ГЛАВА 25
{АЗА}

Я испускаю истошный рев на город, парящий в небе, желая расколоть его, стереть в порошок. Переплетаясь, наши с Кару голоса надвигаются на Маганветар с силой баллистической ракеты. Мы взрываем его.

Я просыпаюсь от того, что меня трясут за плечи. Горло дерет так, будто я брала какие-то незнакомые, неправильные ноты. Меня окружают птицы, рядом с гамаком сидит Хор. Старик внимательно наблюдает за мной, а его ладонь лежит на моем плече.

– Ты пела во сне, – говорит он. – Темную песню.

Я оглядываюсь по сторонам. Пострадавших нет, следов погрома – тоже.

– То была песня-конец, – продолжает он. – Кто научил тебя ей? Неужто Заль?

– Я и не подозревала, что знаю ее.

– Не пытайся петь ее снова.

Помедлив, я спрашиваю:

– А что такое песня-конец?

– Это песня смерти, которая убивает не только тебя, но и все, что находится поблизости. Она как бы разматывает все живое. – Повисает пауза. – Разве ты хочешь умереть?

– Нет!

– Чего же ты тогда хочешь, Аза Рэй?

С минуту я разглядываю его золотые глаза и усталое лицо.

Я постоянно думаю о Хейуорд и о том, что на ее месте должна была оказаться я. А еще о Лей Фол, которую казнили за то, что она спасла меня, и о магонцах, которые умерли с голоду или от руки Заль. Если бы я сдалась, подчинилась ее воле, многие из них сейчас были бы живы. Она хочет вернуть свою дочь, свою наследницу, а я…

Отвернулась от нее ради всех остальных.

– Не знаю, – отвечаю я, и это чистая правда. Я долго не признавалась себе, что запуталась. Мне казалось, я знаю, чего хочу: быть здоровой, быть любимой, быть в кругу родных и близких – но вернувшись из Магонии, я начала смутно понимать, что всего этого недостаточно.

Наверное, я пошла в Заль… Какие песни даются мне легче всего? Что получается у меня без усилий? Петь с Даем.

Но с Даем мы не творили, а разрушали. Да, я истинная дочь своей матери.

Возможно, мне даже удалось ее превзойти, ведь у меня была куда более счастливая жизнь, и все равно в душе остались лишь гнев и смятение.

Весперс садится на мое плечо и принимается петь земные песни, переиначивая их на свой лад. Летучая мышь поет про любовь и расставание, про то, как люди пытаются друг друга понять, и у меня больно сжимается сердце.

– Умирать мне уже приходилось, – говорю. – Это не трудно и не так уж страшно. Жить гораздо труднее. Кто вообще решил сделать меня избранной? Почему я должна кого-то слушаться?

Песня-конец витает надо мной мрачной тенью. Кажется, я совершила что-то непоправимое.

– Не важно, избранная ты или нет, – говорит Хор. – Ты можешь делать лишь то, на что у тебя хватит сил, не больше. У тебя есть своя песня, вот ее и пой. Какая разница, что о тебе подумают? Каждое существо наделено силой: каждый магонец, каждая птица, каждая летучая мышь. Избранной тебя нарекли лишь потому, что другим так проще. Мир подобен кораблю. Хочешь – взбирайся на мачту, хочешь – скреби носовую фигуру. Ты можешь либо хранить карты в сундуке, либо прокладывать курс. – Пристально глядя мне в глаза, он повторяет: – У тебя есть своя песня, вот ее и пой.

– А вдруг у меня не получится? Вдруг я натворю черт знает чего? Вместо того чтобы спасти мир, вызову апокалипсис?

– Ты готова умереть, отказавшись от собственной песни, лишь бы не пришлось разбираться в себе? В чем же тут храбрость, Аза?

– Да не хочу я смерти, я просто хочу…

– Чтобы умер кто-то другой, – говорит он, кивая. – Это тоже легко. Ты способна вдохнуть смерть в любое тело, даже мое, сил у тебя достаточно.

Я знаю, что он прав.

– Но встав на этот путь, ты уподобишься ей.

Ничего, кроме гнева, досады и отчаяния, я сейчас не ощущаю.

– А вы сами разве не злитесь на Заль? Я знаю, что вы давние враги, мне так сказали.

