Наши дни. Прошла ночь…

Утром Архип Лукич помчался в музей. Предполагая, что Лада не придет в восторг от его предложения, захватил ребят для наглядной агитации. Увидит двух парней – молодых, здоровых, обученных – и поймет, что она с ними как за каменной стеной… нет, за железобетонной! Вытащат они ее из самого пекла, если что, в чем он лично не сомневается.

Музей находился в полнейшем покое. Впрочем, здесь всегда покой. Лада выглядела утомленной, наверное, на «президиумном» ложе неудобно спать, но ей к лицу была и утомленность. Бледное и слегка похудевшее лицо, на котором отчетливо выделялись глаза и губы, беспомощные жесты… – все это просто зачаровывало Щукина. Сам от себя не ожидал, но еще чуть-чуть, и он, кажется, примется отбивать эту нимфу у коварного злодея Орлова. Когда она убедится, кто на самом деле ей истинный друг. Вообще-то мечты имеют свойство не сбываться, поэтому мудрее будет романтические настроения отставить… Пока Щукин так рассуждал, Лада заговорила:

– Что с Димой? Архип Лукич, я всю ночь не спала! Думаю, это недоразумение, кто-то водит нас всех за нос…

– Кто же? – полюбопытствовал Щукин с оттенком иронии.

– Не знаю, – судорожно вздохнула она. – Я проанализировала… Дима не мог… я его знаю, чувствую… Он совсем другой.

Щукин приподнял брови и усмехнулся: господи, зачем этому очаровательному созданию что-то там анализировать? Не женское это дело, ум и красота несовместимы… Она заметила его реакцию, нахмурилась:

– Почему вы так смотрите? Думаете, я взбалмошная, меняю свою точку зрения в зависимости от настроения? (Кстати, именно так он и думал.) Вы просто не попадали в мое положение! Вам не понять, что чувствует человек, когда вокруг него все-все рушится…

– Лада, я вас понимаю, – сказал наконец Щукин. – Поймите и вы нас. В «дипломате» Димы мы нашли браслет вашего мужа. Дать объяснения по этому поводу Орлов отказывается. Скажу более: ведет он себя вызывающе. Это дает нам право предполагать, что он причастен к смерти вашего мужа, а также к похищению картины.

– Не может быть… – И снова из ее глаз полились слезы. Кажется, Лада – очень слезливая дама, подумалось Архипу Лукичу, но она так мило плачет… – Я виновата. Если бы не сказала вам…

– То, возможно, вас уже не было бы на свете, – закончил за нее Щукин.

– Глупости! – пыхнула она. – Ему подбросили браслет, я уверена! Мне только ночью пришло это в голову. А Дима… Дима не такой.

– У меня другое мнение на этот счет. – Видя, что Лада собралась активно защищать своего Диму, он повысил голос: – Дайте мне возможность убедиться, что я не прав. Помогите выявить еще одного преступника.

Лада выслушала предложение Щукина, в ее зрачках затрепетал ужас. После длинной паузы, которую Архип Лукич дал ей на размышление, она сглотнула и выдавила из себя:

– А если меня убьют?

– Зато вы убедитесь, что убийца не Дима, – грубо пошутил Вадик, чем окончательно расстроил ее, а от Щукина в его адрес последовало несколько устрашающих гримас.

– Если следовать вашей логике («Ох, далась ей эта логика!» – нахмурился Щукин), Дима мог убить меня давно… Не он, так его помощник, или как его там, в общем, убийца. Нет, нет… вы ошибаетесь… Я ошиблась!

– Нам нелегко пойти на этот вариант, – гнул свою линию Щукин, – но, к сожалению, другого выхода не видится. Вы не должны поддаваться своим впечатлениям и эмоциям. Браслет лежал в «дипломате», нам нужно установить, как он туда попал. Если его кто-то подбросил, следует найти этого человека. Одни мы, кажется, не справимся, поэтому и просим вашей помощи.

– Я… боюсь, – закусила она губу.

– Лада, мы будем постоянно держать с вами связь, – уговаривал ее Щукин. – Ребята не выпустят вас из поля зрения. Ну, посмотрите на них. Два молодца-удальца! И представьте: скоро все закончится, опасности не будет, вы станете свободны. Может быть, Дима не причастен к этим преступлениям, тогда вы поможете ему.

– А что мне надо делать? – робко произнесла она, сдаваясь.

– Ничего особенного. Гуляйте по городу, заходите в магазины, встречайтесь с друзьями… У вас есть подруги?

– Немного, но есть. Вы, Архип Лукич, делаете из меня приманку? – обреченным тоном спросила Лада. – Он должен напасть на меня?

– Не обязательно, – соврал он. – Что, если у него к вам дело?

