собственного достоинства. Впрочем, достоинство присуще породе людей, а не мерзавцев, у которых потеряно и чувство меры, и другие слагаемые, характерные для высокого звания «человек». Она ошиблась, Роберт перестал ее преследовать, через пару месяцев Саша вообще забыла о нем и растворилась в собственном счастье.
На 8 Марта Алексей предупредил, что намерен познакомить ее с родителями. Любая девушка понимает данный эпохальный знак однозначно: он намерен узаконить отношения. Она наряжалась полдня, ужасно волновалась, нервничала. Саша слишком дорожила Алексеем, которого к тому времени любила без памяти, чтобы нечаянно не понравиться его родным.
Подъезжая к загородному дому, Алексей снизил скорость, а Саша, едва взглянув на особнячок этажа эдак в три (сложно определить этажность, потому что окна и балконы расположены не на одних линиях, а вразнобой), вдруг передумала:
— Знаешь… поехали назад.
— А в чем дело? — потерялся он, что нехарактерно для него.
— Не думаю, что мне следует знакомиться с твоими родными.
— Почему? — недоумевал Алексей, притормозив у ворот.
— Вряд ли я им понравлюсь.
— А-а-а… — дошло до него наконец. — Трусишь, да?
— Нет. Просто реально смотрю на вещи, классово-экономические различия, а вместе с ними и соответствующие морально-этические слишком плотно вошли в нашу жизнь и…
— Без «и», — мягко перебил он. Отстегнув свой и Сашин ремни, Алексей обнял девушку за плечи, притянул к себе, рассмеявшись: — Ой, Сашка, ты заговорила кондовым чиновничьим языком, который меня стращает. Запомни: если ты кому-то не понравишься, что исключено, это не будет иметь никакого значения. Для меня не будет. И для тебя.
Ворота открылись, и Алексей въехал в просторный двор, поставил машину на площадке, где стояло несколько автомобилей, открыл дверцу с Сашиной стороны и протянул ей руку. Она не спешила, словно всячески оттягивала смотрины, ведь Алексей привез ее именно на смотрины, как встарь.
Выйдя из машины, она осмотрелась. Все, как у всех богатых людей в загородном поместье: дорожки, расчищенные от снега, деревья, елки, кустарники, беседки… Летом здесь красота. У дома стояла каменная печь и дымила, возле нее суетились двое мужчин. Оба обняли Алексея, поздоровались с ней, сообщили, что мясо почти готово, только их двоих и ждут.
И вот гостиная, на интерьер Саша вообще не обратила внимания, только на людей, несколько человек почти одновременно повернули к ним головы…
— А этот почему здесь? — шепотом спросила Саша.
— Роб? Он мой брат. Старший. Рядом наш отец, ты знаешь его.
Саша перевела взгляд на отца Алексея… да, знает: это глава фирмы, где она с Кимом вела корпоратив…