– Мы не всегда были врагами, – горько усмехается старик. – Я был ее этологидеоном. И, к сожалению, всегда им буду, потому что разорвать связь между партнерами невозможно. Однако я больше не стану с ней петь.

Я думала, он был лишь членом экипажа, всего-навсего подпевал ей, а оказывается…

Они были как мы с Даем? Выходит…

Он не только был рожден, чтобы петь с ней в паре, но и способен управлять ее голосом.

– Ты вылитая мать в юности, – говорит Хор. – И голоса у вас очень похожие. В былые времена мы с ней плавали по небу и складывали узоры из звезд.

На его серой коже проступает призрачно-бледный портрет юной Заль. На руке у нее сидит Кару.

Изображение оживает: Заль открывает рот и беззвучно поет, а затем, рассмеявшись, протягивает кому-то руки. Ее глаза полны любви и нежности. И, что самое удивительное, в них читается…

Безграничное доверие.

Над ее головой появляется тучка, и дождик смазывает красивые черты.

Хор задумчиво смотрит на татуировку, и белые линии плавно исчезают.

Затем он переводит взгляд на меня.

– Мы давно перестали петь вместе, Заль Куэл и я, – говорит он. – Наша песня осталась в прошлом. Тебе же не надо ничему учиться. Песня, которую ты ищешь, всегда была с тобой. Она у тебя в крови.

Постойте-ка…

Я округляю глаза.

– Вы…

– Я зарекся петь с твоей матерью, но тебя ни за что бы не бросил. Мне сказали, что ты погибла – что тебя похитили и убили, поэтому я и покинул Магонию.

Мне ничего не остается, кроме как сказать то, что я и так знала в глубине души.

– Ты мой отец.

– Дочь моя, – произносит Хор с необычайной нежностью. – Пусть учила тебя мать, но истоки твоей песни лежат и во мне, и в тебе самой. Будешь думать, что твой голос тебе не принадлежит, будешь лелеять в сердце ненависть – не сумеешь раскрыть свой дар. У тебя достанет сил, чтобы петь то, что тебе самой хочется, а не то, что диктует боль. Ты – не твоя боль, ты – не твои потери. Посмотри на себя: разве ты похожа на ту, кто поет песню смерти? Жизнь бьет в тебе ключом.

Я никак не оправлюсь от шока, никак не стряхну с себя песню из сновидения, никак не выкину из головы Заль, никак не отпущу боль… У меня появился еще один отец – отец, который живет на краю света. Много лет назад он сбежал от Заль, а теперь отказывается помочь мне ее остановить.

– Заль была моей единственной любовью, – просто и спокойно говорит он. – Она способна на страшные вещи – впрочем, как и мы с тобой. Ломать и крушить могут все. Если проживешь долгую жизнь, обязательно в этом убедишься.

Я вздрагиваю. Уже убедилась – и не раз.

– Тебе под силу не только разрушать, но и исцелять, – говорит он, кладя руку мне на плечо. – Загвоздка в том, что первое куда легче второго.

– Кажется, я только и умею, что нести погибель.

– Я тоже так считал в юности, – улыбается Хор. – Во мне тоже кипел гнев, и нашей любви было недостаточно, чтобы с ним совладать. Я не мог петь с твоей матерью, не подвергая нас обоих смертельной опасности. Ты – другое дело, тебе не нужно с ней петь. И ты сумеешь справиться со своим гневом, если сама того захочешь.

Некоторое время я обдумываю его слова. Я своими глазами видела, сколько в мире зла, а такое не забывается.

– Послушай, – говорю я, подсаживаясь к нему. – Тебе не обязательно быть последним в своем роде. Научи меня. Я постараюсь найти в себе эту песню.

Хор кивает, но стоит ему открыть рот…

ВСПЛЕСК СВЕТА – и впервые за много дней я погружаюсь в сознание Кару. Впадаю в оцепенение.

Огибая остроконечные шпили, Кару в панике мечется над Маганветаром. Оков на нем нет.

Увернувшись от шквальных акул, сокол выныривает наружу, за пределы города, и мчится сам не зная куда, спеша оставить его позади. Он судорожно ищет меня и не может найти.

Аза, отчаянно зовет он.

О господи! Остановившись посреди палубы, я принимаюсь петь, чтобы предать ему сил.