– Господи! Какое дело у него может быть ко мне? – Лада задумалась, отвернув лицо к окну, где ворковали голуби, затем сдалась: – Ладно. Мне и здесь страшно, и на улице страшно… Так даже лучше. Я надеюсь, что узнаю его, если только он приходил к Илье. И надеюсь, что хорошо бегаю. А вы уж, пожалуйста…

– Мы не дадим вас в обиду, клянусь! – с жаром заверил Щукин. – Только у нас такая просьба: вы должны жить дома. И не спорьте, Лада, не спорьте! Так надо. У вас в доме поселится Гена, он надежный. Вадик будет ходить за вами, он тоже надежный, а со мной вы всегда можете связаться по телефону…

Архип Лукич достал из кармана звонившую трубку, поднес к уху, и лицо его непроизвольно вытянулось.

– Я требую свидания с моим мужем, – отчеканил женский голос.

– Хотелось бы знать, кто требует, – сказал он, хотя догадался, кто звонит.

– Жена Дмитрия Орлова, которого вы засадили.

– Простите, свидания не в моей компетенции, – соврал Архип Лукич, чтобы она не приставала, и отключился от связи. – Лада, вы согласны?

– Согласна, – нехотя кивнула та. – Когда начнем?

– Сегодня. Я договорюсь с Зоей Федоровной, на работе вы будете появляться лишь для того, чтобы не вызвать подозрений у киллера.

Идя с Вадиком и Геной по коридору, Щукин удивился вслух:

– Где, интересно, жена Орлова взяла мой телефон? Это же мобила, личная!

– Кто хочет, тот всегда найдет, – сказал Вадик. – Ну, что? Расколем Орлова?

Но планы следователя и его помощников вскоре резко изменились. Затрезвонил мобильник, и Архип Лукич, предполагая, что Элла Орлова стала телефонным террористом, поднес к уху трубку, готовясь дать нахалке словесный отпор, но это был Монтеверио:

– Господин Щукин, меня ограбили! – взволнованно сообщил итальянский князь.

– Еду, – буркнул недовольно Щукин. Сунув телефон в карман летнего пиджака, он постоял, несколько раз вздохнув, а потом объяснил ребятам причину своего испортившегося настроения: – У меня такое ощущение, будто сам черт ставит нам препоны. Монтеверио ограбили! И мы как ближайшие его знакомые в городе просто обязаны поддержать итальянца и помочь отыскать вора. Поехали.

В номере Монтеверио вовсю кипела работа – изучался каждый сантиметр площади, снимались отпечатки чуть ли не с люстры, опрашивали гостиничную обслугу, которая была смертельно напугана. Архип Лукич предварительно позвонил Натану Ефимовичу и пригласил его к итальянскому князю, столь некстати «раскрывшему варежку» в такой неожиданной стране, как Россия, и жестоко поплатившемуся за это. Натале ди Монтеверио полулежал в кресле с мокрым полотенцем на голове и, по всему было видно, страдал морально и физически. Перепил вчера, что ли? Щукин поздоровался со знакомыми милиционерами, недоумевая по поводу их ухмылок с переглядываниями. Старшему опергруппы он кивком головы предложил выйти. В коридоре закурили.

– Что тут? – поинтересовался Архип Лукич.

– Да ну его в задницу! – хмыкнул опер и передразнил наверняка Монтеверио: – «Меня ограбили, меня ограбили!» Смех – да и только. А нам теперь придется землю носом рыть, чтобы вернуть итальянцу его фигню. Будто делать нам нечего…

– А что пропало-то?

– Я ж говорю: фигня. Веер у него стырили. Старинный. Слышь, Лукич, ты видел, чтобы из-за паршивого веера поднимали панику?

– Не видел. Извини, я пойду к нему. Утешу.

В номере Щукин сел возле убитого горем Монтеверио, дождался, когда оперативники закончат работу. Как раз и Натан Ефимович прибыл, разговаривал с экспертами в прихожей. Когда наступило относительное спокойствие, то есть в номере осталось минимум людей, Архип Лукич повернулся к итальянцу:

– Что за веер украли, синьор Монтеверио?

– Мою реликвию. Веер, который вместе с картиной добыла Агриппина Юрьевна. Это ключ к картине.

Нет, потрясением состояние Щукина не назовешь. Слово «шок» – ближе. Он подскочил, как от электрического разряда, с трудом сдерживаясь, процедил:

– Ключ? И он все время был у вас?!