И с облегчением замечаю, что Весперс прибавила к моей песне свою мышиную трель.

Боль Кару отзывается во мне. У него переломаны косточки в крыльях, ему хочется упасть навстречу смерти, но он продолжает лететь, продолжает меня искать. Он чувствует нашу связь, но не может определить, где я, и от этого ему становится еще страшнее. Его пытали, выжимая из его груди нашу песню, чтобы сделать из нее оружие.

Хор подходит ко мне и начинает подпевать, а спустя пару секунд к нам присоединяется и Каладриус.

Они направляют Кару сюда, и сокол с некоторой настороженностью прислушивается к их голосам. Я снова взываю к нему, и на этот раз он меня слышит.

АЗА, поет он из последних сил. АЗА.

Внезапно вокруг сокола возникают сотни птиц – Хор прислал ему на подмогу всех кануров, оказавшихся неподалеку, а сам продолжает сосредоточенно петь со своей птицей сердца и летучей мышью.

Я вывожу ноты со всей возможной осторожностью, ведь Кару – часть моего сердца.

Вереница птиц ведет его за собой, а остальные летят сверху, снизу, сзади и по бокам, поддерживая его своей песней и скрывая от возможных преследователей.

Хор созывает еще больше птиц, и они летят к моему соколу сквозь предрассветные сумерки.

Наконец, когда солнце окрашивает небо в оранжево-розовые тона, на горизонте появляется темная точка – Кару. Он несется как ошпаренный и трубит тревогу.

И тут я вижу, что его так напугало: за ним гонится одна из тех черных птиц, которые не раз нападали на нас с Хейуорд, одна из тех поющих машин.

Небеса сотрясает чудовищная песня, которая предвещает смерть всех, кого я люблю, конец всего живого. Так Маганветар призывает меня к себе. Перед глазами возникает дрожащее изображение земли, наполовину затопленной, наполовину охваченной пламенем. Воздух раскаляется.

Узнаю́ голос Заль, однако…

Вот нота, которую взяли мы с Даем, когда впервые попробовали петь вместе, та самая нота, которая подняла из океана волну. А вот нота, которой я в Шпицбергене растопила землю. В этой исковерканной механической мелодии кроется песня, которую я не спутаю ни с какой другой.

Моя собственная песня. Но Соловей сделал ее еще губительнее и мощнее.

Кару пытается заглушить ее громким яростным мотивом. Весперс и Каладриус располагаются по обе стороны от Кару, а остальные кануры заключают их в кольцо.

Тварь, которая преследует моего сокола, не уступает ему размерами, а в ее крыльях поблескивают лезвия. Она то пикирует, то поднимается по спирали, пытаясь подобраться к нему поближе.

Затем она принимается нападать на охраняющих его птиц. Те поднимают ужасный шум, но Хор успокаивает их, и вместе они поют: защита, щит. Загораживая мою птицу сердца своими телами, многие кануры погибают. Приглядевшись, я понимаю, что черная птица – это дрон.

КО МНЕ, СКОРЕЕ! пою я, помогая Кару держаться в воздухе. ДОМОЙ!

Весперс поет так высоко, что закладывает уши, Каладриус не останавливается ни на секунду, и наконец, содрогнувшись, дрон заваливается набок.

Выскочив из облаков, Кару спускается прямо мне в руки, раненый, истекающий кровью, но живой.

Я прижимаю его к себе и поднимаю глаза на дрон: тот крутится вокруг собственной оси, отбрасывая птиц в разные стороны мощным потоком нот:

ИЛАЙ И ДЖЕЙСОН ЗДЕСЬ. В МАГАНВЕТАР – ИНАЧЕ ИМ СМЕРТЬ.

Пропев эти слова, дрон уносится прочь, подальше от Хора и его стаи, и в следующую секунду скрывается в облаках.

Аза, лопочет Кару. Бедный мой сокол: клюв поцарапан, крыло сломано, дрожит как осиновый лист… Повинуясь песне Хора, остальные птицы плавно снижаются и облепляют корабль.

– Спасибо, – шепчу я. Сражение сильно ослабило меня, а от страха за судьбу близких просто подкашиваются ноги.

Хор кладет руку на голову Кару, и сокол переливчато свистит.

– Мы с Кару старые друзья, – говорит Хор. – Вот уж не думал, что снова его увижу.

Разорванные узы, тоскливо протягивает Кару, глядя на Каладриус. Цапля склоняет голову набок и выводит пару мелодичных нот, а сокол подпевает ей. Конечно, они друг друга знают, чему тут удивляться. Они пели с моими родителями задолго до моего рождения.

Прошло уже несколько часов, а мой бедный канур все никак не перестанет дрожать. Я обрабатываю его раны, а Хор накладывает шину на поврежденное крыло.

Кару между тем взволнованно и сбивчиво поет о Заль, рассказывая, чем она занимается и что замышляет. Он показывает мне, как моя мать безжалостно убивает ростр и кануров, фениксов и гигантских летучих мышей.

Расколотое сердце, скулит он, не зная, как объяснить все, чему стал свидетелем. Разорванные нити. Наши души переплетаются, и я тихо пою, пытаясь его исцелить.

Он прячет голову мне под мышку, и от моего сердца что-то откалывается. Непробиваемая броня, за которой я прятала свои чувства, плавится, высвобождая ту самую песню, которую я никак не могла найти. Пусть она едва слышная, зато дышит любовью и склеивает сломанные кости.

Хор выходит из рубки и молча слушает мою целительную песню.

Кару вскрикивает. Мне тяжко причинять ему боль, но я чувствую, что кости срастаются, и поэтому продолжаю. Он орет, но не выдергивается, позволяя мне залечить его раны и успокоить его. Когда песня заканчивается, он расправляет крылья и неуверенно пищит. Кажется, получилось. Он все еще слаб, но увечья зажили.

Каладриус подскакивает к нам и снова наклоняет голову набок.

Лети, поет она, и Кару повторяет: лети.

Я поворачиваюсь к Хору. Теперь, когда рядом со мной Кару, я чувствую себя намного сильнее, и, пусть у меня так и не вышло освоить отцовскую песню, время не ждет: нужно плыть в Маганветар. Я научилась исцелять, а значит, у меня есть шанс спасти Джейсона с Илай.

– Дашь мне шлюпку напрокат?

Хор изучающе смотрит на меня.

– Чтобы ты отправилась навстречу собственной смерти?

– Откидывать копыта я не планирую, – отвечаю я, но мы оба понимаем, что в жизни не все идет по плану, особенно когда у тебя такие сильные враги. Я напускаю на себя уверенный вид. Конечно, умирать мне не хочется, но такой исход нельзя исключать.

– Нет, – говорит он. – Я тебе не позволю.

– У нее в плену моя сестра и мой…

– Твой этологидеон.

– Нет. Мой… не знаю, как его описать.

– Это одно и то же, – говорит Хор. – Ты связана с каждым из них. У меня две птицы сердца, так почему же у тебя не может быть двух этологидеонов? Двух сердец, готовых с тобой петь? Песни, Аза, бывают самые разные.

– Мне нужно в Маганветар, – говорю я. – Тем более что теперь они знают, где нас искать. Против военных кораблей и Соловьев мы, может, и выстоим, но что, если сюда прилетит весь Маганветар во главе с Заль? Нет, я сама нанесу им визит. Не хочу приводить ее сюда.

– Ты еще не готова. Сейчас ваши силы не равны.

Мы обмениваемся долгим взглядом, и становится ясно, что он не передумает.

Дождавшись полуночи, я виновато прокрадываюсь на верхнюю палубу и тихонько подхожу к бортику. В руках у меня мешок с провизией, украденной из камбуза, а на плече сидит Кару.

Подумать только: много лет назад Кару пел со всеми этими канурами, а еще с Хором и Заль… возможно, то были счастливые времена.

Я пытаюсь представить, как поют дуэтом мои биологические родители. Это благодаря им я появилась на свет. Ну и что, что их роман привел к катастрофе, – нужно радоваться, что они нашли друг друга. Влюбленная Заль, молодой Хор, чья кожа еще не поблекла, а вокруг стая кануров и… музыка.

Меня пронзает боль утраты. Я не знаю, как исцелить свою мать, но откладывать встречу с ней больше не могу.

Я разматываю тросы.

Поворачиваюсь – передо мной стоит Хор. Неудивительно, что он проснулся: в этой мертвой тишине слышен любой шорох.