Монтеверио беспомощно всплеснул руками и сник, что означало положительный ответ, а у Щукина кончился запас слов. Вернее, они были, но все до единого нецензурные. Архип Лукич даже и не помнил, когда он находился в таком плохо контролируемом состоянии. Чтобы случайно не сорвалось с языка то, что просто просилось наружу, он забегал по номеру вкруговую, глядя на итальянца… с «любовью». Нет, серьезно: видимо, так и совершаются многие преступления – в порыве отчаяния, когда один дурак натворит глупостей больше, чем взвод бандитов. Следователь был готов сейчас придушить князя! Вот, оказывается, почему похитители картины не смылись – у них не было ключа. А с ним они добудут… неужели несметные сокровища? Мура! Это полный бред умственно отсталых, который внушил им врач-психиатр, чтобы отвлечь от более опасных идей. Но что-то в этой чертовой картине есть, иначе из-за чего сыр-бор.

Щукин решил на время отбросить все вопросы, связанные с похитителями картины, и выяснить обстоятельства исчезновения веера. Он встал перед итальянцем:

– Как и когда вы обнаружили пропажу?

– Сегодня утром, – залепетал тот виновато. – Я всегда надеваю пижаму и ложусь в постель, а вчера лег не переодеваясь. Проснулся от сквозняка. И пока сообразил, что входная дверь открыта, прошло много времени. Я встал, закрыл дверь, принял душ – мне было нехорошо. Потом решил еще поспать… но вдруг обратил внимание, то есть увидел, что шкаф открыт, а мои вещи явно кто-то перебирал. У меня было немного денег… долларов пятьсот… Деньги исчезли, а кредитную карточку и документы вор оставил. Потом случайно я бросил взгляд на кейс – замки были взломаны, это и бросилось в глаза. В кейсе лежал футляр. Но больше не лежит. Я обратился к администратору…

– Почему вы сразу не показали нам веер? – процедил сквозь зубы страшно злой Щукин.

– Я хотел сначала рассказать вам историю. То есть хотел через нее убедить вас, что похищение картины – не рядовое преступление. Если за ней охотились в прошлом, что повлекло столько трагических событий, то она содержит важную информацию. Мне казалось, через рассказ вы будете способны определить, в чем там смысл, только поэтому приберег веер напоследок. Я неправильно поступил…

– Скажем, неразумно, – сжалился Щукин над Монтеверио, который сильно переживал пропажу. – А теперь объясните, как дверь вашего номера оказалась открытой?

– Этого я не помню… – смутился итальянец, но Архип Лукич раскусил его:

– Что-то произошло незапланированное? Женщина?

– Вы не подумайте, будто женщина украла у меня веер… – начал Монтеверио, но осекся, кажется, догадавшись, что именно женщина его и украла.

– Значит, вчера вы встретились с женщиной, – повторил Щукин задумчиво. – Кто она? Где вы ее нашли?

– Я не искал, – оправдывался Монтеверио. Ему было очень неловко за свое разгульное поведение. – Случайно встретил.

– Где вы ее встретили? В котором часу? И что было?

– Она постучала ко мне в номер, а я как раз ждал вас…

– Дальше, дальше! – подгонял его Щукин.

– Она попросила меня помочь открыть ключом дверь ее номера, у нее не получалось. Знаете ли, в отелях мира уже давно не закрывают номера ключами, для этого существуют специальные магнитные карточки…

– Мы отсталые, – невозмутимо сказал Щукин. – Дальше!

– В общем, у меня тоже не получилось открыть. Я пригласил ее в номер… позвонить администратору, чтобы устранили поломку, если таковая имеется. Она позвонила, сказала, что не может войти в номер. Обещали отыскать…

– Слесаря? – подсказал Гена.

– Может, и слесаря, не знаю, кого, – насупился Монтеверио, ведь постепенно он приближался к финалу, а там, кажется, был сплошной разврат, о котором ему не хотелось говорить. – Но у мастера закончился рабочий день, администратор обещал его найти…

– Вы лично слышали обещания администратора? – уточнил Щукин.

– Как я мог слышать? По телефону говорила Тина, она мне рассказала потом.

– Женщину зовут Тина?

– Да. Ну, а потом… – произнес итальянец, надеясь, что Щукину дальнейшее будет неинтересно, но тот скрестил руки на груди, стоял перед Монтеверио живым укором и ждал. – Не выгонять же мне молодую особу в коридор!

– Естественно! Особенно молодую, – без выражения произнес Щукин.

– Я предложил ей подождать у меня, – продолжил Монтеверио. – Она еще раз звонила администратору, тот ее ничем не порадовал. Я предложил поужинать вместе, она любезно приняла мое приглашение…

– Где вы ужинали?

– Не помню название ресторана. Это в центре.

– Дальше.

– Мы спустились вниз на лифте, взяли такси. Поужинали. После приехали в отель. Ее номер так и не открыли, зашли ко мне… выпили вина… У меня голова закружилась, видимо, это был лишний бокал. Тина очень расстроена была из-за номера… Ну, а я как истинный джентльмен…

– Предложили свою кровать вместе с собой, – договорил Щукин. Монтеверио обиженно молчал, придавленный грузом воспоминаний, из которых следовало, что его мастерски провели. – После секса вы крепко уснули. Так?

– Секс мне не запомнился, – буркнул итальянец.

– Отлично, значит, его и не было, – хмыкнул Вадик.

– Вадик, сгоняй к администратору, выясни, кто вчера дежурил и вел переговоры – и вел ли вообще – по телефону с Тиной из этого номера, – приказал Щукин. – Узнай, кто проживает в номере… Какой номер вы пытались открыть, синьор?

– Девятьсот пятьдесят седьмой, он рядом с моим, – ответил тот.

Вадик убежал, а Щукин продолжил приставать к Монтеверио:

– Как она выглядела?

– У нее дивные светло-русые волосы. Славянский тип.

– Мне нужны подробности, синьор Монтеверио. Точное описание лица, прически, длины волос и примет, во что она была одета, какие у нее руки, ноги и так далее.

– Прическа? – нервничал несчастный итальянец. – Кудри. Кудри до плеч. Лицо изумительной красоты, макияж неброский… Брови! У нее роскошные брови, широкие, с утончением на концах. Губы… большой рот. Шея могла бы быть длиннее, да и плечи несколько угловаты… то есть прямые. Но это сейчас модно. Одета она была в длинное легкое платье кремового цвета с… серебристыми каплями по полотну. Она выше меня на голову. Лет ей… затрудняюсь определить. До тридцати, думаю. Больше ничего не помню.

Вернулся Вадик, протянул Щукину лист бумаги:

– Вчера дежурил вот этот администратор. Он уже сменился, я позвонил ему по телефону, и он сказал, что никто не звонил вечером и не просил в срочном порядке починить замок. Номер, который пытались открыть синьор Монтеверио и неизвестная особа, свободен.

– Я так и думал, – произнес Щукин, глядя в лист. – А это чье имя?

– Эта женщина выдавала ночью ключи. Я подумал: администратор не помнит, как выходил синьор Монтеверио, а что, если ключница видела их?

– Что с вами, синьор Монтеверио? – спросил Щукин, ибо итальянец буквально завалился в кресле и тяжело дышал.

– Мне нехорошо. Не обращайте внимания, это терпимо.

– К сожалению, у нас нет времени заниматься вашим самочувствием, – сказал Щукин. – У нас вообще нет времени. Преступники заполучили веер и теперь уберутся из города.

Щукин о чем-то сосредоточенно думал, а Вадик шепотом просвещал итальянца:

– Синьор Монтеверио, опохмелитесь.

– Что? – удивился тот.

– Вы любите русскую культуру, а такой элементарщины не знаете? – в свою очередь, удивился Вадик. – Заболели от спиртного? У нас лечатся им же. Выпейте сто грамм и будете как свеженький огурчик.

Монтеверио кинулся к бару, тем временем Щукин распределял обязанности:

– Значит, так. Вы, ребята, все же занимайтесь Ладой. Думаю, сейчас она для убийцы не столь уж и важна, но на всякий случай из поля зрения ее не выпускайте. Мы ведь не знаем, что от нее хотел тот парень. Я поеду с синьором Монтеверио в центр города, поищем ресторан, где он был вчера. Сколько прокутили, синьор?

– Прокутили? – переспросил итальянец, судорожно открывая бутылку коньяка. – А, понял! Триста долларов. Или триста пятьдесят…

– Надеюсь, нашего синьора запомнили. И я же постараюсь отыскать Тину. Кто хорошо знает гостиницу «Интурист»? Те, кто бывает в ней часто. А теперь смотрите, что получается: некая Тина отлично знала, что номер рядом с номером синьора Монтеверио не занят, и спокойно разыграла, будто не может в него попасть.

– Горничная? – предположил Вадик.

– Бери выше, – усмехнулся Щукин. – Женщина красивая, судя по рассказу, легка в общении, а по тому, как ловко она обвела вокруг пальца синьора, можно сделать вывод: она умна. Синьору Монтеверио не понравилась бы глупая женщина, так?

– Безусловно, – согласился синьор, снова тяжело дыша после опохмелки.

– Это проститутка, – сказал Щукин. – Есть более изысканное название – путана, раз она промышляет в «Интуристе». Мы с синьором Монтеверио поищем ее.

– Архип Лукич, целая банда набирается, – высказался Гена. – К трем грабителям присоединяется проститутка. Она в доле, точно.

– Все может быть, – вздохнул Щукин.