– У меня нет выбора, – говорю я.

– Понимаю. Тогда спой всего одну ноту. Ту самую ноту, которая может изменить будущее.

Откуда мне знать, что это за нота такая? Меня считают избранной, но почему? От меня ведь одни неприятности.

Вдруг Кару начинает петь.

Сначала я слышу трели мышат, которые живут в нашем террариуме, потом арию самого одинокого кита на свете.

Но я…

Потом песню паруса «Амины Пеннарум», потом странный мелодичный свист. Я знаю, что это такое: это сильбо, свистящий язык с Канарских островов. Кару исполняет ту самую песню, с которой я выступала на школьном конкурсе талантов, проходившем, кажется, миллион лет назад. Не хочу ее слышать, не хочу окунаться в воспоминания…

Песню я посвятила Джейсону, хотя он об этом даже не догадывался. В ней было много словечек, которые знаем только мы, шуток, понятных нам одним, и переживаний, которые я не могла выразить словами. Я так боялась признаваться ему в любви, делиться с ним страхами и мечтами, а главное, разбираться в собственных чувствах, что зашифровала их с помощью языка, на котором разговаривает лишь крошечная часть населения планеты.

Как бы я ни пыталась сбежать от правды, Кару известны все тайны моего сердца.

Все эти мотивы переплетаются в песне моего канура, а потом к ним прибавляется еще один, и, услышав его, я перестаю сопротивляться. Кару поет о моем письме с извинениями, которое Джейсон так никогда и не получил: «прости, что я умру и оставлю тебя одного», «прости, что иногда витаю в облаках», «прости, что не оправдала твоих ожиданий», «прости, что я из другого мира», «прости, что я девушка-катастрофа, которая лишь усиливает твои страдания», «прости, что не смогла тебя уберечь».

Он поет обо всем, что мне дорого на земле, и обо всем, что я люблю в небе. Сердце содрогается, легкие наполняются песней, все тело наливается звуком, и я подхватываю.

Ничего не могу с собой поделать.

В нашей песне воплощается все: на потолке темной комнаты загораются звезды; меня убаюкивают родители; пищит больничная аппаратура; ветер шумит в деревьях; Илай заливается смехом; Джейсон шепчет мне на ухо ласковые слова; расправляют крылья гигантские летучие мыши; плавают в облаках шквальные киты; Ведда учит меня сражаться, одеваться, заплетать волосы; Джик рассказывает о притеснении ростр; небо прорезают метеоры. Все это: грусть и радость, раскаяние и гордость, победы и поражения – все это и есть жизнь.

Наши голоса сливаются в одну чистую ноту. Сначала я не узнаю́ ее, но потом понимаю, что она заключает в себе весь мой мир: моих родителей, земных и небесных, мою душу, мое прошлое и будущее.

Наша песня – это стук моего сердца, шелест дыхания, шум ярко-синей магонской крови, бегущей по венам. Это мое желание быть одновременно повсюду и спасти всех сразу.

Я вывожу самую чистую и правдивую ноту, на какую способна. Для кого-то я избранная, но отныне я сама решаю, кем мне быть.

Небо приходит в движение.

Над нами вихрем проносится стая скворцов и, сбившись в черное облако, начинает свой завораживающий танец. Выписывая в воздухе фантастические фигуры, миллион птиц двигается как один большой организм. Они окутывают корабль темной пеленой, и голоса их сливаются с нашими.

– Дочь моя, – говорит Хор.

Меня бьет дрожь, по щекам катятся слезы. Я протрубила обо всем, что боюсь потерять, на весь мир и чувствую себя ужасно уязвимой.

– Возьмешь мой корабль.

– Я не хочу лишать тебя корабля.

Он расплывается в улыбке.

– Каждому из нас отведена своя роль, Аза Рэй. Я вот не знал, что у меня есть дочка, и теперь, когда мы обрели друг друга, не хочу снова тебя потерять. Мой корабль ходит быстрее всякой шлюпки, и я останусь на его борту.

Весперс и Каладриус садятся мне на плечи, а Кару устраивается на руке Хора. Странная мы, должно быть, семья: папа, дочка и три канура.

Порывшись в кармане летного комбинезона, я достаю компас, который получила в подарок от Джейсона.

Стрелка указывает на север.

Мы отправляемся в путь.